Елена Рыковцева: «Политковская, которую мы потеряли» - вот тема нашей сегодняшней программы.

Я представляю вам гостей нашей студии. Как будто бы двух дней не прошло. Мы собирались здесь в четверг. Санобар Шерматова, независимый журналист. Вадим Речкалов, «Московский комсомолец». Иван Сухов, газета «Времени новостей». И с нами была Анна Политковская.

Я расскажу, как тот эфир готовился. Теперь все важно. Вообще, это был такой редкий случай, когда «Час прессы» готовится заранее. В принципе, это программа, которая идет с колес. Случилось что-то – мы эту тему обсуждаем в «Часе прессы». В этот раз я заранее знала, про что будет программа – именно в четверг должно было состояться 30-летие Рамзана Кадырова. Я позвонила Ане в субботу, то есть за пять дней, чего никогда у нас не бывает: «Аня, давай, приходи, без тебя Рамзана-то обсуждать невозможно. Потому что все, кто едет в Чечню - проникаются, всем начинает нравиться. А я думаю, что ты никогда не проникнешься, а нам нужны все-таки разные мнения в эфире». Я еще не знала, кто будет у меня в гостях, это был первый гость, которого я звала. Она говорит: «Конечно, я приду. Хотя ситуация у меня тяжелейшая». И теперь об этой ситуации Ани Политковской я могу рассказать, потому что тогда в эфире я этого делать не стала.

Аня повезла свою маму с очень низким гемоглобином в больницу. И маму сразу начали готовить к операции, потому что оказался запущенный рак. Папа ехал в больницу к маме, вышел из метро, спросил, как пройти, и – умер. Обширный инфаркт. Эти события происходили в течение одной недели. После этого приехала сестра Ани из-за границы. Они начали меняться, ходить в больницу по очереди. И Аня мне сказала: «Ты знаешь, конечно, на такой эфир я приду, я договорюсь с сестрой. Я все время сейчас у мамы, целыми днями, каждую минуту, но на такой эфир приду. Только ты мне позвони накануне в среду все-таки». В среду я ей звоню, она говорит: «Нет, не получится, потому что у мамы вчера был инфаркт. Она не выдержала известия о папе, она не выдержала вот этой операции. Я дежурю каждую минуту». И все-таки в четверг утром я позвонила и говорю: «Аня, ну, все же как Кадырова без тебя обсуждать…». Она говорит: «Да, конечно, как же без меня…» И она участвовала в нашем эфире по телефону, из больницы, отходила, приходила. Причем я-то попросила ее, в общем, о коротком комментарии: «Хоть три минуты скажи». Но она ведь заводная женщина-то, и конечно, участвовала всю программу.

И вот все, кто был в этом эфире, сегодня опять здесь. А Ани с нами нет. И мы сегодня будем ее теперь уже вспоминать, получается. И раз уж об этом эфире говорим, послушаем, что она тогда сказала.

Анна Политковская (запись от 5 октября): Сейчас на моем рабочем столе две фотографии. Я веду расследование. Это пытки в кадыровских застенках сегодня и вчера. Это люди, которые были похищены кадыровцами по совершенно непонятной причине. Их не стало просто для того, чтобы организовать пиар.

Я хочу сказать, что вот эти похищенные, чьи фотографии у меня на рабочем столе, это люди (один из них русских, другой – чеченец) были представлены так, будто бы это боевики, с которыми кадыровцы вели бой у селения Алерой. Это известная история, которая ходила по нашим телеэкранам, по радио и газетным страницам. Когда Кадыров на фоне поверженных боевиков раздавал интервью перед телекамерами государственных и прочих каналов, а на самом деле всех этих людей собрали, похитили за некоторое время и убили.

Елена Рыковцева: И вот, поскольку Аня во время эфира отходила, не все слышала, я потом ей позвонила и говорю: «Тут такое событие произошло. Речкалов, который говорил, что «Политковскую не признаю» (было такое дело), сказал, что после всего, что ты сегодня наговорила, он тебя уважает, ты его друг». И она попросила прислать текст программы по электронной почте, я этот текст отправила, и сейчас, придя на работу, получила от нее письмо, от Ани. С согласия Речкалова читаю его целиком. Хотя я ему предлагала всего один абзац прочитать, но он сказал, что можно все письмо. «Лена, большое спасибо. Кстати, Речкалов не прав, говоря, что мы терпеть друг друга не можем. Может, это он о себе. Я к нему отношусь лишь как к коллеге: хорошо пишет – спасибо, плохо – не спасибо.

Еще Речкалов не прав в том, что никто не написал о погибшем Бувади Дахиеве (кто слышал программу, знает, о чем шел разговор), который действительно был уникальной личностью. Я написала большую посмертную статью-эпитафию. Жаль, что Речкалов читает только сам себя. Кстати, Измайлов не таков, чтобы списывать у кого-то…(Я напомню, что тогда процитировала майора Измайлова, который в день 30-летия Рамзана Кадырова написал, что эта перестрелка знаменитая между чеченскими и ингушскими милиционерами произошла от того, что Рамзан Кадыров послал милицию выручать автомобиль своей сестры. А Речкалов в шутку сказал: «У меня списал, потому что я об этом раньше написал») Аня пишет: «…К тому же история, им рассказанная, достаточно хорошо известна, и не от Речкалова пошла, а от ближайших товарищей Дахеева после его гибели. Я сама об этом с ними разговаривала, но писать не могла. Уже папа умер, а маму готовили к операции. Поэтому Измайлов и написал».

Вот это Анино последнее письмо. Вообще-то, я с ней раньше не переписывалась, но так получилось.

Вадим Речкалов: Просто одно уточнение. Когда я говорил о том, что о Дахиеве никто не написал, я Аню-то как раз не имел в виду. Я имел в виду тех людей, которые ночевали у Бувади, ели у Бувади, пили у Бувади. Аня как раз не ночевала, не ела, не пила, и близким другом ее назвать никак нельзя, а она написала. А друзья его предали. Поэтому хорошо, что написала. Я действительно не читал эпитафию Анину, и если бы даже читал, я бы остался при своем мнении. От нее не требовалось этого, а она это сделала. И самое главное, что Елена сейчас сказала: «Ну ты же, Аня, никогда не проникнешься». И вот эта константа так называемая, постоянство – это очень важно. И когда что-то случается действительно важное, не просто склоки, наши журналистские, а что-то важное в жизни, что касается не только наших взаимоотношений или еще чего-то, то вдруг выясняется, что важно именно это вот – «ты же никогда не проникнешься». Вот это главное.

Я влез так, извините…

Елена Рыковцева: Это такой, разговор без сценария. Влезайте, сколько хотите. Коллеги, нам от этой темы не уйти. Аня была очень жесткой в том эфире. Она говорила вещи не юбилейные, не праздничные. Санобар, все-таки увязывать будем все это?

Санобар Шерматова: Вы знаете, я считаю, что и у Рамзана Кадырова, так же как у любого из нас, здесь присутствующих, должны быть какие-то права. И в первую очередь это то, что пока не доказано, об этом не говорить. Разные версии сейчас высказываются, я посмотрела по ленте новостей, и Владимир Жириновский, например, напомнил, что Политковская писала и про коррупционные дела, и политические были проблемы, и затрагивала она, в общем, большой круг лиц, среди которых нужно искать. Мне кажется, следствие пойдет по этому пути, и мне кажется, что сегодня больше нужно говорить о том, что сделала сама Аня, что она успела сделать за последние годы.

В годы чеченской войны мне приходилось с ней сталкиваться в Чечне, в Ингушетии, на Кавказе. Мы не были друзьями, мы были знакомы, и я, конечно, читала то, что писала Аня о Чечне. Не все, на мой взгляд, было адекватно иногда тому, что происходило там. Но, знаете, мне приходилось в Чечне встречаться с людьми – как с ее горячими поклонниками, так и людьми, которые просто ее позицию не воспринимали. Вы знаете, кавказцы – люди искренние. И те и другие всегда искренне высказывали одному журналисту про другого журналиста. Есть такой кодекс как бы, неписанный, – не обсуждать своих коллег. Но вот то, что они говорили, я запоминала. И я для себя за все эти годы чеченской войны уже поняла, что Анна Политковская – это был человек, который имел возможность высказать то, что не могли сделать сотни и сотни обычных людей, которые страдали от этой войны.

Вот она была таким вот голосом, и этот голос был слышен, потому что это была она, и она работала в крупных изданиях, и эти издания читали, о них говорили. Она выступала и за границей, она выступала и на форумах в Москве. И голос был громкий, он был слышен. И эти люди, которые жили в Чечне, читали Политковскую в «Общей газете», потом в «Новой газете», они это воспринимали как некий такой акт справедливости. Потому что вот они страдают на этой войне, и об их боли, об их потерях, об их горечи, их жизни она рассказывала. Она приносила это в нашу более или менее спокойную московскую жизнь.

Елена Рыковцева: Санобар, конечно, абсолютно права, что есть презумпция невиновности и так далее. Есть 96 материалов Анны Политковской, написанных только в этом году, я посмотрела. Я, конечно, не успела просмотреть, про что там каждый, но 96 - на очень разные темы. Она очень много писала, и вовсе не все про Рамзана Кадырова. Тем не менее, раз уж эфир про это у нас был в четверг, Иван Сухов, вы скажите, пожалуйста, вы это очень хорошо знаете – и человека, и Чечню, и ситуацию: когда про Рамзана говорят плохо, вот кто-то так все время долбит в одну точку, что «это мой враг» и так далее, - были ли случаи, были прецеденты, что мстили?

Иван Сухов: Я бы не сказал, что так хорошо знаю человека. В моем общении с этой ситуацией и с этим регионом был один единственный случай, когда со стороны Рамзана появился какой-то интерес к тому, что я делаю. Это было во время выборов президента Алханова в августе 2004 года, когда в восточной Чечне шла агитация от его имени, от имени Рамзана Кадырова, за совсем другого кандидата, который ни в какие кремлевские планы не входил. Все это напечатали с фотографиями с огромных предвыборных плакатов. Была, видимо, какая-то реакция на все это, и вот это – единственный случай, когда они проявили интерес к моей скромной персоне. Никаких жестких ни высказываний, ни действий за этим не последовало. И, в общем, слава богу, никак это моей дальнейшей деятельности не мешало.

Мне хотелось бы сказать, что сейчас формат программы, видимо, подразумевает, что мы это будем связывать…

Елена Рыковцева: Нет, боже сохрани! Что же вы обо мне такое думаете? Конечно, мы связывать не будем. Я просто вас спрашиваю, как людей, которые знают обстановку там, учитывая, что все равно мысленно где-то кто-то когда-то связывать будет: возможно ли это в принципе – все, что я вас спросила? В принципе, вообще, месть возможна?

Иван Сухов: Вот хочу сказать, думаю, что возможна.

Елена Рыковцева: Вадим Речкалов, вам были известны случаи, когда… я не хочу сказать, что сам Рамзан, но люди, обидевшиеся за него, которые его обожают, чтят … У нас много говорилось в эфире об этом бесконечном обожании, которое там существует. Я читала репортаж Ольги Аленовой с этого самого 30-летия, и она давала подряд монологи людей, которые вроде бы раньше относились к нему плохо, критически, скептически, как угодно, но сейчас это – царь, бог и герой, и «какой же он молодец, он строит». Не он сам, но кто-то, кто обиделся, - такое возможно? Я не говорю сейчас об Анне Политковской, вы поймите меня правильно, я просто хочу понять вообще.

Вадим Речкалов: На самом деле, Лена, я бы на твоем месте не говорил, что ты не говоришь об Анне Политковской, потому что, а зачем тогда мы собрались?

Елена Рыковцева: Есть какие-то вещи, которые нужно для себя понять. Возможно это в принципе или нет? Потому что вы можете сказать, что это в принципе невозможно, - и все.

Вадим Речкалов: Да нет, мы-то говорим об Анне Политковской на самом деле… А можно я немножко не отвечу… то есть не сразу отвечу? Я хочу, чтобы слушатели представляли все-таки масштаб личности Анны. Потому что когда, например, немцы не взяли мою книжку переводить, они сказали: «Нам не нужно, потому что у тебя непонятно, кто есть кто, по большому счету. У нас есть Анна Степановна Политковская, у которой все понятно». Я-то сначала воспринял это как комплимент, что вот надо же, как я сложнее написал.

Елена Рыковцева: Непонятно для немцев.

Вадим Речкалов: Да, непонятно для немцев, а сейчас-то получается… Да ладно, литературные амбиции, они не для этой передачи. Я просто о том говорю, что она у них есть. Она для них, для многих единственный рупор и сложившийся такой образ. И тут непонятно, почему это случилось, почему она, а не кто-то другой. Потому что это зависит от выражения глаз, от манеры говорить, от манеры писать, от случайностей абсолютных попадания в какую-то ситуацию. На войне, допустим, ты оказался. Как один мой знакомый снял уникальные кадры просто потому, что он в то время сидел в том госпитале, а другие не сидели. Но это сложилось. Я не знаю людей, которые могли бы занимать место Политковской именно в силу вот этих случайных совпадений, как то ее природные данные, внешность, манера говорить, глаза эти, совершенно… их же сразу узнаешь, и они как у психоаналитика, они все время выслушают. И кто ее не любил, кто ее любил, все знали, что она есть. И все на нее ссылались, так или иначе.

И ее смерть – это очень масштабное событие, это большой удар. Почему это удар для цеха, почему это удар для России – я потом скажу. Это удар, во-первых, по международному престижу. Она была единственным фактически рупором о правах человека в связи с чеченской войной на Западе, надо это признать. У нее книжки выходили. Там где-то говорили, сколько она зарабатывает… Но ей же не платили за то, что она такая-сякая, а ей платили за труд. И еще появится это, и сегодня уже наверняка появилось, и завтра появится в Интернете – какие-то гранты, какие-то деньги, что, да, спонсоры у нее были – а значит, и до гибели недалеко. Вот эта гнусь вся появляется. Лена, я тебя уверяю!

Елена Рыковцева: Да?

Вадим Речкалов: Это уже появлялось. Просто ссылочку брось – и все. Сейчас же никому не надо с совестью идти на конфликт, ссылочку брось, ссылочка-то на совесть не повлияет, правильно? Но это говорит о ее востребованности. А потом, если бы она, как некоторые, просто бы оседлала эту тему и вещала бы налево-направо, даже в день гибели коллеги позволяя рассказывать в эфире анекдоты (как ее ближайшая идейная подруга, как вроде бы считается) - это одно. Она прошла всю эту дорогу, всю эту Чечню. Покойный Бувади Дахиев мне как-то сказал: «Я бы с тобой в жизни на эту тему не говорил, если бы я не знал, что ты там и там был». И с ней многие говорили, которые ее даже не принимали, только по этому качеству, что она-то была везде. И побольше многих, и побольше меня точно раз в 10. Почему я, когда ее не читаю, всегда говорю: «Аня, я вас не читаю»? Мне важно это сказать, потому что она – личность, она – масштаб. И когда я говорю, что я ее не читаю, я, понимаете, встаю в какую-то оппозицию профессиональную. Но я не могу с ней не считаться, понимаете.

А вот теперь мы идем к связыванию с Кадыровым или не с Кадыровым. А я не связываю это с Кадыровым, потому что единственный человек, кому это не нужно, возможно, это Рамзан Кадыров.

Елена Рыковцева: Давайте не будем все-таки связывать с Кадыровым. Давайте все-таки ответьте на мой вопрос. Это возможно в Чечне – отомстить человеку за то, что он плохо отзывается о Рамзане Кадырове?

Вадим Речкалов: Я считаю, что нет. Потому-то, во-первых, Аня женщина. А во-вторых, любой человек, если он не совсем дурак, он понимает, что первая тень падет именно на Рамзана Ахмадовича.

Елена Рыковцева: Это понятно.

Вадим Речкалов: Что за месть такая?

Елена Рыковцева: Иван Сухов, пожалуйста.

Иван Сухов: Я когда сказал, что месть возможна, я имел в виду скорее не месть со стороны Рамзана Кадырова лично и с чеченской стороны, а в более общем смысле, я имел в виду, к сожалению, наверное, ту ситуацию, которая у нас в стране складывается, в которой такая месть возможна со стороны кого бы то ни было. Пока рано говорить о том, какие версии, но уже говорят по телевизору, что связывают это с ее общественной, профессиональной деятельностью. Ну, значит, это месть за ее общественную, профессиональную деятельность. Вот в этом ужас-то.

И, возвращаясь к той четверговой передаче, собственно говоря, я там несколько раз пытался повторить: не так страшен сам по себе Рамзан Кадыров, сколько ситуация, которая позволила ему возникнуть и существовать.

Елена Рыковцева: Да. Санобар…

Санобар Шерматова: Я не помню случаев в Чечне, когда бы мстили российским журналистам. Писали много, писали разное, и сама Аня Политковская писала все эти годы.

Елена Рыковцева: Вот это то, что, собственно говоря, я и хотела понять для начала. Слово слушателям. Светлана, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Я постоянный читатель «Новой газеты». Для меня Анна Политковская всегда была образцом честного, независимого, мужественного журналиста. И я думаю, что в памяти всех тех, кто читал ее статьи, она и останется эталоном неподкупного, честного и мужественного человека и правозащитника. Сегодня мы все понесли огромную утрату, все общество. Потому что погибают лучшие. Убиты Александр Мень, Галина Старовойтова, Юрий Щекочихин, Сергей Юшенков, Игорь Домников. Трое из них – журналисты «Новой газеты». Писать честно всегда и везде было трудно. В России особенно, и особенно сейчас, когда информационное поле зачищено так, что живого слова не слышно, ни прямых трансляций, ни прямых телепередач. Сейчас ее практически заменить некем.

Елена Рыковцева: Спасибо вам, Светлана.

Виктор Иванович из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Во-первых, царство небесное Анне. Конечно, это все большая скорбь…

Елена Рыковцева: Хотя пока невозможно… все равно в голове пока не укладывается, про царство небесное.

Слушатель: Но я говорю – да будет земля ей пухом, это первое. И второе, хочу подчеркнуть самое основное и самое важное. Здесь нужно понять суть. Первое, вспомните Галину Старовойтову, о которой говорили. Вспомните Дмитрия Холодова. Вспомните Щекочихина. И «вспомните» вот теперь мы говорим об Анне. Все завязано в одном. И если сказать еще о Владиславе Листьеве, если послушать внимательно последнее интервью бывшего директора канала ОРТ, не помню, как его…

Елена Рыковцева: Сергей Благоволин.

Слушатель: Да-да, он умер. Вы там обратите внимание на одну конкретную часть, и тогда все станет ясно, что и откуда все происходит.

Елена Рыковцева: Спасибо, Виктор Иванович. Прочитаю, что пишут на пейджер. «Наверное, мало кто сомневается, что убийц Политковской послал Кадыров…» Нет, уважаемый Александр, очень сомневаются наши гости программы. «Она сказала, что он – вооруженный до зубов трус в окружении охраны. И за то, что помянула кадыровские застенки, в которых он держит похищенных». Александр, видимо, слышал нашу программу в четверг, но вот гости все-таки не считают, что в такой прямой зависимости это.

Вадим, вы, по-моему, как раз хотели об этом сказать, что было бы уж слишком нарочито, если бы…

Вадим Речкалов: Понимаете, в чем дело, во-первых, Анна говорила об этом не вчера, не позавчера, а, мне кажется, уже лет 10 подряд. Вернее, как Кадыров-младший возник, как он стал известен, как он стал ньюсмейкером – ничего хорошего он от Анны не слышал. И вдруг что, теперь у него терпение лопнуло?

Елена Рыковцева: Ну, да, но ведь в день рождения, может быть…

Вадим Речкалов: Все с ним свяжут, когда у него все так хорошо. Когда он был так называемым «непонятно кем», полубандитом, и она про него написала то, се – ее никто не тронул. А теперь, когда он, в общем-то, с каждым днем все больше легализуется, все больше становится, скажем так, не боевиком бывшим или еще кем-то, а чиновником, и после этого ему вот ее убивать – ну, это… Давайте на здравый смысл опираться, это невероятно.

Елена Рыковцева: Ну, здравый смысл состоит еще и в том, что когда-то, два года назад Вадим Речкалов написал о Рамзане Кадырове бесконечно жесткую статью.

Вадим Речкалов: Она ксерокопировалась в Чечне даже.

Елена Рыковцева: Он камня на камне не оставил от Кадырова, я даже не знаю, как ее описать. Тем не менее, Рамзан Кадыров согласился полемизировать в нашем эфире, в «Часе прессы» с Вадимом Речкаловым. И я даже удивилась, что он с вами согласился разговаривать после этой статьи, потому что вы его там уничтожили, в этой публикации.

Вадим Речкалов: Он как бы играет по законам цивилизованным, пытается. Так что просто невероятно.

Елена Рыковцева: Мы читаем дальше сообщения. «Глубочайшие сожаления по случаю гибели Ани Политковской. Я думаю, что это кадырово-путинская мафия», - добавляет тут виновных Владимир Родионов из Санкт-Петербурга.

«Я помню, что Политковская говорила на 50 процентов правду, а 50 процентов – нет. Зачастую она правду переворачивала» - так видится Руслану Бровкину.

«Зверское убийство Политковской связано с ее профессиональной деятельностью. Кому-то она мешала. Скорблю», - пишет слушатель Добрый.

Мы слушаем Ларису Дмитриевну. Здравствуйте.

Слушатель: Жуткий вечер. Вы знаете, я вспоминаю Анну Политковскую, когда она работала, кажется, в «Общей газете». И тогда шла первая чеченская война. И меня поразила одна статья – о солдате, который был ужасно ранен, лежал в одном из подмосковных госпиталей, я помню, что он 1977 года. Я позвонила в редакцию, она взяла трубку, и я ей сказала: «Знаете, меня ваша статья очень поразила, потому что у меня сын тоже 1977 года». Она сказала: «И у меня». То есть первое прежде всего, когда человек переводит на свои ощущения. Галина Старовойтова… Это просто женщины, которым нет замены. Нет, все вытоптано. Я не говорю уже о мужчинах – Щекочихине, Домникове, Мене и так далее. Спасибо. И сочувствую всем, маме ее и детям.

Елена Рыковцева: Спасибо, Лариса. Да, дети остались. Вообще, вы очень правильную деталь подметили, потому что Аня, при всей ее непримиримости профессиональной, по-человечески ужасно милая была женщина, общаться с ней было бесконечно приятно. И даже было странно – она ли пишет эти все тексты? Владимир из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Добрый вечер. Я с 30-летним стажем журналист и с удовольствием всегда читал Политковскую. Но вы забыли одну вещь, когда в 2004 году Политковская в реанимацию попала, когда ехала в Беслан. То есть тут как бы прослеживаются путинские дела.

Елена Рыковцева: Владимир, мы эту вещь не забывали, сейчас об этом говорят все время, потому что это факт ее биографии. Было такое, что и охрану приставляли, и угрозы какие-то были, потом как-то проходило, растрясалось. Вы помните, Санобар, с Минобороны была какая-то история. Иван, и вы, наверное, помните.

Иван Сухов: Да.

Елена Рыковцева: Все это в самом деле существовало.

Санобар Шерматова: Действительно, у Ани была жизнь, как, скажем, у многих фронтовых журналистов. Она постоянно была в «горячей точке». И действительно, если говорить о ней как о личности, это был человек, видимо, который через свое сердце, как женщина она все это перекручивала. Были, да, как написал один из слушателей, что 50 процентов правды, 50 процентов лжи. Понимаете, когда работаешь в такой ситуации, я не выступаю как адвокат в данном случае, просто так ситуация складывается, что когда начинаешь анализировать, читать правозащитников, действительно, отчеты правозащитников, репортажи, когда нужно писать «завтра в номер», все это должно сразу выйти, а ты сегодня идешь и смотришь, и тебе нужно срочно это написать, - на самом деле бывают и такого рода вещи, случаются. И бывали случаи, когда Аню действительно упрекали в том, что фамилия не та, вот зиндан сказали там, а этого зиндана там нет, проверка была, – какие-то такие вещи. Но без этого не обходится ни одна журналистская работа, особенно такая горячая и такая напористая, как у Политковской.

И мне кажется, все минусы и плюсы объясняются тем, что она была женщина, что она все воспринимала, через сердце пропускала, что у нее были дети, о которых она думала, видя смерть и видя мучения других детей, пусть и другой национальности, с другим цветом кожи, с другими глазами. Я думаю, что она была просто вот такая личность.

Елена Рыковцева: Иван Сухов и Вадим Речкалов, я хотела и вас тоже спросить, вы там бывали, разговаривали с людьми. Вот Руслан Бровкин нам пишет: 50 процентов - да, 50 процентов - нет. Как в Чечне это воспринималось? Все-таки Аня постоянно акцентировала плохое, негативное. Она говорила, вы все этот эфир в четверг слышали, что, «конечно, он строит, но ведь, извините меня, вот эти похищения людей нам не должны застилать глаза, это главное». Как в Чечне все это воспринималось? Это главное или все-таки считалось, что она ситуацию старается причернить?

Вадим Речкалов: Все правильно она писала, потому что задача писать о хороших сторонах (о чем нам постоянно говорят – «пиши о хорошем») – это задача пиар-менеджеров, а никак не журналистов. Журналист обязан писать только о плохом. Когда мне в Чечне говорят: «Ой, давай приезжай к нам» - я говорю: «Ребята, я к вам приезжаю только тогда, когда у вас плохо. Работа у меня такая. Поэтому лучше вы меня не приглашайте. Ничего хорошего от моих визитов никогда не бывает. Они всегда – следствие какого-то горя». Поэтому насчет того, что она писала только о плохом, - а о чем ей еще было писать?

Насколько я знаю, в Чечне по-другому воспринимаются журналисты, чем в Москве. Анна Степановна Политковская, если здесь у нее были, допустим, свои оппоненты, к которым я себя отношу…Пересекались наши дорожки в Чечне, и я всегда здоровался «привет – привет». И за это только я ее уважал, потому что я видел, где она там ходит, с кем и в каком виде. Это было абсолютно без всякой поддержки, то есть на свой страх и риск. И мне этого достаточно абсолютно. И там воспринимаются журналисты иначе: если ты сказал 50 процентов правды – боже, да ты самый правдивый на свете человек. Вы попробуйте, уважаемые слушатели, поезжайте туда и достаньте хотя бы 2 процента правды, а я потом посмотрю на вас, когда правда вырывается с кровью, не так просто ее там найти, эту правду, на самом деле.

И воспринималась она, насколько я знаю, как героиня. Причем людьми разными, и моими товарищами тоже. В основном те, которые постарше, уже склонны размышлять, они могли сказать: «Ну, Политковская там напишет…» А самая искренняя часть, которая еще не может анализировать, не может сравнивать, не отравлена светской жизнью, она воспринимала ее просто… ну, обожествляла. И, кстати, что, что мы ругали книжку, допустим, «Записки кремлевского диггера» Елены Трегубовой, вы не представляете, с каким свистом она просто уходила в Чечне! Люди с такой благодарностью ее читали. Я потом начал читать, благодаря чеченцам, и понял, что вот это ты правильно написала, молодец, вот это, вот это, вот это… Я тогда перестал ее воспринимать как девочку, которую я знаю, из кремлевского пула, а просто прочитал глазами читателя.

Для кого мы пишем, для коллег что ли? Для читателей вообще-то. Кстати, многие из нас пишут для коллег и еще для кого-то, для премии, для политиков. Вот Анна писала для читателей. И поэтому во многих вещах мы просто никогда друг друга не поймем. Мы забываем об этих читателях, а она писала для них.

Елена Рыковцева: Михаил из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте, господа. Знаете, вот я только что, пять минут назад услышал, по-моему, самое точное выражение в адрес Ани. Это фронтовой журналист. Это, по-моему, объясняет очень многое. А вообще-то, я очень много уже размышлял, и по поводу Ани тоже, и понимал, что женщина ходит по краю. И вот это произошло. Мне кажется, сейчас нам надо понять, что мы, скажем так, просто, условно говоря, партия порядочных людей, и власть и все, что вокруг нее, - мы противостоим друг другу. Давайте, наконец, честно это скажем. Спасибо.

Елена Рыковцева: Спасибо, Михаил. Сергей из Санкт-Петербурга, здравствуйте.

Слушатель: Добрый вечер. Моя фамилия Буч-Салтыков. Я вот не знаю, не смотрел, чье такое вот выражение есть - или Джона Рида, или Хемингуэя: «Меня умаляет смерть любого человека, ибо я един со всем человечеством. Потому, когда звонит колокол, никогда не спрашивает, по ком он звонит. Он по вам звонит». Несмотря на эту, можно сказать, притчу во языцех, все-таки из всех заказных убийств, начиная с Владислава Листьева и заканчивая Галиной Старовойтовой, только вот эта смерть Ани меня вынудила даже позвонить и задела. Потому что говорить о ее экономических доходах – это не только кощунственно, а, поскольку она мертва, это даже глумление. Все предыдущие при Борисе Николаевиче Ельцине и последующие, для меня лично больше в них материального было, чем политики.

Елена Рыковцева: Сергей, я вам скажу, что у Ани абсолютно никаких доходов не было. У нее были не очень крупные гонорары от зарубежных изданий. Это то, о чем говорил Вадим Речкалов, он просто говорил, что это могут раздуть. Он просто предупреждает, что если какую-нибудь грязь вы начнете в Интернете по этому поводу видеть, то не надо верить, потому что Аня была абсолютной бессребреницей на самом деле. Все это было не для денег.

Вадим Речкалов: И еще, я просто знаю, что текст уже этот готов. Я знаю, он в Интернете лежит, и завтра, я вас уверяю, он будет везде. Он уже готов, он уже месяца три как готов.

Елена Рыковцева: Он просто предупреждает. Но вас, Сергей, не нужно предупреждать, вы и так все понимаете.

Виталий Челышев с нами на связи, журнал «Журналист». Здравствуйте, Виталий. Очень приятно, что вы дозвонились.

Виталий Челышев: Здравствуйте. Я зам главного редактора и главный редактор нашего сайта. Дело в том, что Аню я хорошо, достаточно хорошо знал, и сравниваю это убийство с убийством Дмитрия Холодова и Гали Старовойтовой, это больше всего мне напоминает вот эти вот вещи. Сама Аня была в составе жюри Сахаровской премии «За журналистику как поступок». Сама она была награждена. И вся ее жизнь, в принципе, была поступком. Понимаете, в мире очень много правд и неправд борется. Когда человек выбирает тихое болото между правдами, он всегда утопит какую-то правду настоящую. Она не топила правду. Она отстаивала свою правду, и эта правда…

Ну, для меня это было потрясение. Я сегодня бросил все на работе, я уехал, потому что я просто работать не могу. Я считаю, что нам еще раз попытались – я не знаю кто – указать наше место: вы не имеете права говорить. Ведь уже в ее подъезде было покушение, и убили другого человека когда-то. Это все было уже. Это не первое покушение на нее. И, в конце концов, они этого добились. На самом деле это убивают русскую журналистику сегодня.

Елена Рыковцева: Спасибо вам, Виталий.

Лариса из Подмосковья пишет: «Одна журналистка Анна Политковская заменила сто мужчин журналистов России. Это ужасно!»

«Очевидно, что убийство Ани – это подарок ко дню рождения. Вопрос – кому, Рамзану или Владимиру?» - так спрашивает Олег.

Дмитрий из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Добрый вечер, уважаемые радиослушатели, уважаемая ведущая. У меня вопрос к господину Вадиму Речкалову как к журналисту, который пишет бесстрастно и правдиво. Вадим, я хотел бы уточнить у вас ваше отношение к Владимиру Соловьеву, и как вы считаете, какая будет его реакция на эти вот печальные события? Спасибо.

Вадим Речкалов: Да, очень странный вопрос, на самом деле, я не готов к ответу. Посмотрим по реакции Владимира Соловьева.

Елена Рыковцева: Жаль, что слушатель отключился, я хотела спросить, чего это вдруг его интересует.

Вадим Речкалов: Да нет, хороший вопрос на самом деле, потому что Владимир Соловьев – шоумен по профессии. Это безоценочное название. Вот посмотрим, в принципе, какое шоу будет по поводу гибели Анны. Если шоу не будет, то честь им и хвала. А если шоу будет на том накале, о котором пел покойный Меркьюри «шоу должно продолжаться», если на этом начнут с кем-то сводить счеты, чего на поминках не следует делать…Такие события, они, в общем-то, высвечивают людей до дна, и у нас будет возможность в ближайшие дни оценить всех наших кумиров, знакомых, известных личностей нормально, так что ждем, смотрим.

Елена Рыковцева: «Удалось услышать и увидеть Политковскую на митинге в защиту свободы слова у телестудии Останкино. Она говорила и писала о самом главном, о чем болело сердце, - о нарушении прав людей. О другом говорить сейчас, в условиях тоталитарного кремлевского режима, невозможно. Такого беспредела в отношении журналистов нет ни в одной стране» - так считает слушательница по фамилии Савельева.

Владимир Алексеевич из Санкт-Петербурга, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Я, конечно, скорблю по поводу этого несчастья, потому что это для нашего общества несчастье. Но мне хотелось бы не очень традиционно обратиться в эфире, если можно, прямо к убийцам и заказчикам.

Елена Рыковцева: Обращайтесь.

Слушатель: Я, ученый-физик, никогда не верящий в Бога, говорю вам. Отморозки, Бог и общество рано или поздно вас накажут. Ждите своей участи!

Елена Рыковцева: Владимир, будем надеяться, что Бог вас услышит, хотя я тоже, например, не…

Иван из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Добрый вечер. Я тоже физик, только, в отличие от предыдущего товарища, в Бога верю. Мне бы хотелось, кроме всего вот этого возмущения и так далее, которое сейчас прозвучало, все-таки в первую очередь сказать самые светлые слова в адрес, к сожалению, покойной Политковской. Она сделала намного больше, чем она могла, чем может сделать вообще какая-то женщина, тем более такая способная и талантливая журналистка. И хотелось бы все-таки, чтобы международная общественность немножко поняла и осознала, что же делается с нашим российским народом – уничтожается многомиллионный народ. Спасибо.

Елена Рыковцева: Спасибо, Иван. Я хочу поблагодарить наших слушателей за эти слова. Мы еще продолжим слушать звонки, но дело в том, что просто, если вспоминать эфиры с Анной Политковской (когда у нас в «Часе прессы» она была гостем), это всегда были принципиальные эфиры – в том смысле, что половина слушателей была на ее стороне, и половина – резко против. Но сейчас у меня какое-то впечатление, что даже те, кто бы резко против, звонят. Вот мне так кажется, что звонят все сейчас с этими словами.

Дмитрий из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. «Добрый вечер» я не буду говорить. Увы, не добрый. И времена в этой стране недобрые. Сейчас только одно – искренние совершенно мои соболезнования через мою любимую радиостанцию, через Свободу, всем, кто и знал Аню, и читал ее, для кого она была нравственным ориентиром. А выводы будем делать. Надеюсь, страна, общество найдет в себе силы сделать выводы. В том числе, и сегодняшний режим в Кремле. Спасибо.

Елена Рыковцева: Спасибо вам, Дмитрий. И все-таки, Иван Сухов, я уже к вам обращаюсь с тем же вопросом: что они говорили там, в Чечне, как относились к ее творчеству, что вы помните?

Иван Сухов: Знали все. Говорили почти все хорошее.

Елена Рыковцева: Правда? Несмотря на то, что она писала совсем нелицеприятные вещи для чеченского правительства, обожаемого?

Иван Сухов: Ну, во-первых, оно не всегда было обожаемым. И вообще, этот «эффект обожания» сложился как-то в последние несколько месяцев.

Вадим Речкалов: В последние два дня.

Иван Сухов: Я бы сказал, что это такой социологический феномен скорее, чем какое-то закономерное развитие вещей. А она-то ведь работала уже тогда, когда никакого нынешнего чеченского правительства не было, и тогда это была, в общем, единственная возможность говорить о каких-то страшных бедах, которые там происходили. Да, вели мониторинг там правозащитники из «Мемориала», но они делали эти свои досье для, так сказать, внутриобщинного пользования, между собой, никуда это не попадало. Куда-то уходило, в Страсбург, но это же было не так важно. А через «Новую газету» хоть как-то люди реально имели возможность достучаться, докричаться. Здесь, мне кажется, не самое подходящее время оценивать, где там и сколько у нее было фактических ошибок. Не в этом совсем дело. И даже некорректно сейчас говорить об этом. Но большинство людей в Чечне действительно видели в ней именно возможность сказать.

Елена Рыковцева: Вы знаете, самое интересное, что не только в Чечне. Я была на фестивале региональных работ телевизионных, и в нескольких сюжетах были сняты разговоры простых людей, когда они на что-то жалуются, и подбегают к корреспондентам: «Подайте нам сюда Политковскую!» Дело было совершенно не в Чечне, в других российских городах, и вот - «дайте нам Политковскую, мы ей пожалуемся, Политковская поможет».

Вадим Речкалов: Чеченцы ближе к смерти. Они любят тех, про кого чувствуют, что не жилец…

Елена Рыковцева: И сейчас к нашему разговору присоединяется Сергей Колвалев. Сергей Адамович, здравствуйте. Пожалуйста, скажите все, что вы считаете нужным в этот день.

Сергей Ковалев: Знаете ли, трудно что-нибудь сказать. Вот так мы живем...

Если вы спросите меня – думаю ли я, что это убийство было организовано спецслужбами Российской Федерации? – я скажу вам, что мне хотелось бы надеяться, что это не так.

Елена Рыковцева: Вот так!

Сергей Ковалев: А если вы спросите, что я думаю об этом убийстве, то, знаете, у Анны Степановны Политковской...

Елена Рыковцева: Сергей Адамович, вы сейчас уже явно дали понять, что это возможно. Если это возможно, то зачем им это? Им это зачем? Ведь столько лет терпели...

Сергей Ковалев: Ну, знаете ли, когда-то приходит конец терпению.

Елена Рыковцева: А что было последней каплей?

Сергей Ковалев: А скажите, пожалуйста, а что происходит в отношениях с Грузией? А скажите, пожалуйста, что, это первый раз, когда российских граждан подозревают в шпионаже? Что, это первый раз, когда Россия подозревает чужих граждан в шпионаже? Но как это всегда происходило? Обмены, выдворение персон нон грата. Ну, скажем так, корректные, совсем не всегда безрезультатные попытки защиты своих граждан. И вдруг – такое.

Мы, Россия, под руководством Кремля совершаем жесткий поворот.

Видите ли, Анна Степановна была человеком неудобным, и неудобным для многих, и для своих единомышленников тоже. Она была человеком страстным и порождала много обид. Думаю, что на этом наши следственные органы будут топтаться как никогда.

Елена Рыковцева: Вы имеете в виду, что на количестве обиженных будут топтаться?

Сергей Ковалев: Конечно. Целые кланы в Чечне... да мало ли кто еще мог бы мстить Анне Степановне за ее резкие отзывы и не политкорректные оценки и слова. При этом я не думаю, чтобы Анна Степановна была «заказана», ну, каким-нибудь начальником, каким-нибудь руководителем какого-нибудь отдела ФСБ. Но я думаю, что всерьез без санкций здесь не обошлось. Санкции, быть может, не написанные, не произнесенные, но санкции подразумеваемые. Вот ведь какая штука. В этом наша общая беда.

Елена Рыковцева: Сергей Адамович, спасибо вам за то, что вы участвовали в нашем эфире. Дмитрий Муратов тоже должен был быть в эфире, но пока он дает показания следователю. С нами Рашид Читаев. Рашид, здравствуйте.

Слушатель: Добрый вечер.

Елена Рыковцева: Рашид, вы, пожалуйста, с самого начала расскажите вашу историю, потому что я ее не знаю. Я знаю только, что как-то Анна вам в жизни помогла.

Рашид Читаев: Я сказал «добрый вечер», но, к сожалению, он далеко не добрый. Ну, по привычке получилось...

Дело в том, что я с Анной познакомился в 2000 году при трагических, печальных для меня и для моей семьи событиях. Дело в том, что арестовали двух моих братьев, отца 76-летнего, посадили их в Чернокозово. А поводом для всего этого было желание местной комендатуры и местного прикомандированного ОМОНа из Воронежа пограбить, одним словом, помародерничать, пользуясь тем, что и тогда, и сейчас, в принципе, все дозволено творить в Чечне, а теперь, как я понимаю, и в России. А в то время, когда еще существовало не то НТВ, которое есть сейчас, и еще были журналисты, которых я называю журналистами с большой буквы... И одной из них, конечно, была Анна Политковская. Она приняла большое участие... благодаря ее статьям, ее помощи мне удалось вызволить братьев, и более-менее все у нас нормализовалось. Братья уехали за границу. Но, в принципе, все закончилось хорошо. Эта история закончилась хорошо, в отличие от многих тысяч других.

А что еще я могу сказать о Политковской... Если кто-нибудь терял очень уважаемого для себя человека, то он, наверное, поймет мое состояние. Мне тяжело говорить сейчас. Это надо просто осмыслить и принять.

Елена Рыковцева: Рашид, а вы сейчас сами где живете?

Рашид Читаев. Я сейчас живу в Германии. В данное время я в Дортмунде.

Анна, наверное... да не наверное, а точно, она очень любила Россию, она очень любила свой народ, она верила, видимо, в него. Я думаю, что у нее было очень много возможностей уехать, сделав то же самое, что и я. Но она верила, в отличие от меня, в эту страну, в этот народ. А я год назад уехал из этой страны. Но, видимо, Анна считала... я уверен, что она знала, что для нее может быть такой конец. Ей и угрожали, и пытались убить. Но, наверное, она не видела своей жизни вне России, вне россиян, вне своих друзей, знакомых.

И еще я вот что хочу сказать. Я в последний раз видел Анну после беслановских событий, вернее, через несколько месяцев после Беслана, когда она только-только отошла от покушения на убийство. Если вы помните, ее пытались отравить. Это было, по-моему, перед редакцией «Аргументов и фактов», когда мы встретились. Я обрадовался, конечно, и сказал ей: «Боже мой, как я рад, Анна, что вы живы, что вы выжили». А она с присущим ей чувством юмора сказал: «Если бы ты знал, Рашид, как я рада, что я выжила». Но сейчас я не могу этого сказать, к моему большому горю.

Елена Рыковцева: Она очень тяжело болела после этого отравления.

И с нами на связи заместитель главного редактора «Новой газеты» Виталий Ярошевский. Виталий, здравствуйте.

Виталий Ярошевский: Добрый вечер.

Елена Рыковцева: Ну что у вас там сейчас?

Виталий Ярошевский: У нас следователи. Идет выемка документов.

Елена Рыковцева: По всей редакции?

Виталий Ярошевский: Нет, в кабинете Политковской. Ну, это, естественно, процедура следственная, если говорить о каких-то последних новостях. А так – пустота.

Елена Рыковцева: Виталий, время уже какое-то прошло. Вы вспомнили все ее последние... Вы сами-то между собой обменялись мнениями по поводу ее последних публикаций, чего она там готовила, что написала? Вот она у нас в эфире говорила, что какие-то серьезные у нее документы на столе лежат.

Виталий Ярошевский: Насколько мы можем судить... Во-первых, мы ждали сегодня ее статью очередную, которая должна была выйти в понедельник. И судя по тому, чем она делилась с выпускающим редактором (а я говорю с его слов, со мной она не делилась этим), эта статья должна была быть посвящена (теперь приходится так говорить) пыткам в Чечне. Речь (опять же со слов Анны Политковской) должна была идти о том, что Кадыров пытает чеченцев с целью добиться от них признания в античеченской деятельности, в антиправительственной, в антигосударственной.

С другой стороны, мы не исключаем того, что это такая многослойная или многоходовая, если угодно, провокация против самого Рамзана Кадырова. То есть не исключено, что таким страшным, наверное, даже... я не знаю, как это охарактеризовать, но вот таким способом какие-то люди пытаются нанести удар и по самому Кадырову.

Елена Рыковцева: Да, Виталий, и вот наши гости, которые сидят здесь в студии, и которые участвовали в очень жестком эфире про Рамзана Кадырова два дня назад, тоже этого не исключают.

Виталий Ярошевский: Ну, видимо, есть немало тех, кто ни под каким видом не хочет видеть его президентом Чечни, о чем в последнее время говорилось очень много. Я имею в виду, о его возможном будущем президентстве. Вот этого мы тоже не исключаем. В понедельничном номере, который сейчас готовится в редакции, и который будет посвящен Анне Политковской, будет об этом сказано.

Елена Рыковцева: Виталий, спасибо вам за участие в нашем эфире. Подождите, секундочку, у Вадима Речкалова еще вопрос к вам.

Вадим Речкалов: Виталий, это не вопрос. Я где-то твой телефон потерял. Я вовремя не позвонил. Но я бы позвонил еще сегодня. Я приношу тебе свои соболезнования искренние.

Виталий Ярошевский: Спасибо, Вадим.

Вадим Речкалов: Это все, что я могу сказать сейчас.

Елена Рыковцева: «В убийстве Анны Политковской не обошлось без ГБ, - считает Маргарита Сергеевна, 85 лет. – Я очень уважаю Сергея Адамовича, но с его отрицанием этого не согласна». Сергей Адамович не отрицал, наоборот, он сказал, что, возможно, это спецслужбы – примерно так можно трактовать его слова.

«8 октября правозащитники на Пушкинской площади Москвы проведут акцию памяти убитой журналистки Политковской. Приходите. Пикет пройдет под лозунгом «Мы ее заменим» с 12 до 14 часов», - пишет слушатель Добрый.

Иван Сухов, возможно заменить Политковскую?

Иван Сухов: Конечно, нет.

Елена Рыковцева: Конечно, нет. Кем же они ее заменят?..

Вадим Речкалов, возможно заменить Политковскую?

Вадим Речкалов: У меня есть мысль по этому поводу. Вот тут одна слушательница сказала, что одна Анна заменила сотню мужчин. Я вот сижу сейчас и думаю... Я сейчас читаю дневники Константина Симонова «Разные дни войны». И там вот он едет и видит, что человек, который, в общем-то, вроде сумасшедший, вроде провокатор... И это 24-25 июня 1941 года. Его расстреляли, потому что, ну, что с ним делать, не понятно. Потом еще кого-то. И он пишет это спокойно, нормально. Причем это он тогда так пишет. И никто его не упрекает в том, что он против свободы и против прав человека.

И вот что я понял благодаря этой слушательнице, Константину Симонову и Анне Политковской. Мужчина-журналист на войне, он в большей безопасности, если он ведет себя как мужчина и пишет как мужчина. Потому что мужчина на войне, журналист... это не важно, что он журналист, он в первую очередь мужчина на войне. И хочет он этого или не хочет, но он всегда либо за этих, либо за этих, потому что он мужчина, у него по природе такая функция – воевать. И мужчины-журналисты там тоже воюют. Я могу привести кучу фамилий, которые либо на той стороне воюют, либо на этой стороне воюют. Никто не стоит... как в стихотворении Максимилиана Волошина: «...Молюсь за тех и за других». Все воюют.

А женщина на войне, она там совершенно неуместна. Она сама – мишень. Надя Чайкова тоже сотрудница Виталика Ярошевского. Виталик, ты хоть осознаешь, сколько ты своих знакомых журналисток похоронил, которые непосредственно... Это же ужас! Я сочувствую тебе искренне. Я приношу тебе свои соболезнования.

Анна Политковская... И вот ее темы... Я понял, самая востребованная журналистика на войне – это именно женская. Поэтому ее и нельзя заменить. Нужна женщина такого масштаба. Ее нет. Мужчин много, и хороших, которые воюют, пишут про это. А вот это место вакантно сейчас, и вряд ли кто эту вакансию с радостью может занять. Я не вижу такой женщины. Сам я не могу заменить, никто из моих друзей-мужчин – тоже.

Елена Рыковцева: Я страшно сомневаюсь, что здесь есть какая-то... вот женщина, мужчина. По-моему, вынули такой камень из всей этой темы.

Санобар, что теперь будет с чеченской темой после гибели Политковской, вообще с чеченской темой – с этими самыми правами человека, с этими похищениями – что теперь будет после того, как ее нет, кто будет этим заниматься? И давайте-ка посчитаем, кто этим занимался-то, кроме нее – мужчины, женщины – какая разница.

Вадим Речкалов: Разница есть.

Санобар Шерматова: Разница, конечно, есть, но это некий оттенок.

А вообще в последние годы правозащитники не получают места на страницах наших СМИ, им очень трудно пробиться. Ну и раньше было трудно пробиться, и совершенно по другим причинам. Тогда не было цензуры, во времена Ельцина. Просто вот уже как бы привычно, что правозащитники, ну, что они... Ну, они рассказывают, какая-то скучная статистика: столько-то убитых, убили потому-то, пытки где-то и что-то. Неблагодарная у них на самом деле работа.

А вот Политковская, она была журналистом-правозащитником. Она, конечно, писала очень эмоционально, вследствие чего у нее и могли быть какие-то, скажем, недочеты, о которых говорили ее читатели. Но это неизбежно. Это бывает в любой работе, и в журналистской тем более, когда нужно писать с пылу, с жару. Вот такой женской... Действительно, у нее была женская журналистика, вот тут Вадим абсолютно прав. Женское перо, которое что-то видело, а что-то и не видело.

Елена Рыковцева: Перо, может быть, женское. Но тематика... У нее была тематика, которую никто не трогал, кроме нее – ни мужчины, ни женщины.

Санобар Шерматова: Да, Лена, я просто соглашусь с тобой. Потому что я считаю, что она была яркой личностью, и ее место, естественно... нет, это невозможно.

Елена Рыковцева: Невозможно. Так что пикет, конечно, это правильно, это память, это очень хорошо, но лозунг, под которым он проходит...

Санобар Шерматова: Я еще хотела бы сказать о женщинах на войне. Вообще я считаю, что женщинам на войне делать нечего, у которых есть свои дети, у которых, конечно, есть своя работа и так далее. И вот в первую войну (я искренне признаюсь) меня просто удивляло число моих коллег, которые рвались просто в бой с блеском в глазах. Я думала: «Боже мой, ну, бой ради боя, риск ради риска». Мне казалось, что это очень... странно было слышать и видеть это в нормальных девушках, женщинах. Ну, были и такие случаи.

Но я думаю, что Политковская, в общем, шла туда, на войну, осознанно совершенно. И потому что у нее был сын 1977 года рождения, и потому что она, видимо, в этой войне видела другое. На этой войне, которую мы видели все, убивали и женщин, и детей. Вот почему. Там не шли позиционные бои между белыми, красными, когда нужно описывать стратегию, тактику где-нибудь в чистом поле. А это была страшная война, о которой, к сожалению, никто не знает всей правды. И это, видимо, дело будущего. И тогда, когда погибают такие же, как твои дети, погибают и женщины, которые не должны просто погибать, не должны прощаться с жизнью, вот я думаю, что она шла туда только потому, что он чувствовала сопричастность к этим событиям.

Елена Рыковцева: «Меня удивляет, почему молчит Лукин, Путин. Ведь это большая утрата для страны - то, что сделали. Это настоящие преступники. Генпрокуратура должна в трехдневный срок выявить этих преступников», - пишет Владимир Родионов из Санкт-Петербурга. Владимир, Лукин был у нас в эфире Радио Свобода и говорил. Путин, может быть, тоже скажет. Мне почему-то даже кажется, что скажет. Потому что личность уж такая, что...

Вадим Речкалов: Пора бы уже на самом деле сказать.

Елена Рыковцева: Хотя какая разница – скажет он или не скажет? Ее же уже не вернуть.

«Вы спрашиваете – кто заказчики? А заказчики сидят в Кремле. Их искать не надо. Они играют в опасные игры. Убийство честного журналиста сделает эту игру роковой для того, кто ее начал», - Светлана пишет.

«Делаются ли копии документов, которые изымает прокуратура?», - спрашивает Михаил из Питера. Знаете, так быстро все происходит... Я даже не знаю. Вот пришли следователи, вот опечатали, вот идет изъятие документов. Делают ли там журналисты копии, мы просто не знаем.

«Чеченской темой много занимается Латынина», - пишет Анна.

«Сегодня тяжелый и скорбный день – убита симпатичная, смелая женщина Анна Политковская. Это ужасно вдвойне. Мужики дошли до такой низости, потеряли достоинство, присущее каждому мужчине, как рыцарю, - убили женщину. Это большой позор», - пишет слушатель Сморчевский.

Сергей из Санкт-Петербурга, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Мне очень хочется вспомнить, что мы, группа депутатов Ленсовета, выдвинули Политковскую Аню на пост президента в 2008 году. И я успел ей это передать в эфир Радио Свобода, когда она там выступала.

Елена Рыковцева: Да, был такой звонок, я помню.

Слушатель: И сегодня у меня траур.

Елена Рыковцева: Сергей, спасибо.

Нам Александра из Петербурга стихи прислала: «На заре туманной – странно, на заре туманной даль ясна. Дева, где ты, донна Анна? Анна, Анна... Тишина».

Майя Михайловна из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Я думаю об Анне Политковской с огромной горечью. Это был голос совести журналистской. Она была из числа тех, которые смели выйти на площадь. И мне очень хочется, чтобы журналисты, работающие в остальных средствах массовой информации, имели столько же смелости, сколько имела она. Потому что свобода слова, ее не дают, ее берут.

Елена Рыковцева: Майя Михайловна, спасибо вам за ваши слова.

Рашид Читаев, которому когда-то помогла Анна Политковская, говорит, что у него есть еще комментарий по ходу нашего разговора. Пожалуйста, Рашид.

Рашид Читаев: Комментариев много. Я хотел бы рассказать больше о моей ситуации с тем, что происходило, и в чем она мне помогала. Дело в том, что когда моих родных арестовали, их пытали, то с ее помощью мне удалось вытащить их оттуда. И я решил подать в суд, так как было в то время уже известно, что у нас уже судов нет, и в ближайшем будущем их не будет. Тем более для чеченцев. И я помню, как в свое время, а это был где-то 2002 год, я попросил у Анны совета: «Как вы думаете, Анна, стоит ли мне это затевать вообще? Как вы на это смотрите?». И она мне ответила: «Ты знаешь, Рашид, каждый человек сам выбирает себе дорогу. И в зависимости от того, доходит ли он до своей конечной цели или добивается ли он ее, он уже как бы (я не могу дословно передать ее слова) получает по своим заслугам». Это я говорю к тому, что говорилось об Анне сейчас.

Дело в том, что надо ли ей было на войне быть или не надо было, надо ли ей было так остро поступать... Я хочу сказать, что она героический, не побоюсь этого слова, человек, очень смелый человек. Она, действительно, видимо, очень любила свою страну. И ту статью, которую она писала обо мне, о моей семье, она ее заканчивала такими словами. Она обращается как бы к читателям и говорит: «Не подумайте, что я защищаю чеченцев. А вспомните 1937 год, это было не так уж и давно... Подумайте, что эта чеченская война может перейти на Россию. И все те ублюдки и беспредельщики, которые творят эти пытки и расправы над людьми, они завтра вернутся обратно в Россию и то же самое будут творить в самой России».

Если вы помните... я забыл название поселка в Татарстане, там изнасиловали чуть ли не целый городок... или это было в Башкортостане, года два тому назад. В принципе, и произошло то же самое, о чем говорила нам Анна. Эти «милиционеры», они, действительно, вернулись. Они были и в Чечне, они издевались над всем городом. И, если вы помните, у нас все это, как обычно, нормально прошло. Да и все, что бы ни происходило в течение вот этих нескольких лет, все сходило власти с рук.

И сейчас я не слышу о том, как это расследуется, будет ли расследоваться. А на самом деле ничего подобного... это мое мнение, я так думаю, что ничего подобного не будет. Потому что уже опыт показывает, что никогда наша власть не находит...

Елена Рыковцева: Ну да. Рашид это не совсем одно и то же. Расследование, конечно, будет, но это не значит, что кого-то найдут. Спасибо вам, Рашид. Иван Сухов хочет вам ответить.

Иван Сухов: Расследование-то очень красиво стартовало. Туда сразу люди из Генеральной прокуратуры прямо на место приехали в течение первых двух часов. Но, в общем-то, опыт весь предыдущий показывает, что вряд ли чем-то когда-нибудь закончится это расследование.

Я хочу сказать вот какую вещь. Мы сейчас ведь о версиях толком-то говорить не можем.

Елена Рыковцева: Не можем.

Иван Сухов: Даже и права-то не имеем. А если начнем, то может в какую-то «теорию заговора»...

Елена Рыковцева: Я уже сказала, что 96 статей у нее только в 2006 году на самые разные темы, и все острые. За каждую можно было поплатиться...

Иван Сухов: Поскольку о версиях говорить возможности нет, то давайте, может быть, действительно, о теме поговорим. Вот та тема, как вы сказали, которой занималась Анна, из нее, действительно, выпал очень серьезный блок.

Елена Рыковцева: Целый пласт.

Иван Сухов: Но ведь нужно же отдавать себе на самом деле отчет в том, что тема эта в последнее время людям все в большей степени переставала быть интересной. Есть, конечно, такой социологический сегмент, как аудитория Радио Свобода или читатели «Новой газеты». И у каждого из нас есть свои читатели, для которых мы пишем, я надеюсь. Но, в общем и целом, это уже не интересно.

Елена Рыковцева: Не рыночный товар.

Иван Сухов: Это отболело. И даже как-то пытаться теперь что-то, может быть, в каких-то предвыборных целях к 2008 году устроить, наверное, даже никто и не станет. Потому что не сработает – уже не интересно это.

Елена Рыковцева: Иван, она неподъемная, понимаете, она неподъемная, не рядовая тема. Для рядового журналиста... Даже если ваше издание не зависит от денег совершенно никак, не зависит от рекламы, и вам говорят: «Пишите о чем хотите, даже на те темы, которые не коммерческие». Не каждый... не то что не каждый, никто, вот этот пласт не поднимет. Понимаете? Вот в чем дело. Кто же его поднимает, даже если дать полную свободу в тематике?

Иван Сухов: Я не совсем об этом говорю. Конечно, это огромная потеря и для тех, кто пишет на эту тему, и около этой темы.

Елена Рыковцева: Нет, вы говорите именно о том, что сама по себе тема уходит.

Иван Сухов: И для читателя это потеря. А сама по себе тема, действительно, уходит. И очень зря, что она уходит. Потому что, как сказал сейчас чеченец из Дортмунда, штука-то эта, она расползается. Кто бы там сейчас ни оказался виноватым в том, что произошло, мне кажется, что вот тот, кто это сделал, если это... ведь могло быть и вообще случайностью, допустим на секундочку.

Елена Рыковцева: Ну да, не считая пистолета выброшенного и четырех гильз. Не могло.

Иван Сухов: Даже если это так, то это очень страшно. И тот, кто это сделал, он на самом деле нашел способ очень многих людей напугать, внушить, что «вот так мы теперь можем». И на общем фоне происходящего в стране это очень тревожно, действительно. Потому что складывается такое впечатление, что кто-то показывает, что стали допустимыми те вещи, которые еще два-три года назад не могли в дурном сне про антиутопию какую-нибудь оруэлловскую присниться. Вот вся эта ситуация со списками грузинских детей в московских школах при молчаливом одобрении властей – это же они показывают, что и так теперь можно.

Елена Рыковцева: Я слушала вчера эфир «Эхо Москвы» по этому поводу. И каждый слушатель, который звонил, говорил: «Я не думал, что доживу до таких времен», - вот по поводу этих грузинских детей.

Иван Сухов: Я еще два слова скажу. Когда я первый раз приехал в Чечню, война уже шла. Вот была граница чечено-ингушская, и куча беженцев там была, и какие-то войсковые колонны двигались. Я вот не согласен с тем, что расползается беспредел в лице людей, которые прошли через войну. Очень многие люди ведь... ну, на каждого по-разному война влияет, и совсем не все сумасшедшими возвращаются. А многие, наоборот, меняются совсем в другую сторону. Вот Вадим, наверное, знает кучу таких людей. Не надо упрощать так, что прошло несколько десятков тысяч солдат – и все они вернулись теперь по домам и начнут устраивать такую же Чечню у себя.

Просто вот тогда уже, когда стояли мы на этой границе, кстати говоря, с правозащитниками из «Мемориала», было какое-то внутреннее ощущение, и невозможно было его никак обосновать никакими фактами, а просто было такое ощущение, что за этой границей – какая-то жуть. И так оно и было, что она в течение многих лет оставалась таким местом, где текущая новейшая история, она прервалась, и какой-то анахронизм там был первобытный внутри этой территории чеченской. И вот эта жуть на самом деле леденящая, она и выползла не в виде вернувшихся, демобилизовавшихся солдат, а в виде вот этих норм, которые проникают в жизнь, в другие города и в Москву.

Вадим Речкалов: Новых средств.

Иван Сухов: Да они не новые, они ужасно старые. И как-то это все и с грузинскими детьми, и с рейдерскими захватами комбинатов в Питере, и с перестрелками на Кавказе и за пределами Чечни – и все это ползет. Вот это страшно.

Поэтому падение интереса среди людей к чеченской теме, оно очень несвоевременно. Потому что вся эта Чечня, она имеет тенденцию сравниваться по территории со всей остальной Россией.

Елена Рыковцева: Да... Дмитрий из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте, господа. Увы, не добрый вечер. Обычно в таких страшных случаях уместно и по-человечески – скорбь и определенная пауза. К сожалению, мы не имеет на это права. События развиваются страшно и стремительно. То, о чем сказал ваш собеседник, что расползается по стране, имеет, увы, свое название. И времена напоминают уже не 1937 год прошлого века в России, а начало 30-х годов в Германии. Это называется, увы, фашизмом.

Один христианский философ в свое время сказал: «Кто верит в совпадения, не верит в Бога». Здесь, пожалуй, тот самый случай. Совпало три жутких момента. Антигрузинская (называю вещи своими именами) фашистская истерия, нашедшая поддержку у правительства со стороны фашистской организации ДПНИ, с одной стороны. С другой – день рождения главы государства. Я не знаю сейчас, кто он – легитимный президент или возомнивший себя фюрером человек.

Елена Рыковцева: Да ладно вам. Ну, Дмитрий...

Слушатель: И убийство Ани Политковской. Если (есть презумпция невиновности) Владимир Путин не имеет к этому отношения (а хочется на это надеяться), то он должен выступить с телевизионным обращением к гражданам России, взять под личный контроль расследование этого убийства, с допуском к расследованию убийства сторонников и единомышленников Ани Политковской, независимых следователей – того, о чем говорил Михаил Сергеевич Горбачев. Это раз. И два – немедленно прекратить антигрузинскую истерию властью, которая ему дана как президенту Российской Федерации. У меня все. Спасибо.

Елена Рыковцева: Спасибо вам, Дмитрий. «Скажите, пожалуйста, была ли Анна крещена? Для того чтобы о ней завтра помолиться в церкви», - спрашивает Александр, 25 лет. Александр, мы этого не знаем. Мы не настолько были близки с Анной по-человечески...

Вадим Речкалов: Пусть молится, независимо...

Елена Рыковцева: Я вот только хотела сказать, что, по-моему, какая разница, ну, конечно, помолитесь, Господи.

Почему-то пишет Сергей Анатольевич из Санкт-Петербурга, что в конце недели найдут убийцу Анны Политковской. Ну...

«Мы, родители «нацболов», декабристов, выражаем соболезнование родным и близким Политковской, а также коллективу «Новой газеты». Политковская очень помогала нам в борьбе за освобождение наших детей». Видите, и здесь она участвовала тоже. «Для нас ее смерть – огромное горе. Мы скорбим вместе со всеми честными людьми России», - Родительский комитет «Защита» нам пишет.

Ирина Волкова: «Каждый раз, когда Аня была у вас в прямом эфире или по телефону, я писала на пейджер «Анечка, берегите себя». Вот и накаркала. «Новая газета» - это моя Библия. Соболезнования Аниным близким, газете и пока свободным журналистам».

«Сегодня страшный, черный день России. А призыв «Мы заменим Анну» надо понимать так, что хватит быть зрителями и слушателями». Да, мы так примерно и понимаем, Наталья Михайловна. «Надо смелее и активнее выражать свои взгляды. Против глупости властей надо сопротивляться». Наталья Львовна пишет: «Организованное убийство Политковской свидетельствует о страхе сегодняшней российской власти перед честным, правдивым словом журналиста, разоблачающего установившийся в стране сталинский режим, нарушающий права человека, свободу слова и толкающий страну в страшное прошлое».

Лариса из Подмосковья: «Журналист Анна Политковская должна была пойти в депутаты, как Хинштейн или как коллега Андрей в США. Она не заметила, к нашему ужасу, что исчерпала лимит терпимости со стороны чиновничьей мафии. Мне страшно». Может быть, она имеет в виду, что как коллега Андрей Бабицкий, только он не в США, а в Праге. Я просто не знаю, кого вы имеете в виду под «Андреем». Спасло бы Политковскую, если бы она стала депутатом? Вы как считаете, коллеги? Как ответить Ларисе из Подмосковья?

Вадим Речкалов: Жизнь бы спасло, а все остальное – нет. Поэтому Анна и не пошла в депутаты, как Хинштейн. Привет Хинштейну! Политика, да, конечно... Нет, Анна работала на своем месте, и прекрасно знала, что уникальна и незаменима на своем месте, поэтому она свое место и не оставляла даже в такие минуты, когда у нее были уважительные причины, с чего мы начали наш эфир. Какое депутатство?! Это несовместимые вещи просто.

Иван Сухов: Да и жизнь могло не спасти депутатство. Были прецеденты.

Елена Рыковцева: Совершенно ничего не понятно с реальными причинами смерти депутата Юрия Щекочихина на самом деле. Сколько уже было экспертиз, и все равно очень темная история.

Николай из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Вы знаете, конечно, прискорбно, к сожалению, говорить о том, что погибают люди, да в центре Москвы, в современной России. Казалось бы, XXI век... И вообще страшно, что в центре Москвы этот криминал... в сердце всей России – это вообще страшно. И тем более, когда погибают журналисты.

И я хочу задать вопрос. Может быть, это просто провокация против власти для того, чтобы именно нагнетать обстановку, как бы провоцировать против Путина, против власти...

Елена Рыковцева: Николай, а кто может быть авторами, с вашей точки зрения, этой провокации?

Слушатель: Да кто угодно. Это могут быть недруги того же самого, например, президента Путина, легитимного президента. Вполне и такое возможно. То есть те, кто хочет спровоцировать, например, какую-то нестабильную ситуацию в стране, в России, тем самым как бы подпортить репутацию. Здесь исключать и этого нельзя.

Елена Рыковцева: Николай, ваша точка зрения понятна. У Ивана Сухова есть комментарий. Пожалуйста, Иван.

Иван Сухов: Ну, это уже как раз из области «теории заговоров». А давайте-ка на секундочку допустим, что так. Но как раз об этом же и речь, что такие вещи возможны и стали допустимыми в такой общественно-политической реальности, в которой мы живем.

Елена Рыковцева: Такие чудовищные перевертыши. То есть люди допускают, что такое, в принципе, возможно.

Вадим Речкалов: Я удивляюсь вашему удивлению. Почему нельзя убить журналиста в каких-то политических целях? Почему нет?.. Я сейчас с точки зрения убийц говорю. У этого журналиста есть иллюзия того, что он делает что-либо ради прав человека и ради свободы слова. А у серьезных политиков такой иллюзии нет. У них политика – это разновидность бизнеса. И поэтому когда нужно повернуть свою ситуацию... то есть когда пришло время для того, чтобы можно было как-то повлиять на ситуацию эффективно, но для этого нужно всего-навсего убить журналиста, то его можно убить. Журналист, вот Анна, она не имела поддержки что ли, от тех, кто против Путина. Есть люди, которые не любят Путина. И Анна Степановна его тоже не любит за то-то, за войну и так далее. Вот это не единый фронт. Есть оппозиция Путину, его враги, они вместе все, потому что они политики, бизнесмены. Есть Путин со своей компанией, они тоже политики. А посередине одна Анна. Она не относится к лагерю противников Путина. Она сама по себе. И когда одному лагерю нужно навредить другому лагерю, Анну разменивают просто без раздумий.

Елена Рыковцева: Все равно достаточно дикой мне кажется версия, что оппоненты власти уничтожают самого главного оппонента власти среди журналистов, по крайней мере, самого яркого. Вот уж не понятно совершенно, зачем им это – остаться еще без такой поддержки со стороны Анны Политковской, если они оппонируют власти. Вот просто не верю.

Вадим Речкалов: Потому что ее статьи значат в данной ситуации...

Елена Рыковцева: Так она прекращает их писать, если они ее уничтожают.

Вадим Речкалов: Правильно.

Елена Рыковцева: Она прекращает свою борьбу, которая подпитывала их борьбу. Как бы она ни была отдельно от них, тем не менее, они делают какое-то одно дело.

Вадим Речкалов: Так вот, ее статьи, они значат... Вот в жизни всегда так бывает: то, что ты написал, это не так важно... То есть ее смерть больше, чем ее статьи, оказалось. Поэтому и сделали выбор в пользу смерти.

Как погиб Холодов, скажите мне, пожалуйста? Напомните мне фабулу убийства Холодова. Чемодан привез в редакцию, открыл его. Он что, этот чемодан отобрал у врага? Он отобрал его, как он думал, у своего партнера, ну, то есть у того...

Елена Рыковцева: У источника, а не у партнера.

Вадим Речкалов: Но источник – это и есть партнер. Он взял его у человека, которому верил, иначе бы он его не открыл.

У журналистов враги совсем другие. У них вообще друзей нет. И те, которые твои друзья, они тоже... ты им просто нужен – и все. И поэтому у тебя с ними нормальные отношения. Если у них будут интересы превалировать над твоей жизнью, значит, у тебя жизни не будет.

Елена Рыковцева: Коротко говоря, ваш комментарий состоит в том, что все возможно в этой жизни.

Вадим Речкалов: Ну, можно и так сказать.

Елена Рыковцева: «Путин не будет выступать перед нами, так как отмечает день рождения в новом Петергофе». Я думаю, что очень испорчен у него день рождения на самом-то деле. Вот говорят «подарок к дню рождения», но это очень страшно.

«Когда в Москве началась антигрузинская кампания, никто из демократических партий не выступил против. Я понял, что у нас правитель только один – Путин, а остальные все боятся», - пишет Александр из Москвы.

Сергей из Санкт-Петербурга, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Смерть Ани – это (вчера такая фраза прозвучала) точка возврата. То есть такие свободные люди, как она, до нее жили не благодаря, а вопреки тому, что пишут. А в связи с тем, что ее теперь убили из-за того, что она пишет, то своего рода она отвела на себя ту угрозу, которая висела над всеми нами. Мы и живем благодаря ей, и имеем возможность дальше жить.

Вторая мысль. Миттеран говорил, что «я президент всех французов, а не одного». Так вот Аня была президентом каждого россиянина, а не всех. И поэтому, как и во Второй мировой войне люди погибли ради того, чтобы мы даже родились, так вот и сейчас мы имеем возможность жить, потому что она взяла на себя весь этот негатив, все то зло, которое вылили на нее, которое висело над всеми нами. И на самом деле все будет, наоборот, лучше. И вся жизнь, конечно, она строится на героях, держится на меньшинстве и держится на таких людях. А всем этим мы пользуемся.

Елена Рыковцева: Спасибо вам. Сергей, за ваш звонок. Мы поняли, что отвела она угрозу от вас. Но при этом Санобар Шерматова и Иван Сухов говорят, что другие журналисты теперь тоже будут как-то думать, что вот такая тема может быть опасной. Правда же?

Санобар Шерматова: Видите ли, в общем, мы все знаем ситуацию в стране, в Москве.

Елена Рыковцева: Да.

Санобар Шерматова: Знаем, что существует самоцензура журналистов, и она началась не вчера и не сегодня.

Елена Рыковцева: Вот это сегодняшнее событие, эта страшная трагедия – это самоцензуру усилит, ужесточит?

Санобар Шерматова: Я не думаю. Потому что на самом деле вот ту тему, которая вела Политковская, ведут очень мало газет, очень мало СМИ.

Елена Рыковцева: То есть некому особенно и самоцензурироваться.

Санобар Шерматова: С одной стороны. А с другой стороны, у нас все-таки есть журналисты, которые занимаются... ну, в несколько ином плане, пусть не так, как Политковская, эмоционально, в несколько ином плане занимаются, и как бы честь нашей журналистской корпорации все-таки поддерживают. И я думаю, что такие люди все равно останутся. Ну, не оскудеет земля, это правда. Но просто стало одним журналистом, ярким журналистом меньше.

Елена Рыковцева: Спасибо, Санобар.

Нам звонит Альберт из Москвы. Здравствуйте, Альберт.

Слушатель: Здравствуйте. Я из Чечни. Но я живу в Москве сейчас пока. У меня есть все статьи Анны Политковской, даже последняя статья, она в Кабарде писала о том, что увезли, избили, что он там молился, якобы находился в группе какой-то – это последняя ее статья. Я преклоняюсь перед ее мужеством и выражаю глубочайшее свое соболезнование близким, родным и коллективу этой газеты. И я поражен... Просто она не из тех, кто всегда говорили «извольте-с», «слушаюсь». Она, действительно, мешала и Путину, и всей вот этой камарилье.

Елена Рыковцева: Альберт, я вас все-таки спрошу. Вот мы прочитали сейчас репортажи из Грозного о том, как все прекрасно – открыт аэропорт, магазины, какие-то проспекты. То есть город строится. И еще один город строится, и третий строится. И все это замечательно. И говорится в комментариях официальных лиц, которые дают интервью корреспондентам, что 90 процентов чеченцев поддерживают Рамзана Кадырова и считают, что Чечня возрождается. Анна Политковская писала о том, что никакой роли это строительство не играет на фоне того, что людей похищают, пытают и так далее. Как относились к ее творчеству чеченцы все-таки, если она не замечала хорошего, а писала только о плохом и дурном?

Слушатель: Я вам серьезно говорю, что она была правдива во всех своих статьях, и она писала правду. Она вникала в самую суть. В Америке по интеллекту определяют человека. А что можно говорить о Рамзане Кадырове и его окружении? Это просто фикция самая настоящая. И если он руководитель, то он должен думать о рабочих местах в первую очередь, я считаю. А там же негде работать. Нет ни одного восстановленного завода, и не думают их восстанавливать. Это просто показуха для Запада, для мировой общественности. Просто наводят чистоту, где-то строят дома, да, действительно. Кому-то выгодно это строить. Вот и все.

Елена Рыковцева: Спасибо, Альберт.

Санобар дает понять, что не согласна. Но мы уже на эту тему не успеваем подискутировать.

Я в заключение просто прочитаю пейджерные сообщения. «Примите соболезнование. Меня зовут Тамара, я грузинка. Спасибо за поддержку российского народа. Надеемся, что Путин разберется».

«Не надо сравнивать Политковскую с Хинштейном», - Дмитрий пишет. Но никто и не сравнивал. Просто говорили о том, что, может быть, было бы лучше, если бы она пошла в депутаты, как Хинштейн.

Вадим Речкалов: Не как Хинштейн.

Елена Рыковцева: «Чешский журналист Фучик, убитый фашистами, завещал нам: «Люди, будьте бдительны». Убийство Политковской – это сигнал нам всем, всему обществу быть бдительными, иначе разгул фашизма разобьет лодку, в которой мы все сидим, - и Россия перестанет существовать как государство».

Мы завершаем на этом программу «Час прессы» на волнах Радио Свобода.