Выставка активисток Екатерины Ненашевой и Анны Боклер "#Не бойся", посвященная положению женщин в российской пенитенциарной системе, должна была открыться 25 сентября на площадке ДК Розы. Однако за день до открытия дирекция Арт Музы, помещение у которого арендовал ДК Розы, сообщила о том, что им поступил "сигнал от ФСБ", а потому они в одностороннем порядке разрывают договор аренды. Выставку пришлось срочно переносить в Лаборадорию "Интимное место", где она успешно и открылась.

Активистки Екатерина Ненашева и Анна Боклер последнюю свою акцию в поддержку заключенных женщин провели 25 июня на Красной площади в Москве. Анна демонстративно подстригла налысо одетую в тюремную робу Екатерину, за что девушки получили трое суток ареста. В течение месяца до этой акции Екатерина Ненашева носила тюремную робу с номером на груди. Поэтому неудивительно, что открывшаяся в "Интимном месте" выставка "#Не бойся" была посвящена именно психологическому и социальному состоянию подвергающейся унижению и насилию со стороны государства женщины, а, главное, тому ощущению, которое испытывает женщина, вышедшая на свободу. Большинство представленных произведений – это фотографии одетой в робу Екатерины Ненашевой, собранные в тематические группы, которые сопровождаются написанными на стенах репликами или вопросами. Одно из центральных мест занимает так и не сшитый 12 июня, в день России, на Болотной площади в Москве флаг России. Екатерине Ненашевой и Надежде Толоконниковой не позволила это сделать полиция, задержавшая расположившихся с швейной машинкой на площади и одетых в тюремные робы девушек. Причем Надежда была одета в ту самую робу, в которой отбывала наказание в колонии.

Перед открытием выставки "#Не бойся" заместитель председателя общественной наблюдательной комиссии г. Санкт-Петербурга по осуществлению общественного контроля за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания Леонид Агафонов рассказал РС:

​– Во всех российских изоляторах системы УФСИН сейчас находится 668 детей. Из них 310 детей – дети до года, они содержатся или с матерями или в Домах ребенка в колониях. В России таких 13. Кстати сказать, в Петербурге, к сожалению, отсутствует Дом ребенка, и женщины с детьми вывозятся в другие регионы.

– В чем заключаются основные проблемы для женщин-заключенных с детьми?

– Самое основное – проблемы транспортировки, проблемы родов, и проблемы медицинского обслуживания. Существует, например, очень порочная практика, когда ребенка отнимают сразу после родов, оставляют в роддоме или транспортируют в тюрьму. В тех случаях, которые нам известны, женщины теряли сразу молоко, потому что детей им возвращали через 5-30 дней. Вторая проблема – транспортировка. Транспорт, т. н. "автозеки", не оборудованы ни для перевозки женщин с детьми, ни для перевозки беременных женщин. Вы понимаете, что по закону, если транспортное средство не оборудовано детским сидением, то водитель может быть оштрафован. Были случаи, когда конвой отказывался везти женщин с детьми и беременных женщин в дальние районы. Другая проблема – обеспечение медицинской помощи. Само понятие такое, как "патронажная служба", отсутствует. Отсутствует понятие "патронажная сестра". Есть педиатр на полставки, который приходит раз в неделю, да и то чисто формально. Огромные проблемы испытывают беременные женщины в заключении. По закону они имеют право на неограниченные по времени прогулки и на неограниченное число передач. Но, с учетом того, что женщины в этой системе не знают своих прав, они сами не требуют, чтобы им предоставляли прогулки. У беременных женщин другая физиология. Они должны ежедневно принимать душ. Однако по закону они могут принимать душ раз в неделю. В петербургском СИЗО женщины моются один раз в неделю. Мы были в сербских тюрьмах, там женщины имеют возможность мыться каждый день. Большинство детей, которые рождаются в петербургском СИЗО №5, имеют проблемы со здоровьем потому, что вся беременность обычно проходит в заключении камерного типа. Женская социализация, женщина с ребенком в тюрьме сегодня очень актуальная тема. Ею очень мало занимаются сегодня. У нас в России 20% людей, которые освобождаются из мест лишения свободы, уходят в никуда. У них нет ни жилья, ничего. В Петербурге существуют три центра социальной адаптации. Но ни одного для женщин. Женщина – самый ущемленный в этом обществе человек. Недавно, два месяца назад в СИЗО №5 находилось 16 женщин с детьми. Сейчас их этапировали в колонию. Из них двум женщинам некуда возвращаться. Одна из них должна возвратиться в Петербург через полтора года, но ей негде жить. Представляете? А центра адаптации нет, где она могла бы полгода-год прожить, пока собрала бы документы и прочее. Отсутствие социальной поддержки тоже большая проблема.

​Екатерина Ненашева признается, что испытывала страх во время перформанса на Красной площади:

– Соприкосновение с социумом так или иначе откладывало отпечаток. Был определенный стресс. Люди реагировали странно на мой внешний вид. Была и агрессия. Было постоянное нервическое состояние. И Красная площадь стала каким-то собирательным элементом всех этих чувств нервозных. Я называю это "мои тридцать критических дней". Перед любой акцией всегда очень страшно.

– Каким был резонанс от ваших акций?

– Естественно, из-за участия Надежды Толоконниковой от первой акции на Болотной резонанс был больше. Понятно, как работают медиа. Второй был ожидаемый. Нас поддержали дружественные издания, но в основном оппозиционные и украинские. Но относительно общественного резонанса – не мне судить.

– Расскажите о вашей выставке...

– Она называется: "#Не бойся. Документация". Это такой собирательный элемент того опыта, тех переживаний, который мы накопили. Были люди, которые работали вместе со мной: фотограф Виктор Новиков и Аня Боклер, которая была со мной на Красной площади. Это некая попытка переосмыслить тот контекст, в котором мы оказались, будучи людьми на свободе, будучи не заключенными. Это, конечно, различные вариации на бытовые темы, с которыми сталкивается человек, который выходит из замкнутого пространства. А, если рассказывать конкретно про какие-то инсталляции, то одна из самых основных инсталляций – это фотографии. Почему? Потому что фотографии – это сакральные объекты. В контексте заключения у людей, к сожалению, нет возможности фотографировать, фотографироваться. Естественно, портрет заключенного является очень важным объектом. И здесь собрана практически вся, насколько хватило пространства, документация акции "30 дней". Здесь документация перформансов, которые были за все это время. Здесь инсталляция, которая так или иначе посвящена коммуникациям выходящих на свободу людей. Это тот самый хлеб, который вы видели. Она называется "Портреты заключенных". Поскольку за нашу акцию мы тоже отбывали небольшой арестный срок, трое суток, мы тоже успели, так или иначе, познакомиться с какими-то правилами, законами. И вышло так, что для огромного количества людей в зоне этой несвободы, для них хлеб тоже был чем-то сакральным. А любимым занятием женщин было кормление птиц. И выходит так, что человек, находясь в этих условиях несвободы, жертвует одним из самых важных элементов – хлебом, для того чтобы провести линию коммуникаций со свободой. Там располагаются фотографии с именами. И я хотела таким образом подчеркнуть, что значит заключенный человек, его образ. Я вывела имена хлебом. И их съели голуби. Соответственно, это все задокументировано. Это явная метафора. Человек без лица, человек без имени, человек без прошлого, потому что социум давит на бывших заключенных, заставляет их оставаться именно такими: без лица, без имени, без прошлого.

– Вы верите в то, что в этой стране может измениться все к лучшему?

​– Такой вопрос! (Смеется.) Естественно. Вначале это было социальное исследование и не было какого-то определенного политического контекста. Понятно, что условия создает система, но все, что мы хотим говорить и делать, это о людях и для людей. Естественно, меньше вторгаться в политику, но, к сожалению, такого не происходит. Да наша какая-то религия, наверное, гуманизм. Мне кажется, актуальный художник и должен разрабатывать такие темы. И сама по себе тема "адаптации после, неважно, чего" действительно очень животрепещущая, и о ней очень мало, к сожалению, говорят. Поэтому я считаю своим долгом эту тему как-то затронуть. Пока я могу.

– Что вы исследуете сейчас?

– После ношения формы у меня так или иначе изменилось отношение к человеческому телу, отношение к своей телесности. И сейчас я больше общаюсь с женщинами, которые пострадали от каких-то других институций, помимо тюрьмы. Я пытаюсь исследовать их ощущение тела, того как на них повлияла форма, как они чувствуют себя сейчас. Я их анкетирую и надеюсь, что из этого может что-то получиться.