Слова "Война на три буквы" напоминают задание кроссворда. Ответ знает каждый, кто следит за событиями в Донбассе – АТО или антитеррористическая операция, как назвали в Киеве операцию по освобождению территорий, занятых сепаратистами. В книге с кроссвордным названием собраны репортажи и интервью, опубликованные за последний год журналистами Екатериной Сергацковой и Артемом Чапаем. Несмотря на то что на первых страницах, повествующих об украинском кризисе, рассказывается о Крыме, большая часть книги посвящена событиям в Донбассе.
Авторам удалось рассказать не только о том, как украинские военные колебались при принятии важных для вооруженных действий решений, но и том, что собой изнутри представляло сепаратистское движение и насколько значительным для него было участие граждан России. Об этом пишет московский филолог Владимир Максаков, чей рассказ также вошел в издание. По словам одного из авторов, Екатерины Сергацковой, главное в книге "Война на три буквы", что ее авторы увидели все своими глазами и написали об этом:
– Я изучала скорее человеческий феномен, то, как на оккупированных и освобожденных территориях трансформировалось сознание людей. Это своего рода история о маленьком человеке в большой политике. Для меня это было важнее всего. Новости и события, которые становились достоянием широкой общественности, были и так на слуху. Чтобы узнать их, необязательно было ехать на эти территории. Поэтому я отправлялась туда исключительно для того, чтобы узнать, как там живут люди, чего им не хватает, какие ужасы они претерпевают, чтобы увидеть, как на самом деле разворачивается война на территории Украины.
– Как трансформировалась точка зрения жителей Донбасса и менялась ли она вообще?
– Начиналось все с ненависти. У людей чувство ненависти превалировало. Это была ненависть по отношению к окружающим людям, по отношению к представителям другой идеологии, к инакомыслящим, в какой-то степени и неосознанная ненависть к самому себе. А началось все это с Крыма. В Крыму была концентрация этой ненависти, и она была особенно жестокой. На Донбассе ненависть была немного другой, там и люди другие были. Это было очень сильно заметно. В конце концов, эта ненависть переросла в усталость, в такую страшную усталость, при которой человек просто погружается в сон. В связи с военными действиями, у людей немного поломалось восприятие действительности и место в этой действительности. Для них все эти страшные взрывы и смерти стали обычным делом. Они вошли в повседневную практику. Когда человек может спокойно идти по улице, в то время как через дорогу от него падают гранаты, и он воспринимает это совершенно спокойно, то у него меняется сознание. Это совершенно другой человек. Это что касается психологии. В целом же заметно, что те люди, которые поначалу выходили на митинги, в итоге поняли, что они накликали настоящую беду. Они поняли, что участвовать в войне им больше никогда не захочется. Собственно, так и появилась усталость – у тех, кто уже не может занимать какую-либо позицию. У них уже не может быть позиции, потому что им просто плохо. Хочется побыть наедине с собой.
– Это скорее позиция тех жителей Донбасса, которые либо вообще не интересуются политикой, либо просто не хотят думать о последствиях. И сейчас уже очевидно, что этим людям, по крайней мере на данном этапе, придется жить на отдельной территории, которая пытается максимально отделить себя от территории Украины. Те, кто остался в Донбассе или вернулся туда после начала перемирия, стремились к этому или просто накликали беду, как вы уже говорили?
– Их обманули. Они оказались в позиции чрезвычайно обманутых людей. Конечно, они не ожидали, что все будет именно так. Они не допускали, что кто-то возьмется за оружие, что начнется настоящая полномасштабная война, что они будут прятаться в бомбоубежищах. Я уверена, что и жители Крыма не думали, что их в итоге отрежут от железнодорожного сообщения, что они не смогут нормально въезжать на территорию Украины, своей родной страны. Просто произошло большое надувательство населения. И вот этот маленький человек, оказавшийся зажатым в тисках большой политики, в общем, не смеет, не умеет и не может что-либо изменить в этой ситуации. В этом и состоит главная трагедия. Можно мечтать о чем угодно – об отделении, о Донбассе как о маленькой Швейцарии, как многие там говорили, но в итоге все оказывается гораздо трагичней и прозаичней.
– Последняя глава вашей книги называется "Между бегством и голодом". Вы таким образом подводите итог того, что произошло?
– В каком-то смысле – да, потому что голод – это то, с чем люди столкнулись зимой. Были такие прецеденты. Бегство. Более миллиона переселенцев из Донбасса и Крыма переехали на территорию под контролем киевских властей. Это большие цифры. Все это люди с определенным переломом внутри. Это проблема не только их, это и наша проблема.
– В книге есть свидетельства того, как воевали сепаратисты, на чем основывается их сопротивление, а также репортажи, которые рассказывают, как воюют украинские военные. Если сравнивать эти две противоположные стороны, была ли у них какая-то трансформация взглядов? Или эти люди совершенно однозначно понимали ситуацию на протяжении всего противостояния?
Все мечты о Новороссии, о возрождении Российской империи, возврате к корням, – этот империализм рухнул у политтехнологии
– С военными – другая история. Люди, которые идут на войну, понимают, зачем они это делают. У каждого есть свои убеждения. Само собой, были и есть люди, которые в войне разочаровались, разочаровались в командовании, в принципах ведения боевых действий и покинули зону боев. Что касается, например, украинских военных, я точно знаю, что ни один участник добровольческого батальона не пожалел о том, что он пошел служить. И точно знаю, что ни один из таких добровольцев не поменял свои взгляды. Ведь когда идешь и защищаешь собственную страну, у тебя совершенно другая мотивация. Это гораздо более сильная мотивация, чем что бы то ни было. А сепаратизм – это движение за отделение, движение деструктивное. Поэтому у украинских бойцов произошла психологическая трансформация, но не идеологическая. Психологическая связана с тем, что во многих случаях эти люди впервые попали на войну, не были к ней подготовлены, в чем, конечно, вина тех людей, которые принимали их в добровольческие отряды. Подготовка им, конечно же, была нужна. Поэтому в ближайшее время мы еще увидим разные неприятные ситуации, связанные с психологическими травмами военных. Что касается сепаратистов, то тут картина немного иная, потому что люди увидели, что их взгляды не совпадают со взглядами кукловодов, тех, кто затеял эту войну. Все мечты о Новороссии, о возрождении Российской империи, возврате к корням, – этот империализм рухнул у политтехнологии, об отдельно взятые "идеи" политтехнологов, таких как Владислав Сурков, у которого свои планы на эти территории и на этих людей.
Там нет чувства будущего
– Вы затронули вопрос участия России в этом конфликте. Обращая внимание на то, что происходило до настоящего момента и происходит сейчас, какое будущее, по вашему мнению, уготовано этим территориям?
– Я не имею доступа к планам России касаемо этих территорий. Мне бы хотелось, конечно, чтобы Донбасс, как и Крым, вернулись в состав Украины, чтобы все разрушенные дома, инфраструктура были восстановлены, чтобы все вернулось на свои места. Но, вероятно, это будет территория отчуждения. Это еще не Чернобыль, но нечто похожее – место, в котором не возникает ничего нового. Это очень печально, потому что у меня остаются в Донецке друзья, и в Крыму очень много друзей и знакомых. К сожалению, на этих территориях они не могут себя реализовать, потому что для этого нет никаких оснований. Там нет чувства будущего. Например, в Киеве оно есть, оно есть во Львове. Мы знаем, для чего мы работаем. Мы знаем, что это принесет какие-то плоды. Мы можем вкладывать какие-то смыслы в будущее, делать проекты в расчете на 5, 10, 20 лет вперед. А на тех территориях это просто невозможно. К сожалению, пока там будет находиться власть сепаратистов, будет довлеть над этим власть Кремля, ничего нового там не вырастет.
– А возможны ли новые ростки на освобожденных территориях? Вы проводите параллели между территориями, которые все еще находятся под контролем сепаратистов, и освобожденными территориями, городами, такими, например, как Славянск и Краматорск. Видите ли вы будущее там, где просепаратистские настроения были довольно сильны?
– Когда мы говорим про настроения, это немножко не то, о чем следует говорить. Потому что настроения всегда и везде разные. Недовольных много везде, в том числе и в Киеве, и в других украинских городах, даже самых патриотичных. Настроения формируются. Они формируются помимо прочего и местными сообществами. Задача местных властей сделать так, чтобы в городе было комфортно и не было чувства брошенности. Это все комплекс усилий, которые прилагаются разными людьми. Территории, которые были освобождены, конечно, имеют большой потенциал. Наверное, он даже выше, чем у тех городов, которые никогда не были под оккупацией, но находились рядом с фронтом. В таких городах сложнее выстраивать новую жизнь, потому что нет прецедента освобождения. Вот Славянск и Краматорск в этом плане реально разрушили все стереотипы о своем сепаратизме, потому что там сейчас есть много прекрасных инициатив. Туда приезжают художники, архитекторы, философы, мыслители, проводятся фестивали с участием знаменитых украинских авторов. Эти города уже живут по-новому. Им хочется так жить. Люди стараются, чувствуют свою ответственность перед остальными и пытаются выстраивать какие-то стратегии, помогать местным властям, собственно, самим становиться властью. В этом смысле, конечно, у освобожденных территорий потенциал большой. Единственное, что периодически мешает, – это диверсии, которые, к сожалению, недавно были в Краматорске. Но в целом, я думаю, эти районы будут развиваться дальше.
