Отношение британских мусульман к заговору взорвать самолеты и американское эхо сорванного террористического акта
Ирина Лагунина: В минувшие выходные 38 мусульманских групп Великобритании обратились с открытым письмом к премьер-министру страны Тони Блэру. Приведу этот документ полностью, потому что он вызвал больше споров и критики в Соединенном Королевстве, чем даже реакция британского мусульманского сообщества на карикатуры пророка Мухаммеда в датской газете.
«Премьер-министр, мы, британские мусульмане, призывае м Вас делать больше для борьбы со всеми теми, кто сеет насилие против гражданского населения, где бы и когда бы это ни происходило. Мы считаем, что нынешняя политика британского правительства подвергает гражданское население в Великобритании и за рубежом еще большему риску. Для того, чтобы побороть террор, правительство сконцентрировало внимание исключительно на внутреннем законодательстве. И хотя отчасти эти меры будут иметь воздействие, правительство не должно игнорировать роль своей внешней политики. Катастрофа в Ираке и нынешняя неспособность немедленно положить конец атакам на гражданское население на Ближнем Востоке не только увеличивают риск для простых людей в этом регионе, но и служат оружием для тех экстремистов, которые угрожают всем нам. Атака на гражданское население не бывает оправданной. Этот призыв носит глобальный характер. Мы призываем премьер-министра удвоить усилия по борьбе с террором и экстремизмом и изменить нашу внешнюю политику для того, чтобы показать миру, что мы ценим жизни мирных людей, где бы они ни жили и какую бы религию ни исповедовали. Этот шаг сделает наши жизни более безопасными».
Ирина Лагунина: Письмо, как я уже сказала, вызвало резкую критику, в первую очередь, в правительстве Великобритании. Министр внутренних дел страны Джон Рид заявил, что террористы никогда не будут диктовать внешнюю политику. А комментатор влиятельной британской экономической газеты «Фанэншл Таймс» на днях предложил не следовать указаниям меньшинства из меньшинства. В конце концов, хаос в Ираке сейчас вызван не британским и американским присутствием, а внутренней борьбой между суннитами и шиитами. А призывам к прекращению огня не следовал не только Израиль, но и «Хезболлах» в Ливане. Тем не менее, внешняя политика, конечно же, предлог для экстремистски настроенных молодых людей. Но почему все шаги, на которые пошли после прошлогодних терактов на транспорте и британское правительство, и британское мусульманское сообщество, чтобы искоренить экстремизм молодежи, не возымели успеха? Эксперты говорят, что новый экстремизм, который берет корни из более строгой интерпретации Ислама, характерен для новых выходцев из Пакистана и Бангладеш. Статистика показывает, что именно эти иммигранты, прибывшие в Соединенное Королевство в последние десятилетия, предпочитают жить обособленно и не интегрируются в британское сообщество. Говорит глава Центра арабо-иранских исследований в Лондоне Ализера Нуризаде:
Ализера Нуризаде: Думаю, это культурная проблема определенной части мусульман, не всего мусульманского сообщества. Не думаю, что в обществе есть какое-то отторжение или сегрегация. Нет, это то, что мы, мусульмане, создаем самостоятельно. Я имею в виду, что никто не заставлял меня жить в городе с преобладанием мусульманского населения, в Брэдфорде.
Ирина Лагунина: А как говорит председатель Центра исследования терроризма и политического насилия в шотландском городе Сент-Эндрюс Пол У и лкинсон, исследование личностей террористов в лондонском транспорте в прошлом году показало, что причиной их экстремистского мышления отнюдь не была оторванность от британского общества или экономическая несостоятельность их семей. Они были из среднего класса и весьма успешны в жизни.
Пол Уилкинсон: У них есть та иллюзия, которую питают многие террористы из разных течений, что террор – это то самое магическое оружие, которое подорвет силы их противников и заставит их сдаться. И это позволит им установить какой-то международный халифат, панисламистское государство.
Ирина Лагунина: Более того, многие пакистанские иммигранты в Великобританию приехали из Кашмира, в большинстве мусульманского района, поделенного между Индией и Пакистаном. Правительство сейчас расследует, нет ли связи между арестованными по подозрению в подготовке терактов в самолетах с мусульманской благотворительной организацией, зарегистрированной в Британии с целью помочь жертвам землетрясения в октябре прошлого года. В самом Кашмире в числе первых организаций в оказании помощи после землетрясения был благотворительный фонд, образованный человеком по имени Хафиз Мухаммад Саид. Он же является эмиром террористической группировки Лашкар-и-Таиба. Власти Индии обвинили именно эту организацию в подготовке терактов на железных дорогах в Мумбае 11 июля - чуть больше месяца назад. То есть внешние политические факторы здесь, возможно, играют, но не ситуация в Ираке и не Ближний Восток.
Раскрытие террористического заговора на Британских островах вызвало бурную реакцию в США. Американские аэропорты приняли аналогичные британским меры безопасности, а высокопоставленным чиновникам пришлось объяснять публике, почему у авиакомпаний до сих пор нет датчиков для обнаружения жидкой взрывчатки. Рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: На прошлой неделе впервые после 11 сентября 2001 года правительство США повысило степень предупреждения о террористической угрозе до высшего, красного уровня. Эта мера относилась лишь к коммерческим рейсам, прибывающим в американские аэропорты из Великобритании. Для внутренних рейсов и рейсов из других стран мира была объявлена «оранжевая» тревога. Усиленный режим безопасности вступил в силу в четверг в 4 часа утра по восточному поясному времени США, то есть сразу после арестов в Лондоне и Бирмингеме.
Министр внутренней безопасности Майкл Чертофф рано утром созвал пресс-конференцию, на которой просил пассажиров отнестись с пониманием к действиям служб безопасности в аэропортах и ни в коем случае не отказываться от своих планов лететь самолетом; дополнительные меры проверки, сказал он, потребуют лишь некоторого терпения. Министр подчеркнул, что речь идет о чрезвычайно изощренном заговоре, участники которого «находились на заключительной сталии планирования» терактов. По словам министра, действия британских правоохранительных органов пресекли непосредственную угрозу, однако полной гарантии, что заговор раскрыт или что хотя бы установлены все его участники, нет.
На вопрос, имеет ли отношение к заговору «Аль-Каида», ответил министр юстиции США Альберто Гонсалес.
Альберто Гонсалес: Мы все еще анализируем связь с «Аль-Каидой». Как бы то ни было, хитроумность плана наводит на мысль о приемах «Аль-Каиды».
Владимир Абаринов: Гонсалес напомнил, что враг не дремлет.
Альберто Гонсалес: Мы находимся в состоянии войны. Сегодняшние события – яркое напоминание о том, что угроза реальна, что перед нами смертельный враг, который каждое утро просыпается с мыслью о том, какой бы придумать новый способ убийства ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей, а засыпая, каждую ночь мечтает о разрушении свободолюбивых стран.
Владимир Абаринов: Директор ФБР Роберт Мюллер согласен со своим непосредственным начальником – министром юстиции.
Роберт Мюллер: В этом заговоре есть почерк «Аль-Каиды». Как уже говорили генеральный прокурор и министр Чертофф, в настоящее время мы не видим признаков того, что на территории Соединенных Штатов планировалась операция, полностью или частично связанная с заговорщиками в Соединенном Королевстве. Однако это не значит, что в мире нет никого, кто не преследовал бы те же цели и не хотел бы предпринять нечто подобное.
Владимир Абаринов: В субботу Майкл Чертофф приехал в вашингтонский Национальный аэропорт имени Рейгана, чтобы лично убедиться в эффективности принятых мер. Но журналистов интересовали подробности заговора и его связь с глобальной террористической сетью.
Майкл Чертофф: Что касается следа «Аль-Каиды», то, хотя у нас и есть свое мнение на этот счет, расследование продолжается, изучается большое количество улик, а кроме того, откровенно говоря, существуют определенные правила судопроизводства в Великобритании. По всем этим причинам, я полагаю, нам следует воздержаться от окончательных выводов, пока мы не получим все имеющиеся свидетельства. Как я уже говорил вчера, и с тех пор мои взгляды не изменились, здесь присутствуют такие отличительные признаки «Аль-Кайды», как техническая сложность, изощренность замысла, международное измерение и большое число участников. И, разумеется, этот заговор напоминает план одновременного взрыва дюжины авиалайнеров над Тихим океаном, план, который еще в начале 90-х годов разработал Халид Шейх Мохаммед, один из главарей «Аль-Каиды».
Владимир Абаринов: Речь идет об операции, которую разрабатывала филиппинская ячейка «Аль-Каиды» во главе с Рамзи Юсефом, ныне отбывающим по приговору американского суда 240 лет лишения свободы за организацию взрыва Всемирного торгового центра в 1993 году. Заговорщики занимались изготовлением взрывчатки в манильской квартире Юсефа. В январе 1995 года они проявили неосторожность при обращении с химикатами, в квартире начался пожар, и террористы бежали. Из содержимого компьютера, брошенного в квартире, ФБР узнало о плане одновременного захвата 11 лайнеров, направляющихся из стран Юго-Восточной Азии к Западному побережью США, убийства Папы Римского во время пастырского визита на Филиппины и нападения на штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли. Операция была назначена на январь 1995 года. В 1994 году подготовка перешла в практическую стадию. Мохаммед и Юсеф заказали билеты на рейсы из Гонконга, Тайбэя, Манилы и Сеула с тем, чтобы испытать системы безопасности в этих аэропортах. Сходство обоих планов заключается еще и в том, что террористы собирались провести на борт как раз жидкий компонент взрывчатки, нитроглицерин, в пузырьках из-под раствора для хранения и протирания контактных линз. Майкл Чертофф заверил публику, что его ведомство прилагает все усилия для выявления возможных сообщников британских террористов.
Майкл Чертофф: В настоящее время у нас нет свидетельств, указывающих на то, что какая-то составная часть заговора планировалась на территории Соединенных Штатов. Вместе с тем есть и другие люди, террористы или симпатизирующие им. Мы хотим быть уверены, прежде всего, в том, что мы всесторонне изучили все улики, а на это потребуется некоторое время. А кроме того, мы хотим быть уверены в том, что не появятся подражатели, кто-то, кто решит, что наше внимание сейчас поглощено раскрытым заговором, и можно попытаться устроить что-нибудь свое.
Владимир Абаринов: По мнению экспертов, жидкая взрывчатка, которую собирались применить британские заговорщики – это, всего вероятнее, перекись ацетона, она же ацетилпероксид. Еженедельник Time раздобыл и опубликовал закрытый циркуляр о возможном применении террористами жидких взрывчатых веществ, подготовленный специалистами ФБР и Министерства внутренней безопасности. В этом документе перекись ацетона стоит на первом месте. Вещество, сказано в тексте, может использоваться и как основной заряд, и как детонатор. И такие примеры в недавней истории есть. В качестве детонатора перекись ацетона, загорающуюся от обычной спички, пытался использовать «обувной террорист» Ричард Рид на рейсе Париж - Майами, но был арестован на борту 22 декабря 2001 года. Смесь перекиси ацетона и нитрата аммония была применена при взрыве в Касабланке 16 мая 2003 года. Обнаружить жидкую взрывчатку или ее компоненты в ручной клади трудно, но возможно. Такая технология существует. Министр Чертофф был вынужден объяснять, почему, не испытывая никакого недостатка в финансировании, его ведомство до сих пор не заключило контракты на поставку оборудования для выявления жидкой взрывчатки.
Майкл Чертофф: Мы потратили почти три четверти миллиарда долларов на изучение новых технологий взрывного дела. Мы постоянно следим за новыми изобретениями в такой области, как самодельные взрывные устройства, с тем, чтобы разработать контрмеры. Так что у нас есть средства обнаружения жидких веществ. Тем не менее в данном случае особая трудность состояла в том, что заговорщики предприняли огромные усилия, чтобы замаскировать компоненты бомб, так чтобы они выглядели совершенно безобидно. В том-то и дело, что многие компоненты взрывчатки, а в некоторых случаях и сама взрывчатка, могут быть изготовлены из общедоступных химикалий и веществ. Поэтому недостаточно выявить эти химикалии и вещества. Мы должны быть уверены в том, что прибор, установленный в аэропорту, не станет беспрерывно объявлять ложную тревогу по случаю обнаружения предметов, которые каждый пассажир имеет в своей ручной клади. В противном случае очереди будут в 50 раз длиннее. То есть мы всегда стремимся к точности, дабы свести к минимуму ложные сигналы тревоги.
Владимир Абаринов: Во вторник президент Буш посетил Национальный контртеррористический центр в Вирджинии.
Джордж Буш: Благодаря той работе, которую делают здесь действительно замечательные американцы, сотрудники разных ведомств, Америка сегодня в большей безопасности, чем была. Но пока еще не в полной безопасности. Нападая на нас у нас дома, враг имеет преимущество: ему важно не ошибиться всего один раз. А мы не можем допустить ни одной ошибки. Я с гордостью могу сказать: здесь упорно работают множество прекрасных ребят, они стремятся действовать безошибочно в 100 процентах случаев, и я хочу поблагодарить людей в этом здании и вообще в правительстве, которые вкладывают время и силы в эту очень трудную работу – защиту американского народа. Только что мы видели плоды эти трудов в координации с их коллегами в Великобритании. Благодаря хорошей работе британцев и содействию Национального центра мы пресекли террористический заговор – заговор, участники которого собирались убить невинных людей ради достижения своих политических целей.
Владимир Абаринов: Террористическая тревога случилась на фоне приближающихся выборов в Конгресс, на которых демократы надеются одержать победу. Они обвинили своих оппонентов в новой попытке использовать страх избирателей перед террором ради достижения узкопартийных целей. Действительно, после событий в Англии рейтинг президента пошел вверх. Да он и сам однажды признался, что бин Ладен своими угрозами способствовал его переизбранию в 2004 году. Некоторые наиболее радикальные критики республиканцев подозревают даже, что аресты были синхронизированы с американским внутриполитическим политическим календарем – ведь слежка за заговорщиками велась с декабря прошлого года и, как теперь выясняется, до осуществления плана было еще далеко. На это должностные лица администрации отвечают, что британские власти принимали решение об арестах самостоятельно.
Тем временем лидеры мусульманской общины США сочли необходимым выразить свою лояльность, но вместе с тем и опасения возможными негативными последствиями раскрытого заговора. В Вашингтоне провели пресс-конференцию представители мусульманских организаций. Ее открыл национальный директор Мусульманского совета Ахмед Юнус.
Ахмед Юнус: Прежде всего, мы хотели бы выразить чувство облегчения в связи с тем, что этот предполагаемый террористический заговор на борту авиалайнеров, направляющихся из Соединенного Королевства сюда, сорван. Мы также хотели бы выразить нашу благодарность мусульманской общине Великобритании, которая сотрудничала с правоохранительными органами и благодаря этому смогла сообщить им о своих подозрениях и тем самым помогла раскрыть заговор. Мы пользуемся возможностью еще раз недвусмысленно осудить любые формы насилия против гражданских лиц, совершаемого именем нашего пророка, да благословит его Аллах и приветствует. Мы заявляем это по двум причинам. Во-первых, потому что мы находимся в твердой оппозиции к любым группировкам, пытающимся развязать террористическую войну против этой страны и ее граждан. А во-вторых – потому что мы боремся за чистоту нашей веры, будучи уверены в том, что нам удастся вырвать из рук экстремистов достоинство и смысл слова Божьего, которое исповедует миллиард двести миллионов человек в мире.
Владимир Абаринов: В конференции принял участие заместитель директора вашингтонского отделения ФБР Джозеф Персичини, рассказавший, что его подчиненные давно и эффективно сотрудничают с мусульманскими организациями, объединенными в Национальное движение по борьбе с терроризмом.
Джозеф Персичини: Эта группа была создана 11 сентября. Не вчера, не в прошлом году, а почти пять лет назад. Мы так много успели сделать. Мы не всегда соглашаемся друг с другом, но мы встречаемся, обсуждаем проблемы, ищем точки соприкосновения. Теперь мы взаимодействуем с мечетями.
Владимир Абаринов: Лайла Аль-Катами, директор по связям с общественностью Американо-арабского комитета против дискриминации, заявила, что мусульманская община Америки по-прежнему ощущает на себе нетерпимость и предубеждение общества.
Лайла Аль-Катами: В то время, когда четверо из 10-ти американцев питают предрассудки в отношении мусульман, мы заявляем, что вся этническая и религиозная община не должна нести ответственность за действия отдельных лиц. Мы также надеемся, что проявления неприязни и преступления на почве нетерпимости, которые могут быть спровоцированы арестами в Великобритании, будут преследоваться в полной мере, предусмотренной законом. Комитет против дискриминации обеспокоен также отрицательным эффектом, который оказывает употребление должностными лицами и прессой таких выражений, как «исламо-фашизм», добавляющих враждебности в отношение к арабам и мусульманам.
Владимир Абаринов: Термин «исламо-фашизм» употребил на днях президент Буш.
Джордж Буш: Недавние аресты, о которых теперь узнали наши сограждане, - яркое напоминание о том, что наша страна находится в состоянии войны с исламо-фашистами, которые всеми силами стремятся уничтожить тех, кто любит свободу.
Владимир Абаринов: Эксперт по вопросам безопасности Фрэнк Гэффни считает термин вполне правомерным.
Фрэнк Гэффни: Так же как в прошлом, мы сегодня противостоим тоталитарной идеологии – мы называем ее «исламо-фашизмом» - которая существует во многих странах мира, включая Соединенные Штаты. Чтобы бороться с таким врагом, необходимо понимать характер этой идеологии, хотя она и покрыта сверху патиной религии, что вводит в заблуждение относительно ее истинной природы.
Владимир Абаринов: Но у мусульман другое мнение.
Ахмед Юнус: Прежде всего, мы не хотим запрещать какие бы то ни было слова. Мы считаем, что каждый должен иметь возможность пользоваться какими ему угодно словами. Но мы хотели бы предостеречь президента от употребления термина «исламо-фашизм». Во-первых, потому что в фашизме этих уголовников нет ничего исламского. А во-вторых, потому что это лишает гражданских прав мусульман, подавляющее большинство которых придерживаются умеренных взглядов и способны бороться с экстремизмом внутри мусульманской общины.
Владимир Абаринов: Зашла речь и о так называемом расовом профилировании, когда под подозрение попадают лица с явными внешними признаками определенной этнической или религиозной принадлежности – в данном случае арабы и мусульмане. Джозеф Персичини отрицал, что его подчиненные пользуются в оперативной работе этим критерием. Его поддержал Ахмед Юнус.
Джозеф Персичини: Прежде всего, все наши сотрудники действуют в соответствии с законом, а предвзятое отношение на основании национальности, расы и веры запрещено. Многие из таких дел очень деликатны в этом отношении, вот почему нам требуется помощь членов общины. Мы разматываем нить, мы ведем расследование. Но предвзятого отношения из-за религии или национальности у нас нет.
Ахмед Юнус: Добавлю только, что предвзятое отношение на основе расы или религии не работает, и именно поэтому правоохранительные органы его не применяют. Речь идет не о политической корректности, а просто об эффективности инструмента расследования.
Владимир Абаринов: По мнению Юнуса, государство должно не отталкивать от себя, а привлекать к себе молодое поколение мусульман, которые в большинстве настроены вовсе не так радикально, как об этом привыкли думать.
Ахмед Юнус: Мы не хотим, чтобы молодые мусульмане не доверяли правоохранительным органам, чтобы они не верили своим западным правительствам, чтобы молодые мусульмане чувствовали, что по отношению к ним бдительность полиции, стремящейся не допустить терактов, выражается сильнее, чем к кому-то другому. Почему мы этого не хотим? Потому что мы уверены в том, что именно эти самые молодые мусульмане способны стать составной частью осмысленных усилий по борьбе с терроризмом.
Владимир Абаринов: В среду Министерство внутренней безопасности понизило уровень террористической тревоги на рейсах из Великобритании и обратно с красного на оранжевый. На рейсах в другие страны и внутренних она осталась оранжевой. Запрет на провоз в ручной клади любых жидких и гелеобразных веществ остается в силе.
Как давно Косово ушло из Сербии?
Ирина Лагунина: Ожидается, что политический статус Косово будет решен до конца года. Правда, пока специальный посланник ООН на переговорах Мартти Ахтисаари вынужден делать следующие заявления:
Мартти Ахтисаари: Ясно, что позиции сторон остаются противоположными. Белград согласен практически на все, кроме независимости, а Приштина ничего, кроме полной независимости, не готова признать.
Ирина Лагунина: Да и сами стороны ни о чем другом не говорят. Премьер-министр Сербии Воислав Кошлуница:
Воислав Коштуница: Сербская сторона предложила существенную автономию на самом высоком уровне, в то время как у албанской стороны есть только один вариант – независимость.
Ирина Лагунина: Представитель косовских албанцев на переговорах Ветон Суррой, правда, излагает позицию руководства провинции более изящно.
Ветон Суррой: В идеальном мире мы хотели бы убедить Сербию быть нашим партнером в строительстве функционального, демократического, независимого косовского государства. Но мы не можем насаждать это приглашение, Сербия сама должна его принять.
Ирина Лагунина: Некоторые аналитики считают, что из-за того, что сербы и албанцы не в состоянии договориться о том, как должно выглядеть будущее Косово, - их позиции крайне непримиримые - решение навяжет международное сообщество. Итак, официальный Белград не допускает возможности, что Косово станет независимым государством. Но, несмотря на это, многие сербы готовы к тому, что вскоре Косово и формально не будет частью Сербии. Рассказывает наш корреспондент в Белграде Айя Куге.
Айя Куге : Опросы общественного мнения показывают, что уже несколько лет граждане Сербии, наравне с низким уровнем жизни и безработицей, считают Косово одной из главных проблем. Но в последнее время всё больше сербов отдают себе отчёт в том, что вне зависимости от того, каким будут окончательное решение, Сербия никогда больше не вернёт себе полный суверенитет над этим краем. Треть опрошенных считают, что независимость Косово - это реальность, а 45%- что если это и произойдёт, ничего существенно не изменится. Лишь 6% респондентов верят, что Сербия вернёт Косово в свой состав.
Женщина: Я думаю, что абсурдно об этом и говорить. Косово давно ушло. Это ясно, что ушло, только все у нас об этом молчат.
Мужчина: Как решат великие силы, так и будет.
Мужчина: Решение уже давно навязано. Как Израиль и Палестина, как Индия и Пакистан, как Кипр. Сила богу не молится.
Женщина: Это должно было решаться прямыми переговорами. Косово всегда было сербским, колыбелью Сербии.
Мужчина: Мне действительно жалко сербов, проживающих в Косово. Думаю, что ещё много времени пройдёт, прежде чем там вернётся нормальная жизнь. Но что касается нас, сербов в Сербии, мало кто и был-то в Косово, всё это от нас далеко.
Айя Куге: Это мнение людей из Белграда.
Как-то раз кто-то мудрый в Сербии сказал: правда, Косово сербская колыбель, но ребёнок в колыбели уже не наш. Почти 95% населения Косово составляют албанцы. Большинство косовских сербов нашли новый дом в Сербии. Возможную независимость сербы из Косово воспринимают намного болезненнее, чем сербы из Сербии. Я спросила одного из лидеров косовских сербов, Оливера Ивановича, как он смотрит на такую перспективу.
Оливер Иванович: Я думаю, что это реальная опасность, но пока ещё не до конца известная. По моему мнению, независимость была бы довольно сильной травмой и для сербов, и для меня лично. Честно говоря, мне кажется, что я это не буду воспринимать как жизненную трагедию, но во всяком случае, как большое поражение и последствие долголетней ошибочной сербской политики по отношению к Косово. Потом мне потребуется время, чтобы хорошо обдумать, что делать дальше. Моё решение во многом будет зависеть от того, как решат большинство сербов. Если значительное число сербов останутся в Косово и если они выберут меня своим политическим представителем, я останусь. Мне трудно представить себя в таком независимом государстве. А когда человек начинает думать об уходе, о том, чтобы покинуть Косово, тогда от мысли до действия лишь шаг. Я не уверен, что сербы легко смирятся с независимостью Косово.
Айя Куге: Однако не все думают как Оливер Иванович. Лидер Социал-демократов Воеводины Ненад Чанак считает, что если Косово приобретёт даже формальную самостоятельность, в Сербии никакой бурной реакции не будет.
Ненад Чанак: Сербия страна, в которой уже не осталось бурной энергии. Просто сейчас невозможно подвинуть этих усталых граждан какую бы то ни было активность, а тут ещё из-за какого-то виртуального Косово. Я говорю «виртуальное Косово», поскольку достаточно хотя бы вспомнить Черногорию. После кампании, которую правительство Сербии самым отвратительным образом вело против независимости Черногории, всё сдулось как воздушный шар. То же самое с Косово - это дело окончено. Ясно, что правительство и целая так называемая команда по переговорам просто тянут время, чтобы отложить проблему на завтра, или, если удастся, оставить следующему правительству. А решение, то, что произойдёт, ясно. Они пытаются зарыть голову в песок, а граждане видят это. Для меня заклинания типа «жизнь положим, а Косово не отдадим!» имеют грустно-приторный вкус, напоминающий такие же заклинания ранее по поводу сербской Краины в Хорватии «Жизнь положим, а Краину не отдадим!». Всё это сказки для детей. Нужно обернуться к реальной политике и начать размышлять о настоящих проблемах нашей страны.
Айя Куге: Белградский политический аналитик Мирослав Прокопиевич думает, что в отличие от политической элиты, граждане принимают реальность.
Мирослав Прокопиевич: Большинству, конечно, будет не приятно. Немцам тоже не было приятно, когда они после Второй мировой войны потеряли большие территории и когда 12 миллионов немцев вынуждены были переселиться.
У нас большинство людей либо уже поняли, либо поймут реальность. Среди политиков возникнет «словесная перепалка» о том, кто и насколько виноват. Полагаю, что, когда это случиться, будет небольшой политический шум. Но с течением времени, - и это время исчисляется неделями, не месяцами, - всё затихнет.
Айя Куге: Вопросом Косово теперь занимается почти целый мир.
Однако мало кто думает об обычных людях, которые там живут. И живут в весьма тяжёлых условиях. Порой стреляют, а уж о доверии между населением разных национальностей вообще и говорить не приходится.
Белградская правозащитница Наташа Кандич недавно побывала на административной границе Сербии с Косово, когда из Белграда туда были привезены останки косовских албанцев. Албанцы, - среди них дети и женщины, их более восемьсот, - были убиты в 1999 году. Чтобы скрыть следы преступления, их тела были перевезены в Сербию и похоронены в тайных массовых могилах. Способ передачи тел, по её мнению, демонстрирует отношение сербов к албанцам.
Наташа Кандич: Тела привозят с сербской стороны. Там на границе стоят две палатки. Из грузовика тела выкладывают в одну палатку. В другой палатке стоят семьи, которые ещё не знают судьбу своих ближних, но которые уже смирились с тем, что их нет в живых. Место на границе Сербии и Косово - Мердаре, где это происходит, разделено жёлтой лентой. Те, кто приехал из Сербии, стоят с левой стороны, те, кто из Косово, - с правой. Они не смешиваются, между ними вообще нет общения. Это то, что ужасно, что тревожит и пугает каждого нормального человека: что нет человечности, которая должна проявиться в таких ситуациях.
Я подумала: как это ужасно и грустно, как вообще возможна такая ситуация!? Привозят тела! Совершенно ясно, что эти люди, албанцы из Косово, убиты и их останки были перевезены в Сербию, чтобы скрыть, что убиты. Теперь их возвращают, но вместо того, чтобы тела вернуть с большим уважением к жертвам, с признанием того, что произошло, и гарантией, что никогда такое больше не произойдёт – никто из сербов не осмелится пройти на албанскую сторону или пройти мимо рядом с телами.
Айя Куге: Наташа Кандич считает, что ситуация ясно отражает, что для Сербии Косово имеет значение лишь как территория.
Наташа Кандич: Этим рассказом я хотела сказать, что сербский подход к Косово совершенно прозрачен – это вопрос лишь территории. У сербских властей, и даже у средств информации, одинаковый подход - их вообще не интересуют ЛЮДИ в Косово. Так и албанцы - их не интересуют сербы, их также интересует лишь территория. И никому нет дела, соберут ли косовские сербы свои мешочки и двинутся в Сербию, как из Краины, как из некоторых районов Сараево после подписания Дейтонских соглашений. Важнее им кажется то, что чётко произнёс премьер-министр Сербии: «Косово часть Сербии, мы свою территорию не отдадим, и никто не имеет права ее у нас отнять». С таким подходом никакого решения не возможно. Как невозможен никакой прогресс. Нас постоянно кто-то тянет назад, и нет никого кто сказал бы: Хватит! Мы должны доказать, что в Сербии не такая власть, как во времена Милошевича, для которой только территории были важны. Мы это должны показать на вопросе Косово.
Айя Куге: Как показать?
Наташа Кандич: Мы должны признаться, что все эти годы Косово де факто уже является независимым, а теперь это решается и де юре. Если мы хотим, чтобы сербы остались в Косово, чтобы там остались цыгане и боснийцы, мы должны помочь им интегрироваться в косовское общество, а не постоянно настаивать на сохранении анклавов, в которых они живут как в зоопарке, куда каждый приходит посмотреть на них, потом закрывают дверь, а они там остаются. Про этих людей нужно думать и подходить по-человечески. Сербия должна прекратить политические игры и помочь албанцам взять на себя ответственность за всех, кто там проживают.
Негативное отношение Сербии порождает в Косово экстремизм, и поэтому там нет солидарности албанцев с местным сербам. Ведь сербы там беспомощны, живут под угрозой страха и постоянным давлением потому, что подход Сербии к Косово таков, - он наносит больше всего ущерба именно сербам.
Поэтому мне кажется, что Косово самое трагичное место в Европе и на Балканах. Нет в Сербии власти, или политической элиты, которая понимала бы, как важно для Сербии, для косовских сербов, для албанцев, проявить положительные чувства и сказать: «Мы должны признать, что Косово уже независимо, мы хотим поддержать такое Косово потому, что хотим, чтобы сербы там жили хорошо, а они будут жить хорошо, если албанцам будет хорошо и если они увидят, что в Сербии что-то изменилось». А так, в нынешних условиях, албанцы могут только повторять, что в Сербии ничего не изменилось.
Айя Куге: Белградская правозащитница Наташа Кандич. И действительно, один из моральных аргументов албанцев: Сербия не имеет больше права на Косово потому, что жестоко расправилась с албанцами и после международного вмешательства и натовской воздушной операции 1999 года проиграла войну.
Дело о наследии русского художника Василия Чекрыгина
Ирина Лагунина: Дарители художественных ценностей и музейная этика… 25 лет развивается дело о наследии замечательного русского художника Василия Чекрыгина. В 1981 году его внучка подарила государству - для экспонирования в четырех музеях – несколько сотен работ своего знаменитого деда. Художник родился в 1897 году, учился в знаменитом московском училище живописи, ваяния и зодчества. Там он, в частности, проиллюстрировал первую книгу стихов Владимира Маяковского – сборник «Я!». Затем были тысячи графических работ, живопись… масштабные замыслы. Художник погиб в возрасте 25 лет. Внучка Чекрыгина - Наталья Колесникова – с конца 60-х годов живет на Кубе. В 1981 году она подарила советскому государству более 300 работ Чекрыгина. Спустя четверть века дарительница не может найти следов многих из подаренных ею картин. С Натальей Колесниковой беседовал Владимир Ведрашко.
Владимир Ведрашко: В Пермской области до недавнего времени – буквально еще две-три недели назад -- работал интернет-портал http://heritage.perm.ru, на котором, среди многочисленных полезных сведений о культурной жизни региона была размещена информация об усилиях Наталии Колесниковой для справедливого решения судьбы ее дара. Любой посетитель портала мог почитать ее переписку с чиновниками Министерства культуры, Агентства по культуре и кинематографии, музейными работниками… Там же размещался и текст рукописи Василия Николаевича Чекрыгина «О Соборе Воскрешающего Музея». По причинам, которые мне неизвестны, портал закрыт, тексты о Чекрыгине и репродукции его картин – недоступны. (Через несколько недель портал снова открылся по тому же адресу. – Прим. Ред.) Вообще, история дара, который сделала внучка художника своему отечеству, это история умолчаний и лжи, отписок и проволочек, это история, которая даже при кратком первом знакомстве дает немало полезной информации для анализа современного российского музейного дела.
Напомню, что сейчас, когда общественность захвачена развитием эрмитажного дела, чекрыгинскому делу исполняется 25 лет -- и никого оно не волнует.
Я связался по телефону с Гаваной, где с конца 60-х годов живет Наталья Колесникова, вышедшая замуж за представителя революционного Острова Свободы, как тогда называли Кубу.
Наталья Колесникова: Дар я передала через Министерство культуры для конкретных отечественных музеев, таких как Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина, Русский музей, Пермская государственная художественная галерея и Государственный музей изобразительных искусств Каракалпакии (теперь музей имени Савицкого) в 1981 году. С моей стороны были поставлены такие основные условия, которые позволяли реализовать дар: это, прежде всего, поступление всех работ, 300 графических листов и 8 масел, именно в эти музеи. После передачи дара я получила обещание и подтверждение в письменном виде от заместителя министра культуры СССР Георгия Александровича Иванова, который отвечал за всю работу с даром, большая ретроспективная выставка дара, это обещание датируется 1983 годом. Естественно, что я рассчитывала на распределение согласно моему пожеланию абсолютно всех работ по этим музеям и проведение дальнейшей работы над художественным наследием, то есть -- правильное хранение этих работ в музеях, постоянная экспозиция масел, постоянная сменная экспозиция графики, написание работ о художнике, то есть то, что называется в музейной практике публикацией этого наследия. Ведь смысл моего дара в том и состоял, чтобы распространять знания о художнике, о его добром имени, утверждать его славу на отечественном и мировом уровне. Вот таковы были условия.
В течение долгих лет я пыталась у знать у человека, ныне, к сожалению, покойного, Александра Ефимовича Ковалева, который был главным инспектором и редактором Министерства культуры СССР, о том, как обстоят дела с моим даром, потому что выставка так и не была проведена, и ни о какой работе с наследием мне не было известно. Ковалев в течение многих лет мне повторял одно и то же, что дар находится именно там, куда я его предназначила, но что музеи не любят давать на выставки свои коллекции, свои поступления, потому что очень ревностно относятся к ним. И так продолжалось в течение долгих лет при моей полной уверенности в том, что дар находится именно там, куда он предназначен… И вот в 2004 году я купила компьютер и начала работать над книгой о моей семье и семье Василия Чекрыгина. Обратилась во все музеи, которым мой дар был предназначен. Невероятным было мое потрясение, когда я узнала, что о моем даре вообще никто никогда ничего не слышал. Я начала судорожно искать мой дар, и даже у меня была такая идея -- обратиться в Интерпол. Однако мне посоветовали из одного музея, получателя дара, все-таки обратиться в Третьяковскую галерею на всякий случай – а вдруг дар там?
Владимир Ведрашко: Наталья Колесникова написала письмо Лидии Ивановне Ромашковой, заместителю директора Государственной Третьяковской галереи (ГТГ) по хранению -- с вопросом: не слышали ли в Третьяковке чего-либо о судьбе дара?
Наталья Колесникова: Оказалось, что да – они слышали. Ромашкова прислала мне очень любезное детальное письмо, в котором объяснила, что 218 работ из дара и все восемь масел попали в их галерею в 1982 году. Я им сообщила, что дар в Третьяковскую галерею не предназначен. Не был он предназначен Третьяковской галерее, прежде всего, по той причине, что в 1968 году, когда моя покойная мать, дочь художника Василия Николаевича обратилась к тогдашнему директору господину Манину с просьбой сделать выставку художника, по возможности ретроспективную, а если это затруднительно, то выставку графики, Манин отказался, сказав, что для Третьяковской галереи в настоящий момент -- это был 1968 год -- подобная выставка не является престижным занятием и отказался по этой причине сделать выставку. В 1969-м году Музей изобразительных искусств имени Пушкина провел великолепную трехмесячную выставку в графическом кабинете художника Чекрыгина. Поэтому, естественно, когда в 1981 году моя мать умерла, я, проживая на Кубе и не имея жилища в Москве, а потому и никакой возможности хранить коллекцию, приняла, на мой взгляд, самое правильное решение -- передать работы в дар указанным мною музеям.
Владимир Ведрашко: В 2005 году Наталья Колесникова обратилась к министру культуры России Александру Соколову с требованием вернуть ей дар, чтобы она смогла лично распорядиться его судьбой, а именно – передать в те музеи, которые она выбрала в 1981 году. В течение отведенного законом срока для ответа на официальные запросы граждан Колесникова не получила никакого ответа. Тогда, в августе 2005 года она обратилась к президенту Владимиру Путину, приложив и письмо, написанное ранее министру культуры. Через восемь месяцев в Гаване – под дверь ее квартиры – кто-то подбросил письмо из Федерального Агентства по культуре и кинематографии. Никаких печатей на письме не было – кроме печатей Агентства. Вероятно, какой-то нерадивый российский посольский работник в Гаване, получив письмо дипломатической почтой (о чем говорит отсутствие почтовых печатей) – долго хранил его в столе, а потом решил-таки доставить по назначению, точнее, подбросить…
Наталья Колесникова: В этом конверте содержалось письмо начальника Управления по охране художественного наследия, науке и образованию Анны Сергеевны Колупаевой. То есть, письмо пришло через семь месяцев после моего обращения, оно датировано 24 августа 2005 года, а получила я его 4 апреля 2006 года. И в этом письме мне сказано: «Федеральное агентство по культуре и кинематографии рассмотрело поступившее из Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации ваше обращение на имя президента Российской Федерации. Мы искренне признательны вам за передачу в дар государственным музеям произведений замечательного русского художника Чекрыгина. В настоящее время все переданные вами работы включены в государственную часть музейного фонда Российской Федерации и хранятся в собраниях крупнейших русских музеев. К сожалению, в силу прошедшего времени и в связи с ликвидацией Министерства культуры СССР нам не удалось уточнить, на каком основании при распределении их в музеи не были учтены ваши пожелания. Мы приносим извинения за действия своих коллег, но менять что-либо в сложившейся ситуации по прошествии 25 лет не представляется возможным. С искренним уважением и благодарностью, начальник управления культурного наследия, художественного образования и науки Анна Сергеевна Колупаева».
Владимир Ведрашко: Кто за истекшие годы из российских культурных учреждений, компетентных лиц, частных лиц, кто проявил с вами солидарность, кто проявил понимание вашей проблемы, кто помог реально?
Наталья Колесникова: Владимир, юридически мне никто не помог. Информационно мне оказали помощь, например, Радио Свобода, поместив интервью о «Соборе воскрешающего музея», культурный портал Перми, который представил тему о наследии Чекрыгина наиболее широко и эстетически правильно. Пыталась помочь мне Ирина Александровна Антонова, уважаемый музейный работник, директор ГМИИ им. Пушкина, человек с огромным стажем работы. Она написала мне великолепное письмо в поддержку моего требования. А потом в устной беседе с моим доверенным моим лицом сказала, что она -- из-за Чекрыгина -- не хочет ссориться ни с Роскультурой, ни с Федеральным агентством по культуре, ни с ГТГ. Это был единственный человек, который хотел помочь, но потом передумал.
Владимир Ведрашко: Скажите, пожалуйста, Наталья, кого вы считаете своими главными партнерами, которые могли бы помочь решить судьбу наследия Чекрыгина?
Наталья Колесникова: Я считаю главными моими партнерами такие организации, как Росохранкультура, Росимущество, Генеральная прокуратура, и сам Президент Владимир Владимирович Путин, который, кроме того, что он является нашим гарантом, является адвокатом. В моем деле, по существу, нарушен Гражданский кодекс Российской Федерации. Дар перестает быть безвозмездным пожертвованием, когда его условия нарушены. Это совершенно четко обосновано в Гражданском кодексе Российской Федерации – в части второй, отделе 4, главе 32 -- «Об отдельных видах обязательств».
Владимир Ведрашко: Что же будет дальше? Какие действия намерена предпринять Наталья Колесникова для восстановления справедливости?
Наталья Колесникова: Наследие Чекрыгина, подаренное мной России, нужно специально и профессионально проверить путем экспертизы. Потому что когда работы долгие годы находятся в забвении, совершенно необходимым является такая проверка. А потом я намерена после того, как я проверю дар вместе с экспертами, передать его музеям, которым он предназначен, во всяком случае, тем из них, которые не откажутся от поступления к ним моего дара.
Владимир Ведрашко: Наталья Борисовна Колесникова, внучка русского художника Василия Николаевича Чекрыгина, живущая ныне в Гаване, вышедшая замуж за кубинца Педро и уехавшая к нему – на Остров Свободы в конце 60-х годов. Мы говорили о российской музейной этике – точнее, о государственной этике в области музейного дела. В отличие от нынешнего эрмитажного скандала, которому от роду несколько недель – чекрыгинскому делу – исполняется 25 лет.
