История и современность Восточной Европы, если к ней относить и Россию, создала основную интригу в номинации "Лучший фильм на иностранном языке", где главными претендентами на "Оскар" были польская "Ида" (режиссер Павел Павликовский) и российский "Левиафан" (режиссер Андрей Звягинцев). В итоге хрупкая девушка победила эфемерное чудовище.

Черно-белая ретродрама Павликовского аккумулирует религиозные и гражданские искания, а также скорбную память о войне и Холокосте в социалистической Польше.

Действие происходит в начале 60-х годов. Сиротка Анна (Агата Тшебуховска – огромные глаза, ямочка на подбородке, рыжие волосы, она даже и не актриса, просто студентка, попавшая на съемочную площадку из-за столика парижского кафе) завершает свое пребывание в монастырском приюте и намеревается постричься в монахини. Но необходимо согласие родственников, а именно давно не дававшей о себе знать тетки Ванды.

Женщина оказывается "Кровавой Вандой" – прокурором на процессах начала 50-х годов, когда на скамью подсудимых попадали не столько пособники немецких оккупантов, сколько противники СССР. Она, не церемонясь, рассказывает девушке, что ее настоящее имя – Ида Лебенштейн, а родители-евреи погибли во время оккупации. В конце концов героини раскроют страшную правду: семья польских крестьян сначала прятала Лебенштейнов в лесу, а после там же и убила, вроде бы со страха, но по сути, чтобы завладеть домом. Убиты были не только родители Иды, но и сыночек Ванды.​

Сам убийца, прощенный Идой (от прокурора-судьи Ванды всю правду скрыли), эксгумировал останки, которые в итоге нашли упокоение на старом люблинском кладбище. Ида возвращается в монастырь, чтобы постричься в монахини; Ванда, теряющая вместе с уходящей племянницей последнюю нить, способную вывести из ужасного лабиринта, выбрасывается из окна.

В истории Иды есть многое, что роднит ее с Гамлетом, но в итоге она поступает не по канве Шекспира, а как раз по настоянию датского принца: "В монастырь! В монастырь!" Выбор ее совершенно сознателен и продиктован как личным протестом, так и трагическими обстоятельствами.

На первый взгляд, у создателей "Левиафана" куда больше социального и гражданского пафоса, нежели у юной польской героини. Фильм, в котором много рассказывается о коррумпированных властях и судах, о сомнительном единении государства и церкви, вызвал оживленную, даже ожесточенную дискуссию в России. С другой стороны, в картине не сказано чего-то нового, собственно, в многочисленных сериалах, идущих на российском телевидении, показывают не меньшее беззаконие, а про божественное управление исчерпывающе написано автором "Моцарта и Сальери": "Нет правды на земле. Но правды нет и выше". Впрочем, лишнее напоминание российскому обществу о его фундаментальных проблемах никогда не помешает, как не помешает лишний раз поставить Калибана перед зеркалом.

А вот отсутствие гуманизма невыгодно отличает "Левиафана" от получившей награду польской картины. Давно я обратил внимание на то, что мужчины в фильмах Звягинцева показаны с сочувствием и любованием, а женщины – с неодобрением и непониманием. Достаточно сравнить органичные сцены мужского товарищества в "Изгнании" или "Левиафане" с глупым поведением героини "Изгнания" (придуманная измена и, как следствие, гибель от аборта), банальным злодейством Елены (ведь она, в сущности, всего лишь "неблагодарный пайщик" Олейникова, который "стал домогаться селедок с крупой", "когда ему выдали сахар и мыло"), унылым адюльтером Лили в "Левиафане".

Можно долго спорить о том, кто из персонажей фильма убивает героиню (склоняюсь все же к тому, что преступник – ее пасынок Ромка), но так или иначе истинный убийца – сам постановщик. Рискну предположить, что мальчик Ромка и есть скрытый рассказчик в картине, своеобразный двойник автора. Именно Рома и режиссер не любят и презирают женщин, тоскуют по обществу брутальных мужчин, своеобразной гетерии, хотя и скрывают свои потаенные желания за масками грубияна, проповедника, моралиста.

Главным полем битвы между Добром и Злом всегда была человеческая душа, а не сфера общественных отношений. Прощение и прощание более человечны, нежели борьба и конформизм. Полагаю, что решение Американской киноакадемии в этой номинации оправданно отметило гуманистический пафос "Иды", но не бесчеловечную безнадежность "Левиафана".

Отель "Гранд Будапешт"

Восточная Европа интересовала на только авторов "Иды" и "Левиафана", но и создателей одного из основных фаворитов и победителей нынешнего "Оскара".

Фильм "Отель "Гранд Будапешт" (режиссер Уэс Андерсон) получил столько же "Оскаров", сколько и и главный нынешний победитель премии, "Бердмен" – четыре, но награждены были "незаметные герои": композитор А. Деспла, художники, костюмеры и гримеры.

Вновь вспомню елизаветинскую драму. В пьесах Шекспира и его современников не редкостью были прологи. У картины Андерсона их целых два. Сначала пожилой и сильно напоминающий Сомерсета Моэма писатель (Том Уилкинсон) в 1986 году рассказывает об истории возникновения новой книги. Сходство с Моэмом достигается не только посредством искусного грима, но и тем, что похожие соображения о жизни и литературе, о сюжетах и персонажах знаменитый англичанин не раз высказывал в своих эссе.

Писатель вспоминает, как в 1968 году останавливался в "Гранд Будапеште". Начинается второй пролог, в котором автора играет Джуд Лоу. Выдуманная восточноевропейская страна Зубровка, на территории коей и расположен этот фешенебельный, но заметно клонящийся к упадку отель, оказалась за "железным занавесом". Томятся и скучают немногочисленные постояльцы, а писатель тем временем знакомится с загадочным владельцем отеля – господином Мустафой (Ф. Мюррей Абрахам), скорее, номинальным, чем действительным его хозяином, – после временной победы социализма.

За изысканным ужином г-н Мустафа рассказывает свою историю. Действие переносится в тридцатые годы ХХ века. В своей выдуманной вселенной Андерсон и его соратники нашли местечко и для передела версальских границ, и для фашистских партий, и для знаменитых венских пирожных, и для беженцев с колониальных войн, и для "окончательного решения" еврейского вопроса. Не забыто и христианство: герои символически и бестрепетно опрокидывают с саночек деревянную фигуру Христа. Единственная любовь юного героя Агата (Сирша Ронан) умирает от многозначительного "прусского гриппа", а в дневниковых записях советских граждан 1930-х гг. слово "заболел" означало арест и тюремное заключение. Грубое воинство, которое все-таки пристрелило, казалось бы, бессмертного мсье Густава (Рэйф Файс) – наставника юного Мустафы, типажами своими более всего напоминает блоковских скифов.

Наконец, не обойдены вниманием и вопросы преемственности в изобразительном искусстве. Вместо бесценного и бездарного "Мальчика с яблоком" голландской школы на стене родового замка ненадолго оказывается рискованная работа модерниста Эгона Шиле (ее фашиствующий наследник Дмитрий (Эдриан Броуди) разорвет недрогнувшими руками, справедливо приняв за образчик дегенеративного искусства), кроме того, в одном из гостиничных помещений на мгновение покажется абстракция Мондриана.

Собственно, весь этот причудливый, смешной и в то же время пугающий мир – лишь пейзаж, в котором разворачивается авантюрный сюжет с участием отравленной старой аристократки (Тильда Суинтон в гриме 90-летней старухи), двух ее завещаний, армии рамолических наследников во главе со злокозненным Дмитрием, сумасшедшего убийцы (Уиллем Дефо в черной коже, с пистолетом и флягой), уставшего от человеческого несовершенства полицейского комиссара (Эдвард Нортон), матерого каторжника с затейливыми татуировками на дряблой стариковской груди (Харви Кейтель), боящегося собственной тени мажордома (Матье Амальрик), таинственного Сообщества Скрещенных Ключей ( Билл Мюррей, Люк Уилсон и другие), и разлученных только Смертью неизменно надушенного и корректного мсье Густава и его верного Зеро.

"Бердмен"

В номинации "Лучший фильм" среди восьми претендентов киноакадемики наградили фильм "Бердмен". Получили статуэтки также режиссер этого фильма Алехандро Иньярриту ("Сука-Любовь", "Вавилон"), оператор Эммануэль Любецки и группа сценаристов.

Кратчайшим описанием происходящих в фильме событий могло бы послужить название одной комедии Т. Мидлтона – "Безумный мир, господа!".

Героев картины трудно уличить в нравственной полноценности и душевной уравновешенности. Заглавный персонаж владеет секретом левитации, способен перемещать взглядом и мыслью предметы, обыкновенно с намерением их разрушить, а его редкие встречи с бывшей женой больше напоминают спиритические сеансы (меня не оставляет мысль о том, что она умерла, иначе принимала бы большее участие в жизни их непутевой дочери).

Героя фильма зовут Риган Томсон, четверть века тому назад он завоевал большую популярность в голливудских картинах о Бердмене. Очень важно, что его играет Майкл Китон, некогда исполнивший роль Бэтмена. Последующие годы Человек-Птица даром времени не терял: разорил семейное гнездо, крепко попил разнообразного алкоголя (даже из лужи), превратился в невротика, быть может, в шизофреника. Ныне Риган задумался о Вечности и, покорив голливудские небеса, вознамерился покорить и бродвейские подмостки. Сентиментальный шизофреник когда-то, еще в студенческие годы, удостоился алкоголической благосклонности Раймонда Карвера. И вот сейчас Риган-Бердмен решил поставить на Бродвее собственную инсценировку рассказа "О чем мы говорим, когда говорим о любви" с добавлением других новелл из одноименного сборника, исполняя роли продюсера, режиссера и актера.
Но люди куда хуже покоряются могущественному некогда Бердмену, нежели предметы и пространство. Работа над спектаклем идет под несчастливой звездой. Влиятельный критик, даже не посещая ни репетиций, ни прогонов, намеревается уничтожить постановку. Артисты и ассистенты – адепты системы Станиславского, прижившейся, как известно, отнюдь не на родине, но за океаном, решительно, словно джин и содовую, смешивают жизнь и искусство: пьют, сквернословят, дерутся, плачут, любят и стреляют, подобно героям новелл Карвера.

Разумеется, я не могу выступать в роли заокеанского медиума и пытаться объяснить выбор Американской киноакадемии, но, помимо изобретательной и драматичной истории, виртуозных съемок и монтажа, крайне интересно показаны в фильме отношения между театром, литературой и кино.

Бродвейский истеблишмент насмешливо относится к залетным птицам из Калифорнии, презирая их за бездарность и дешевую популярность. Но можно ли назвать бродвейских авторитетов "арбитрами изящного"? Едва ли. Сразу вспоминается, что многие и лучшие пьесы Теннесси Уильямса первоначально ставились именно вне Бродвея, предпочитавшего традиционную драматургию. Понятно, что Карвер далеко не Артур Миллер или Теннесси Уильямс, но вряд ли его рассказы менее сценичны, нежели опусы какого-нибудь бродвейского фаворита, вроде Дэвида Обурна?

Разумом Риган Томсон понимает, что Бродвей не превосходит Голливуд интеллектуальностью и не уступает в снобизме, но чувства побуждают его делать сверхусилия, чтобы доказать свое соответствие театральным стандартам. Проблема же, возможно, в том, что Риган – не выдающийся актер. Ему не хватает ни мастерства, ни отстраненности, которых не занимать местной звезде Майку (Эдвард Нортон). Этот настолько вживается в образ, что становится способен на сцене даже к интимной близости с любовницей (вне сцены нет эрекции!). Отсюда, вероятно, и желание Томсона победить театральный мир сверхреализмом, застрелившись по-настоящему.

Любопытные параллели находятся и между кино и литературой, точнее, между жизнью и творчеством Бердмена и Карвера. Очевидно, что популярностью Риган Томсон был обязан не столько своему мастерству, сколько усилиям операторов, художников, монтажеров, гримеров и прочих незаметных героев, создававших сагу о Человеке-Птице. Аналогично и Раймонд Карвер своей литературной известностью и репутацией в немалой степени был обязан редакторам (главным образом Гордону Лишу), безжалостно купировавшим мелодраматические излияния не всегда трезвого автора.

"Игра в имитацию"

Вернемся к теме гуманизма. Очень человечной оказывается и совершенно традиционная картина "Игра в имитацию" (режиссер Мортен Тильдум), получившая "Оскар" за лучший адаптированный сценарий.

Очевидно, что вся эффектная история с немецким шифровальным кодом "Энигма", его взломом, осуществленным секретным подразделением британской разведки "Ультра", состоявшим из математиков, шахматистов (в том числе Александера, чемпиона Англии, побеждавшего и Ботвинника), тайных гомосексуалистов и советских агентов, а также любителей кроссвордов обоего пола, – всего лишь повод для разговора о человеческой сущности.

Кто мы? Машины для воспроизведения себе подобных, замкнутые в круге ежедневных проблем и общественных ограничений? Или нервные существа, сомневающиеся во всем, в первую очередь в себе, ошибающиеся и порой заблуждающиеся, но никогда не уподобляющиеся гамлетовской флейте?!

Драматическая история Алана Тьюринга доказывает, что, к счастью, вторые.

Поэтому самый важный момент в фильме – это беседа с глазу на глаз в полиции двух великолепных актеров – Бенедикта Камбербатча (математик Алан Тьюринг) и Рори Кинера (детектив Роберт Нок). Они как раз и решают трудный вопрос о машине и человеке, и решают одинаково. Как Тьюринг во время войны страдал, но часто молчал о расшифрованных сведениях, чтобы немцы не догадались о взломе "Энигмы", хотя это и приводило к человеческим жертвам, так и детектив Нок, скрепя сердце и сочувствуя герою, все же доводит расследование о "непристойном поведении" до суда.

Результаты деятельности обоих нам известны: расшифровка немецких кодов не спасла жизни тысяч, но сократила продолжительность войны и спасла миллионы, а осуждение Тьюринга и его принудительное лечение довело сорокалетнего математика до самоубийства, но, безусловно, ускорило отмену омерзительной уголовной статьи.

Ум и чувства всегда правы, а вот машины и механизмы, в том числе общественные, подчас ошибаются.