Владимир Кара-Мурза: 1 октября – начало традиционного осеннего призыва в армию. И десятки тысяч новобранцев из всех субъектов Федерации потянулись на призывные пункты в районные военкоматы. Но впервые за 20 лет начался набор новобранцев и в Чеченской Республике. Мы все помним, что в этом году приближается трагическая дата – 20-летие начала первой чеченской кампании, и 20 лет не осуществлялся набор чеченских юношей в ряды российской армии.
Чеченские призывники снова в строю? Такова тема нашей сегодняшней беседы. Гость нашей студии – адвокат Абу Гайтаев.
Какое воспитательное значение имела служба в армии для сельских чеченских ребят вашего призыва, вашего поколения?
Абу Гайтаев: Действительно, призыв в советское время на срочную службу выходцев из Чеченской Республики, и вообще из республик Северного Кавказа, имел большое позитивное значение, особенно для сельской молодежи. Потому что люди, которые не выезжали за пределы своей республики, жили в отсутствии взаимодействия с другими культурами, с другими регионами, они в принципе не умели себя правильно вести. И сельские ребята, которые выезжали в другие регионы Российской Федерации, там учились многому. Потому что в то время советские офицеры были достаточно образованными, культурными людьми, которые обучали их и культуре, и поведению, и взаимодействию, и общению, и диалогу. Я сам служил, и я все это видел. И для этих ребят это было школой – школой общения, школой взаимодействия. Там служило много национальностей, представители других религий. И люди учились взаимодействовать. Естественно, были проблемы, но эти проблемы не были критичными, их можно было решить, и их решали. И мне кажется, что и родители, и само чеченское общество хотели, чтобы их дети служили. Я тоже это помню. Это факт.
Владимир Кара-Мурза: У нас на прямой связи политолог Руслан Мартагов, бывший консультант фонда "Антитеррор". Он находится сейчас в столице Чечни Грозном.
Руслан, с какими проблемами могут столкнуться призывники этого года, если они попадут в воинские части за пределами Кавказского военного округа?
Руслан Мартагов: Набор этих проблем достаточно очевиден, судя по росту ксенофобии в российском обществе. И перечислять их, по-моему, нет смысла. Просто надо будет посмотреть, как технически будет воплощаться призыв. Если их раскидают по разным частям, как это практиковалось в советское время, то я не исключаю, что будут какие-нибудь эксцессы, вплоть до трагических. Если же они будут служить компактно и в пределах Северо-Кавказского военного округа, то думаю, что многих проблем можно будет избежать. Посмотрим, как это все будет реализовываться.
На мой взгляд, на сегодняшний день призывать чеченскую молодежь слишком рано. Абу Гайтаев уже говорил, что в советское время было взаимопроникновение культур, и ребята из сельской глубинки многому учились, когда были в армии. То есть на тот момент была какая-то идеологическая основа. А сегодня этой основы нет. Сегодня есть только взаимное недоверие, взаимное подозрение и ксенофобия, как я уже говорил. И в этом случае призывать молодежь из такого региона… ну, по-моему, это продиктовано только тем, что у нас сегодня происходит на Украине. До сих пор этого не было.
Владимир Кара-Мурза: Руслан, как раз сейчас мы перейдем к теме Украины.
С нами на связь вышел Иван Сухов, независимый журналист, автор статьи "Горцы Кавказа на фронтах Украины".
Иван, что вас навело на мысль, что и призывники из Чечни могут оказаться сейчас в зоне боевых действий?
Иван Сухов: Я бы не был так уверен насчет того, что призывники могут оказаться в зоне боевых действий. Речь как раз идет о контрактниках. И главная проблема заключается в том, что поскольку Россия официально не признает своего военного участия в событиях на юго-востоке Украины, соответственно, люди, которые принимают участие в этих боевых действиях на стороне, так скажем, пророссийских ополченцев, не имеют никакого статуса. И они не могут быть формально защищены после того, как они вернутся. И их семьи не могут быть формально защищены в том случае, если они не вернутся с этой военной кампании.
Если говорить о призыве в Чеченской Республике, то по опыту разговоров с людьми, которые принимали участие в боевых действиях на Украине, – мне кажется, что это решение воспринимается многими в республике, по крайней мере, как шаг к некоему сокращению дискриминации Чеченской Республики и вообще Северного Кавказа в целом. Потому что, естественно, довольно большое количество людей хотело бы служить в российской армии. Многие из них рассматривали это как возможность дополнительной социализации, в том числе и в регионах за пределами Северного Кавказа. Военная служба для людей на Северном Кавказе всегда была делом престижа. И ограничение на призыв, конечно, рассматривалось как ограничение права. Я думаю, найдется довольно много людей, которые будут рады тому, что призыв возобновлен.
Я не думаю, что призывников из Чеченской Республики кто-то будет направлять на "горячие" участки фронта на Украине. Хотя, конечно, чем дальше продолжается эта ситуация, тем больше мы имеем возможность убедиться в том, что в Российской Федерации есть существенный дефицит боеспособных частей. И конечно, в конце концов, это обстоятельство может привести к тому, что призывники там окажутся. А раз возобновлен призыв с Северного Кавказа, то можно предположить, что и с Северного Кавказа туда попадут люди. Но сейчас речь идет об очень маленьких квотах. Я напомню, это 500 человек на осенний призыв для Чеченской Республики и 800 человек для Дагестана. По сравнению с тем количеством людей, которые заняты профессионально на военной службе, на контракте, это мизерное число. И я думаю, что пока хватает контрактников, чтобы решать боевые задачи, которые ставит им командование, хотя этого и не признает. И я думаю, что призывников это, скорее всего, не коснется.
И мы должны иметь в виду, что эти ограничения существовали для экстерриториальной службы. Призыв на территории Дагестана и на территории Чеченской Республики имел место все эти годы. И разговоры о том, что призыв в Чечне первый за многие годы, – это не совсем так. Потому что мы помним опыты по осуществлению воинского призыва в Чеченской Республике сразу после окончания активной фазы боевых действий во время второй чеченской войны. Правда, надо сказать, что командование довольно быстро столкнулось с ростом конфликтности в частях, и пришлось возвращать призывников домой. Но там они продолжали служить.
Владимир Кара-Мурза: Иван, мы помним эпизод с журналистами "Life News". Тогда посредником в их освобождении выступал Рамзан Кадыров. А может ли сейчас призыв чеченских новобранцев в армию стать дополнительным козырем для его авторитета в конфликте на юго-востоке Украины?
Иван Сухов: Это очень сложный вопрос. Потому что не очень понятен уровень авторитета Рамзана Кадырова именно в ситуации с конфликтом на юго-востоке Украины. Но очевидно, что осуществляя какие-то мероприятия, направленные на то, чтобы чеченские бойцы имели возможность принять там участие на стороне пророссийских ополченцев, чеченское руководство стремится повысить свою политическую капитализацию внутри страны. Я не уверен, что это такая уж хорошая идея с точки зрения федерального руководства. Но чеченское руководство в последние несколько лет часто стремится быть несколько большим "его величеством", чем сам король. И часто бывает так, что оно демонстрирует избыточное патриотическое рвение. Вот мне кажется, что ситуация с мобилизацией людей на войну, идущую на юго-востоке Украины, – это как раз тот случай, когда попытка набрать политический вес внутри страны может привести к обратному эффекту.
Владимир Кара-Мурза: По-вашему, получается, что все эти 20 лет российская Конституция не в полной мере действовала на территории Чечни, исключая священный долг и почетную обязанность призывника?
Абу Гайтаев: Да, я думаю, что несоответствие праву в данной ситуации есть. Дело в том, что воинская служба – это действительно конституционный долг и обязанность гражданина. Но когда государство тебя фактически освобождает от этой обязанности, конечно, это освобождение не должно повлечь за собой никаких негативных последствий. Понятно, что если бы государство озаботилось правовым оформлением этого ограничения, то есть законом или указом внесло бы ограничения именно для определенной территории, а в данном случае – для Чеченской Республики, проблемы бы не было. Ведь фактически решение о том, чтобы не призывать выходцев из Чеченской Республики, было правильным. Но это же не официальный запрет. Нет его правового оформления. А на самом деле, на тот момент, естественно, и даже сейчас эта проблема актуальна.
И на сегодняшний день есть большие сомнения в том, готово ли воинское сообщество России принять в свои ряды военнослужащих из Чеченской Республики. И надо учитывать, что этот призыв – это то поколение, которое мы называем "потерянное поколение", которое не имело детства. Детство у них прошло в этой войне, весь ее ужас они прошли. И сейчас их призывать на воинскую службу – вряд ли это правильно. И я согласен с тем, что если этот призыв будет, то служить они должны на территории Чеченской Республики. На мой взгляд, это было бы правильным решением. Я не имею в виду службу по контракту. Понятно, если человек хочет служить по контракту, тут не может быть никаких ограничений. Ну а что касается "срочников", я думаю, что они все-таки должны служить на территории Чеченской Республики, во всяком случае – пока.
Владимир Кара-Мурза: С нами на прямую связь вышел Саид Бицоев, заместитель главного редактора газеты "Новые известия".
Саид, прервались ли ратные традиции чеченского народа? Мы знаем, что в рядах советской армии выросли такие полководцы, можно сказать, как генерал Дудаев или полковник Масхадов. И вот несколько лет не было призыва. Прервалась ли связь поколений?
Саид Бицоев: Да, я думаю, что эта связь, конечно, в данный момент прервалась. И до того, как она восстановится, когда начнут воспитывать призывников либо офицеров в новых традициях российской армии, должно пройти какое-то время.
Для того чтобы состоялась адаптация молодежи в нынешней армейской среде, конечно же, нужно очень бережно относиться к этим ребятам. Это для них если не враждебная, то очень тяжелая среда, учитывая наличие в российской армии офицеров, которые были неоднократно в командировках в Чечне. Поэтому этот процесс должен быть очень бережным, очень аккуратным и системным.
Владимир Кара-Мурза: Руслан, все эти 20 лет продолжались ли в Чечне ратные традиции? Может быть, в каких-то домашних условиях подрастающее поколение обучалось воинскому делу?
Руслан Мартагов: Как говорится, ратные традиции у чеченцев в крови. На наглядных примерах обучались владеть оружием, стрелять.
Но все-таки, я закончу свою мысль, возвращаясь к призыву, что это связано с событиями на Украине. Вдруг оказалось, что у России очень мало боеспособных частей. И потом пошли гробы. Пытались скрыть безобразные сцены на кладбищах в Псковской области, увольнения "задним числом" – но это все несерьезно. И потом, это же русские – это самая большая электоральная часть. Не дай Бог, она начнет проявлять недовольство, если количество гробов еще увеличится, – это вообще грозит черт знает чем!
А кавказские народы так социально не активны, это более пластичный материал. Ну а как заставляют подписывать контракт, мы знаем: полгода отслужил – и все, пожалуйста, тебя заставляют подписать контракт, и после этого тобою могут распоряжаться, как хотят. И получается новая боеспособная часть, которая даже если понесет большие потери, то социальных потрясений на окраинах России это вряд ли вызовет. А если даже и вызовет, то это не отразится на российском обществе в целом.
Владимир Кара-Мурза: Саид и Руслан сказали, что оказались среди офицеров те, кто прошел две чеченские кампании. По вашему мнению, есть ли здесь опасность внутриармейских конфликтов между потомками жертв чеченской войны и самими ветеранами?
Абу Гайтаев: Несомненно, опасность есть, и опасность большая. Я по роду своей деятельности часто работаю в отделах полиции. И в каждом отделе полиции обязательно есть люди, которые были в Чеченской Республике. И представьте себе, что происходит в воинских частях. Понятно, что практически весь офицерский состав прошел Чечню. Естественно, после многих лет пропаганды сформировался образ врага – это образ чеченского народа. И этот образ до сих пор существует. Если он есть у представителей МВД, представьте себе, что происходит в воинских частях. Да, я думаю, что это проблема очень серьезная.
И еще накладывается, в отличие от времен Советского Союза, религиозный фактор. Сейчас чеченская молодежь очень религиозна. Они выполняют религиозные предписания, ритуалы, им необходимо в частях создать условия соблюдения своих религиозных обрядов. А готово ли военное командование, воинское сообщество предоставить все это? А ведь религиозный момент очень важен. В Советском Союзе никто не молился, а сейчас люди на улицах молятся. И эти ребята будут молиться, и они захотят, чтобы были созданы условия для этого. А будут ли они им предоставлены?..
Еще один важнейший момент: произошло ли фактическое примирение наших народов? На политическом уровне я вижу, что у них консенсус и так далее. Но в обществе, на мой взгляд, еще нет пока настоящего примирения. Мне кажется, это серьезная проблема.
Владимир Кара-Мурза: Саид, а если попадет чеченский новобранец в полк, которым, условно говоря, командует офицер из поколения "полковников будановых", это чревато конфликтом? Ведь вряд ли чеченец стерпит какую-нибудь грубость или дерзость.
Саид Бицоев: Вы сами ответили на этот вопрос. Конечно, такие офицеры в армии есть, и их много. И к сожалению, такой образ мышления сохранился. А в 18 лет у человека нет той мудрости, того терпения, той сдержанности, которые должны были бы присутствовать. А на любое раздражение и унижение любой человек, – кстати, не только чеченцы, но именно чеченцы – остро реагирует. И таких конфликтов избежать не удастся. Есть очень много примеров, когда чеченцев из Чечни не призывали, а из Москвы, из других российских городов иногда призывали в армию. И я по роду деятельности сталкивался с фактами притеснения ребят из Чечни (или если их родители были в Чечне), с несправедливым отношением со стороны офицеров, которые открытым текстом им заявляют: "Я тебе не дам тут служить!" Кстати, недавно в подмосковной части посадили парня из Хасавюрта. Исключительно спокойный парень, его адвокаты защищали. А те двое ребят, которых якобы он избил, говорят: "Да не бил он нас!" И все равно его посадили на три года. А командир части грозился чуть ли не 15 лет дать ему. То есть для офицеров эти ребята, эти солдаты – рабочий материал. Тем более, чеченские юноши. Поэтому я считаю, что, конечно, такая опасность существует.
Владимир Кара-Мурза: Руслан, в какие рода войск могут быть призваны чеченцы? И будет ли там мулла, как сказал Абу, для отправления религиозных обрядов?
Руслан Мартагов: Я на сто процентов уверен, что это будет "пехотное мясо". Потому что чеченцам не доверят какое-то современное, сложное оружие.
И насчет религиозного фактора. В свое время я предлагал МВД Российской Федерации, коль скоро у нас появилась мода на создание казачьих отрядов, казачьих округов, воссоздать так называемую "Дикую дивизию" – но в современном варианте, структурно подчиненную внутренним войскам. В этой одной боевой единице можно было бы и религиозные вопросы, и другие специфические вопросы решать. Она находилась бы на территории Северного Кавказа, и конфликтов бы не возникало. Но, к сожалению, эту идею даже не стали рассматривать. Потому что вооружить Кавказ, даже сейчас, – для руководства России это рассматривается как какой-то нонсенс. Поэтому я еще раз говорю, что служить они будут только в пехоте.
Владимир Кара-Мурза: А есть ли какая-нибудь юридическая основа для того, чтобы армию, хотя бы частично, строить по национальному признаку? Как во время Великой Отечественной войны была дивизия Панфилова из Казахстана. Или были части Доватора, состоящие из кубанских казаков. А сейчас этого нет. Со времен советской власти послевоенной все перемешиваются, – может быть, даже искусственно! – внутри российской армии.
Абу Гайтаев: Нет, правовых ограничений я не вижу для создании таких подразделений по национальному или территориальному признаку. Есть общая воинская обязанность, которая требует от молодого человека исполнения долга по защите своего Отечества. Это понятная норма, понятная обязанность. И каким образом он будет это осуществлять – это должно решаться в ведомстве. То есть Министерство обороны имеет, на мой взгляд, полное право юридическое решить вопрос организации подразделений, воинских единиц по своему усмотрению. Я не вижу здесь никакой правовой коллизии. Это компетенция Министерства обороны.
Владимир Кара-Мурза: Саид, мы помним, что после Великой Отечественной войны был большой процент, один из самых высоких, Героев Советского Союза среди чеченской нации. Сохранился ли сейчас этнически чеченский национальный офицерский корпус, чтобы они могли подавать пример молодым новобранцам?
Саид Бицоев: Конечно, есть немало офицеров, которые воевали, которые были задействованы в советской армии, которые сейчас живы. Но за последние 20 лет, когда Чечня практически выбыла из правового поля, многие уже состарились. И сказать, что есть поколение людей, которые могли бы передать свои традиции молодым, нельзя – их осталось очень мало. Но если будут пытаться вовлекать в военное поле чеченскую молодежь, особенно с высшим образованием, из них вырастут прекрасные воины. Они очень дисциплинированные, спокойные, сообразительные. У них нет паники при ведении боевых действий. Поэтому если будет, допустим, на то воля офицеров, то, конечно, чеченцы могут интегрироваться в военные структуры и показать себя очень полезными бойцами, защитниками России.
Владимир Кара-Мурза: Руслан, есть ли среди ваших ровесников кадровые офицеры, которые, может быть, вышли в отставку или находятся в запасе, но способные передать опыт, работать в военкоматах, обучать школьников военному делу, чтобы возродить традиции, которые утрачены за 20 лет?
Руслан Мартагов: Безусловно, есть, их много. Но они не востребованы, они сейчас военные пенсионеры и, как говорится, никому не нужны.
Владимир Кара-Мурза: А из каких они родов войск? Мы помним, что генерал Дудаев был летчиком, а полковник Масхадов – артиллеристом.
Руслан Мартагов: У нас есть единственный в Чеченской Республике летчик военно-морской авиации Сулим Темирсултанов, он недавно вышел в отставку и работает в военкомате республики. Есть артиллеристы, есть ракетчики, один – из внутренних войск, танкисты есть. Но они не востребованы.
Владимир Кара-Мурза: Руслан, сегодня собираются призвать 500 чеченских новобранцев. Если восстанавливается численность народа, сколько бы чеченцев вообще могло встать под ружье, если бы их полноценно призывали в ряды российской армии?
Руслан Мартагов: Я думаю, тут речь бы шла уже о тысяче, о двух тысячах, если не больше.
Владимир Кара-Мурза: А много ли сейчас призывать студентов, которые имеют отсрочку?
Руслан Мартагов: На этот вопрос очень трудно ответить, потому что отсрочка подразумевает какое-то юридическое, правовое обоснование. Ну, какая может быть отсрочка, если их вообще не призывали?..
Владимир Кара-Мурза: Давайте вспомним 90-е годы. Почему был так востребован горький опыт, накопленный из-за того, что политики не смогли договориться? Как это повлияло на самосознание народа и на его отношение к воинской службе?
Абу Гайтаев: Если честно, я затрудняюсь ответить на этот вопрос... Во времена Советского Союза отношение к воинской службе было положительным. Потому что после ужасов двух войн отношение к российской армии не может быть положительным – просто по определению. Потому что было совершено очень много страшных преступлений. И в один момент все это перевернуть, чтобы изменилось сознание народа, – ну, это невозможно. Мне кажется, что пока чеченское общество не одобряет призыва наших детей в российскую армию вне пределов Чеченской Республики. И это очень серьезная проблема. Чтобы поменять это отношение, нужна очень большая работа, – и не только на уровне политического руководства. Но мы вопрос этого негативного отношения должны каким-то образом разрешить. Как? Я не знаю. Но это проблема очень серьезная. У наших обществ, чеченского и русского, полного, подлинного примирения нет, я это могу сказать однозначно. Поэтому нам надо очень много работать над этим.
Владимир Кара-Мурза: Саид, нация, которая пережила депортацию 1944-го года, а затем горе двух чеченских войн, – в ней сформировался образ врага из советской, а впоследствии и из российской армии?
Саид Бицоев: Я так не думаю. Бывает реальный противник, а не некий его образ. А по телевизору показывали только то, что делали боевики. Но нет ни одной семьи, которая бы не потеряла родственников. И мы знаем, какие преступления совершались отдельными военными. Хотя среди них было очень много хороших, порядочных людей, благодаря которым удалось порядок там восстановить. Тем не менее, ожесточение и дистанцирование существует пока на бытовом уровне. Хотя я бы не стал это слишком драматизировать.
Из этой ситуации есть выход. Если призывников оставить служить в республике либо формировать из них какие-то отдельные части по принципу "Дикой дивизии", если там будут смешанные офицерские составы – русские, чеченцы, другие национальности... Ведь великий князь Михаил Романов опекал "Дикую дивизию", он давал рекомендации, как себя там вести. И горцы были очень довольны, очень горды тем, что великий князь является их главным командиром. А он говорил: "Дайте возможность горцам молиться, не унижайте их, не подкалывайте их из-за незнания русского языка. Зато в бою они показывают героические примеры". Вот если будет такой подход, то, конечно же, нынешним чеченским призывникам будет легче адаптироваться и чувствовать себя бойцами российской армии.
Владимир Кара-Мурза: Руслан, хотя бы у части чеченских семей сформировался ли из-за депортации, из-за трагедии последних лет образ врага в представлении о российской армии?
Руслан Мартагов: Я к чести моего народа должен сказать, что этот образ не сформировался. Дело в том, что в первую очередь он должен был сформироваться против русского народа, как основного наполнителя советской, а сейчас и российской армии. У нас бывает конкретный враг. Но в русском обществе, насколько я могу наблюдать, образ врага – чеченского народа – сформирован. И с этим надо считаться.
Владимир Кара-Мурза: А вы не исключаете, что кадровики будут под лупой изучать личные дела призывников из Чечни в тех частях, куда они попадут, чтобы выискивать, нет ли у него представлений, может быть, о кровной мести, была ли его семья депортирована? Хотя депортированы были 100 процентов семей. Были ли его родственники жертвами чеченских кампаний? Будет ли восстановлена "особистская", в нехорошем смысле "смершевская" традиция?
Абу Гайтаев: Я думаю, эта традиция есть, конечно. Особое отношение, особый контроль над призывниками из Чеченской Республики будет, естественно. Я думаю, что эта информация уже есть практически на всех жителей Чеченской Республики. Уж столько лет спецслужбы работали!.. То есть досье на каждого призывника, я думаю, будет направляться по месту службы. Особого труда не составит им изучить этого человека и так далее. Мне кажется, что это наименьшая проблема из тех, которые там будут.
Особое отношение к призывникам из Чеченской Республики в свете последних событий, конечно, будет присутствовать. Но в этом я не вижу большой проблемы. Проблема в том, что есть ли на сегодняшний день в российской армии те офицеры, которых раньше называли "отцами". Есть ли сейчас в российской армии люди, которые могут призывников из Чеченской Республики научить, обучить, понять их, в том числе и их психологию. Израненная наша молодежь, – какое будет к ней отношение у этих офицеров и сослуживцев? Вот это большая проблема. А изучение личности и так далее – это мелочи. Главное, чтобы их могли принять, адаптировать и так далее.
Владимир Кара-Мурза: Саид, будет ли стопроцентное доверие к призывникам из Чечни, к новобранцам, которые попадут в осенний призыв? Или им не будут доверять серьезного оружия? Так как было с дежурными по кухне, солдатами в хозвзводах, в обслуживающем персонале, как когда-то перестраховывались наши советские вояки.
Саид Бицоев: В советской армии было много частей, дивизий, полков, в которых доверяли и серьезное оружие, и серьезные посты. Но сегодня – вряд ли. Потому что люди, которые прошли войну, у которых погибли друзья, однополчане, они, естественно, их будут вспоминать. И те ребята, которые попадут в части, где есть такие офицеры, прошедшие через Чечню, – там будут, естественно, попытки их подчинить, унизить и, не дай Бог, обложить данью. А такие случаи, к сожалению, у нас в армии сегодня не изжиты. Но есть надежда на то, что пришел в Минобороны Сергей Кужугетович Шойгу. Я этого человека знал лично. И очень надеюсь, что его присутствие и его руководство позволит нам эту задачу успешно решить.
Владимир Кара-Мурза: Руслан, может ли недоверие вызвать неприятие чеченских призывников в элитных частях российской армии, что их не будут посылать, например, на атомный флот, в Кремлевский полк, в ВДВ, где генерал Шаманов служит?
Руслан Мартагов: Я же и говорил, что для них уготовлена только пехота, только пехотные части. Естественно, если их будут размешивать по другим частям, то нам трагических случаев не избежать. Потому что очень много "дуболомов под погонами", которые решат, что если к нему попал новобранец-чеченец, то над ними можно измываться. И этого надо избежать, а это возможно только в одном случае – когда будет экстерриториальный призыв, когда служить они должны будут все вместе, в какой-то отдельной части. Я думаю, что только так. Но говорить о том, что им доверят какое-то серьезное оружие, вообще не приходится. Это кошмар для наших военных – доверить чеченцу серьезное оружие. Да никогда!
Владимир Кара-Мурза: А вы ожидаете какого-то всплеска дедовщины, когда потребуется правовая помощь вашим соотечественникам?
Абу Гайтаев: Я думаю, что если действительно этот призыв состоится, и чеченцы будут направляться для прохождения воинской службы в регионы Российской Федерации, наверное, юридическая помощь им понадобится. Потому что, зная на сегодняшний день психологическое состояние чеченской молодежи, я думаю, что переход в другое состояние обязательно повлечет за собой какие-то последствия. Разные сейчас у нас все-таки общества – чеченское и российское. Конфронтация, конфликты будут обязательно. И они, естественно, будут переходить уголовно-правовые границы, за которыми уже наступает уголовное преследование. Я думаю, что проступки и нарушения среди чеченцев все-таки будут караться и преследоваться намного строже, чем среди других солдат. Я исхожу из того, что происходит в гражданском обществе. Думаю, то же самое будет происходить и в армии.
Я еще раз хочу подчеркнуть, что все-таки призыв в регионы Российской Федерации, за пределами Чеченской Республики мне кажется преждевременным.
Владимир Кара-Мурза: Саид, можно ли безоговорочно поздравить сегодняшних призывников, чеченских новобранцев с тем, что они попадают в российскую армию, примут российскую присягу? Или вы только с некоторыми оговорками могли бы это сделать?
Саид Бицоев: Действительно, с некоторыми оговорками. В принципе, это событие, конечно, нельзя не считать позитивным, потому что мы знаем, что было очень много процессов, и судебные в том числе, когда люди не имеют возможности поступать на госслужбу, на службу в силовые структуры, на службу в армии, службу в милиции. Поэтому, конечно же, это позитивный шаг. Сегодня в армии тяжело, но эта ситуация меняется к лучшему. В том числе, есть случаи, когда люди добровольно пытаются попасть в российскую армию, чтобы потом получить возможность пойти на службу куда-нибудь. И, конечно, это очень позитивный момент. Конечно, надо более внимательно подойти к этому вопросу, может быть, провести опрос, и не только среди правозащитников, среди чеченских родителей, но и среди офицеров – как они смотрят на этот вопрос, что скоро появятся в армейской среде чеченские юноши.
Владимир Кара-Мурза: Руслан, будут ли в аулах уважать односельчан, которые отслужили в российской армии и вернулись на родину? Или предстоят еще трудные времена адаптации к подобным новшествам?
Руслан Мартагов: Да что вы?!.. Тот, кто отслужил, вернулся, его встретят, приветят. Такого анахронизма у нас нет. Встретят нормально, если он отслужил хорошо, пришел из армии, будут рады за него.
Владимир Кара-Мурза: А чего больше – плюсов или минусов – в том, что стали из Чечни призывать на действительную службу?
Абу Гайтаев: Я понимаю, что это политическая инициатива политического руководства, и она, наверное, правильная, именно в таком качестве. Потому что этим, я так думаю, руководство республики хочет активизировать процесс примирения чеченского и российского обществ, показать, что сейчас уже наступила стабилизация, что сейчас уже чеченцев можно призывать, и все ограничения в отношении чеченцев должны быть сняты. Но любая правильная инициатива должна быть обеспечена реальными условиями для ее претворения в жизнь. В данном случае, мне кажется, механизм реализации этой инициативы еще не предусмотрен. Потому что есть воля и инициатива, но как сделать так, чтобы не было наступления тех негативных последствий, о которых мы ведем речь. Мне кажется, что над этим еще надо работать.
