До вчерашнего массового убийства я придерживался определенных взглядов.
Любил эстетику Возрождения и философию Платона. Считал, что европейское Просвещение сформулировало главные общественные нормативы устами Монтескье и Канта. Не любил унижения бедных, не любил крепостничества и рабства, не любил чванства богатых. Не любил государства, понятого как идеал развития общества. Ненавидел империализм и колониализм. Считал, что идеалом является свобода; любил республику. Был интернационалистом. Презирал все виды национализма, включая агрессивный патриотизм. Считал, что общечеловеческие ценности выше национальных интересов. Считал, что гуманизм выше патриотизма. Считал, что демократия и рынок совмещаются плохо. Считал, что равенство людей и братство народов – без различия рас, доходов и вероисповеданий – является непременным условием здорового человечества. Не любил призывов к войне – считал тех, кто призывает к войне, преступниками. Ненавидел Гитлера и Сталина. Считал фашизм и сталинизм преступлениями. Не одобрял разграбление России олигархией. Не испытывал уважения к сервильной интеллигенции как правой, как охранительной, так и компрадорской.
И вот случилась трагедия в Париже. И мне говорят, что теперь все надо видеть иначе.
Что изменилось в моих взглядах после того, как случилась трагедия? Ничего не изменилось. Я по-прежнему не могу полюбить испанскую колонизацию Латинской Америки и не люблю подавлений польских восстаний Российской империей. Я по-прежнему считаю Первую мировую войну преступлением, в том числе и преступлением российской политики. Я по-прежнему не люблю британо-американскую ложь, приведшую к войне с Ираком. Я по-прежнему считаю, что Саддам, которого свергли варварским способом, был негодяем и тираном. По-прежнему считаю Сталина палачом и ублюдком. Я по-прежнему считаю Украину суверенной территорией, так же как и страны Балтии, Грузию и прочие независимые страны. По-прежнему осуждаю вторжение российских диверсантов в Восточную Украину. По-прежнему считаю организацию войны в Донецке преступлением. По-прежнему осуждаю националистическую и патриотическую истерию. По-прежнему одинаково люблю араба и еврея, украинца и русского. Я по-прежнему не люблю олигархию и продавшихся олигархии интеллектуалов. По-прежнему не делю олигархов на хороших "либеральных" и плохих "кремлевских" – они все одинаковы. Я по-прежнему не люблю ГБ. И Платона с Монтескье я не разлюбил тоже. Ничего не изменилось.
И вот с удивлением узнаю, что в свете трагических событий мне надо скорректировать мои взгляды. Теперь мне предлагают согласиться с тем, что колонизация Украины – это неплохо, коль скоро есть задачи более существенные – борьба с мусульманским фундаментализмом. Олигархи Кремля, в свете опасности, исходящей с Востока, уже должны казаться симпатичными. Отныне я должен понять: главное – это единство Российской империи и западной демократии, российских олигархов и западных богачей. Они объединятся, чтобы задавить арабский фундаментализм. А про Украину и локальный колониализм надо забыть, чтобы бороться с текущей опасностью.
К сожалению, свои взгляды я изменить не могу. Как считал прежде, так считаю и сегодня.
Максим Кантор – писатель и художник
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
