Российские военные уже освобождены – включая и офицера, выдачи которого требовали в Тбилиси. Однако окончания конфликта между Москвой и Грузией не ожидается. Президент России Владимир Путин встретился с руководителями фракций Государственной Думы, чтобы обсудить с ними отношения с соседней страной и возможность введения нового законодательного режима, облегчающего главе государства возможность устанавливать в срочном порядке режим экономических санкций. В России обещают выловить нелегально проживающих здесь грузинских гастарбайтеров и закрывают развлекательные центры, якобы принадлежащие криминальным авторитетам неправильного происхождения. Неожиданно воскресший из политического небытия депутат Дмитрий Рогозин с трибуны Государственной Думы смешно пародирует грузинский акцент – попробовал бы он изобразить что-нибудь эдакое во времена товарища Сталина, чей акцент мало отличался от акцента президента Саакашвили. Словом, идет массированное наступление на зарвавшуюся страну. И тут возникает вопрос: а что, собственно, Москва хочет от Тбилиси?

Если бы российские военные продолжали удерживаться в грузинской тюрьме, если бы штаб группы российских войск в Закавказье пикетировался бы грузинскими внутренними войсками, если бы возникли еще какие-либо проблемы, связанные с пребыванием российских граждан в Грузии, действия Москвы были бы понятны и даже логичны. Но российская государственная машина стала, по обыкновению, разворачиваться не до, а после освобождения военных. И поэтому совершенно невозможно понять, в какой пункт эта машина собирается приехать. Что должен сделать Саакашвили теперь – после того, как президент Грузии, отдав Москве людей, обвиняемых в шпионаже, фактически капитулировал перед превосходящими силами противника? Станцевать лезгинку? Так грузный Мишико вряд ли хороший танцор. Перестать говорит с грузинским акцентом? Так это даже товарищу Сталину было не под силу. Не вступать в НАТО? Так кто ж его возьмет…

Неопределенность российских политических целей в отношении страны, к которой не выдвигается никаких отчетливых требований, выглядит не внешней политикой, а показательной поркой зарвавшегося подростка. Так Голиаф мог бы отхлестать Давида, если бы у того не было бы в руках пращи. Однако есть маленькое «но». Юный пастух Давид вошел в историю как один из величайших победителей всех времен и народов именно потому, что победил великана Голиафа. Но если бы великан Голиаф победил бы Давида – о его подвиге никто не вспомнил бы уже на следующий день.

Потому что это не подвиг, а естественное течение жизни. Потому что маленькие, как правило, проигрывают большим. И больших никто никогда не прославляет за избиение маленьких, даже если эти маленькие – допустим –несимпатичные. Зато когда большие принимаются с упорством, достойным лучшего применения, бороться с маленькими не на жизнь, а на смерть, закрадывается серьезное сомнение: полноте, да Голиаф ли это?