Ссылки для упрощенного доступа

"Кризисной ситуации мало, нужен еще игрок"


Александр Кынев – о росте протестной активности в России

Эксперты Комитета гражданских инициатив составили индекс социально-экономической и политической напряженности в России. Общий вывод исследования: протестные настроения и активность растут, но вряд ли от этого что-то кардинально изменится в стране.

"По сочетанию относительно высокого уровня внутренних конфликтов и существенной неоднородности элиты с низкими оценками качества системы политических институтов на первое января 2016 года регионы с наибольшим риском ухудшения внутриполитической ситуации – это Москва, Иркутская, Нижегородская, Новосибирская, Псковская, Самарская, Свердловская, Челябинская области, Санкт-Петербург. Впрочем, в большинстве из них в первую речь идет о высоких рисках информационных войн, политических разоблачений и протестного голосования избирателей. Наибольшие риски сочетания политического и экономического недовольства с неспособностью власти на них реагировать в крупных городах с их более сложно устроенными и внутренне конкурентными элитами. В иных случаях вероятные риски социальных протестов, скорее всего, сохранят локальный характер", – делается вывод в докладе.

Тем не менее эксперты отмечают такие тенденции, как ускоренный рост протестных акций с социально-экономической тематикой (трудовые права, социальные гарантии, жилищные права, права предпринимателей):

Ускоренный рост протестных акций с социально-экономической тематикой (трудовые права, социальные гарантии, жилищные права, права предпринимателей). ИСТОЧНИК ИНФОГРАФИКИ: Комитет гражданских инициатив
Ускоренный рост протестных акций с социально-экономической тематикой (трудовые права, социальные гарантии, жилищные права, права предпринимателей). ИСТОЧНИК ИНФОГРАФИКИ: Комитет гражданских инициатив

А также рост экономической напряженности по регионам.

Экономическая напряженность: суммарные оценки по регионам за первую половину 2015 года. ИСТОЧНИК ИНФОГРАФИКИ: Комитет гражданских инициатив
Экономическая напряженность: суммарные оценки по регионам за первую половину 2015 года. ИСТОЧНИК ИНФОГРАФИКИ: Комитет гражданских инициатив

Экономическая напряженность: суммарные оценки по регионам за второе полугодие 2015 года. ИСТОЧНИК ИНФОГРАФИКИ: Комитет гражданских инициатив
Экономическая напряженность: суммарные оценки по регионам за второе полугодие 2015 года. ИСТОЧНИК ИНФОГРАФИКИ: Комитет гражданских инициатив

В целом протестная активность в России за последний год возросла приблизительно в полтора раза.

Общая протестная активность в 2014-2015 годах постоянно растет, особенно в связи с социально- экономическими проблемами Протестная активность традиционно сосредоточена в крупных регионах (Москва, Санкт-Петербург, Свердловская, Московская, Новосибирская, Нижегородская области, Краснодарский край, Татарстан). ИСТОЧНИК ИНФОГРАФИКИ: Комитет гражданских инициатив
Общая протестная активность в 2014-2015 годах постоянно растет, особенно в связи с социально- экономическими проблемами Протестная активность традиционно сосредоточена в крупных регионах (Москва, Санкт-Петербург, Свердловская, Московская, Новосибирская, Нижегородская области, Краснодарский край, Татарстан). ИСТОЧНИК ИНФОГРАФИКИ: Комитет гражданских инициатив

О том, к чему это может привести на практике, говорит один из авторов исследования, политолог Александр Кынев:

Александр Кынев
Александр Кынев

– Доклад состоит из нескольких частей. Идея была в том, чтобы попытаться проанализировать жизнь во всем ее разнообразии. Во-первых, существует ситуация внутриэлитная, существует проблема качества управления территориями, то есть качества институтов, существуют социально-экономические проблемы. Как показывает жизнь, некие события, меняющие историю региона, страны или города, происходят только тогда, когда кризисные явления в разных сферах совпадают. То есть каждая система имеет некий запас прочности, и проблем только в одном сегменте недостаточно, чтобы система поменялась. Идея изначально была такова: попытаться, замеряя разные сферы, посмотреть, какова же степень комбинирования кризисных случаев. Мы хотели при этом уйти от, условно говоря, вкусовщины. Есть много разных исследований регионов, они по-разному называются, но, как правило, они базируются либо на социологии, либо на экспертных оценках, когда сугубо оценочные суждения высказывает группа людей, многие из которых в этих регионах могли никогда в жизни и не быть. В общем, они транслируют некие взгляды, сложившиеся в ходе жизни, из информации через третьи, четвертые, пятые руки. Мы попытались опираться на вещи, которые можно посчитать, найти показатели, которые исчисляются. Допустим, доля депутатов на профессиональной основе, система МСУ (местного самоуправления. – РС), уровень доходов и так далее. То есть мы попытались из процесса исследования по возможности исключить личное мнение, попробовали найти градусник, который меряет температуру без участия эксперта как влияющего на показатели. Все это было разбито на несколько блоков, основных блоков три: первый – экономика, второй – политика, третий блок – протесты. И рассматривать ситуацию нужно в совокупности. Соответственно, все регионы делятся по тому, как комбинируются ситуации в этих сферах. Есть регионы, где существуют серьезные экономические проблемы, где плохое качество институтов, но там нет конфликта в элитах, просто потому что элиты очень примитивно устроены, нет сильной элитной группы, которая могла бы организовать сопротивление, и ничего не происходит. И вряд ли будет происходить, потому что мало иметь кризисную ситуацию, нужно еще иметь силу, которая способна этой ситуацией воспользоваться. Ну, если вспоминать марксизм, нужно иметь не только революционную ситуацию, но и революционную партию. Перефразируя ситуацию на российские реалии, мало иметь кризис в разных сферах, нужно иметь игрока, готового этим кризисом воспользоваться. Проблема в том, что в большинстве регионов никакой контрэлиты нет, а оппозиция, даже где она есть, обычно разрозненна, не в состоянии договариваться, и на какую-то перспективу вряд ли будет к этому способна. Как правило, в таких условиях рост проблем приводит к информационным войнам, скандалам, уголовным делам, иногда к локальным протестам, когда люди протестуют сугубо по какому-то очень узкому поводу, будь то очередное закрытие чего-нибудь, реконструкция дороги, снос здания и так далее. Либо просто идут на избирательный участок с фигой в кармане и голосуют назло. А что-то более глобальное может происходить тогда, когда это будет дополняться тем, что принято назвать элитными расколами. Но для того, чтобы это начало происходить, должны существовать некие дополнительные индикаторы.

– Где складываются наиболее неблагоприятные отношения для власти?

– Что касается политической части, тут тоже три основных элемента. В первую очередь, это конфликтность. Надо сказать, что основные конфликтные регионы хорошо известны – Москва, Дагестан, Свердловская область, Иркутская... Это, как правило, следствие состава элит. Второй показатель – административная устойчивость: насколько часто меняются чиновники, насколько устойчив административный ресурс, есть ли чехарда там или нет. Здесь есть целая группа регионов, где по разным причинам произошел демонтаж прежних администраций, и в этих регионах на сегодня существует очевидная дестабилизация административных элит, что, скорее всего, скажется и на предстоящих выборах негативно для власти. Республика Коми, например, где вся управленческая элита региона фактически демонтирована, и сегодня им руководят люди, которые никакого личного авторитета среди населения и внутри тех же элит не имеют. Есть регионы, где поменяли губернаторов-тяжеловесов, и пришедшие к ним на смену руководители авторитета не имеют. Есть некая отстроенность системы управления, но она слабеет, и обеспечить в приказном порядке, скажем, тот же процент, который обеспечивала прежняя власть, новая уже не может. Такая ситуация в Тамбове, в Пензе, в Краснодаре. Там будет все равно довольно хороший процент за ту же власть, но он будет ниже, чем раньше, потому что больший процент новая власть не сможет обеспечить физически. И третий элемент – это качество институтов. Вот с качеством институтов ситуация самая тяжелая. Если по первым двум показателям, в принципе, некий средний уровень отстроен и вариативность не настолько велика, то по качеству институтов у нас львиная доля регионов находится в красной зоне, потому что качество институтов почти везде довольно низкое. Это касается системы МСУ, которая деградировала за последнюю пару лет, это касается и ситуации с региональными парламентами, с представленностью оппозиции. Это не играет роли там, где конфликтов нет, но в том случае, когда ситуация будет ухудшаться, это дополнительный риск. Потому что если вы имеете сложную элиту, где много противоречий, одна ситуация, когда есть возможность договариваться и для этого есть площадки, институты, и другая – когда таких институтов нет. Допустим, два таких довольно сложных региона с точки зрения элит – это Иркутская область и Республика Якутия, институты там довольно неплохие, но если бы таких институтов там не было, ситуация была бы намного хуже. Есть некая традиция, которая выработалась за последние 20 с лишним лет, принятия неких решений и балансов, когда разные группы делят сферы влияния и договариваются. А есть территории, где такой традиции нет, и там ситуация совсем другая. А есть и попытки эту систему разрушить. Регион, где такая система была, но ее просто рушат на глазах, – это Карелия.

– Вы в исследовании довольно много внимания уделили тому, что постепенно вымываются такие площадки для возможного диалога, как местные законодательные органы. Они все меньше и меньше обладают полномочиями что-то решать. При этом местные элиты в лице законодателей местных чувствуют себя несчастливыми в России?

– Мы счастье не замеряли. Мы замеряли институциональные вещи – это представленность оппозиции в руководстве парламентов, на уровне председателей комитетов, вице-спикеров, и там мы видим неуклонное ухудшение средних показателей по России, медленное, но неуклонное. И второе – мы замеряли долю депутатов на профессиональной основе. Это индикатор, показывающий независимость депутатского корпуса, то есть возможность депутата работать на постоянной основе, тратить основное время на анализ бюджета, выработку законов, а не полагаться во всем на мнение администрации, когда ты сутками работаешь, а на сессию приходишь, чтобы просто нажать кнопку. Депутат может работать тогда, когда у него есть на это как минимум время.

– Растет ли внутреннее напряжение из-за такого рода вещей?

– Что касается напряжения, мы его можем замерять косвенно. Допустим, по количеству уголовных дел против чиновников. Ситуация за последние несколько лет радикально поменялась. Если еще года три-четыре назад местные силовики в основном делали карьеру за счет муниципалов, и было негласное правило, что трогать, например, вице-губернаторов можно, только согласовав наверху, а вот муниципалов хочешь сажать – сажай. На сегодняшний день эта прежняя стратегия, видимо, пересмотрена, количество дел на региональных чиновников колоссальное, почти в каждом регионе есть министры или замы губернаторов, которые находятся под следствием. Я думаю, это говорит о возросшем уровне напряжения.

– А тот факт, что законодатели теряют возможность влиять на ситуацию, все больше прав отходит к администрациям районов и городов, порождает конфликт элит?

– Нет, конфликт элит порождается не этим. Конфликт элит порождается сокращением ресурсов и ситуацией молота и наковальни, когда, с одной стороны, перед вами требования населения, которые вы не можете игнорировать, а с другой стороны, есть правила, идущие сверху, которые вы не можете выполнить. И чем сильнее диссонанс, чем сильнее уровень их концентрации, тем больше ты крайний. Поэтому личные риски растут, – сказал в беседе с Радио Свобода политолог Александр Кынев.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG