Программу ведет Татьяна Валович. Принимают участие сотрудник программы "Развитие социальных исследований образования в России" Европейского университета Алексей Куприянов и корреспондент Радио Свобода в Санкт-Петербурге Татьяна Вольтская.

Татьяна Валович: 17 ноября - Международный день студентов. Он был учрежден в 1941 году в Лондоне на международной встрече студентов, боровшихся против фашизма. В этом году накануне Международного дня студента Институт региональной прессы провел в Петербурге "круглый стол" «Студенты и право на образование».

Татьяна Вольтская: Что делать, чтобы высшее образование в России не стало исключительно платным? Нужно ли российским вузам студенческое самоуправление? Как иногородним студентам добиваться нормальных условий в общежитиях? Где молодому человеку найти деньги на образование? Что делать, если, по мнению студентов, преподаватель не обладает необходимыми знаниями предмета? Эти и многие другие проблемы обсуждали молодые люди, собравшиеся в библиотеке имени Маяковского накануне Дня студентов. Очень многих волнует тема трудоустройства после вуза, немало голосов раздалось за возвращение старой советской системы распределения. Марину, студентку факультета журналистики петербургского государственного университета, интересует вопрос: стоит ли получать образование за границей?

Марина: Очень интересно, действительно ли диплом, полученный в университете за рубежом, является ключом к успешной карьере или же это миф?

Татьяна Вольтская: Почему вообще возникают такие вопросы - об этом говорила сотрудник Института региональной прессы Виктория Пьянкова.

Виктория Пьянкова: Если во многих инженерных вузах опирается преподавание на оборудование образца 30-х годов, в общем, сложно, наверное, представить, что в таких условиях можно подготовить грамотных современных специалистов, почему, собственно, и интерес к западному образованию сейчас уже уходит от получения каких-то бизнес-специальностей к уже каким-то узким специализациям.

Татьяна Вольтская: Современные российские студенты не могут и не хотят бороться за свои права, поскольку они - самая пассивная часть общества, - уверен студент российского государственного педагогического университета имени Герцена Александр Балаян.

Александр Балаян: По большому счету, российскому студенчеству ничего не нужно. Они живут какой-то своей жизнью, политика, культура или еще что-то в их жизни отсутствуют фактически, просто так легче, наверное. Я хотел бы, чтобы российское студенчество хотя бы немного походило на западное, которое может свои права отстоять. Обсуждать права студенчества - это можно, но рецептов-то никто не дает. Может быть, у нас почти нет прав, государство ничего не делает для этого. А государство не будет ничего делать, если оно видит, что студенты никак не реагируют. Я уверен, если, допустим, даже если отменят стипендию, студенты ничего не сделают. Или, если отменят отсрочку от призыва, студенты, опять же, не будут бастовать против этого.

Татьяна Вольтская: Студенты должны организовываться и в первую очередь влиять на сам учебный процесс, считает Александр Балаян, а также бороться за бесплатное образование.

Татьяна Валович: Сегодня у нас в гостях участник прошедшего "круглого стола", сотрудник программы "Развитие социальных исследований образования в России" Европейского университета Алексей Куприянов.

Алексей, на ваш взгляд, те вопросы, которые поднимались на "круглом столе", ответы-то были какие-то хоть найдены?

Алексей Куприянов: Ну, понимаете, конечно, там от всех ждали прежде всего ответов, потому что сам по себе "круглый стол" был организован, как серия опросов мнений студентов по ряду ключевых вопросов, которые интересовали организаторов. И первый вопрос касался удовлетворенности качеством образования. Студенты, естественно, дали на него какой-то ответ, трудно сказать, насколько он был удовлетворителен для организаторов, потому что на самом деле студентам, конечно, трудно отвечать, в первую очередь потому что у них нет никаких критериев объективных для оценки качества образования. И это на самом деле большая проблема, потому что человек, который действительно много учится в отечественном вузе, не имеет возможности обычно сравнить систему обучения в разных вузах России, даже в пределах одного Санкт-Петербурга, потому что общение между студентами разных вузов довольно сильно ограничено и часто на него влияют всякие побочные факторы, например, корпоративная гордость за свой родной вуз. Поэтому почти все студенты были крайне довольны своим образованием. Я уже не говорю о сравнении с образованием, скажем, в других странах, потому что, конечно, такого опыта наши студенты по большей части не имеют.

Слушатель: Я из Рязани. Бывший инженер-физик, окончивший МИФИ. Я считаю, чтобы как можно меньше было безработных среди получивших высшее образование, надо иметь в виду предприятия, которым нужны специалисты для их развития. Все высшие учебные заведения должны учитывать это или даже получать определенные заявки на количество данных специалистов и даже, может быть, финансировать это образование. Сейчас студент, окончивший высшее учебное заведение, не знает, куда ему податься. Раньше было просто распределение, как меня послали в Челябинск-40.

Татьяна Валович: Это вопрос тоже обсуждался на "круглом столе", то есть, с одной стороны, были предложения чуть ли не вернуться к тому распределению, о котором сказал наш слушатель. Заинтересовать бизнес для подготовки своих кадров, и тогда, может быть, они будут вкладывать какие-то деньги в обучение уже конкретных людей, насколько это возможно?

Алексей Куприянов: Это на самом деле очень большая проблема, потому что, конечно, к старой советской системе распределения вернуться, вероятно, не удастся, просто потому что невозможно предсказать потребности рынка труда.

Татьяна Валович: Даже если было бы и возможно предсказать, иногда такие социологические исследования проходят, но каково их качество и как "плавает" рынок постоянно... Кроме того, ведь изменились совершенно условия рыночной экономики, это совсем иная страна.

Алексей Куприянов: Да, конечно. Во-первых, изменилась структура требований специалистов. Во-вторых, большой вопрос вызывает качество этих исследований, прежде всего потому что очень трудно предсказывать на 5-6 лет вперед, какая будет ситуация и на самом деле с последствиями этого мы уже отчасти сталкиваемся в связи с тем, что у нас наметился определенный кризис перепроизводства юристов, например, экономистов. Отчасти это следствие того, что наша система образования, несмотря на наступление рынка суровое, сохраняет многие особенности советских времен, в частности, избыточную специализацию. Против этого направлена замечательная мера по разделению образования на две ступени - бакалаврскую и магистерскую. Бакалавриат - менее специализированный должен был бы быть, магистратура - программа более специализированная и обычно связанная с обучением в аспирантуре. К сожалению, такого сейчас не происходит, потому что большая часть вузов продолжает производить бакалавров в виде недоспециалистов. То есть почти диплом специалиста, но недоучившегося один год. Из-за этого к ним отчасти такое странное отношение у работодателей. Если бы удалось на самом деле наладить эту систему, то, возможно, ситуация с трудоустройством несколько изменилась бы, потому что в огромном большинстве случаев, особенно при том, что наше высшее образование стало сейчас массовым, не требуются в действительности специалисты, требуются офисные работники, для которых нужен достаточно ограниченный спектр навыков. А уже в более сложные, более наукоемкие области, например, в области высоких технологий, конечно, требуется магистерская подготовка, а может быть, даже получение кандидатских степеней. Но это уже дело дальнейшей специализации. И на этом этапе выбора между бакалавриатом и магистратурой, когда часть будет уходить, скажем, на офисную работу, а часть будем продолжать обучение по специальности, в этом будет какой-то смысл.

Татьяна Валович: Как раз в эти же дни в Петербурге проходит всероссийская студенческая конференция по проблемам участия студентов в Болонском процессе. Там обсуждается как раз процесс того, как Россия будет входить и входит в этот Болонский процесс. И очень интересные были приведены социологические исследования. В соответствии с ними 57% опрошенных студентов предпочли бы учиться пять лет, 36% пожелали бы учиться шесть лет и стать магистрами и только 3% опрошенных пожелали стать бакалаврами. А из ответов на другие вопросы следует, что только в половине вузов, охваченных исследованиями, имеются студенческие советы и что студенты почти не влияют на список предметов, расписание занятий, какие-то бытовые условия, в которых приходится им учиться. Вот таковы сегодняшние реалии. С одной стороны, получается такой парадокс: студенты, обучаясь, не могут как-то сопоставить то качество образования, которое им преподносится, а если они какие-то начинают делать телодвижения… Не устраивает их преподаватель… Очень часто и мне приходилось слышать такое мнение: вы знаете, мы понимаем, что он нас не устраивает, но мы не хотим идти на конфликт. Потому что они сразу подразумевают, что будет конфликт с руководством, и будут применяться к ним какие-то карательные меры. Такой психологический барьер чем преодолевается?

Алексей Куприянов: Он не столько психологический, сколько реально существующий институционально. Конечно же, студенты, которые будут обращаться к администрации вуза с жалобой на преподавателя, скорее всего, получат большие проблемы. Это связано с целым рядом фактором. Тут трудно сказать, это зависит от каждого конкретного вуза. Нужны какие-то каналы, которые позволили бы студентам с минимальным риском проводить оценку преподавателей в процессе работы. И надо сказать, что в ряде вузов эта работа ведется, разработана специальная анкета для студентов по результатам курсов, которую они заполняют в тот момент, когда оценки еще не выставлены. Но надо сказать, что преподавателям результаты обработки этих анкет тоже не показывают до тех пор, пока все оценки выставлены не будут. Поэтому на самом деле в целом ряде вузов, которые я знаю, уже существует эта система обратной связи.

Татьяна Валович: Но это добрая воля администрации, тех руководителей вузов, которые хотят перестроиться и понимают, что в современной жизни иначе никак.

Алексей Куприянов: Да, конечно. Но дело в том, что вообще без доброй воли вузовской администрации и вузовских преподавателей не будет никаких подвижек. Потому что сколько бы, например, с тем же Болонским процессом... ведь понятно, что это процесс, который имеет очень много факторов и инициирован был он министром образования стран, которые на самом деле не властны над своими системами образования в том смысле, в каком, например, могло бы быть властно Министерство образования России, потому что там университеты имеют достаточно высокую степень автономии. И пока еще университеты собрались перестраиваться под Болонский процесс, который был сначала декларирован. Это была совсем другая история. Конечно, у нас очень многое зависит от активности и администрации, и преподавателей. Я хотел бы подчеркнуть, что наша вузовская политическая конституция в основном содержит три субъекта, и преподаватели совершенно отдельны от администрации, студенты это тоже должны понимать.

Слушатель: Действительно, мысль правильная. Можно попробовать представителям бизнеса (серьезного, конечно, бизнеса) предоставить возможность читать какое-то количество лекций по важной им теме. Это было бы более гибкой структурой. Но кто это будет разрабатывать?

Татьяна Валович: Ну, кто разрабатывать… Это, наверное, будет контролировать Министерство образования, если бы даже такое появилось.

Алексей Куприянов: На самом деле я думаю, что инициатива от вузов может поступать. Вопрос только в том, согласятся ли представителя крупного бизнеса действительно читать какие-либо курсы лекций, а не выступать с отдельными выступлениями. На самом деле одна из удачных форм общения между работодателями и вузами - это система студенческих практик. Она на самом деле себя очень хорошо зарекомендовала в разных вузах. Потому что идея целевого финансирования, когда человека выкупают с потрохами с самого первого курса до последнего, не очень хорошая: она, с одной стороны, закабаляет студента, с другой стороны, работодатель получает кота в мешке. Начав платить с первого курса за какого-то студента, он не имеет гарантий, что получит на выходе качественный продукт. Совсем другое дело, если потенциальные работодатели привлекаются в качестве мест организации студенческой практики. Тогда студент, проработав год или два, скажем, в летние месяцы на каком-то предприятии или в какой-то фирме… конечно, и студентов там знают, и студентов туда поступает гораздо больше, чем потом нужно работодателю работников, он имеет возможность выбрать студентов. И такие связи постепенно налаживаются между вузами и разными фирмами.

Татьяна Валович: Единственный момент, чтобы это не стало такой профанацией, как было в советское время, те студенческие практики, которые проходили студенты, когда работодатели сквозь пальцы смотрели, не предоставляли реальной возможности попробовать, ощутить эту работу, тоже проблема большая.

Алексей Куприянов: Все очень сильно зависит от характера работы. Я надеюсь только на то, что сейчас у работодателей нет средств и возможностей заниматься глупостями в таком важном деле, как отбор кадров. Я из разных мест слышал мнение, что у нас в России на самом деле, несмотря на повальное высшее образование, наличествует жесткий кадровый голод, потому что дельных людей, соображающих, владеющих языком, умеющих общаться с людьми, знающих свою профессию, не так много, и они всегда нарасхват.

Татьяна Валович: Алексей, скажите, пожалуйста, что это за программа «Развитие социальных исследований образования в России», которая существует в Европейском университете? Для чего она была создана?

Алексей Куприянов: Программа появилась в 1999 году. Создана она была при поддержке фонда Спенсера, это американский благотворительный фонд, который занимается поддержкой исследований в области образования. Создан был на деньги Лайла Спенсера, который занимался изданием учебных пособий. Как и многие американские крупные бизнесмены, он завещал огромную сумму, к неудовольствию своих наследников, на то, чтобы поддержать исследования образования, на которых он в каком-то смысле сделал деньги и репутацию.

Татьяна Валович: Вы в каких-то конкретных исследованиях участвовали? Что было результатом на выходе?

Алексей Куприянов: Мои конкретные исследования хотя и связаны с темой программы, но, ясное дело, не поддерживаются, потому что я там работал и продолжаю работать, как научный сотрудник, ранее работал организатором грантов, сейчас просто остался научным сотрудником. Дело в том, что мы занимались раздачей стипендий на изучение образования российским ученым. В течение многих лет поддерживали как аспирантов, так и молодых кандидатов наук в их исследованиях. Это были прежде всего работы по истории образования, социологии образования, экономике. Именно поэтому у меня есть некоторое представление о том, как у нас обстоят дела, скажем, с исследованиями по поводу рынка труда в области образования, потому что это большая сфера. Печальный вывод всех исследований состоит в том, что прогнозировать не удается. В регионах пытаются это делать, но сформировать разумный заказ на специалистов, глобальный, чтобы охватить всех специалистов, выпускаемых вузами, невозможно. На самом деле это отчасти хорошо, потому что государство само больше не может выступать в качестве единственного работодателя, надо просто перестать считать, развить какую-то более гибкую систему образования, которая сама могла бы адаптироваться к рынку труда.

Татьяна Валович: Если возвращаться к праву получения высшего образования в России, как вы считаете, насколько оно сейчас существует, насколько оно реализуемо всеми, кто хочет получить это высшее образование?

Алексей Куприянов: Для этого, конечно, нужны хорошие статистические данные. У меня по воспоминаниям с наших семинаров сложилось впечатление, что на самом деле получить хоть какое-нибудь высшее образование сейчас могут почти все. Проблема вся в качестве этого образования, потому что одно дело, если человек все-таки поступает в крупный вуз с репутацией, возможно, заслуженной репутацией, другое дело, когда ему приходится довольствоваться обучением в мелком вузе, который, скажем, преобразован из бывшего технического института и стал университетом относительно недавно. Или, возможно, еще хуже - в филиале крупного вуза. И надо сказать, что всякие санкции, карательные меры, которые иногда прокатываются по таким учебным заведениям, прежде всего затрагивают эти недавно созданные филиалы институтов, недавно созданные независимые какие-то институты.

Татьяна Валович: Хорошо, есть в Петербурге выбор у меня между двумя институтами, и я знаю, что в одном очень хорошо готовят, но там по каким-то причинам не смогла поступить на бюджетную основу, есть возможность поучиться там на платной основе или я могу пойти на бесплатное обучение в другой вуз с более низким по качеству образованием. Я хочу, конечно, получить хорошее образование. Вот взять кредит на образование… Затрагивалась ли эта тема на «круглом столе», где студенты обсуждали свои права на обучение? Мы слышим иногда: да, пожалуйста, сейчас такие программы правительством разрабатываются, громко с высоких трибун об этом вещается. А есть ли возможность использовать эти кредиты образовательные?

Алексей Куприянов: Я думаю, что возможность есть, думаю, что некоторые уже используют эти образовательные кредиты. Другой вопрос в том, насколько у нас вообще развита степень доверия населения к такой форме…

Татьяна Валович: Как кредитование, да?

Алексей Куприянов: Конечно.

Татьяна Валович: Но самое главное - это боязнь не отдать кредит. Я, вот, выучусь, я считаю себя блестящим специалистом, но нужно себя еще уметь продать в хорошем смысле слова, то есть, если у меня не будет хорошей работы потом, я же не смогу вернуть кредит.

Алексей Куприянов: Да, проблема существует, и студенты ее на самом деле активно обсуждают. Тут есть еще одна неприятность. У нас с платным образованием складывается такая странная ситуация (и эта тема тоже затрагивалась, между прочим, на «круглом столе»): платных студентов часто априорно рассматривают, как более слабых, и во многих вузах проводится политика сегрегации платных студентов, соответственно, к ним формируется некое особое отношение. В тех вузах, в которых я преподаю, к счастью, такая политика не проводится. Более того, у нас проводятся специальные мероприятия как бы по перемешиванию студентов равномерно, то есть не допускают формирование групп из одних только платников. Раньше, например… Я преподаю в Высшей школе экономики, в петербургском филиале, и в Санкт-Петербургском университете. В Санкт-Петербургском университете они просто равномерно перемешаны, и никогда не скажешь, какой студент перед тобой - платный или бесплатный. А в Высшей школе экономики какое-то время существовала эта сегрегация. Но с того момента, как там появился социологический факультет, на котором я преподаю, мы повели активную кампанию против этого, всех студентов перемешали. Какое-то время их даже группировали в одну группу, написали по алфавиту отдельно, но мы добились того, чтобы и это убрали. На самом деле, честно скажу, они перестали так сильно выделяться. Вот эта идея о том, что платное образование - это спасение от плохих оценок, или худшие студенты идут на платное отделение, это, может быть, не очень здоровая тенденция и, возможно, в будущем она будет как-то изживаться постепенно, потому что платный студент отчасти более требовательный… Я видел таких требовательных студентов, потому что они платят за образование…

Татьяна Валович: …понимают, что они вкладывают свои деньги.

Алексей Куприянов: Да, конечно.

Татьяна Валович: Алексей, вы преподаете и наблюдаете большое количество студентов, наверное, можете какой-то психологический портрет, срез дать нам современного студента. Как вы считаете, пассивность в отстаивании своих позиций российскими студентами чем обусловлена? Есть какие-то объективные причины?

Алексей Куприянов: Да, меня, как преподавателя, пассивность тоже удивляет и иногда огорчает, потому что студенты могли бы добиться каких-то вещей совместно с преподавателями, которые были бы, возможно, полезны обеим этим группам. Дело в том, что на самом деле одна из фундаментальных причин пассивности студентов примерно такая же, как причина пассивности преподавательского корпуса в вузах, потому что они все слишком заняты: одни - преподаванием, другие - обучением. Наша система довольна негуманна по отношению к учащим и учащимся, потому что она требует огромного количества часов контактных и довольно высокие нормативы по контактным часам имеются как для студентов, так и для преподавателей, потому что, скажем, когда я встречаюсь со своими иностранными коллегами и рассказываю о своей педагогической нагрузке, скажем, у меня всего-навсего половина ставки, они удивляются и говорят, что эта половина ставки по нагрузке соответствует примерно какому-то колледжу в Соединенных Штатах, то есть речь идет не об университетах исследовательских, а именно о нагрузке регулярных учителей в колледжах, это низшая ступень высшего образования.

Татьяна Валович: Там больше отдано студенту на самообучение?

Алексей Куприянов: Да, конечно. Потому что, в частности, бывают какие-то крайние случаи, конечно, когда студент занимается в аудиториях всего часов по восемь в неделю, но уж во всяком случае он нигде не занимается 30-40. То есть, возможно, такая ситуация характерна для Италии для некоторых технических вузов, но, честно говоря, у нас время, проводимое в классах, намного больше, чем в развитых странах. Неприятные последствия этого потом сказываются.

Татьяна Валович: Как вы считаете, это просто идет такой еще традиционный шлейф образования, когда все студентам было предоставлено, или сейчас очень многие сталкиваются с тем, что хотят учиться, может быть, самообразованием и занимались бы, но поиск необходимой литературы для каких-то других методических пособий приводит к еще большему затрачиванию времени на этот образовательный процесс?

Алексей Куприянов: На самом деле самообразовательная компонента была очень сильна всегда, потому что человек, который хотел учиться, он всегда активно получал знания. Я отлично помню свои университетские годы, они прошли в конце 80-х, я закончил Санкт-Петербургский университет в 1992 году, и тогда студенты очень много занимались самообразованием, у нас были студенческие общества научные, где мы читали какую-то литературу, которую нам не преподавали на занятиях и так далее. Конечно, для перехода на преимущественно самообразовательную систему нужно серьезное реструктурирование очень многих вещей. Так вузовской инфраструктуре, например, необходимо больше внимания уделять развитию библиотек.

Татьяна Валович: Тогда не потеряют ли от этого половину зарплаты преподаватели?

Алексей Куприянов: И это второй аспект, о котором я хотел бы поговорить. Потому что на самом деле это самоподдерживающаяся система. К несчастью, преподаватели заинтересованы в том, чтобы их больше мучили, потому что их зарплата самым, что ни на есть, прямым образом зависит от того, сколько часов они вычитывают. Одно из направлений борьбы для преподавателя, которое бы облегчила жизнь студентам, было бы добиться других норм расчета нагрузки вне вот этого рынка, потому что у нас очень мало внимания уделяется подготовке к занятиям или исследовательской работе преподавателей, без которой на самом деле очень трудно держаться в курсе дел и читать качественные курсы. Если бы удалось перераспределить время между аудиторной и внеаудиторной нагрузкой как у преподавателей, так и у студентов, возможно, это пошло бы на пользу всем. Но преподаватели держат нормы, которые они обязаны вычитывать, они заинтересованы из-за этого в том, чтобы больше нагружать студентов.

Татьяна Валович: Получается такой замкнутый круг на сегодняшний день.

Алексей Куприянов: Я думаю, что из него можно как-то выбраться совместными усилиями. Но поскольку сама по себе даже идентификация этого замкнутого круга, как проблема, никому не приходит в голову, отчасти из-за отсутствия сравнительных исследований, то, конечно, с ней не борются и она остается.

Татьяна Валович: Та техническая база, которая имеется в распоряжении современных студентов, как вы считаете, позволяет им быть подготовленным к тем реальным условиям, когда они выходят уже из стен институтов, университетов?

Алексей Куприянов: Это очень сложный вопрос, потому что сразу приходит в голову техническая база, скажем, для представителей естественных наук и технических специалистов. Конечно, должен сказать, что она, к несчастью, далеко не везде на высоте. Я думаю, что, конечно, есть вузы, которые держатся на плаву, но я подозреваю, что в этом смысле у нас все не очень благополучно. Что же касается гуманитариев и людей на самом деле без определенных занятий, офисных работников, то я думаю, что для них сейчас более-менее все удачно. Единственное, что я хотел бы еще видеть, по поводу тех вузов, в которых я присутствую, это несколько большую компьютеризацию и расширение библиотечных площадей, потому что современная библиотека - это не только книги и журналы, стоящие на полках, но это еще доступ к полнотекстовым базам данных, в которых хранятся журналы со всего мира за долгие годы. И на самом деле доступ к таким полнотекстовым базам данных - это один из ключевых аспектов образования. К сожалению, у нас даже те вузы, которые подключены и подписаны на эти базы, они довольно дорогие, поэтому у нас не все имеют возможность... Даже там, где это есть, студенты, к сожалению, не очень хорошо знают и не очень часто обращаются к этим источникам, а это на самом деле вся мировая литература, и это замечательный ресурс, который недоиспользуется сейчас.

Татьяна Валович: В ходе того социологического опроса, который был подготовлен к международной конференции, проходящей в эти дни в университете имени Герцена, говорилось о том, что... опрашивались студенты, хотели бы они постажироваться хотя бы семестр в каком-нибудь зарубежном вузе, 72% из опрошенных студентов сказали, что да, мы бы хотели. Или даже хотя бы в другом российском городе, скажем, те, кто в глубинке, хотел бы приехать в Москву или в Петербурге. Но при этом только 5% могли бы сами оплатить это обучение. Очень многие полагают, что государство должно больше проявлять заинтересованность, чтобы получать грамотных специалистов, как-то финансировать и такие обмены. Я знаю, что Петербургский госуниверситет проводит такие обменные программы, но это огромное учреждение, у него превосходный бюджет, и Вербицкая старается как-то интегрироваться в европейский процесс образования, у других таких возможностей нет.

Алексей Куприянов: Да, конечно. На самом деле отсутствие мобильности - как внутри России, так и международной - это большая проблема, потому что у нас для этого сейчас нет фактически ничего: ни денег, ни нормальных общежитий. Да и очень сильно мешает наша осложненная система регистрации, которая в значительной мере унаследовала все неприятные особенности советской прописки. Эту проблему, к слову сказать, тоже обсуждали на "круглом столе", потому что там много иногородних студентов, потому что иногородние студенты часто довольно активны.

Татьяна Валович: Они, получается, в двойных тисках, потому что, с одной стороны, администрация вуза - они не могут высказать ей претензии по качеству образования, а с другой стороны, они еще живут и в общежитиях, где комендант является царем и богом и, если, не дай бог, что-нибудь случается, они остаются в ужасных условиях.

Алексей Куприянов: Да, это верно. Но там есть некоторые позитивные подвижки, в частности, потому что не все студенты готовы жить в этих ужасных условиях и часто используют общежития только для регистрации, потому что, к несчастью, вузы не предоставляют возможности для регистрации для людей, которые живут в частном секторе. Сейчас многие студенты (на самом деле это было и в советские времена) числятся в общежитии, но снимают квартиру или комнату.

Татьяна Валович: Опять же, возникает экономический вопрос - если кто-то на это способен. На прошлой неделе, между прочим, студенты одного из университетов Петербурга проводили уличную акцию по условиям проживания в общежитии невозможном. Это об активности студентов. Но это разрозненные группы.

Алексей Куприянов: Это, к несчастью, так. По моим наблюдениям, все попытки студентов сорганизоваться для проведения чего-то разумного, обычно ограничиваются не более чем, например, игрой в КВН или каким-нибудь театром, самодеятельностью. Конечно, хотелось бы видеть сильные студенческие профсоюзы и мне, как преподавателю, хотелось бы, потому что нужны какие-то каналы для выражения студенческого недовольства. Я бы выступал в поддержку таких акций. Но за студентов организовать эти сильные профсоюзы и любые другие студенческие организации невозможно. К сожалению, нам придется только ждать, пока студенты осознают свои права или необходимость за них бороться.

Татьяна Валович: Это осознание, конечно, очень долгий процесс и ожидать, чтобы, как во Франции, студенты вышли на улицы, когда правительство пыталось принять поправки в законопроекты, наверное, еще достаточно долго. И все-таки, иногда политические партии разыгрывают студенческую карту. Насколько вы видите в этом опасность? Есть она или нет?

Алексей Куприянов: Я думаю, что опасности нет, потому что студенты, я боюсь, не пойдут за политическими партиями, для этого нужен прежде всего другой студент. Скажем, студент нашего, советского разлива... Нас в школе готовили на профессиональных революционеров. Ну, и доигрались в результате. А современных школьников я не знаю, к чему готовят, и я не уверен, что их удастся увлечь.

Татьяна Валович: Если у студентов происходит полностью увлечение учебой, как вы считаете, могут они организовать свои способности, возможности, права?

Алексей Куприянов: Я думаю, что, к сожалению, не везде. Мой опыт историка образования говорит о том, что, какой бы плохой система образования не была, талантливые люди все равно пробьются.