Дэвид Рэмпел и Инеке Бекхорст – супруги, жители канадской провинции Альберта, уже больше 20 лет помогающие детским домам и детям, оставшимся без родителей, в России. В интервью Радио Свобода Дэвид – пенсионер, в прошлом учитель и директор школы в своем городе Медоу-Ридж – рассказывает о том, почему продолжает развивать свои проекты в России, о русских чиновниках и "русских сердцах".

Дэвид и Инеке приехали в Петербург из Канады всего на пару дней по линии своего местного "Ротари-клуба" (Rotary club of Meadow Ridge), в котором они оба состоят. Инеке, которая была директором клуба в 2001–2002 годах и теперь снова избрана его главой на 2016–17 годы, представила новые проекты клуба, среди которых оказалось несколько, имеющих отношение к российским детям-сиротам. Ротари-клуб города Медоу-Ридж помогает детским домам в разных городах России и Казахстана. Их история уходит корнями в 90-е годы, когда Дэйв и его жена начали подыскивать в Канаде семьи-усыновители для детей-сирот из России и Казахстана. Благодаря их усилиям 300 детей обрели новых родителей, вспоминает Дэйв Рэмпел:

– На самом деле все началось вместе с программами школьных обменов: в 1989 году я привез моих учеников и журналистов в школу №130 и академгородок в Караганде. И в 1992 году я привозил моих учеников в Россию, и в 1994-м – я был директором школы, и я верил в школьные обмены. И вот тогда мы увидели российские детские дома. И одна канадская семья сказала: может быть, мы можем усыновить детей? Так мы пришли к усыновлению. Мы занимались этим с 1993 по 2009 годы. Среди этих 300 детей и моя дочь, мы взяли ее из детского дома в Новосибирске, где у нас и сейчас продолжается наш проект. Сейчас ей 21 год. Вот почему мы до сих пор возвращаемся сюда и не только продолжаем наше дело, но и собираемся его расширять. Может быть, мы будем делать в России что-то еще.

– Но теперь в России многое изменилось, например, очень сильно ограничено иностранное усыновление.

– Я знаю. Мы больше не можем помогать семьям усыновлять сирот, но мы можем работать по каким-то другим программам, например, продолжать помогать детским домам. Здесь очень важны наши связи с Ротари-клубом, поскольку все усыновления, которые мы организовали, все это было с его помощью – и во Владивостоке, и в Новосибирске, и в Москве. Мы с женой до сих пор занимаемся международным усыновлением в Казахстане, я собираюсь быть там с 1 по 7 октября. У нас есть семьи, которые собираются усыновлять детей. Одна семья только что вернулась из Караганды с 4-летним ребенком, она живет на востоке Канады. Мы все еще продолжаем этим заниматься, но не в России, а в Казахстане.

– А как обстоят дела с теми 300 детьми из России, которых вы когда-то помогли усыновить? Вы знаете что-нибудь о том, как сложилась их жизнь?

– Мы продолжаем общаться со многими из этих детей, хотя, конечно, не со всеми. Многим сейчас уже по 18–20 лет, они успешно окончили школу, поступили в хорошие университеты, у некоторых уже есть хорошая работа. Да, у кого-то есть проблемы – но проблемы есть у всех, у ваших подростков тоже. У меня две дочери, одна – биологически наша, другая приемная. Старшая закончила университет, младшая, русская Юлия, собирается поступать. На жизнь она зарабатывает по-разному – танцами, например. У большинства из приемных детей, о которых мы знаем, встречаются проблемы, но в целом у них все хорошо.

– Вы, конечно, знаете, что в России приняли "закон Димы Яковлева"?

– Да, знаю, и это очень плохо. Я понимаю, это политическая проблема, но это все нехорошо именно для детей, а значит, должно быть изменено. Правда, мы тут ничего не можем поделать. Но есть и нечто хорошее: теперь много детей усыновляют в России, и этому нельзя не радоваться. Тем не менее все еще остается много сирот, у которых нет будущего, поскольку они не могут быть усыновлены. Я думаю, это беда и для детей, и для семей.

– Почему вы продолжаете помогать российским сиротам, даже после принятия "закона Димы Яковлева"?

– Потому что мы уже не можем остановиться, мы хотим помогать еще и еще. Вот у нас есть проект в Костроме: там есть школа для подростков, которую мы помогли реконструировать. Наша группа дала тысячи долларов, но, может быть, нужно помогать еще, может быть, у Ротари будет новый проект в Костроме – я там был, это замечательный город, мне он очень нравится. Возможно, у нас будет проект во Владивостоке, там тоже есть детский дом, которому можно помочь.

– Как вы считаете, почему российские семьи все-таки усыновляют не так много детей, как хотелось бы? Есть ведь еще проблема: нередко семьи, усыновившие ребенка, через год-два возвращают его обратно в детский дом.

– Это всегда вопрос денег, ведь растить детей недешево. Много лет назад у нас были дети, чьи приемные родители больше не могли их содержать и возвращали обратно в детский дом. А иногда в семьях возникали серьезные проблемы – люди разводились, и это тоже было причиной возврата детей в детские дома.

– Вам известны истории в других странах, США, например, когда дети страдают в приемных семьях?

– Да, я знаю, конечно, это есть, и это одна из причин, почему Путин "закрыл дверь". Но ведь российские родители обижают своих приемных детей ничуть не меньше – даже гораздо больше, поэтому дверь все же не стоило закрывать.

– Может, действительно, стоит разрешить российским чиновникам, органам опеки внимательнее следить за судьбой приемных детей из России?

– Мы привозили к себе восемь человек из России: директоров детских домов, координаторов, воспитателей, жену губернатора Владивостока, чиновников из комитета по образованию. Мы хотели дать им возможность встретиться с детьми, увидеть, как они живут. Возможно, мы могли сделать и больше, но такие вещи довольно дорого стоят. И все же мы будем продолжать действовать в том же духе. Мы привозили к себе в Канаду специалиста из Караганды, привозили директора карагандинского детского дома, чтобы они могли видеть, как живут дети, хорошо или плохо. Понятно, что абсолютно все не может быть хорошо, но в основном все-таки хорошо.

– Вы сами сейчас не чувствуете, что отношение к вам в России стало хуже?

– Нет, у меня со всеми очень хорошие отношения. Сейчас я собираюсь встречаться с чиновниками во Владивостоке, в Новосибирске, в Москве. Они знают, почему я выстраиваю мои проекты в России – потому что люблю детей и хочу им помочь. Политика тут ни при чем. Посмотрим.

Моя мама говорила мне: ты должен отдавать, ты должен помогать детям. Это очень важно. Я родился в Запорожье, на Украине. При Сталине моя мама прошла через ГУЛАГ. Она пережила столько ужасного! То есть во мне живет особенная привязанность к России. В Новосибирске есть семья, к которой я собираюсь в гости, это мой троюродный брат. Но это только одна причина, по которой я этим занимаюсь. И в Ротари я пришел потому, что я люблю помогать. Люди в России меня не понимают, спрашивают: "Почему вы это делаете?" А просто в моем сердце живет необходимость помогать.

– А что вы думаете насчет русских сердец?

– Не знаю, я встречал не так много людей. Моя жена приезжала сюда в 2005 году, я спросил ее: "Ты приедешь еще?" Она сказала: "Нет, Россия – очень печальная страна, я не хочу этого видеть. У богатых все прекрасно, а вот бедные – с ними все очень печально, вся Россия очень печальная страна". И она больше не захотела сюда возвращаться. Моя приемная дочь Юлия приехала сюда самостоятельно, и теперь мы знаем ее биологическую мать, нам удалось с ней встретиться. Скоро я снова ее увижу в Новосибирске. Она родила Юлию, когда была еще подростком, отдала в детский дом, а мы ее удочерили. Я встречался с мамой Юлии три раза, Юлия ее тоже пару раз видела, ей было очень важно знать, кто ее биологическая мать.

– Наверное, это не единственная такая история в вашей практике?

– У меня есть документы, по которым я должен найти еще пять матерей. Дети в приемных семьях хотят знать, кто их матери, они задают вопросы, так что мы попытаемся их найти.

– Какие у вас сейчас проекты в России?

– Их у нас три: в Костроме, где у нас курируемый нами молодежный дом, в Новосибирске, где мы перестраиваем детский дом, и в Уссурийске, где мы реконструируем школу для мальчиков. Мы сейчас уже потратили около 23 тысяч долларов в Уссурийске, около 20 тысяч в Новосибирске и на наш проект в Костроме – я думаю, 3 или 4 тысячи долларов. И еще во Владивостоке мы обеспечили молодых людей большим грузовиком, чтобы перевозить картошку, и еще 15 тысяч долларов потратили на компьютеры, – рассказывает Дэвид Рэмпел.