Ссылки для упрощенного доступа

"Бум детей-отказников" в Свердловской области


Программу ведет Евгения Назарец. В программе принимают участие - Людмила Лукашова, правозащитница, приемная мать полуторагодовалого Ильи, Нина Сиянова, директор областного Дома ребенка, и корреспондент Радио Свобода в Томске Мелани Бачина.



Евгения Назарец: Количество отказных детей в Екатеринбурге продолжает расти. Сейчас в детских больницах находится около 150 таких младенцев. Каждая третья койка в стационарах занята отказными детьми. Ситуация осложняется еще и тем, что к усыновителям и опекунам из-за рубежа в последнее время чиновники стали относиться более строго. Тему продолжает екатеринбургский корреспондент Радио Свобода Дарья Здравомыслова.



Дарья Здравомыслова: Рост количества отказников в Екатеринбурге специалисты связывают с двумя причинами. Первая – это неготовность самих рожениц заботиться о ребенке. Мешают и трудности с жильем, и отсутствие работы, и зачастую слишком юный возраст мам. Вторая проблема – это неотлаженная система оформления опекунства. По словам директора Свердловской региональной общественной организации «Аистенок» Ларисы Лазаревой, сейчас иностранцам усыновить российского ребенка стало сложнее. А у самих россиян завышенные требования к потенциальному сыну или дочке.



Лариса Лазарева: В связи с событиями в Америке, что там произошли смерти наших детей усыновленных, резко приостановили зарубежное усыновление. И дети, которые подготовлены к зарубежному усыновлению, они занимают места, данные о них должны где-то восемь месяцев стоять в базе данных Министерства образования, чтобы российские граждане могли их усыновить. Но российские граждане, как правило, не усыновляют больных детей, потому что по материальному показанию у нас очень трудно содержать больного ребенка. Наши граждане хотят все-таки брать здоровых детей.


Поэтому вот те дети, которые предназначены для американцев, для испанцев, они все оседают в детских домах. Соответственно, те, которые должны сразу попасть из роддома в дом ребенка, они оседают в детских больницах. То есть они находятся в обычных больницах, где лежат больные дети. И, соответственно, даже изначально родившись здоровыми, они заболевают внутрибольничной инфекцией, и они опять становятся потенциально неусыновляемыми детьми.



Дарья Здравомыслова: Не улучшают ситуацию и благотворительные акции, которые этим летом проходили в Екатеринбурге чуть ли не каждый месяц. Лариса Лазарева считает, что подобные акции милосердия – это отнюдь не панацея.



Лариса Лазарева: Вот этот разовый сбор, он не решает основную проблему – ребенку нужна семья. А когда мы просто так собираем, и не известно куда... То есть если законодательно решить, что это будет не социальная служба – пока дети находятся в больнице, а это будут отдельные палаты от Горздрава, и на содержание отказных детей будет официально все это выплачиваться, а туда будут и памперсы включены, и зарплата сотрудникам, то тогда уже и не будет нужна помощь людей. Люди и так платят с зарплаты конкретно все вот эти отчисления. То есть не нужно уповать все время на жалость. Нужно переориентировать мнение, что детям хорошо в семье. И никакой памперс ему мать не заменит.



Дарья Здравомыслова: Сейчас сотрудники «Аистенка» пытаются организовать поток людей, но не в дом ребенка, как это происходит сегодня, а сразу в больницу. Так, в 11-ой больнице Екатеринбурга уже выделена комната для отказников, где можно устраивать своеобразные «смотрины». Потенциальные родители приходят и выбирают ребенка. Сразу после этого им помогают оформить все документы. И в идеале - уже через месяц они становятся полноправными родителями.



Евгения Назарец: Сегодня тема нашей программы – почему в России становится все больше детей, от которых отказываются родители, и почему государственная политика в сфере поддержки семьи и усыновления не приносит ожидаемых результатов.


В Томской области складывается не менее напряженная ситуация, чем в Екатеринбурге. В детских больницах количество детей-отказников увеличивается, но перевести их в дома ребенка больницы не могут. Дома ребенка и детские дома переполнены, как и в Екатеринбурге, и берут новичков только тогда, когда освобождаются места. Но в последнее время детей практически не усыновляют. И свободных мест для новых детей нет. Процесс международного усыновления практически остановлен. Подробнее о сложившейся ситуации рассказывает томский корреспондент Радио Свобода Мелани Бачина.



Мелани Бачина: В Томске только два дома ребенка – областной и городской, и оба они переполнены. Новых детей не принимают – просто нет мест. Когда освободятся, не известно - усыновлять детей из домов ребенка почти перестали. Раньше детей забирали в основном иностранные пары. Теперь процесс международного усыновления сильно усложнился. Руководство домов ребенка понимает неоднозначность вопроса об иностранных родителях, но считает, что заставить россиян брать детей на усыновление невозможно.


В результате сегодня складывается ситуация, когда детей-отказников просто некуда девать. Приходится распределять их по детским больницам и стационарам по месту жительства родителей. В больницах некоторые дети живут по несколько месяцев, а то и по году.


Во Второй детской больнице Томска сейчас 18 детей-отказников. Кроваток на всех не хватает, приходится тесниться. Мест нет, но дети продолжают поступать. В августе в областной дом ребенка из больницы заберут максимум двух малышей, а остальные останутся здесь жить. Говорит Людмила Киреева, главный врач Второй детской больницы.



Людмила Киреева: Мест у нас ни сколько не рассчитано. У нас дома ребенка – областной и городской. В городской дом ребенка уже давно не принимают – там все заполнено, мест нет. Нам надо переводить, а у нас некуда переводить. И областной дом ребенка, даже если и возьмет, то не больше двух, пока места не появятся. Из домов ребенка не переводят детей в детские дома до трех лет. Так и живут у нас.



Мелани Бачина: Из 18 детей, которые лежат во Второй детской больнице Томска, 10 детей – совсем маленькие, остальные постарше. Выросли они уже здесь. Врачи говорят, что пытаются сделать хоть что-то для этих малышей. Но в больничных условиях это невозможно.



Людмила Киреева: Конечно, мы создаем условия для содержания детей. Но это же совершенно не то. Больничные условия и, допустим, дом ребенка, детский дом – это совершенно другой профиль. У нас же дети больные в основном все идут. Воспитатели у нас не предусмотрены для них. Сестра и санитарка – и все.



Мелани Бачина: Сколько продлится такая ситуация и что делать с детьми-отказниками – на эти вопросы ни врачи, ни руководство домов ребенка, ни томские власти ответить не могут.



Евгения Назарец: И с нами в Екатеринбургской студии – известная на Урале правозащитница Людмила Лукашова. Но сегодня она с нами не как защитник беженцев и вынужденных переселенцев. Не так давно Людмила стала приемной матерью маленькому мальчику.


Людмила, доброе утро.



Людмила Лукашова: Доброе утро.



Евгения Назарец: Расскажите, как вы познакомились, как нашли друг друга. И сколько времени вы уже вместе?



Людмила Лукашова: Нашли мы друг друга, как всегда, при трагических обстоятельствах. Малыша бросили на вокзале. И милиция доставила его в ближайшую детскую больницу. И вот так же по схеме, как только что рассказывали, он оказался в нашем районе. А поскольку на тот момент у меня наблюдалась семья соотечественников многодетная, которая нуждалась как раз в том, чтобы одного из их детей взяли под опеку, я оформляла документы для этой семьи. Ну, так получилось, хотела сделать добро кому-то, а пришли ко мне сотрудники нашей опеки Железнодорожного района Екатеринбурга и сказали: «Людмила Семеновна, это чудесный малыш, мы просто очень переживаем, если он попадет в детский дом. Посмотрите на него. Наверняка он именно для вас». И вот я увидела это чудо синеглазое, но очень грустное. Он лежал в больнице с двумя малышами. Одного малыша принесли бомжи, они нашли его где-то в траве, на газоне. А второго ребенка, девочку, ее уже несколько раз приносили от мамы-пьяницы.


И я хочу сказать, что есть у нас стереотипы. Так вот, наверное, врачи делают слишком много, даже больше, чем они могут, вот для таких детей. Потому что в нашей 16-ой больнице были созданы все условия, вплоть до того, что допускали общественников вот к этим ребятишкам. И туда ходили православные сестры.


Ну и под видом православной сестры пришла и я. Потому что заведующая мне посоветовала не афишировать свое намерение, а сначала внутренне убедиться. Потому что я женщина одинокая, и мне уже за 40. И понятно, что в такое время взять крошечного малыша, которому всего 10 месяцев, ну, это сложно, в том числе и психологически.



Евгения Назарец: Людмила, а каковы сейчас у вас отношения? Он же сейчас уже повзрослел. Как у вас складываются отношения?



Людмила Лукашова: Он поступил в больницу, когда ему было 10 месяцев, а когда ему исполнилось 11 месяцев, я с ним познакомилась. И наблюдала его, то есть ходила каждый день в больницу до года и двух месяцев. Когда я его взяла, через неделю он пошел, а до этого он даже ползать не мог, он передвигался в ходунках либо на животике. Но он был такой симпатичный, толстенький, и его так все любили кормить, ухаживать за ним, и это, наверное, его спасло. И очень общительный парнишка. Сейчас он меня называет мамой. Очень хорошо общается. Он любимец нашего двора. Собственно, я испытываю совершенно... для меня это счастье! Потому что одно счастье - это когда ты помогаешь другому ребенку, и совершенно другое – когда вот это существо, оно тянется к тебе, оно все время в тебе нуждается и иногда тебе помогает. Вот сейчас я немножко приболела. В Екатеринбурге холодно. И он за мной ухаживает. Вот этот ребенок, ему 1 год и 8 месяцев, он носит свой горшочек, он сам пытается одевать свои ботиночки. Даже мне несет, когда мы гуляем. Он хорошо общается со всеми волонтерами, которые приходят проведать и пытаются с ним побегать. То есть чудесный ребенок.



Евгения Назарец: То есть вас, как семью, где есть приемный ребенок, усыновленный, каким-то образом пытаются контролировать органы власти, органы социальной защиты? Или вы имеете в виду тех самых православных сестер, которые раньше его наблюдали в больнице?



Людмила Лукашова: Нет, это волонтеры из моей организации. Потому что, увы и ах, я до сих пор продолжаю судиться за гражданство. У меня сейчас идут сплошным потоком родители. Вот сейчас одна армянская семья. Это трагедия – нерусский человек в русской России. Армянин, у него трое сыновей, они уже взрослые, он не имеет документов.


И другой пример. Я рассказывала о жутком случае, но он так и продолжается. Вот вы говорите о том, что нет мест в больницах. А как объяснить, что Варю Фельчикову два года насильно органы Верхней Пышмы, это почти Екатеринбург, держат в больнице, хотя ее родная мать пытается ее вызволить? А матери не давали паспорт. Вот вам, пожалуйста. И когда я пыталась вмешаться, прокурор вызвал всю администрацию, и они пытались мне публичную порку устроить, что якобы она отказалась от ребенка. Я говорю: «Вы ее видели?». «Нет». Как же так?! В центре Верхней Пышмы живет женщина с двумя маленькими детьми, а прокурор не может ее найти. «А вдруг она террористка? - сказал мне прокурор. – Мы не знаем. Пришла незнакомая женщина и кого-то родила». То есть чушь полная.



Евгения Назарец: Действительно, совершеннейший «терроризм» - прийти и кого-то родить.


Людмила, вы слышали репортажи, которые прозвучали в начале нашего разговора, и они, по большому счету, об одном и том же. Только меняется город – Томск и Екатеринбург. И называются всего две основные причины, по которым дети остаются без родителей, - это то, что российские усыновители не хотят больных детей, а зарубежным усыновителям нельзя брать российских детей. Насколько вам кажутся эти причины действительно важными и основными? Или вы можете что-то еще добавить, и теперь уже с высоты своего опыта?



Людмила Лукашова: К сожалению, это стереотипы, которые нам упорно навязывают, возможно, даже и власти, ну и наши коллеги-журналисты, которые не хотят вникать в суть проблемы.


А суть проблемы совершенно в ином – в неуважении прав человека в России. Ребенок, родившийся на свет, он уже человек, у него уже есть права. Но Россия грубо нарушает эти права. Как можно нарушать право ребенка с рождения знать своего родителя?!



Евгения Назарец: Людмила, насколько это дорого – быть приемными родителями в России и на Урале?



Людмила Лукашова: Для меня это практически ничего не стоит. Вот такой маленький нюанс. После того, как меня из опекунов перевели в приемные родители, и я должна вроде бы как небольшую зарплату получать... ну, не знаю, из какого бюджета, но мне, честно говоря, ее задерживают. И мы уже, наверное, второй месяц живем на мои сбережения. И, тем не менее, мы живем очень неплохо, питаемся, одеты, обуты. Потому что, ну, наверное, в силу своего характера мне это ничего не стоит.



Евгения Назарец: Та зарплата, которую задерживают, как вы выразились, родительская зарплата, она насколько велика?



Людмила Лукашова: 3 тысячи рублей.



Евгения Назарец: То есть все равно 3 тысячи рублей, по вашему мнению, погоды большой не делают в том, чтобы питаться, одеваться и так далее?



Людмила Лукашова: Почему же? Это моя основная работа и это моя основная зарплата. И если бы я имела какое-то основное место работы, которое оплачивалось бы, тогда у меня немножко поменьше была эта зарплата.



Евгения Назарец: В Томском областном доме ребенка сейчас 100 детей. Если раньше в год было не меньше 50-ти усыновлений, то за весь прошлый год в семьи отдали только 14 детей. И практически всех забрали иностранцы. Что будет теперь, когда международное усыновление практически прекращено, директор Томского дома ребенка Нина Сиянова не знает. Но говорит, что другие формы опеки развиваются в России с большим трудом. О возможных перспективах для томских сирот с Ниной Сияновой беседует моя коллега Мелани Бачина.



Мелани Бачина: Нина Ивановна, на сегодняшний день областной дом ребенка полон. И насколько мне известно, с усыновлениями пока дела обстоят очень трудно, и детей практически не усыновляют. Вот с чем связана такая ситуация? И как долго она уже длится?



Нина Сиянова: Скажем, тенденция к этому началась в 2005 году, а в 2006 году это практически сошло на нет. Не проводятся сейчас усыновительные процессы международные. Процессы по российским гражданам в настоящее время не проводятся в силу того, что нет заявителей на усыновление детей. Те граждане, которые хотели взять детей в приемные семьи, под опеку, на сегодняшний день их поток как бы иссяк. Таких желающих мы тоже не наблюдаем. Поэтому сегодня сложилась вот такая ситуация.



Мелани Бачина: Получается, что международные агентства на сегодняшний день с Россией отказываются работать именно потому, что в России складывается тенденция на то, чтобы... ну, государственная политика ведется такая, чтобы российских детей за границу не отдавать в усыновление. Правильно я понимаю?



Нина Сиянова: Я не могу сказать в отношении всей России, по другим регионам. Но по нашему региону, да, я могу сказать, что именно такая политика велась и ведется на сегодняшний день - наши дети должны оставаться у нас.



Мелани Бачина: Как вы сами смотрите на то, что происходит? Как вам кажется, это правильно?



Нина Сиянова: Я считаю, что это неправильно. Во-первых, мы идем вразрез с Конвенцией о правах ребенка и вразрез с Семейным кодексом, который закрепляет Конвенцию, и закрепляет право каждого ребенка жить и воспитываться в семье. Единственное право, которое он имеет, - это право на то, чтобы жить в семье. И мы этого права его лишаем таким ограничением.



Мелани Бачина: Вот в Томске был такой прецедент. Две испанские семьи. Одной испанской семье все-таки удалось забрать двоих детей, которые раньше у них уже были, они гостили в Испании. А у другой испанской пары, я так понимаю, пока процесс подвешен. Вроде бы суд дал положительное заключение на усыновление, но возникли сложности. Прокуратура, насколько я знаю, внесла протест.



Нина Сиянова: Да, прокуратура внесла протест. И как раз сегодня рассматривается это дело в Верховном суде. И мы очень надеемся на то, что Верховный суд поддержит решение нашего областного судьи.



Мелани Бачина: Если не поддержит, то какая судьба будет у этих детей?



Нина Сиянова: Значит, дети будут разъединены в силу своего состояния здоровья. Один из детей будет переведен в коррекционный детский дом. Другой ребенок пока еще остается в силу возраста в нашем доме. А третий ребенок, который как раз изъявил желание, скажем, общаться со своими братом и сестрой, он находится в детском доме в Асино. То есть все дети будут разъединены.



Мелани Бачина: А испанцы хотели забрать всех троих?



Нина Сиянова: Да, испанцы хотели забрать всех троих. Но старший мальчик отказался. Не знаю, по какой причине. Его удовлетворяет то состояние, в котором он сейчас находится, и проживание, ему нравится жить в детском доме в Асино. Ну, никто не оспаривает его желание. Но испанцы хотели предоставить право и старшему мальчику не быть усыновленным, но хотя бы поддерживать отношения, приезжать в гости, общаться с этими детьми, с младшими.



Мелани Бачина: И как бы вы тогда охарактеризовали вот то, что происходит? Я имею в виду, и со стороны прокуратуры в Томской области, и со стороны властей, чиновников. Как эту ситуацию можно назвать?



Нина Сиянова: Я думаю, что это большая ошибка со стороны чиновников и прокуратуры. Может быть, когда-нибудь они поймут эту ошибку.



Мелани Бачина: А перспективы, в таком случае, какие? Получается, что дом ребенка на сегодняшний день полон, места не освобождаются, потому что детей не усыновляют. Есть перспективы, что российские пары начнут усыновлять, брать под опеку, на патронатное воспитание детей?



Нина Сиянова: Сегодня это происходит потихоньку, но не в том объеме, как обычно это было, когда, скажем, шел и международный процесс. Если у нас в 2004 году ушли на усыновление 50 детей, то на сегодняшний день на усыновление ушли 14 детей.



Мелани Бачина: Они ушли в российские семьи? Или были и международные усыновления?



Нина Сиянова: Были международные усыновления. В российские семьи на усыновление сейчас не берут детей.



Мелани Бачина: То есть только под опеку?



Нина Сиянова: Да, только под опеку, в приемные семьи. То есть здесь материальная заинтересованность...



Мелани Бачина: Вы имеете в виду российские пары, которые берут под опеку детей, потому что за это платят деньги, правильно?



Нина Сиянова: Да, потому что есть финансовая поддержка. Я не осуждаю наши пары, потому что, действительно, у нас в стране сейчас сложно жить. И в некоторые семьи я с удовольствием отдаю детей. Действительно, это семьи, которые хотят помочь нашим детям, и они хорошо помогают. Но есть семьи, в которые я бы ни за что наших детей не отдала.



Мелани Бачина: Но приходится?



Нина Сиянова: Да, приходится в силу имеющихся решений и постановлений.



Мелани Бачина: А почему это происходит, Нина Ивановна? Почему те, кто может брать детей в России, не берут, российские пары, а вот те, кто в силу каких-то материальных выгод и так далее, берут детей под опеку или в патронатное воспитание, им все-таки отдают детей? Получается так, что система не работает? Или почему это происходит?



Нина Сиянова: Знаете, скажем так, наш менталитет еще не позволяет нашим парам решиться на то, чтобы взять детей, которые, мягко говоря, нездоровы. Ведь не секрет, что отказываются, бросают детей определенные категории женщин, которые сами нездоровы, и рожают они, естественно, не совсем здоровых детей. Другое дело, что мы в силу специфики нашего учреждения проводим реабилитацию этим детям, стараемся их поднять. Ну, доводим их до такого состояния, когда практически все остается у них в анамнезе, как я говорю, в прошлом. И можно надеяться на то, что дети будут, ну, не совсем здоровы, но практически здоровы. Но наши пары не решаются таких детей брать. Вот это и останавливает многие российские пары. Скажем, американцы не боятся таких детей брать.



Мелани Бачина: Нина Ивановна, ну а теперь у вас какое настроение?



Нина Сиянова: Грустное настроение у нас – нам жалко наших детей, которые находятся в стенах учреждения, когда могли бы уже быть счастливыми в семьях. Я всегда говорила, в принципе, что не имеет значения, какую колыбельную и на каком языке поют детям, лишь бы она была.



Евгения Назарец: Людмила, средства массовой информации это называют уже «бумом отказников». Просто их становится все больше и больше. Почему, по вашему мнению?



Людмила Лукашова: Начался так называемый откат, как мы говорим. То есть неумная политика нашего государства: «давайте быстренько все нарожаем кого-нибудь, потому что у нас уже некому», - она имеет такой эффект: наигралась девочка с куколкой и бросила. Либо другой момент. Посмотрела в детских магазинах, посмотрела на цены продуктов питания и поняла, что маленькая баночка, 100-грамовая, мясного питания для ребенка стоит 30-60 рублей, и она поняла, что ей это не по карману. А детородный возраст, как известно, он приходится на тот момент, когда люди практически не зарабатывают, - либо студенты, либо молодые специалисты, как говорили в СССР. Поэтому речь идет о тех самых последствиях неумной политики: «Давайте будем...»», - и не очень понятно, что потом.



Евгения Назарец: Но с другой стороны, если посмотреть на заявления политиков, то сейчас все даже начинает выглядеть все более и более благополучно. Матерям обещают большие деньги за хороших и здоровых детей, и вообще за рождение детей. И, тем не менее, это никак не действует.



Людмила Лукашова: В России никогда не уважали деньги, и в России деньги никогда и ничего не решали. Возьмем маленький момент. Кто у нас имеет льготы в общественном транспорте? Старики, имеющие стабильный доход, пусть маленький, но стабильный. Маленькие дети у нас не являются льготниками. Они обязаны за себя платить. Возьмите другой момент. Кто у нас имеет право на бесплатное питание? До года – еще как-то и где-то. Но вот в моем районе, например, кто-то «умный» распорядился так, что теперь все мамочки, которым нужно хоть пару часов днем поспать или просто посидеть, они обязаны это время использовать на то, чтобы ехать на старую сортировку...



Евгения Назарец: Это очень далеко, скажу тем, кто не знает Екатеринбург.



Людмила Лукашова: ...и в пробках стоять. И я думаю, не дай Бог, куда-нибудь мы влетим. Мой малыш, который один спит в это время, он просто... Вы представляете, он один дома, и никто не знает, что он один. Третьи сутки в нашем доме огромном, на 200 квартир, нет холодной воды. А горячая идет такая, что ее нельзя назвать горячей. По закону должны подвозить воду. И хотя бы должны были предупредить: «Уважаемые жильцы, до такого-то числа у нас идут ремонтные работы». Никто об этом не позаботился. И вот эти мелочи, они случаются постоянно.


Мы, мамочки, придумали такую систему самозащиты. Мы гуляем, смотрим за другими детьми, мы беседуем, мы обмениваемся одежками. Я пока что для своего малыша практически пару одежек купила, не больше. То есть меня очень хорошо выручают – игрушечки, иные средства... То есть я поняла, что занятие детьми – это такая благодатная стезя, она просто интересна. Но этот момент никто и никогда не изучает. Первый вопрос задают такой: «Это дорого? И насколько вы свободны?».



Евгения Назарец: Что, собственно, я и сделала, когда увидела вас в студии.


Вопрос зарубежного усыновления. Вот я лично не могу никак определиться со своими ощущениями. С одной стороны, это очень сильно выглядит как взгляд на заграницу: «сейчас нам заграница поможет». С другой стороны, вот этот принцип «где родился, там и пригодился», он тоже как-то в России не работает. Такое ощущение, что не очень-то и пригодился ребенок. Так все-таки что с этим делать? Как к этому относиться в первую очередь, к зарубежному усыновлению?



Людмила Лукашова: Исходить из интересов ребенка. Если ребенка, который болеет детским церебральным параличом или еще какими-то... Я не знаю этих детских болезней. Слава Богу, мой вроде бы не болеет. Так вот, если этому ребенку действительно не важно, на каком языке ему споют колыбельную, но ему важно, что он будет ходить, что ему будут рады, что его будет каждый день обнимать мать, и не по одному разу, и целовать его будет, то тогда эти болезни отойдут. А если у нас в России этот ребенок будет потенциальным членом какого-нибудь интерната для престарелых... Посмотрите, в наших интернатах для престарелых ведь живут молодые инвалиды. И это страшно.


Кроме того, вот я сейчас подрабатываю в Педагогическом университете. Иногда мне дают почитать лекции. И я им очень благодарна. И вы знаете, вот мы разговариваем со студентами, с преподавателями, и они негодуют: «На что мы столько социальных работников выпускаем?». Я была в Америке и видела, на что надо выпускать этих социальных работников. Почему никто не моделирует последствия у нас в стране? У нас полно институтов, полно НИИ и так далее. Но никто не моделирует последствий. Пожалуйста, наши девочки замечательные, умные, они должны знать, что после университета они имеют возможность, например, быть приемными мамами. Как в Америке. Вот вам, пожалуйста, восемь детей, условия для мамочки. И она до пенсии их дохаживает. Она не берет новых детей в свою семью. И ее основная профессия – мать. А сколько у нас бесплодных женщин, сколько у нас одиноких мамочек... То есть никто это не прослеживает. Все хотят какого-то быстрого эффекта, успеха. И хотят быстренько куда-то отчитаться. А с детьми это не проходит. Быстренько насчет детей никак не получится.


И кроме того, когда это в студенческих коллективах было хорошее отношение к девочке, которая хочет родить? Она сразу думает: «Бог мой! Как же мне тогда на лекции ходить?..».



Евгения Назарец: Мне известно, что думает девочка в студенческом возрасте.


Но, тем не менее, почему, на ваш взгляд, Российское государство, российские власти при очевидной неготовности системы внутри страны иметь дело с таким количеством отказных детей и больных детей, почему все-таки пошли на то, чтобы чинить препоны зарубежному усыновлению?



Людмила Лукашова: А у нас это в крови. Не то горе, что у меня корова не доится, а то горе, что у соседа теленок еще один появился. Понимаете? Я только так могу это объяснить. Потому что когда идет соревнование систем... Ведь почему едут туда? Потому что там люди чувствуют себя людьми. А здесь – нет. При всех этих офисах, при этих бешеных зарплатах чиновников, при том, что очень много возможностей заработать, как говорят, при всем этом мы самая нищая страна. При безумной, запредельной цене на нефть, на которой мы сидим, на газ Россия самая нищая страна. Россия – это страна, в которой подавляющее большинство населения рады и пособию на ребенка в 100 рублей, и в 70 рублей.



Евгения Назарец: Но еще очень многие даже не знают о том, что у них такая возможность есть. В сельской местности, наверное, мамы, даже оставляющие у себя детей и вполне желающие их воспитывать, не знают, например, о тех льготах, которые им полагаются.



Людмила Лукашова: И это скрывается. И еще раз повторяю, потому задерживают заработную плату опекунам и приемным родителям, что оказывается, кто-то не распорядился – и на всех не хватило денег. Вот ведь в чем беда. Исходят не из проблемы, а из того: «Там чего-то осталось. Давайте на это потратим».



Евгения Назарец: Спасибо большое, Людмила, за то, что пришли сегодня к нам в студию.


XS
SM
MD
LG