Обрушение корпуса в воинской части Омска, катастрофа стратегического бомбардировщика Ту-95, одна за другой новости о трагедиях в армии. Случайности или закономерность? Как уберечь солдат? В студии председатель Комитета солдатских матерей Валентина Мельникова, военный эксперт Дмитрий Литовкин и омский журналист Анна Травникова. Ведущая Елена Рыковцева.
Полная видеоверсия программы
Елена Рыковцева: Случилось страшное, трагическое, чудовищное: позавчера ночью в 11 часов обрушилась казарма в Омской области, погибли 23 молодых парня и вроде бы сегодня еще один умер от ранений. Сегодня траур в Омской области, к сожалению, не по всей стране, но мы к нему присоединяемся. У нас в гостях Валентина Мельникова, председатель Союза солдатских матерей, с нами на связи Дмитрий Литовкин, военный эксперт, и Анна Травникова, собственный корреспондент Радио Свобода в Омске. Валентина Дмитриевна, вы ведь говорили со своими коллегами сегодня, вы вспоминали аналогичные ситуации в российской армии, случалось ли что-то похожее?
Валентина Мельникова: Когда мы новость эту узнали, мы вспомнили, что была такая же трагедия в училище военном — это Томское военное училище, 1997 год, там тоже рухнуло здание казармы, тоже были молодые парни погибшие. Но с тех пор таких историй не было. Если бы что-то случалось подобное, конечно, в армии скрыть невозможно ничего и от родителей, и от нас, и от друзей. Таких историй с обрушением зданий не было.
Елена Рыковцева: Сейчас раздаются голоса, что как-то не так, очень быстро, левым образом делают для армии. У вас такое ощущение складывалось?
Валентина Мельникова: Нет, конечно. Во-первых, здание старое, другое дело, что там делали ремонт. Но это стандартная казарма, в какой-то момент их начали строить после жутких бараков советских, в которых жизнью это было невозможно назвать, стали строить нормальные здания с отоплением, с электричеством, с окнами. Это стандартная история, они в Москве стоят и под Москвой, в том же Томске, на юге. Поэтому только специалист-строитель может понять, что там могло случиться.
Елена Рыковцева: Дмитрий, вы слышали когда-то о плохом строительстве именно для армии, что какие-то фирмы не очень надежные?
Дмитрий Литовкин: Тут нельзя говорить об одной только армии, потому что у нас подрядчики, как вы знаете, гражданские. Следствие даст ответ, кто строил, как строил, какие технологические нарушения были при строительстве этого объекта. В конце концов бывают иногда фатальные ситуации, которые приводят к этим катастрофам.
Елена Рыковцева: Я сегодня говорила с Виктором Баранцом, это тоже очень известный военный эксперт, он такую произнес фразу: черное лето для нашей армии. Потому что сегодня вдобавок трагедия с летчиками, два человека погибло, два военных летчика при катапультировании из Ту-95, до этого были драмы с самолетами. Вы здесь видите какую-то закономерность или действительно такая цепочка случайностей одна за другой? Это абсолютно не имеет отношения ни к руководству армии, ни к реформам?
Дмитрий Литовкин: Это прежде всего следствие реформ, потому что наша армия начала учиться воевать, у нас учения идут сплошной чередой. Понятно, что когда военнослужащие постоянно принимают участие в каких-то мероприятиях, подобные ситуации неизбежны. Нельзя их избежать, когда постоянно эксплуатируется техника, когда люди прыгают с парашютами, выходят в море, что-то всегда может произойти. Этот самолет, который разбился сейчас под Хабаровском, они проходят модернизацию. Весь парк этих самолетов Министерством обороны переделывается, ставится новое оборудование, новые двигатели. Если вспомнить, такая же катастрофа совсем недавно была с большим бомбардировщиком Ту-160. Тоже после заводского ремонта машина потерпела крушение. Следствие все выяснит. Хорошо, что вообще занимаются боевой подготовкой — это вселяет уверенность в том, что она у нас есть и она способна решать боевые задачи. Избежать таких ситуаций, к сожалению, не получится.
Елена Рыковцева: Вы считаете, что есть прямая связь между тем, что увеличивается количество учебных действий, ученый срочных и так далее, поэтому, соответственно, увеличиваются риски?
Дмитрий Литовкин: Конечно. Служба в армии никогда не была простой и безопасной. Люди обращаются с сложной техникой, с взрывоопасными веществами, избежать таких ситуаций можно, но это иногда не получается.
Елена Рыковцева: Это сказывается на настроениях матерей, вы с ними общаетесь, и так-то не очень охотно детей отпускали в армию.
Валентина Мельникова: К сожалению, люди, когда думают о службе своих сыновей в армии, прежде всего не понимают, что туда могут быть призваны люди, которые только по закону годны. Поэтому наш основной конфликт с семьями призывников — сначала разберитесь, годен ли он по здоровью. Знают ли обычные семьи о том, что происходит? Я думаю, что не знают. Друзья может быть, молодежь как-то в курсе более-менее, они какие-то форумы посещают. Люди относятся к военной службе по призыву, мне кажется, слишком легкомысленно. Конечно, условия бытовые нормальные в 90% воинских частей, телефоны мобильные есть, прокуратура на страже всегда, что бы ни случилось. Но, к сожалению, из-за того, что семьи отдают людей больных, с плохим здоровьем, появляются конфликты, ребята болеют, госпитали переполнены. Вот это совершенно неправильно, это неправильное отношение граждан к воинской обязанности. Я бы не согласилась с Дмитрием в том, что увеличение числа несчастных случаев технических следствие такой активности учебной. Потому что были большие учения, прошли они хорошо. История с самолетами — это вообще трагедия у нас. В свое время был спор, нужно ли модернизировать вертолеты и самолеты или нужно строить новую технику, то же самое с танками и с боевыми машинами, нужно ли делать новые или модернизировать. Это очень сложные технические истории. А может быть иногда это и люди. Потому что я обращаю ваше внимание на 08.08.08 — на войну в Южной Осетии, там было большое количество самолетов, большое количество вертолетов. Да, те, кого сбили, они потеряли машины и погибли люди, но там не было таких историй, чтобы просто так самолет падал. Мы не знаем, и историй таких никто никогда не рассказывал, а это была настоящая война. Поэтому сложно очень.
Елена Рыковцева: Дмитрий, есть такое мнение, что в армии все остаточному принципу, поэтому все рушится. Вы этим занимаетесь, вы это слышали в разговорах?
Дмитрий Литовкин: Тут вопрос спорный. Я вижу шаги, которые предпринимает Министерство обороны для того, чтобы привести в порядок военное хозяйство. Валентина Дмитриевна не даст соврать, за последние годы в армии очень много изменилось как в социальном плане, так и в материально-техническом. То, что казарма, которая рухнула, она была отремонтирована, это говорит о том, что меры предпринимались. Другое дело, кто выполнял эту работу, с каким качеством и кто вообще подписал эти акты. Но это уже вопрос к следователям. Вполне возможно, что там были факты халатности, факты воровства и прочее. Но это должны обсуждать не мы, простые люди, а следователи, которые дадут оценку всему этому.
Елена Рыковцева: Все-таки у нас, как у простых людей, какие-то вопросы возникают. Нам же все-таки что-то рассказывают, какие-то факты нам сообщают. Например, нам сообщают о том, что этот ремонт был произведен в 2013 году, прошло два года. В чем вина сегодняшняя начальника части? Что комиссия не принимала, а он заселил. Значит два года должна была стоять пустой эта казарма? Я вижу здесь абсолютную несостыковку. Что происходило за эти два года со строительством? Анна, выстраивается у вас в Омске какое-то понимание этой ситуации по строительству?
Анна Травникова: Я думаю, что понимания сейчас нет по всей стране, потому что у нас здесь ограниченная информация. Единственное, что мы знаем так же, как и вы, что здание 1975 года постройки, в 2013 начался капитальный ремонт, а закончился он год назад. После этого действительно приезжала комиссия, были нарушения, но они были незначительными. В Минобороны, по крайней мере, по той информации, которая поступала изначально, эти нарушения назвали незначительными, но де-факто здание не было сдано в эксплуатацию, туда не должны были заселять новобранцев. Однако это произошло и именно поэтому сейчас командующий 242 учебным центром арестован. Хотя на самом деле вопросы есть ко всей цепочке, и к Министерству обороны, и к тем, кто строил, к тем, кто занимался капитальным ремонтом.
Елена Рыковцева: Даже чисто логически: если вы не дали разрешения заселять, зачем привезли новобранцев? И куда же делись тогда строительные фирмы? Если вы не приняли объект, они должны там оставаться и дорабатывать это здание. Абсолютно непонятно с точки зрения здравого смысла, я уже не говорю про какое-то подтопление или из-за чего все это случилось. Очень важно сегодня говорить об этих ребятах, потому что я этого, к сожалению, не вижу на федеральных каналах, я не вижу, чтобы хоть кто-то показывал их лица, говорили, какого они года рождения. К сожалению, до сих пор ни разу ни на одном канале не показали списка погибших, что вообще нонсенс, такого не было никогда, я впервые сталкиваюсь с таким безразличным отношением к чисто человеческой стороне дела. Но сегодня впервые за эти два дня на телеканале «Россия-24» я услышала родственницу погибшего — это сестра мальчика, которая произнесла одну очень странную вещь. Она сказала, что мой брат очень мечтал стать десантником. К нам «покупатель приехал, его отобрали омские заказчики». Что это за лексика? Она использовала два слова - «заказчики» и «покупатели». Как происходит набор десантников, вы понимаете, о чем речь идет?
Дмитрий Литовкин: «Заказчик» - это Министерство обороны, «покупатели» - это представители воздушно-десантных войск, которые работают своими командами, через которые отбирают кандидатов на поступление в этот вид вооруженных сил. Это просто утрированно девушка объясняла ситуацию. Но это все официально и через военкоматы происходит. То есть, есть специальные требования к кандидату для службы в воздушно-десантных войсках, он должен пройти медицинскую комиссию, должен пройти психологический отбор, соответственно, его кандидатура должна быть утверждена командованием воздушно-десантных войск, только после этого он может начать службу.
Елена Рыковцева: То есть в общем существует некий конкурс?
Дмитрий Литовкин: Это не в общем существует конкурс — это очень сложный, тяжелый конкурс. Требования к военнослужащим воздушно-десантных войск — это категория А, там надо подтянуться 15 раз, пробежать три километра за 10 минут. Не каждый молодой человек способен это сделать — это нужна подготовка. Те люди, которые идут в ВДВ, они к этому готовятся, они этого хотят. И то, что сестра говорит, что брат хотел, он хотел, наверное, не день-два, он полжизни готовился к тому, что будет служить в этом виде вооруженных сил.
Елена Рыковцева: Вы тоже слышали об этом, что в ВДВ сложнее попасть?
Валентина Мельникова: На самом деле закон о воинской обязанности предусматривает четкий отбор для каждого рода войск, поскольку везде свои требования и к морякам, и к морским пехотинцам, и к десантникам, даже к рядовым, которые идут в ВВС, в ракетные войска. Там очень четкая градация. В десантных войсках как бы такой ореол, они много делали с самого начала, начиная со своего первого главкома, для того, чтобы популяризировать свой род войск. Действительно всегда десантники выручали в трудную минуту, ими всегда все бреши закрывали. Действительно это тяжелый физический вид службы, у них есть подразделения спецназовские, даже некоторые гордо себя называют ГРУ — это все, конечно, очень романтично, но тяжело физически.
Елена Рыковцева: Анна, я вас хочу спросить по поводу родственников. Я услышала на канале «Лайфньюс», что в ночь, когда все это случилось, не было никакой информации для них. Они даже не успели уехать, они были на присяге у своих мальчиков.
Анна Травникова: Да, все верно, присяга была в пятницу, а это произошло в воскресенье вечером. Новобранцы были отправлены в увольнительную, как раз приблизительно к 10 вечера родители их привезли в часть. Многие не успели уехать из этого поселка. Ориентировочно через полчаса после того, как произошла эта трагедия, люди начали подходить к КПП, там собралось около 100-150 человек, их не пропускали, ничего не говорили. Паника нарастала за счет того, что погибших 23, 18 раненых, информация об еще одном погибшем не подтверждена, Минобороны ее не подтверждает, людей, которые пришли, которые были в паническом состоянии, их намного больше. В самой казарме 337 человек было. Те, кто успел спастись, кто-то из окон выпрыгивал, кто-то не зашел в самое здание, они не могли позвонить своим родным, потому что у них либо забрали телефоны, либо они остались в казарме. Родителям ничего не сообщалось. Первая информация, которую до них донесли, она появилась в три часа ночи, то есть через четыре часа после того, как это событие произошло, тогда сказали, какой батальон пострадал, какая казарма обрушилась. Родственников новобранцев из этой казармы увели в отдельное помещение, там уже появлялись первые списки погибших. Хотя еще утром по данным на 6 утра говорили только о двух погибших, полная информация появилась в понедельник к трем часам дня по местному времени, тогда уже все спасательные операции были прекращены, было 23 жертвы.
Елена Рыковцева: На территорию части их потом пустили в итоге?
Анна Травникова: Нет, на территорию части они прошли уже, когда нужно было опознать тела погибших. Они стояли вдоль, потому что было оцепление, люди, которые пытались прорваться, у них не получалось, потому что люди с автоматами преградили им путь и пройти было невозможно.
Елена Рыковцева: Мы видим только кадры прощания на территории части, а в городе, что там происходило?
Анна Травникова: Похороны будут проходить в разных городах. В Омске завтра, послезавтра будут проходить похороны. Сегодня прошла траурная церемония и сейчас родным отдают тела их сыновей, и они уже будут хоронить в разное время совершенно. Омск, для нас это второй траур меньше, чем за месяц, до этого было ДТП, поэтому город в состоянии шока. Нет никакой официальной информации, запрещено говорить спасателям, медикам, все это под ведением Минобороны. Но люди, не называя фамилий, говорят о том, как спасали. В спасательных операциях много людей участвовало. Несмотря на то, что нет официальных данных, те, кто вытаскивал людей из этой казармы, говорят о том, что стены гнилые, к зданию невозможно прикоснуться, оно сыпется, о том, что спастись было мало шансов особенно у тех, кто был на первых этажах. Город обсуждает, скорбит.
Валентина Мельникова: Насчет телефонов, вообще это безобразие. Потому что есть в каждой части есть регламент и там должно быть записано, что в личное время мобильные телефоны находятся у военнослужащего.
Елена Рыковцева: Я слышала, что какая-то мама одного из выживших говорила, что он ей позвонил.
Валентина Мельникова: Может быть, кто-то был в увольнении, трудно сказать. Как раз вечером у них должны были быть телефоны, потому что это личное время.
Дмитрий Литовкин: По закону солдат имеет право пользоваться телефоном и интернетом во внеслужебное время. А так как воинская часть 24 часа находится в служебном состоянии, то, конечно, телефоны отбираются. У меня сейчас брат проходит срочную службу, мы уже три телефона привезли, они все изымаются. Ничего не поделаешь — это регламент службы.
Елена Рыковцева: Когда что-то случается и когда родственникам ничего не говорят, то хотя бы у него была бы возможность связаться с мамой, сходящей с ума, и что-то сказать, но этой возможности нет.
Дмитрий Литовкин: Это все понятно, просто армия — это немножко другой институт, закрытость, секретность службы не позволяет пользоваться мобильным телефоном постоянно. Тут ничего не поделаешь, к сожалению.
Валентина Мельникова: У разумных командиров ребята пользуются телефоном, там есть определенный график и все хорошо знают. У меня в связи с этим год назад как раз, когда были первые большие потери на Украине, родители ребят подняли шум. Потому что они привыкли, что каждую неделю сын отзванивается, и тут вдруг три недели нет звонка. Тогда пришлось обратиться к замминистру обороны именно потому, что есть график, люди к нему привыкают. В разумной части все разумно. Тут, конечно, ужасное стечение обстоятельств, кошмарная трагедия. Я вообще с ужасом представляю эту ночь, людей, которые уже собрались ехать домой, только был праздник и вдруг такая кошмарная гибель безнадежная. Пока до нижних этажей дошли, сколько там народу с ума сходило. Ужасная история, кошмарная просто. Какой шок у ребят, которые остались там служить — это ведь тоже страшный шок. Они же вообще о смерти не думают, ребята молодые.
Елена Рыковцева: Это предусмотрено, что если у человека психологическая травма, он имеет право на какое-то время приостановить свою службу в армии?
Валентина Мельникова: Если командование части разумное, если округ поможет, то, конечно, там нужны психологи. Сейчас у этих ребят называется учебный процесс, и это еще будет месяца два продолжаться. Но психологи, я считаю, там должны работать со всеми. Никто не говорит: а офицеры никто не пострадал? По идее там могли быть и офицеры в это время. В любом случае это большая работа, надо со всего округа Центрального собирать психологов и с каждым работать, потому что тут могут быть совершенно разные последствия.
Елена Рыковцева: Анна, вы когда сегодня всем занимались, изучали то, как оставшиеся в части новобранцы, где они будут располагаться, куда их вывезут, когда вернут назад? Как чисто технически их перемещения сегодняшние будут выглядеть?
Анна Травникова: Официальной информации нет, но как говорят местные жители, как говорят родные тех, кто там сейчас служит, ребят эвакуируют из всех казарм на территории 242 учебного центра ВДВ, они будут жить, сегодня есть информация о том, что часть ребят уже перевезли и они живут в палатках недалеко от поселка. Сейчас по поручению министра обороны проверяют все казармы на территории учебного центра, и не факт, что там нет никаких нарушений, там вообще возможно жить, сейчас все эвакуированы. Сложно сказать, в каких они условиях, потому что все происходит в условиях определенного вакуума, во-первых, сам поселок военный, там даже местные жители, если о чем-то говорят, они говорят не под запись, не под камеры, без фамилий. Согласной такой информации, часть будет жить в палатках на территории кадетского корпуса в Омске. Сегодня есть информация, что ребят привезли просто в поле, где стоят палатки, там они находятся.
Валентина Мельникова: Это самый плохой вариант, который можно было придумать. Если бы это был обычный городской дом, нашлись бы свободные школы, свободные детские сады, какие-то турбазы. На самом деле, если бы я была командующим Центральным округом, я бы так сделала. Я понимаю, что они не хотят их раскидывать в разные стороны, потому что нужно проводить учебный процесс, но это форс-мажорные обстоятельства. Лагерь надо обустраивать, нужны печи, нужны полы, нужно электричество, нужна вода. Народу очень много, поэтому я не знаю, как они готовы к этому будут. У нас стандартные учения десантников вечно сопровождаются жалобами на то, что то печек нет, то топлива нет, то готовить негде, под Рязанью, например, там более-менее полигоны стандартные, что будет здесь — я не знаю. Я не стала бы этого делать.
Елена Рыковцева: Дмитрий, как вы считаете, их не могут в какой-то благоустроенный пансионат или пионерский лагерь поселить, потому что они должны быть изолированы?
Дмитрий Литовкин: Нет, в армии это нормальная практика полевых выходов, жить на природе — это само собой разумеющееся. Я думаю, что после присяги эти ребята все равно ушли бы в поля, лагеря.
Валентина Мельникова: Пока у них нет воинской специальности, пока они не закончили учебный курс. Давайте с вами понаблюдаем, давайте возьмем под контроль обустройство этого лагеря.
Дмитрий Литовкин: Во все палатки привезут воду, будут полевые кухни. Даже обсуждать не стоит это все.
Валентина Мельникова: Оптимист вы, Дмитрий.
Дмитрий Литовкин: В моей офицерской карьере было постоянно. Сегодня не зима, не мороз, чтобы можно было беспокоиться. Все равно где-то они были бы в полях на боевой подготовке.
Елена Рыковцева: Воркута три дня назад была завалена снегом, в Москве сегодня было 8, в Омске, там Сибирь, бог знает что может быть.
Валентина Мельникова: Может быть мы с Дмитрием как раз вовремя поспорили. Будем контролировать, мы со своей стороны, он со своей стороны.
Елена Рыковцева: Я все время спрашиваю о возможностях контроля, потому что когда даже родители в такую трагическую ночь не могли получить никакой информации, попасть в лагерь, то есть ли у правозащитников возможность контролировать.
Валентина Мельникова: То, что они не могли попасть — это я на самом деле понимаю. Эта история с такими трагедиями страшными, тяжелыми, конечно, в начале всегда ничего непонятно. У нас нет такого навыка, как людей можно не то, что успокоить, а как людей можно мобилизовать на то, чтобы они не сходили с ума, а на какие-то действия.
Елена Рыковцева: Ужас, который они пережили, когда они знают, что погибли, но им не говорят, кто выжил, только парень, у которого был телефон по каким-то причинам, он свою мать смог успокоить. Вопрос, который тоже очень важен сейчас, детей не вернешь, но тем не менее, были выплачены компенсации Министерством обороны.
Валентина Мельникова: Я хочу всем сказать: существует очень развитое и очень подробное законодательство о социальных гарантиях государства в случае гибели, увечья, заболеваний военнослужащих по призыву, по контракту, офицеров и так далее. В случае гибели есть два вида выплат единовременных — это страховая выплата и единовременная выплата по случаю гибели. В сумме это составляло 5 миллионов несколько месяцев назад, но, возможно, сейчас в связи с этим падением может быть провели какую-то индексацию. Дальше, в зависимости от того, есть ли в семье люди, которые нуждаются в пенсии по потере кормильца, дети, родители пенсионеры, инвалиды, идут пенсионные выплаты. Дополнительно тем, кто нетрудоспособен, 7 тысяч рублей ежемесячно. Никто не говорит, есть там женатые, с детьми — это отдельный кошмар, конечно, если есть там ребята, у которых остались жены, дети. Сейчас социальные выплаты идут без всяких проблем. Конечно, в связи с Украиной долго ломали головы, как все оформлять, чтобы никто ничего не узнал, но тут отказов нет. Это не обещания — это обязанность государства заплатить все, что по закону. Наши коллеги в Волгограде сделали большую сводную таблицу, куда они все случаи указали, что, когда, какие суммы, кто должен оформлять, как это делается, как это выплачивается. Все это через военкоматы, все это будет сделано.
Елена Рыковцева: В связи с Украиной нашли способ, каким образом компенсировать?
Валентина Мельникова: Безусловно, там все выплачивают. Естественно, никто не хочет скандалов. Первый раз отказались от своих военнослужащих с этими пленными двумя, с сержантом и с капитаном. Так на самом деле все хорошо. Другое дело, что задерживали, потому что долго не могли понять, как оформить. Потому что справки должны приходить в военкомат, а в справке написано, где, как, чего. Вышли из положения и делают это через Южный округ. Но сами деньги, никто вам ничего не может обещать, никто вам не может отказать — это законы, они работают, механизм работает, страховые компании работают, все выплачивают, все будет оформлено.
Елена Рыковцева: Дмитрий, вы считаете, эта сумма достаточно адекватная, 6 миллионов?
Дмитрий Литовкин: Сумма большая, но говорить об адекватности не приходится, потому что это сыновья, мужья и дети. Я бы не стал говорить, адекватно или неадекватно.
Валентина Мельникова: Эта сумма тоже не с потолка взялась. Мы боролись вместе со страховыми компаниями много лет за то, чтобы, во-первых, она была фиксированная, не зависящая от денежного довольствия и от статуса военнослужащего. А то у нас получалось, что у контрактников и офицеров большие выплаты, у этих маленькие. Сейчас она в принципе соотносится со страховыми случаями в самолетах, средняя по всем остальным государственным страховым обязательствам по отношению к гражданам.
Елена Рыковцева: Это совершенно понятно, что их не вернуть, но тем не менее, у них нет ощущения, что они как-то обижены по отношению к другим категориям.
Валентина Мельникова: К семьям погибших достаточно внимания бывает. Тут сейчас на закон жаловаться нельзя. Многое потом будет зависеть от соцзащит местных, особенно, если родители инвалиды, пенсионеры или если остались жены с детьми, если что-то не делают или отказывают, надо, чтобы люди обращались, этого добиться несложно.
Елена Рыковцева: Что говорят в Омске по поводу компенсаций, верят ли, что все будет хорошо, все по закону?
Анна Травникова: Родителям пока говорить об этом сложно, точно так же, как и родственникам пострадавших. Мы узнали информацию о компенсациях от Министерства обороны. В понедельник на экстренном совещании исполняющий обязанности губернатора дал нам понять, что мы можем в Омске не искать никаких комментариев, в том числе о компенсациях. Единственное, что помимо тех сумм, которые называет Министерство обороны, говорится о том, что у нас начался сбор средств для погибших и пострадавших в самом поселке Светлый, какие-то деньги собирают сейчас, несмотря на то, что если заявления о том, что расходы на погребение и так далее будут компенсированы. Так же некоторые предприятия заявили о том, что они проведут сбор средств для своих сотрудников, у кого погибли или пострадали. Сами родители в шоковом состоянии. Насколько поняли мы, журналисты, когда находились сегодня и вчера в поселке, многим запретили говорить с журналистами. Мы понимаем, что родственники в таком состоянии, у них беда, горе, сложно представить, что они чувствуют. Очень мало тех, кто готов общаться с прессой хоть как-то.
Елена Рыковцева: Дмитрий, чем вы объясните, я впервые сталкиваюсь с ситуацией, когда происходит такая трагедия, это армия, которую на руках носит государство, это дети, 1997 года рождения три человека, то есть это выпускной класс, мы ни разу не услышали ни одной фамилии, мы не увидели ни одного портрета этих ребят, не услышали соболезнования, ничего этого нет, ни реакции жителей города, ни каких-то теплых слов. Абсолютно глухая вокруг этого чисто по-человечески эмоциональная стена. Как это можно объяснить, как вы считаете?
Дмитрий Литовкин: Вы, наверное, помните фамилию командира атомной подводной лодки «Курск», которая погибла? Это все относительно.
Елена Рыковцева: Есть нишевые каналы, есть канал «Лайфньюс», его мало кто смотрит, там прекрасно выложены списки, там есть фотографии из социальных сетей. Тот, кто владеет интернетом, он может проститься с ними, у него есть возможность зайти на какие-то сайты. Есть газета «Московский комсомолец», которая выложила сегодня чудесную галерею этих лиц. Там есть парни из Башкирии, из разных городов. Но категорически на федеральных нет этих лиц, этих фамилий. Почему, как это связано с политикой, с Минобороны?
Дмитрий Литовкин: С политикой государственной это не связано никак. Вопрос к конкретным менеджерам мидийным, которые принимают решение о наполнении эфира новостями. Если они считают, что достаточно показать картинку с разрушенной казармой, констатировать количество погибших и пострадавших, что говорить. Просто у людей такое отношение к своим коллегам, просто к людям.
Валентина Мельникова: А офицеры никто не пострадал?
Дмитрий Литовкин: Я не знаю, я данных таких не видел. В моем представлении Министерство обороны много сделало, чтобы сказать правду. Как правило, в казарме бывает командир роты, был ли он в тот момент или его не было, потому что увольнение закончилось, сержанты отметились и на этом все успокоились.
Елена Рыковцева: Я смотрела список на том же сайте, там нет старше, чем 20 лет. Можно считать, что там не было командиров?
Валентина Мельникова: Да, все-таки 21 год после училища.
Елена Рыковцева: Вы сказали сейчас, что Министерство обороны сделало все, чтобы скрыть?
Дмитрий Литовкин: Наоборот, оперативно предоставить информацию. Для Министерства обороны это очень оперативно.
Елена Рыковцева: Конечно, мы эту информацию видим, она у нас есть.
Валентина Мельникова: Такая традиция религиозная разных религий, часто люди готовы помянуть, даже пускай это будут люди неизвестные, но все равно. Смотришь когда в социальных сетях, все оставляют свои заметки, свечи, у мусульман свои. Для людей тоже важно, потому что эти мальчики умерли на государственной службе — это тоже надо понимать, как бы это ни было ужасно.
Елена Рыковцева: Такая уже есть журналистская наработка, извините меня за это казенное слово, когда что-то случается, мы уже на следующий день видим истории их жизни, истории их любви, вы уже их воспринимаете как не каких-то абстрактных погибших пассажиров метро, вы уже о них что-то знаете, но почему-то не в этот раз. Анна, это ваши граждане города, наверное, все-таки больше информации об этих ребятах?
Анна Травникова: Да, мы знаем их в лицо, мы видим фотографии, у нас местное телевидение отреагировало более адекватно. Из омских знаем, что один из погибших занимался боевыми видами спорта, на него были большие надежды как на спортсмена. Знаем о том, что у одного из погибших была семья и маленький ребенок. Информации тоже немного, исходя из того, что родители не идут на контакт. Я не знаю, в чем причина, но многие агрессивно настроены к прессе.
Валентина Мельникова: У них еще не наступило время, когда они готовы рассказывать про своего солдата. Всегда реакция очень тяжелая, отложенная.
Елена Рыковцева: Аня сказала, что там возможен запрет на разговоры с прессой. В городке военном им запретили, как я понимаю?
Анна Травникова: Мы там общались с женами военнослужащих, они говорили не под запись, не называя фамилий, что всем запретили говорить что-то. Зная о том, что их фамилии не окажутся в СМИ, они говорили о самом здании, что оно старое, ремонт был больше косметический. Местные жители говорили о том, я не знаю, насколько эта информация достоверная, я знаю, что журналисты запрашивают в Министерстве обороны о том, что была выделена огромная сумма денег на капитальный ремонт, около ста миллионов, в СМИ уже была информация о том, что строили сами солдаты-срочники.
Валентина Мельникова: Ремонт не могли сделать солдаты-срочники, это неправда. Что было когда-то в 1975, в 1990-м — это одна история, сейчас это исключено. Существует 428 приказ министра обороны, запрещающий использовать солдат на работах, не связанных с их военной службой. У нас есть Спецстрой, он занимается строительством специальных объектов. Казарма не может строиться силами солдат, капитальный ремонт точно не может проводиться. Если так было, надо расстрелять тогда всех, кто этим командовал.
Елена Рыковцева: То есть нарушить такой приказ тоже исключено?
Валентина Мельникова: В 2012-13 году, я сомневаюсь, чтобы такой приказ был нарушен.
Елена Рыковцева: Дмитрий, вы согласны, что это невозможно, чтобы солдаты-срочники участвовали в таких работах после того, как появился такой приказ?
Дмитрий Литовкин: Министерство обороны отказалось от такой практики, и ему проще платить деньги гражданским организациям, которые занимаются строительством, обустройством. У нас достаточно маленькая армия сегодня и большая часть военнослужащих постоянно находится на боевых занятиях.
Валентина Мельникова: Я слышу интонации Виктора Литовкина насчет маленькой армии. Она не такая маленькая и достаточно дорогая. Я думаю, что очень жаль, что так все это нелепо и так страшно. Хотелось бы, чтобы еще раз посмотрели внимательно на то, что происходит с призывом. На мой взгляд, это какой-то сигнал: ребята, надо уходить от призыва, надо делать программу федеральную по отбору на контракт, надо ее проводить. Мне кажется, это какой-то сигнал.
Елена Рыковцева: Согласитесь, Дмитрий, вы с этим?
Дмитрий Литовкин: Уходить от призыва, конечно, надо, надо делать армию профессиональной, понимая, что солдаты и сержанты должны быть не только профессионалами, но и получать за это достойное жалование, чтобы они стремились к освоению военных специальностей. Все это правильно, многое уже в этом направлении сделано. Я надеюсь, что в перспективе мы к этому придем, потому что у государства наконец появилось понимание этого процесса и средства на обеспечение этих задач.
Елена Рыковцева: С одной стороны мы говорим о перспективе, а с другой стороны все время в прошлое возвращаемся. Потому что когда заговорила Аня об этих запретах, об этом молчании, я почему-то вспомнила фильм нашего коллеги Дэвида Саттера о Советском Союзе, о том, как запрещалось семьям тех, кто погиб в Афганистане, рассказывать об этом. Потом эта история, прошло столько лет, стала повторяться с Украиной, нельзя говорить о том, где погиб ваш сын.
Валентина Мельникова: Последний запрет, что нельзя что-то говорить, я с этим столкнулась после ввода войск в Баку. Тогда ребятам тоже запрещали. Но это скрыть было невозможно, потому что уже и комитеты были.
Елена Рыковцева: Мы завершим программу «Лицом к событию» возможностью попрощаться.
Диктор:
Шайхулин Рустем
Судникович Владислав
Плегенько Алексей
Юмагулов Руслан
Игнатенко Максим
Филянин Илья
Иванов Михаил
Чемезов Виталий
Вахрушев Сергей
Филатов Сергей
Алтынбаев Ранис
Кених Дмитрий
Грицков Алексей
Белов Евгений
Нафиков Вадим
Кортусов Олег
Шокаев Асхат
Герман Егор
Мамлиев Фидан
Решетников Антон
Игошев Михаил
Шингарев Азат
Ломаев Валерий
Возраст погибших солдат от 18 до 21 года
