Ссылки для упрощенного доступа

Ирина Ратушинская: "Мы все чувствовали себя объединенными вот этим Днем политзаключенных"


Программу ведет Виктор Нехезин. Принимает участие поэтесса Ирина Ратушинская.



Виктор Нехезин: 30 октября 1974 года Андрей Сахаров собрал в Москве пресс-конференцию, на которой объявил, что в тот день как раз во всех местах лишения свободы советских политических заключенных проводится однодневная голодовка. С тех пор каждый год в лагерях 30 октября проходили подобные голодовки. Сейчас с нами на связи по телефону писатель, поэтесса и бывшая политзаключенная Ирина Ратушинская.


Ирина Борисовна, спасибо, что согласились принять участие в нашей программе. Каково ваше личное отношение к этому дню? Мне даже, скорее, интересно, как вы относились к нему тогда, в 80-е годы, когда вы сами оказались в роли политзаключенной?



Ирина Ратушинская: Ну, так же относилась, как все. Мы тоже держали голодовку в нашей женской политзоне в этот день. Я помню, что было очень холодно, очень голодно, но мы действительно чувствовали солидарность с другими людьми, которые сидят за высказывание своих убеждений. Мои убеждения были православные, за то и посадили. Ну, понятное дело. У других людей были другие убеждения, совершенно диаметрально противоположные моим, например, но в этот день мы все чувствовали себя объединенными вот этим Днем политзаключенных.



Виктор Нехезин: Ирина Борисовна, что вы думаете, есть ли сейчас в России политзаключенные?



Ирина Ратушинская: Я бы не хотела излагать, что я думаю по этому поводу. Я бы лучше сказала, что думает об этом "Международная амнистия". По сведениям "Международной амнистии", сегодня в Российской Федерации нет ни одного узника совести, который бы сидел. И для меня это именины сердца. С одной стороны, "Международная амнистия" - серьезная организация. С другой стороны, за все постсоветское время "Международная амнистия объявила политзаключенными, узниками совести четырех человек: Григорий Пасько, Александр Никитин, Юрий Шадрин - они были арестованы в разное время, на разные сроки, в ельцинское время - все на свободе; и недавний политзаключенный - Лев Пономарев, которого посадили аж на трое суток за нарушение правил проведения пикетирования и неповиновение сотруднику милиции - он тоже отсидел и вышел. Вот сейчас, сейчас, если верить "Международной амнистии", политзаключенных в России нет. И для меня это замечательно.



Виктор Нехезин: Тогда у меня вопрос по поводу сегодняшнего состояния гражданского общества. Как вы считаете, есть ли оно вообще, это гражданское общество? Вы только что сказали, что вы доверяете данным "Международной амнистии"...



Ирина Ратушинская: Не вполне, но доверяю в чем-то. Во всяком случае, серьезная организация, которая скрупулезно, по трое суток отслеживает. Например, сравните с теми временами, в которые я села, 1982 год. Мне дали 12 лет - 7 лет строго режима и 5 лет ссылки последующей. Мой муж обратился в Хельсинкскую группу, сказал: "Займитесь делом..." И Елена Боннэр ему ответила (цитирую): "Хельсинкская группа делом Ратушинской заниматься не будет, потому что в этом деле мало крови". О как! А теперь трое суток административного ареста - это достаточное основание, чтобы человека объявили узником совести. Замечательно, в правильном направлении движемся.



Виктор Нехезин: Считаете ли вы тогда, что вот это вот отсутствие в современной России политзаключенных свидетельствует каким-то образом о том, что есть гражданское общество в России?



Ирина Ратушинская: Я думаю, что, да, есть гражданское общество в России. Ему еще развиваться и развиваться. Я бы не сказала, что отсутствие политзаключенных сейчас - это заслуга в основном правозащитников. Это заслуга всего населения, которое правильно, с моей точки зрения, выбирает президента и власти. И это заслуга населения, которое приняло в Конституции Российской Федерации тот факт, что государство не должно иметь идеологию, навязываемую всем гражданам. Замечательно, вот это наши люди, наш народ сделал. И если у государства нет идеологии, которая всем навязывается, то откуда возьмутся политзаключенные, высказывающие свои убеждения? Правда, есть один момент, который сейчас, я думаю, может ухудшить ситуацию. А именно, вот передо мной правозащитная статья Антона Сергеева, и он пишет: "Если политика запретов уличных акций и преследования их участников продолжится, то, учитывая тот самый прецедент, когда запретили пикетирование возле Соловецкого камня в День города, список узников совести в России имеет шансы значительно расшириться". Господа, милые, но ведь, например, "Русский марш" тоже запретили! И если этот "Русский марш" пойдет все равно, то, стало быть, правозащитники кинутся грудью, чтобы защитить участников "Русского марша" от посягательств милиции? Очень сомневаюсь. Вот когда в общества проталкиваются двойные стандарты (вот эти - хорошие, им все можно, а эти - плохие, им все нельзя), и когда эти двойные стандарты идут по национальному и религиозному признаку, вот тогда жди взрыва. Вот после того, как некоторые правозащитные организации устроили эту безобразную выставку "Осторожно, религия" с осквернением православных икон в Сахаровском центре, мы увидели, что не все люди, которые называют себя правозащитниками, привержены идее равенства людей перед законом.



Виктор Нехезин: Я благодарю вас, Ирина Борисовна. И от себя уточню, что власти не запрещали "Русский марш", они пока его просто не разрешили.


XS
SM
MD
LG