Киевское издательство Laurus в течение последнего года выпустило рассказы Олега Сенцова, политический роман Билла Браудера “Красный циркуляр”, неизвестные архивы Виктора Некрасова, тюремные “Письма к Ольге” Вацлава Гавела. В издательстве выходит поэтическая серия лучших украинских и русских авторов. Во времена Майдана издательство неожиданно выпустило одну из самых дорогих книг европейского рынка, "Кодекс Серафини", энциклопедию воображаемых предметов и существ знаменитого итальянского дизайнера и архитектора Луиджи Серафини. О политике издательства и его стиле – руководитель проектов Laurus’a Галина Любчич.
– Во времена Майдана вы не издали ни одной книги, которая была бы с ним связана. Между тем в постмайданные времена буквально в каждом киевском магазине лежали альбомы с фотографиями, воспоминаниями очевидцев, дневниковыми записями. Очень быстро книжный рынок такую реакцию выдал. Почему издательство Laurus не участвовало в этом историческом процессе?
– Арт-критик Константин Дорошенко на вопрос, должен ли художник реагировать на подобного рода события, ответил: “Вероятно, должен. Главное, чтобы это не превратилось в “разукрашку”. Мы хотим дождаться, когда это будет либо достоверным историческим фактом, описанным грамотно и спокойно, либо произведением искусства. Эмоциональная реакция на события трагичные, пугающие и в какой-то момент уже непонятно, к чему ведущие, могут быть описаны поэтами, художниками и музыкантами, но мы не увидели ничего фундаментального, кроме, повторюсь, качественной эмоциональной реакции на происходящее. Зарабатывать, издавая что-то подобное, просто не упускать возможность заработать, мы посчитали ниже своего достоинства.
– Я бы сказала, что вы в этот период поступили вызывающе: выпустили книгу Луиджи Серафини, довольно известную в Европе, в ней человек создает свой необычный алфавит, свой мир. Это нечто вроде странной художественной энциклопедии. Эстетский проект, на хорошей бумаге, с волшебными иллюстрациями этого знаменитого художника, архитектора и дизайнера. И безумно дорогой для покупателя. Как вы получили права? И как вы рискнули в политически нестабильный период это сделать?
– Этот проект принес нам удивительную репутацию благодаря непоследовательности событий. Луиджи Серафини, “Кодекс Серафини” печатается исключительно в Италии, и только так можно приобрести права на эту книгу.
У них специфическая бумага. Каждый, кто видел эту книгу, а не только рассматривал картинки в интернете, знает, что это такая рыхлая желтая бумага, это специфическая обложка, это специфические шрифты, цветоделение – это все делается в Италии. Права мы купили, нас никто не потрудился уведомить, что у нас будет Майдан, мы покупали права в абсолютно мирное время. Но пока эту книгу напечатали в Италии, пока она доехала до Киева, поступила в продажу и мы смогли ее презентовать, время ушло. Мы на фоне всеобщих страданий со своим эстетским проектом выглядели, конечно, довольно странно. Тем не менее, это очень финансово успешный проект. Таких очередей за книгами, наверное, не видали уже давно. Я человек советский, но я уже не помню очередей. Это безумные толпы, которые стояли и ждали, пока мы довозили тиражи на выставку. Конечно, приезд Луиджи Серафини в прошлом году сыграл не последнюю роль, его пригласил “Книжный арсенал”, это одна из двух крупных книжных ярмарок Украины. Луиджи со своей подругой Даниэлой были у нас. Теперь у них в паре вышла книга о кроликах, мы надеемся, что права на эту книгу будут у нас. Пока у нас в “Кодексе Серафини”, права на “Кодекс” продаются раз в пять лет, поэтому в ближайшие годы никто не может купить, это условие продажи прав. У нас она вышла, смешно говорить, на русском. Сейчас она продается везде через интернет-магазины, ее очень хорошо покупают и в России, она уезжает в Белоруссию, Швецию, даже другие страны, у которых нет прав на новый тираж, они заказывают у нас.
– Не очень корректно задавать вопросы коммерческого порядка, но в этой ситуации хочется узнать: сколько она стоит в гривнах?
– Приблизительно 2600. Она стоит сто евро, так будет понятно всем и в России, и в Украине. Это условие продажи книги. Она в магазине, когда вы приходите непосредственно менять книжку на деньги, вы должны обменять эту книгу на сто евро.
– То есть это предметом роскоши является?
– Это шикарный подарок, предмет роскоши. Но я с удивлением обнаружила, что у нас абсолютно не бедствуют студенты-архитекторы, художники, огромное количество молодежи. Мне кажется, что они поступали следующим образом, хотя не могу подтвердить: все складывались и покупали одну книгу. В ней есть одна фундаментальная вещь: если ты не пролистал от первой до последней страницы, эта книга бессодержательна, это просто набор очень интересных картинок. Как только ты пролистываешь эту огромную книгу от начала до конца, там совершенно очевидное содержание всплывает по логике, по движению картинок, смены тем.
– Давайте теперь от эстетства к книгам, которые так или иначе связаны с современной политической историей. Вы издали “Красный циркуляр” Билла Браудера. Это, как у вас проанонсировано, криминальный триллер из области больших денег и высокой политики. Билл Браудер известен как разоблачитель коррупции, связанный с Сергеем Магнитским. Как вам досталась эта рукопись? В России это невозможная ситуация, чтобы Браудера кто-то напечатал, его шельмуют.
– Если выбросить из головы то, что описываются события буквально позавчерашние и речь идет о людях, с которыми вы и я знакомы, может быть, через два рукопожатия, то это просто очень классный политический триллер, его интересно читать, абстрагируясь. Права на эту книгу приобрело 10 или 11 европейских стран.
Когда пакет авторских прав был собран, выяснилось, что Россия не собирается покупать права, ни одно российское издательство. Когда им предложили книгу бесплатно, то какие-то российские издательства, я не знаю какие, меня не посвящали в подробности переговоров, они просто отказались, все, к кому обращались. Тогда, зная о том, что мы достаточно русскоязычное издательство, не сдаемся, несмотря ни на что, мы очень много русскоязычной литературы печатаем, не колышемся с линией патриотизма в стране, к нам обратились, спросили, не побоимся ли мы издать эту книгу. Но это просто смешно, потому что на Украине эта книга не вызывает никаких эмоций такого характера. Но когда “Книжный арсенал” посещал президент, он приобрел у нас именно “Красный циркуляр”.
– Можно представить, что эту книгу кто-то из распространителей в России захочет у вас купить?
– Нет, никто не захочет. Мы предлагали.
– Тот же вопрос касается книги Олега Сенцова. Это превосходные рассказы, автор описывает свое детство, подростковый период, очень талантливый человек. Когда эту книгу попытались мои знакомые привезти в Россию частным образом, волонтерским, потому что хотели вырученные деньги передать Сенцову, его семье, поддержать его, то ничего не получилось. Люди отказались, даже очень смелые: “Мы не хотим проблем с Центром "Э”. Вам удалось как-то продать рассказы Сенцова в Москве?
– Точечно, коммуникативный маркетинг, скажем так. Мы презентовали книгу Сенцова в центре Москвы в посольстве Украины, то есть на территории все-таки украинской земли. Презентация проходила при помощи Министерства иностранных дел и посольства. Конечно, мы не привезли сюда промышленную партию, мы говорим о 20 книгах. И мы обнаружили удивительную вещь. Теперь я сочувственно отношусь ко многим своим знакомым в России, о чем я раньше не задумывалась, чужое не болит: когда мы стали приглашать в посольство знакомых, поддержать нас, оказалось, что визит в посольство Украины для многих людей, которые находятся на госслужбе, не является таким простым делом. Не думаю, чтобы они хотели отказаться, но это действительно так. Вот здесь, я не говорю о политике российской, просто настроение. Я не представляю, на что я должна сделать скидку в Украине, куда я могу пойти или не пойти. Мы ходим в любое посольство, которое нас приглашает. Мы проводим дни рождения Пушкина вместе с Российским культурным центром, мы как проводили их, никакой Майдан, ничто не повлияло. Я не понимаю, в чем может быть виноват Пушкин. Мы делаем перформанс, мы даем задание гостям, чтобы они придумали, как Пушкин мог бы жить в Киеве, что бы он делал, чем бы занимался, наши художницы делают иллюстрации, мы их дарим. Каждый год придумывается какая-то история, мы с удовольствием празднуем день рождения Пушкина, я не вижу никаких проблем. Поэтому у меня появилось внутреннее сочувствие: оказывается, визит в посольство Украины – это тяжело. Коллеги Олега Сенцова, кинематографисты, режиссеры как-то свободнее себя чувствовали, думаю, они не на госслужбе, они нас посетили. У людей, которые читали, такое же впечатление, как у вас. Как красиво сказал Борис Долгин, когда прочел эту доверительную автобиографическую прозу: рекомендую всем сначала прочесть, а потом прийти к выводу, может ли этот человек быть террористом, с таким высоким нравственным накалом в детстве и с таким моральным подходом к анализу детства в зрелом возрасте. Эти рассказы автобиографические, он просто пересматривает свое детство под лупой морали: хорошо ли я поступил, дурно ли я поступил. Рассказ из больницы просто нельзя читать без слез. Не хочу быть спойлером, хотя шансов у российских читателей не так много прочесть эту книгу, но вдруг, ситуация историческая меняется иногда быстрее, чем мы думаем. Официально эта книга не запрещена, так что причин, почему она не продается, я не вижу.
– Для меня выход этой книги внутренне связан еще с одним вашим проектом – это “Письма к Ольге” Вацлава Гавела, которые он писал жене из тюрьмы. Это документ эпохи, Гавел рассуждает обо всем, он мало говорит о тюрьме, он говорит о музыке, о литературе, об их личных отношениях, среди прочего обсуждается убийство Джона Леннона в этих письмах. Что за причина была у вас эту книжку издать? Как, например, и последнюю книгу – это Виктор Некрасов, “Арестованные страницы”, интервью, письма из архивов КГБ.
– Когда открылись архивы КГБ, Любовь Хазан, журналист наш, провела такую огромную работу. Эти книги разные.
– Разумеется. Просто это два человека, которые крайне остро чувствуют нерв времени.
– Любовь Хазан уже начала работать над книгой и предложила ее нашему издательству в период, когда мы были еще молодыми и начинающими. Есть рассказы, которые не были подготовлены Некрасовым к публикации, потому что это бумаги, которые изъяли при аресте, они оказались в архиве. Эти рассказы со сноской на то, что они не были готовы к печати, есть в книге. Что касается Гавела, здесь мы работали в паре с Чешским культурным центром, издали эту книгу к позапрошлогоднему “Книжному арсеналу”. Потом расширили круг знакомств, потому что приезжали режиссер из Чехии, приезжал Шварценберг на открытие “Арсенала” и презентацию. С каждой книгой у нас все больше и больше хороших людей находится, занимающихся культурой, крайне порядочных и милых. Поэтому издавать книги, кстати, это очень хорошо – это очень улучшает жизнь.
– Об улучшении жизни. У вас есть прекрасная поэтическая серия, которая представляет русских поэтов и украинских.
– Выходили сборники дуэтом. Первым вышел Бахыт Кенжеев, в паре с Сашей Рубанцом, таким скорее хулиганом. Когда Пасха совпала с 1 мая, публиковался такой его стих со словами “сердца и яйца бьются в унисон”. Он такой хулиган, Бахыт больше лирик, тем не менее, они как-то вышли парой. Я имею в виду парой не потому, что творчество похоже, а просто русский и украинский поэт, объединенные какой-то идеей составителя Инны Булкиной. Потом выходил Жадан с Рубинштейном в паре. Потом выходили Медянка с Кибировым, Гандлевский с Ирванцом, Чухонцев остался без пары, потому что сложности в стране, как бы это ни называли, однако люди находились в зоне боевых действий, и финансирование проистекало путем волонтерских проектов, продажи книг за это время заметно упали. У нас просто набирать на новые проекты через продажи книг не хватило скорости. Проект не закрыт, мы просто сделали паузу и собираемся его продолжить. Презентации этой серии в любой выборке поэтов всегда блестяще популярны, и народ очень хорошо знает и чтит их.
– Есть известный случай, когда Лев Рубинштейн сомневался, что люди пришли на него, когда они с Жаданом вместе выступали.
– Во Львове. После Майдана был Львовский форум издателей. Они читали в паре, и, конечно, Рубинштейн подумал, что вся эта молодежь, а в зале сидели ребята от 18 до 30, все пришли на популярного Жадана, который, кроме прочего, еще и поет со своей группой “Собаки в космосе”. Конечно, Лев Семенович думал, что это на него. Но когда он замешкался, переворачивая страницу, зал ему начал подсказывать текст, он был посрамлен и понял, что пришли и на того поэта, и на другого. Медянка с Кенжеевым были в Одессе. Поэзия очень популярна в Украине, она собирает массу людей. Этот язык, наверное, ближе и понятнее, легче, и короче, не знаю, как объяснить, но у нас и стар и млад, на поэтический вечер не проблема собрать зал. Это популярный способ общения в Украине, поэзия.
– Вы выстраиваете мост между Украиной и Россией, между поэзиями, между культурами. Но ваш проект не только русско-украинский. Например, сборник под названием “Цена вопроса”, 27 интервью Евгению Стасиневичу. Тут не только такие русские и украинские звезды, как Оксана Забужко и Людмила Улицкая, но и, например, Миленко Ергович, автор из Хорватии, европейская звезда прозы.
– Роберт Чандлер тоже не местный.
– Дмитрий Волчек в роли интервьюированного выступает, Александр Эткинд, блистательный исследователь культуры, и так далее.
– Петровский-Штерн, тоже не местный. Два историка, один отечественный, Алексей Толочко, и Сергей Иванов, российский историк, они разными периодами занимаются. Интервью у нескольких издателей, литературных критиков, писателей, поэтов.
– София Андрухович, Марк Белорусец, Дмитрий Быков, Андрей Бондар. Что это за поле? Когда этот сборник интервью я держу в руках, вижу, что Россия – это часть Европы. Или как можно сказать?
– Часть населения России, как и часть населения Украины, несомненно, европейцы. И я позволю себе еще раз процитировать Константина Дорошенко, который утверждает, что нельзя говорить, что это какой-то европейский проект или американский проект: проект должен быть качественным. И надо думать, не какой стране он принадлежит, а о качестве проекта. Он говорит о художниках и современном искусстве, но то же самое применимо к литературе и к людям, которые ее продуцируют. Зачем нужны интервью, почему они нужны в книге? Не знаю, как вы ощущаете, у нас какой-то культурный слом в стране происходит, культура начинает очень активно реагировать на злобу дня. Это, как вы понимаете, может приводить к популизму.
– Просто к поверхностным оценкам.
– И это не очень хорошо. Поэтому мы считаем, что правильно сделали, что зафиксировали мнения тех людей, которые и создают культурное поле. Это их мнение по поводу происходящего за последние два года в культуре, и это качественная культура. Поэтому и книга на двух языках: русские интервью мы дали на русском, украинские на украинском, переводили с иностранных языков тоже то на русский, то на украинский. Язык не является проблемой в нашей стране, это политические махинации. Никто никак не реагирует на то, что страна двуязычная, никто не переживает, почему мы не перевели на украинский интервью с Улицкой, все спокойно читают на русском. Люди качественные, о которых я упоминала, совершенно спокойно к этому относятся.
– В книге голоса авторов перебивают друг друга и часто противоречат друг другу. Здесь речь идет и о Майдане, и о восточно-украинском кризисе, об общем украинском кризисе, о месте Украины в европейской карте, о месте России в этой европейской карте. Вы специально создавали такой объем?
– Это автор вопросов. Например, первому интервью Дмитрия Быкова два года. Конечно, то, что было высказано два года назад, может быть не совсем актуально, в конце концов, мнение у человека может поменяться. Поэтому Евгений Стасиневич позвонил Дмитрию Быкову, попросил дать короткое интервью, спустя два года, чтобы было честно и актуально. Это что касается “политической честности”, если можно так сказать. Что касается литературы, история такая: когда закончено было, напечатано и опубликовано интервью Оксаны Забужко, она нелестно отзывалась о некоторых литературных движениях в Украине. Зная, что другой, не менее авторитетный литературный критик отзывается о них хорошо, Евгений Стасиневич пошел к нему, чтобы это мнение тоже было услышано. Поэтому здесь диалог двигался по нескольким причинам. Потом, он находится в недоумении, этот молодой человек, как можно не взять интервью у Марка Белорусца – это глыба, этот переводчик, мы должны с ним носиться. Стасиневич считает, что украинцы должны носить его на руках и гордиться тем, что живут в одно с ним время.
– Собственно говоря, мы знаем Пауля Целана в переводах его и Татьяны Баскаковой. Это великий труд, огромная работа.
– Поэтому молодой человек считает, что должен быть Марк Белорусец. Когда Максим Стриха, который много лет делал перевод Данте, получает премию за перевод и пресса никак на это не реагирует, он несется к Максиму Стрихе, требует интервью у него. Он движется поперек, он не ловит, то, что некоторые имена известны, ну ура, их мнение ценится, но он не по такому критерию выбирает. Очень важно, что если какое-то мнение кажется ему достаточно узким, узконаправленным, оно может быть фундаментальным, выстраданным и правильным, просто оно не описывает ситуацию целиком, он тут же ищет собеседника. Диалоговость, которую вы вычитали, она продумана, она фундаментальна в смысле разговоров о литературе.
– Я полагаю, что этот подход является ключом для понимания вашей издательской политики.
– Скорее всего, да. На вопрос, каких книг у нас больше, русскоязычных или украиноязычных, думаю, каждый из нас в издательстве растеряется ответить: надо вспомнить качество и содержание. Если эта книга кажется нам действительно достойной, мы с удовольствием за нее беремся. Мы, конечно, не можем сейчас делать проекты мгновенно, выпускать бешеные тиражи – это не для малых издательств, но если мы полагаем, что стоит за это браться, мы беремся. Не сдаемся уже много лет и не сдадимся, я думаю.
