Американская пресса активно обсуждает тему ближневосточных беженцев в Европе. Горячее одобрение вызывает позиция Германии, щедро предоставляющей убежище этим несчастным. Наоборот, позиция Венгрии и ее нынешнего премьер-министра Виктора Орбана, которого кое-кто называет "маленьким Путиным", всячески осуждается. Особое возмущение вызывает строительство стены на венгерско-сербской границе – эта стена должна задержать беженский поток. При этом вспоминают, как Венгрия в самом начале "бархатных революций" в странах Восточной Европы открыла границу с Австрией, позволив туристам из Восточной Германии, свободно ездившим в Венгрию, перебраться в западный мир.

Тема пограничных стен приобрела особый оттенок в связи с нынешней политической кампанией в Соединенных Штатах – подготовкой к президентским выборам 2016 года. Эксцентричный миллиардер Дональд Трамп, выдвинувший свою кандидатуру, на самом деле мало что общего имеет с Республиканской партией, от которой намеревается баллотироваться: слишком уж он особая фигура, чтобы принимать чью бы то ни было программу, кроме собственной. Один из пунктов программы Трампа – идея строительства стены на границе с Мексикой: оттуда, мол, в США пробираются всякого рода криминальные элементы. Над Трампом по этому поводу как бы подшучивают, но далеко не все: еще один республиканец, губернатор Висконсина Скотт Уолкер, предлагает, и без шуток, такую же стену построить и на границе с Канадой. Томас Фридман, колумнист New York Times, по этому поводу иронически замечает: если уж строить стены со всех сторон, то не мешает увенчать их куполом над храмом американской демократии.

Но тот же Фридман в другом комментарии рассматривает тему уже вполне серьезно. Американцам, отделенным от остального мира океанами, имеющим на границах дружественные Канаду и Мексику, трудно по-настоящему почувствовать остроту сегодняшнего кризиса с беженцами. Положение США в современном мире беспрецедентно, пишет Фридман. Многие уже не годы, а десятилетия американцы поддерживали демократическое движение во всем мире и проводили политику сдерживания недемократических режимов, стабильность которых объяснялась диктаторскими формами правления. Но вот стали рушиться диктатуры – и это не привело к повсеместному торжеству демократии. В обстановке нестабильности и гражданских войн в странах Африки и Ближнего Востока возникла проблема беженцев.

Если ставить вопрос честно, пишет Фридман, то просматривается единственная альтернатива: или не принимать беженцев вообще, или совместными усилиями стран Запада навести порядок в нестабильных регионах. Ни одно из этих решений всерьез не рассматривается. Означает ли это, что нынешняя позиция Запада нечестна? Фридман уклоняется от однозначного ответа. И тогда возникает другой вопрос: а что такое честность в политике? Непременное отличие белого и черного? Решительное "да" или "нет"?

Человечеству известны многие примеры "честной", то есть "принципиальной" политики, которая приводила к громадным бедствиям. Но в политике вообще нет окончательных решений – как и в истории, да и в самой жизни. Длящийся процесс нельзя наделять однозначным смыслом, потому что завтра не будет похоже на сегодня. Философы говорят, что смысл истории возможен только в перспективе ее конца: когда что-то кончается, тогда и обретает внятный смысл. Никто не хочет добровольного конца истории. А те, кто хотели, сами же раньше других кончились.

Борис Парамонов – нью-йоркский писатель и публицист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода