В нашей коллективной памяти не осталось образов, которые бы запечатлели начало исторических трагедий. Даже когда фотография вошла в быт, знаменитые снимки обычно венчают победу — на них мы видим конец катаклизма, а не его начало. Так, скажем, было со Второй мировой войной, среди самых известных трофеев которой — фотография красного знамени над Рейхстагом или поцелуй вернувшегося с фронта американского моряка.
11 сентября все было иначе. История началась сразу с верхнего «до». Мир, Америка, Нью-Йорк испытали острый видеошок, от которого нам всем, боюсь, никогда не оправиться. Особенно — очевидцам.
…В тот вторник стояла фантастическая погода — солнечная, прохладная, уже осенняя. Именно поэтому с другого берега Гудзона, на котором стоит наш дом, происходившее в Манхэттене выглядело в наиболее убедительном ракурсе. С набережной Близнецы смотрелись рекламой очередного кино-боевика. Одна башня уже горела черным пламенем, вторая, будто для контраста, сверкала под лучами утреннего солнца. Я стоял, разинув рот вместе с сотней соседей, когда новый удар внезапно сменил жанр триллера. Нетронутый небоскреб быстро окутал стройный столб белого дыма. Западный ветер относил звуки в океан, и зрелище было немым. Вместе с облаком рассеялась и башня. Взрыв просто вычеркнул ее из прозрачного неба. В легкости этого исчезновения было что-то библейское, магическое, противоестественное. Собственно, именно на это и рассчитывали террористы, выбирая для удара столь эффектную цель. И в этом они не просчитались. Запечатленная на мириаде кадров картина разрушения башен — как татуировка на мозгу: нам с ней всегда жить, ибо нам ее никогда не забыть.
И действительно, как показал опрос, проведенный накануне пятой годовщины налета, нью-йоркцам оказалось труднее всех в Америке пережить 11 сентября.
Две трети опрошенных жителей города по-прежнему страшатся повторной атаки террористов, в то время как в целом по стране такие опасения испытывают лишь 20%. Каждый третий нью-йоркец сказал, что он так и не сумел вернуться к жизни, которую вел до налета. Столько же — треть жителей! — признались, что ежедневно вспоминают события 11 сентября.
Не в силах стереть трагедию из своего подсознания, город стремится осознать ее, чтобы научиться жить с травмой. Для этого Нью-Йорк собирает и увековечивает графическую память беды.
Среди многих других этим занялся и Дэвид Фрэнд, автор вышедшей к пятой годовщине трагедии книги, рассказывающей «Историю фотоснимков, сделанных 11 сентября».
Этот мемориальный альбом представляет обозреватель Радио Свобода Марина Ефимова.
David Friend, Watching the World Change
— Лайл Оверко услышал первый взрыв, находясь в своей квартире на углу Бродвея и Франклин Стрит. Было 8 часов 46 минут утра. Он схватил свою любительскую кинокамеру, бросился на улицу и завернул за угол на Чамберс стрит...
Я с изумлением увидел, что уличная жизнь шла с идиотской нормальностью: люди стояли в коротких очередях к киоскам, где продают бублики и кофе, торопливо шли на службу, выходили из автобуса. Им осталось на эту нормальность всего несколько минут...
Это — начало интервью автора книги Дэвида Фрэнда с Лайлом Оверко, который потом запечатлел несколько самых ужасных сцен трагедии 11 сентября.
Я снимал горящую северную башню, как вдруг услышал, что толпа, окружавшая меня, как-то разом ахнула. Я взглянул и увидел, как что-то падает с башни. Несколько секунд прошло, пока я с ужасом осознал, что это — человек. Я остолбенело смотрел, как его тело вращалось, словно в медленном трагическом балете, пока не исчезло внизу за домами. Люди вокруг закричали и заплакали. Мороз пошел у меня по спине, когда я увидел еще одну человеческую фигурку, летящую к земле. И тогда я включил камеру. Я подумал: я должен снимать, потому что это — чьи-то последние минуты.
Но только по французскому телевидению показывали кинокадры документалиста Жюля Нодэ. В то утро он снимал фильм про будни нью-йоркских пожарников и потому прибыл к горящим башням с командой пожарной машины №7. Он не нашел в себе силы снимать первые увиденные им сцены — женщину, заживо сгоравшую в шахте лифта, например. «Я подумал, — сказал он Дэвиду Фрэнду, — что никто не должен этого видеть». Но потом чувство профессионального долга пересилило, и это он снял кадры, в которых люди прыгают из окон, держась за руки или обнявшись: по двое, по трое, целыми группами. По американскому телевидению такие кадры не показывали — слишком натуралистично.
Дэвид Фрэнд, автор книги Watching the World Change, много лет был редактором журнала Life. Поэтому фотографии он отобрал незабываемые. Но надо сказать, что и текст им соответствует:
Утренние минуты текли, и с каждой на улицы выливались всё новые толпы нью-йоркцев: одни — чтобы помочь, другие — чтобы бежать, но и те, и другие — совершенно ошеломленные. И сначала сотни из них, а потом тысячи снимали фото- и кинокамерами всё, что видели: из окон, с парапетов, с крыш, с мостов, из автомобилей. Снимали на бегу — с улиц, накрытых, как одеялом, густой белой пылью. Некоторые даже делали снимки с экранов телевизоров — словно чувствовали, что мир, такой привычный, такой незыблемый, резко и страшно меняется у них на глазах.
Правда, я думаю, тут сыграли роль и другие резоны: во-первых, американцы привыкли к идее, что любое важное событие должно быть запечатлено и показано всей стране, а во-вторых, кое-кто рассчитывал, что став свидетелем такой ошеломительной трагедии, он сможет свои фотоснимки и кинокадры продать. В книге Фрэнда упоминается, что вскоре после начала спасательных работ, в редакциях журналов Time и Life начали появляться запыленные спасатели, надеясь продать первые снимки, сделанные ими на месте катастрофы. Но были, естественно, и примеры полного бескорыстия. Один из них приводит в рецензии на книгу известный всей Америке радиожурналист Гаррисон Киллор:
Фотография троих пожарных, водружающих американский флаг на руинах, стала чуть ли не иконописным изображением этого дня. Но гораздо больше волнует рассказ Фрэнда об эксплуатации этого снимка, о чувствах фотографа Томаса Франклина и о стоическом сопротивлении троих пожарных попыткам прессы сделать из них национальных героев.
В ведущих органах печати преобладали патриотические и оптимистические снимки, но меня больше всего вдохновил снимок, который сделал работник транспортного отдела Джон Лабриола, когда после первого взрыва бежал вместе с другими по лестнице вон из Северной башни. На его снимке все бегут вниз, а навстречу им — вверх! — бежит, волоча шланг, молодой взмокший пожарный. Вы смотрите на него и тоскуете: «О, Боже, здание сейчас рухнет! Он погиб!» И какое облегчение узнать из книги Фрэнда, что этот пожарный успел спастись — за минуту до конца.
Мне кажется, главное, что удалось сделать Дэвиду Фрэнду — это вызвать в читателях чувство сопричастности. На снимках в его книге — наши соседи, коллеги, люди, с которыми мы каждый день вместе ездили в метро, покупали кофе в киоске, обменивались улыбками на улице. Это наши друзья и знакомые в обычное солнечное утро вдруг оказались в ситуации полной обреченности, и многие погибли страшной смертью. И потому так трогает рассказ Джона Лабриолы:
Оказалось, что люди в большинстве своем — хорошие. Теперь я знаю это точно, потому что я прошел с ними спуск из Северной башни. Там, на этом дымном, жарком, страшном спуске все стали лучше, чем были в обычной жизни: все помогали друг другу, ослабевших несли на руках, никого не бросили, никого не оставили. Там царили порядочность и милосердие.
