Впервые за несколько столетий для посещения открылась самая древняя часть московской усадьбы Салтыковых-Чертковых – подземелья. Уходящие на много метров в глубину залы и коридоры со сводчатыми перекрытиями – это остатки палат касимовских царевичей. По одной из версий, царевичи – потомки золотоордынских ханов. Время постройки палат примерно совпадает с годами жизни Шекспира.
Сейчас группа театральных художников создала в этих пространствах выставку, посвященную английскому драматургу, четырехсотлетие которого отмечается во всем мире.
Лужковская и собянинская градостроительная деятельность еще не полностью уничтожила старую Москву. Хотя бы отдельными вкраплениями, но встречаются здания прошлых веков. Историки архитектуры знают, что для Москвы не редкость, когда такую постройку можно датировать сразу несколькими веками. Не раз перестроенные, обросшие дополнительными флигелями дома часто таят в своих глубинах совсем уж древние стены. Таков особняк на Мясницкой, вблизи Лубянской площади. Снаружи он больше похож на роскошный дворец. Возводился в 18-м веке, дополнялся и частично переделывался в 19-м и 20-м.
Подземная часть совсем другая. И она только теперь подземная, из-за толщи культурных слоев. А некогда это был подклет, то есть просто нижняя часть дома. Здесь есть, к примеру, одностолпная палата, с точно таким же, как в знаменитой Одностолпной палате Московского кремля, массивным кирпичным столбом посередине, от которого расходятся дуги крестовых сводов. Если же сильно постараться, спустившись еще ниже по лестницам, можно разглядеть глыбы белокаменной кладки. Это уже остатки усадьбы самых первых владельцев. До касимовских царевичей тут жили бояре Волынские. Все это – пространство выставки "Шекспир: тайна 400".
Выставка не всем придется по душе. Здесь нет ни одного подлинника. В том смысле, что в экспозиции не найти артефактов елизаветинской эпохи. Зато много чего придумано по части развлекательности. Акцент на досуговой составляющей, на интерактивности – что называется, тренд сезона. Искусствоведы разделились на два лагеря. Одни приветствуют новые веяния, поскольку это увеличивает в разы посещаемость. Другие советуют не путать искусство с аттракционом и сетуют на то, что в тень уходит главное, ради чего существуют музеи и галереи: образование, воспитание и наука. В общем, гуманитарная катастрофа.
Однако случай с шекспировской выставкой – особый. Да, на ней нет подлинников, и в то же время она полностью состоит из них. Залы заполнены предметами, созданными театральными художниками, а это как-никак самостоятельные произведения искусства. Впрочем, с экспонатами здесь не церемонятся. Некоторые могут самым безжалостным образом оказаться в глухой тени – если так задумано. Главное содержание проекта – это переосмысление уникальных подземных пространств особняка Салтыковых-Чертковых. На выставке много грубых фактур. Они уместны среди стен из большемерных старинных кирпичей. Едва оструганные, скрипучие, шелестящие вещи одновременно напоминают о своем театральном происхождении (реквизит не требует тщательной отделки). Еще одна примета театральной условности – игра с масштабами. В некоторых залах над костюмами шекспировских персонажей нависают гигантские одуванчики.
"Шекспир: тайна 400" – это выставка-аллюзия, выставка-обманка, выставка-декорация к несуществующему спектаклю. Недаром автора идеи Марию Милютину здесь называют не куратором, как это принято в выставочном деле, а режиссером. В соавторы она пригласила известного сценографа Татьяну Спасоломскую:
– Когда я раньше проходила мимо этого особняка, мне всегда было очень интересно, что же там. Он всегда был закрыт. И вот однажды я сюда попала на прекрасную выставку английского художника-шляпника Филиппа Трейси и была потрясена. Я была потрясена работой художника, тем, как сделана выставка дизайнерски. Но также я была потрясена самим особняком. Было удивительно, насколько много здесь всего сохранилось. Как будто попадаешь в ту историю, которая уже исчезает, исчезает, исчезает. Особняк так волшебно устроен – сюда внедрено очень много разных составляющих архитектурных стилей.
– Но тогда вы увидели только верхние этажи, а вашу выставку нужно было делать в подземелье. Как вы распорядились этим пространством?
– Я ведь театральный художник, сценограф. В 1996 году я была приглашена в Музыкальный театр в Екатеринбурге на постановку. От этого прекрасного спектакля у меня сохранился эскиз, который, кстати, здесь представлен. На нем по воротнику Шекспира идут персонажи. То есть это были такие декорации – огромный портрет Шекспира был выстроен на сцене. Так вот, этот портрет Шекспира для меня как некий ключ ко всему пространству.
Когда Маша Милютина мне показала подвалы, когда первый раз мы туда спустились, я никак не могла понять, где я нахожусь. Понятно было только, что мы спустились в глубокое подземелье. Причем эти настоящие древние касимовские палаты имеют каскадное погружение первого уровня, потом второго уровня и третьего уровня. То есть это очень и очень объемное, огромное пространство. Может быть, это 500 квадратных метров. Не сразу можно было даже себе представить, как же все это может трансформироваться. Как освоить логику внутреннюю этого пространства и как его приблизить к Шекспиру. Я делала очень много эскизов, цветных рисунков, быстрых каких-то зарисовок, даже возведение в 3D, чтобы понять, где что расположено. Ты смотришь планировку и все время в ней путаешься. Спускаешься в подвал и не знаешь, где выход. Так было много-много раз, пока мы не ощутили полноценно пространство.
– Можете привести пример какого-нибудь одного зала, который вам продиктовал конкретное решение?
Есть двери, которые сейчас закрыты, но за ними существуют следующие помещения. Не исключено, что это прямое соединение с Кремлем
– Дело в том, что разговор с каждым залом был особый. Так, в первом зале есть четыре большие ниши, и они превратились в четыре сцены. Мы попытались внедрить сюда тему лодок, воды, моста. В этот подвал вы попадаете как бы через мост, через реку и уже там оказываетесь как бы внутри театра "Глобус".
Здесь много игровых моментов. Вся выставка настроена на то, чтобы зрители сами попадали на сцену, может быть, сами испытывали какие-то особые чувства. Они могут положить голову на плаху. Они могут полежать на средневековой кровати, чтобы с комфортом посмотреть один из фильмов по Шекспиру. Они могут пройти через особые врата. Они могут встать рядом с героями шекспировского театра, которые стоят уже на сцене, это такие плоские фигуры. Посетители могут встать среди этих фигур и, может быть, мизансцену создать.
– То есть это не возбраняется, как на традиционных выставках?
– Наоборот! Здесь все специально адаптировано, чтобы ничего не сломалось. Мы старались выполнить каждый объект и продумать каждую зону так, чтобы к ней можно было прикасаться, как можно ближе подходить, трогать. Это сродни декорациям на театральной сцене, которые можно перевозить из города в город на гастроли, иногда устанавливать на одном месте, потом на другом, грузить, собирать, разбирать.
Глубинный подвал – это самое волшебное, таинственное место, куда зрители приходят с фонариками. Они попадают в полную темноту и фонариком высвечивают вот этот лабиринт самого глубокого подземелья. Попадание в это пространство вообще меняет твое местопребывание во времени. Это самая древняя часть, и она довольно хорошо сохранившаяся. Конечно, там проведена реставрация. Может быть, я не так хорошо знаю всю эту историю, но есть версии, наверняка это так, что отсюда есть подземные ходы дальше. Потому что есть еще двери, которые сейчас закрыты, но за ними существуют следующие помещения. Не исключено, что это прямое соединение с Кремлем.
Во время работы над выставкой к нам постепенно стали присоединяться художники, о которых мы сначала даже не думали. Проект так развивался, что он сам это потребовал. Пришел кукольник Сергей Тараканов из теневого театра. Может быть, здесь будет показываться его вертеп, какие-то маленькие спектакли. Пришла художник-график Юлия Бугуева. Она очень сложный мастер, обладает большим даром работы с рукой, с хиромантией. Не забудем, что проект называется "Тайны Шекспира". Такой большой объем работы потребовал привлечения мастеров-исполнителей. Большие театральные и киношные мастерские прекрасно выполнили то, что мы придумали сюда внедрить, – большой макет театра "Глобус".
– Когда создавался макет, заботились ли вы о том, чтобы это была научная реконструкция? Чтобы это было как на самом деле?
– Да. Мне посчастливилось, я была в Лондоне и была в этом театре. Оттуда привезла буклет, в котором очень много хороших фотографий, размеров и описаний того, как прежде выглядел театр "Глобус". Я даже нашла такую модель развертки-игрушки, бумажная такая, и там есть пропорции. У нас большой объем получился, два с половиной метра. Я очень рада этому театру, так искусно сделанному. Кстати, мы его не стали красить, не стали расписывать, не стали доводить до такой как бы игрушки. Просто из чистого дерева сделан большой театр.
– Чтобы была понятна конструктивная часть?
– Абсолютно точно! Он у нас не закрыт весь целиком. Причем, я предложила сделать не фронтальный срез, чтобы сразу было видно сцену, а именно боковую часть. Чтобы было понятно, как закулисная часть существовала, где зрители сидели и где играли артисты. Четыре месяца мы сочиняли выставку. Увязывали ее составляющие пластически, по цвету, свету и смыслу. У нас здесь свои тайны появились. Может быть, не обо всех надо и рассказывать, – говорит Татьяна Спасоломская.
