Почему платят большие деньги не поехавшим в Рио российским легкоатлетам? Почему нью-йоркский марафон – главный в мире? Почему глава РФС заговорил о возможном возвращении на систему "весна-осень"? Эти вопросы привлекают внимание российских блогеров, пишущих о спорте.

* * *​

Антон Орехъ в колонке на сайте "Ежедневного журнала" иронизирует над решением заплатить немалые деньги не поехавшим в Рио российским олимпийцам.

Легкоатлетов, которые пропустили Игры в Рио, решили премировать. За те результаты, которые они… не показали! Но могли бы показать. Те, кто могли бы стать чемпионами, получат миллиона по четыре. Те, кто могли стать просто призерами, получат поменьше, те, кто могли пробиться в финалы… Ну, и так далее.

Мы давненько уже проживаем в режиме виртуальной реальности, и когда-то нечто подобное должно было свершиться. Награждать за то, чего не совершал. Но мог бы.

Я вот считаю себя очень талантливым писателем. И если бы я перешел однажды от жанра колонок и заметок к романам, то мог бы получить Нобелевскую премию по литературе. Чем я хуже Боба Дилана! Так чего ждать! Наградите меня немедленно.

Наших генералов, которые воюют с ИГИЛ, тоже необходимо сделать маршалами и раздать ордена. Если бы не досадные помехи со стороны Обамы, Шойгу и его солдаты могли бы давно уже разгромить террористов.

Наши ученые могли бы совершить важнейшие открытия в самых разных областях – правда, у них на это денег нет и они вынуждены уезжать за границу. Но давайте хотя бы премии им выпишем – ведь могли же они!

Yota Phone мог стать убийцей Iphone – хорошая же вещь! Мы все упустили в нашей жизни массу чудесных возможностей, в то время как рядом были люди куда менее талантливые, зато более пронырливые, жуликоватые или просто более везучие. Необходимо как-то исправить эту тотальную несправедливость по отношение ко всем нам!

Ну а что касается спортсменов, то ведь не только легкоатлеты могли бы. Могли и подниматели штанги. Могли гребцы, могли велосипедисты. Десятки спортсменов не поехали в Рио, но могли бы поехать и могли бы там что-нибудь выиграть. Почему же им не заплатят?

И кстати! А почему бы не спросить, что же стало главной причиной того, что они никуда не поехали и ничего не смогли? Помимо "козней Запада", конечно. Там было что-то про допинг, пробирки, дырки в стене – помните? И после этого все наши атлеты и стали виртуальными чемпионами. Так может уже что-то исправить, наконец, в реальной жизни?

* * *

Егор Крецан в блоге на сайте Sports.Ru исследует вопрос: почему нью-йоркский марафон – главный в мире.

В минувшее воскресенье Нью-Йорк взял небольшую передышку перед днем выборов и разделился на две части: первая отправилась бежать марафон, вторая – наблюдать за тем, как это происходит. На старт вышли 51,995 человек, на улицы – около трех миллионов, и вместе они на один день снова стали крупнейшим беговым праздником планеты. Но начиналось все, естественно, совсем не так.

Эмигрант-румын Фред Лебоу не очень умел бегать ("медленный, как утка" – так описывали его стиль), зато делал это каждый день. В рабочее время он был человеком из индустрии моды и ходил в длинном кожаном плаще, в свободное – переодевался в шорты и выбегал в Центральный парк.

Харизматичный европеец, внешностью немного напоминающий Николая II, неплохо знал, как объединять вокруг себя людей и убеждать их в том, во что верит сам. Объяснить чем-то другим, почему в 1970-м 127 человек согласились пробежать марафон вокруг парка, довольно сложно. Лебоу взял на себя организацию, собрал с участников по символическому доллару, после чего сам вышел на трассу и скромно финишировал 46-м из 55 (остальные, в том числе единственная женщина, добежать вообще не смогли).

Нью-Йорку в то время не хватало только сумасшедших бегунов: город настолько неудачно подсел на федеральные дотации и кредиты, что оказался в шаге от банкротства. Разбираться в этих проблемах не хотелось даже президенту Форду: он сравнил ситуацию с героиновой зависимостью и заявил, что построить новый Нью-Йорк выйдет дешевле, чем спасать то, что еще осталось. Полицейские и пожарные в знак протеста перекрывали улицы, на вокзалах и в аэропортах раздавали листовки "Добро пожаловать в город страха", Бронкс и Куинс горели – в общем, в те дни жители Нью-Йорка скорее убегали друг от друга, но точно не бегали для удовольствия.

Новая идея команды Лебоу на этом фоне выглядела чем-то средним между блефом и издевательством: в 1976-м они решили изменить маршрут своего марафона и проложить его не вокруг Центрального парка, а через все пять районов города. В мэрии махнули рукой – "делайте, что хотите, хуже все равно уже не будет" – и Нью-Йоркский клуб шоссейных бегунов (New York Road Runners, NYRR) начал готовить старт.

Трассу прокладывали в буквальном смысле вручную: часть дистанции проходила по тем местам, где договариваться с полицией было бесполезно, потому что ее там не было в принципе. Лебоу в терминах 2016-го развернул что-то вроде предвыборной кампании: сам объезжал хасидские общины Бруклина и темные уголки Куинса и объяснял людям, что марафон – это не просто забег, а праздник, который принадлежит не только участникам, но и всему Нью-Йорку. То же самое получилось донести и до спонсоров и прессы, часто не без блефа: часть денег Лебоу нашел благодаря связям в мире моды, часть – благодаря таланту убеждать, что клуб готовит настоящее событие.

Утром 24 октября 1976 года на стартовую площадку неподалеку от моста Верразано вышли 2,090 участников, любители и профессионалы, мужчины и женщины. Через несколько часов корреспондент NBC Дик Шэп вышел в прямой эфир из Центрального парка и объявил: "26 миль и 385 ярдов. Никого не ограбили, никого не сбило такси. Кажется, первый общегородской марафон стал огромным успехом для всего Нью-Йорка".

Команде Лебоу оставалось только не упустить своего: "огромный успех" в NYRR конвертировали не только в ежегодную гонку, но и в настоящий культ разнообразных пробежек. Фред понимал, как устроен рынок, еще в 1972-м, когда устроил женский старт с участием "зайчиков Playboy" (результат – первое проданное спонсорство, покупатель – крем для бритья ног "Crazy Legs"), а теперь наконец-то мог развернуться на весь Нью-Йорк. Паста-вечеринки, забег на небоскреб Эмпайр-Стэйт, корпоративные соревнования – все это, как считается, придумали именно в клубе Лебоу.

В 1982-м марафон впервые показали по национальному телевидению, еще через пару лет Фред, сидя в студии вечернего шоу, хитро щурился и объяснял всей Америке, что теперь за право пробежать 26 миль по Нью-Йорку нужно бороться: "Что делают люди, чтобы попасть на наш марафон? Иногда умоляют нас, иногда пугают, иногда даже пытаются подкупить…"

Нью-Йоркский клуб шоссейных бегунов сегодня – гигантское предприятие, 60 000 членов которого ежегодно организуют и принимают участие в сотнях гонок, а марафон – самая громкая из них.

Бизнес-идея NYRR – баланс между десятками благотворительных и образовательных проектов, которые клуб реализует в Нью-Йорке, и желанием огромного количества людей и компаний быть причастными к самым престижным и массовым соревнованиям Америки.

В 2015-м году в мероприятиях под флагом NYRR приняли участие около 400 000 человек, компания отчиталась о доходах в $83 млн при расходах в $73 млн. В 2013-м титульное спонсорство клуба и марафона было продано индийскому IT-гиганту Tata Consultancy, из успехов последнего времени – 10-летний контракт с производителем одежды New Balance, который инсайдеры оценивают в $150-170 млн.

Современный марафон в Нью-Йорке – это не только 42 километра дистанции. Это год подготовки и целая неделя мероприятий под слоганом "Get Your New York On" в начале ноября: детские забеги в Центральном парке, огромная ярмарка, объединенная с регистрацией участников, торжественная установка финишной арки и специальная распродажа сувениров. И это не считая организации самого забега, участие в которой принимает едва ли не больше людей, чем в самой гонке.

– Эти соревнования настолько престижны, что попасть сюда и поработать на них бесплатно считают за счастье очень многие специалисты, – объясняет директор Московского марафона Дмитрий Тарасов, который в 2016-м тоже пробежал по Нью-Йорку. – Мне понравилось абсолютно все: как происходит обеспечение дистанции, как работают сотрудники полиции, как устроено питание, работа медицинского персонала. Они отслеживают состояние участников по трассе, и вся информация стекается в единый центр управления, где сидят все городские и федеральные службы. В любой момент можно узнать, финишировал ли твой знакомый, и если нет, то где он находится. Все продумано до мелочей.

День гонки начинается для участников с очень раннего подъема. 50 тысяч человек добираются на паромах до Стэйтен Айленда, где несколько часов ждут сигнала.

— Да, ты приезжаешь туда в 7 утра и до старта просто стоишь на холоде, – рассказывает Вадим Янгиров, организатор марафона в Казани, только за осень 2016-го пробежавший по 42 километра в Берлине, Чикаго, Франкфурте, а теперь и Нью-Йорке. – Но все продумано: есть бесплатные чай, кофе, шапочки от спонсора, бананы, туалеты. Многие, чтобы не мерзнуть, берут с собой дополнительную одежду, которую перед стартом выбрасывают. Ее затем собирают и раздают бездомным. В общем, никаких проблем. Сама же гонка – это вообще что-то нереальное. Город украшен флагами, болельщики кричат, поддерживают на протяжении всей трассы, везде волонтеры, медики, пункты питания. И финиш, конечно, очень крутой – сам директор гонки встречает и жмет руку каждому. Эмоции просто невероятные! Я не люблю бегать по одной дистанции дважды, но в Нью-Йорк хотел бы вернуться.

Первыми на финише появляются марафонцы-колясочники, это происходит где-то через полтора часа после старта, еще спустя 30 минут – бегуны-профессионалы, а сразу за ними Центральный парк накрывает бесконечная волна из любителей, которые продолжают пересекать финишную черту в течение следующих 4-5 часов, до самого вечера.

50,000 участников – это 50,000 историй, и самые заметные из них на следующее утро обсуждает весь город. В 2016-м на трассе были замечены футболист Рауль (тот самый, да) и теннисистка Марион Бартоли, за пару лет до них – Эдвин ван дер Сар, Памела Андерсон, Алишия Киз, и десятки других знаменитостей, которых до этого не было принято считать бегунами. В истории марафона были и человек, который прошел его на одних руках (98 часов!), и мужчина, связавший по ходу гонки шерстяной шарф, и голливудские актеры, и астронавты, и молодожены (их всегда много).

Объяснять, что марафон принадлежит всему городу, тоже давно никому не нужно. За 40 лет трасса обросла сотней традиций: все знают, что в районе 9-й мили школьный оркестр играет музыку из "Рокки", единственное место, где нет зрителей – мост Квинсборо, а от запахов барбекю в Куинсе бежать иногда особенно тяжело. Партнеры NYRR каждый год добавляют к этим привычкам новые: уже пару лет за всеми участниками забега можно следить в приложении при помощи GPS-трекеров, а те, кто пока не готов выйти на старт, могут пробежать ее кусочек в очках виртуальной реальности, сидя на диване.

Попасть в забег при этом достаточно тяжело и умолять или запугивать кого-нибудь теперь вряд ли имеет смысл. Приглашение можно выиграть в лотерею (шансы – 1 к 6, вступительный взнос в случае победы – около $300), "оплатить" пожертвованием на благотворительность (около $2,000), доказать результатом (успешно выступать на квалификационных забегах), купить у туроператоров (то есть переплатить три цены) или принять участие в программе 9+1 (в течение года пробежать 9 других гонок NYRR и 1 раз поработать волонтером или наоборот). Сложно, но того, как считается, стоит.

Фред Лебоу признавался, кто когда на его марафоне был установлен первый официальный мировой рекорд, мечтать ему было уже не о чем. Еще он говорил, что раз семьи и детей у него никогда не было, значит, он, ничего удивительного, просто женат на беге.

В начале 90-х у него нашли рак мозга. После операции в Израиле Фред вернулся в Нью-Йорк и заявил: кажется, теперь и я готов к нему. В ноябре 1992-го он вышел на трассу вместе со своей давней подругой Гретой Вайтц, до этого 9 раз побеждавшей в Нью-Йорке. 5 часов 32 минуты и 34 секунды. Это была самая эмоциональная гонка в моей жизни, – призналась она после. – Последние несколько миль мы оба бежали в слезах.

Лебоу умер два года спустя, в октябре 1994-го. Провожать его в Центральный парк пришли около 3 тысяч человек – больше собиралось только когда убили Джона Леннона. В память о Фреде уже через пару недель в Центральном парке появилась статуя, которую теперь каждый год в начале ноября переносят к финишным воротам. За 46 лет через них пробежал 1 миллион 125 тысяч 760 человек.

* * *​

Георгий Олтаржевский в колонке на сайте "Лента.Ru" задается вопросом: почему глава РФС заговорил о возможном возвращении на систему "весна – осень"?

Уже зима настала, а до окончания чемпионата России в премьер-лиге еще четыре тура. Без малого месяц. Хотя играть в некоторых местах уже почти нереально: в Сибири морозы под двадцать, в Подмосковье снегу по колено, а на полях ледяные торосы. Матчи ПФЛ (когда-то вторая лига) в зонах Запад и Центр отменены, их перенесли на весну. И, как обычно в это время года, начинаются разговоры о возврате к старой системе розыгрыша: начинать весной, играть летом и заканчивать осенью. Уже пять лет одно и то же.

Тема животрепещущая, для некоторых даже судьбоносная. Если в Москве и Питере это скорее вопрос логики и удобства, то на Урале, в Сибири и Поволжье речь идет о выживании профессионального футбола в принципе. После поспешного перехода на новый формат ситуация там близка к катастрофической. И слава богу, что вице-премьер и глава РФС Виталий Мутко наконец-то внятно высказался по этому поводу и признал, что решение о переходе было ошибкой. Кто виноват? Сейчас это уже не актуально. Куда важнее второй любимый русский вопрос: что делать?

Вспомним, с чего все началось. Тема перехода на систему "осень-весна" впервые возникла примерно десять лет назад, когда ЦСКА и "Зенит" взялись наперегонки брать Кубок УЕФА, теперь именуемый Лигой Европы. Руководству наших ведущих клубов казалось, что еще чуть-чуть – и они будут на равных тягаться с "Реалом" и "Манчестером", их оптимистичные взоры были устремлены в Европу. Тогда-то для них и стала актуальна синхронизация календаря с мировыми футбольными державами. Других субъектов российского футбола эта тема не волновала. Обсуждение возможного перехода довольно активно лоббировалось близкими к заинтересованным клубам СМИ, но на повестке дня в кругу людей, принимающих серьезные футбольные решения, этого вопроса не было. Однако все изменилось в эпоху Фурсенко.

Став главной РФС, сей удивительный господин решил изменить структуру формирования исполкома и ввел в него высших государственных чиновников, политических тяжеловесов, президентов богатых клубов. Представители футбольной общественности, регионов и низших лиг остались в подавляющем меньшинстве. Поскольку государевы люди на заседания исполкома ходили совсем редко, решения по сути принимала весьма активная и заинтересованная группа, лоббировавшая интересы больших клубов: Евгений Гинер (неформальный лидер), Алексей Миллер, Владимир Якунин, Леонид Федун, Ольга Смородская и прочие. Они и подняли на историческом исполкоме 13 сентября 2010 года вопрос о переходе. Фурсенко – в недавнем прошлом руководитель "Зенита" – идею, естественно, поддержал. "Против" выступал и голосовал только один человек – глава ПФЛ Николай Толстых.

Дискуссия после этого развернулась нешуточная, поскольку в регионах отлично понимали возможные последствия. Но апологеты уверяли, что ничего не изменится, лишь круги поменяются местами, что будут построены поля с подогревом и теплыми трибунами, появятся манежи и т.д. Убедить никого не удалось, но отступать было поздно. Как обычно, решили попробовать и бороться с трудностями по мере их поступления.

За пять лет стало ясно, что красивые слова о новых стадионах оказались сказкой. Новых теплых стадионов в регионах не появилось. Даже те, что строятся к ЧМ-2018, на зимний футбол не ориентированы. Манежи если и построены, то тренировочные. Исключение – лишь манеж в Екатеринбурге, где были сыграны несколько матчей премьер-лиги.

Слова о смене кругов местами тоже действительности не соответствовали. Из-за почти полуторамесячной летней паузы турнир пришлось начинать раньше, а заканчивать позже. Возьмем для примера первый дивизион (ФНЛ). При прежней системе календарь верстался так, что чемпионат при разном количестве участников в среднем начинался в последнюю неделю марта (сейчас на две недели раньше), а заканчивался в первые выходные ноября (сейчас на три недели позже). Таким образом, при новой системе получилось на пять холодных игровых недель больше, чем раньше. Стоит ли после этого удивляться, что средняя посещаемость игр ФНЛ снизилась с 4916 зрителей в 2009 году (последний сезон перед принятием решения о переходе) до 2533 в текущем. В ПФЛ (вторая лига) – с 1731 (2009 год) до 969 (нынешний сезон).

Но и это не все. Число профессиональных клубов сократилось со 157 в 1998 году до 94 – сейчас. Это было бы не страшно ("лучше меньше, да лучше", "рост профессионализма" и все такое), если бы не очевидный географический перекос: на весь восток страны сейчас приходится лишь 11 футбольных клубов. Это "Томь" в премьер-лиге, четыре команды в ФНЛ и шесть, которые составляют всю зону "Восток" в ПФЛ. В 2000 году в этой зоне играло 14 коллективов. В зоне "Урал" в 2000-м было 16 команд, в зоне "Поволжье" – 18. Сейчас их объединили, и в общей зоне "Урал-Поволжье" осталось… девять команд. И совсем не факт, что все они доживут до конца турнира. Футбол на востоке страны умирает!

В первую очередь это следствие географических факторов: по командам из холодных регионов новый формат ударил больнее. Во вторую – экономических, точнее даже бюджетных. Это уже из серии russian condition, но тоже важно. Практически все региональные команды субсидируются из местных бюджетов. Если местная власть хочет иметь футбольную команду – она будет существовать. Если нет – вряд ли. Спонсоров и меценатов, к сожалению, минимум. А как верстать бюджет на сезон, когда он начинается в одном финансовом году, а заканчивается в другом? Как реагировать на результаты? Как заложить возможное повышение (или понижение) в классе, которое теперь должно происходить летом? Как подготовить команду к новому уровню за короткий летний перерыв? Раньше все было ясно: сезон завершался в ноябре, и по его итогам верстался бюджет следующего сезона. Игроки в это время отдыхали. Далее: предсезонка и турнир. Все было логично. Теперь же – темный лес. Местным властям проще вообще отказаться от команды, чем искать хитрые и рискованные варианты обхода бюджетных инструкций. Что, собственно, и происходит.

Как только на смену Фурсенко пришел Николай Толстых, начала работать комиссия по анализу результатов перехода на новую систему. Итогов официально подвести не успели, но, по кулуарным разговорам, они были катастрофическими. Собственно, это и так понятно. Довести дело до конца Толстых не успел, то же самое клубное лобби его и "съело". Проблема осталась в наследство Мутко. Видимо, ознакомившись с материалами, он однозначно высказался за возврат к исторически сложившейся и климатически обоснованной системе розыгрыша. Тем более что Европа нам теперь не указ, мы сами с усами.

Главным аргументом апологетов перехода были гипотетические успехи в еврокубках. Но их нет. Более того, по старой схеме их было куда больше: и советские победы разных динамовских коллективов, и триумфальное десятилетие "Спартака", и уже упомянутые трофеи ЦСКА и "Зенита". Со сборной еще сложнее. Мы последние восемь лет живем успехом команды Гуса Хиддинка в 2008 году. Так вот, тогда чемпионат России проходил еще по старой схеме, и тренер получил игроков после 11 стартовых туров почти за месяц до начала Евро. Футболисты уже втянулись в сезон, но устать не успели. Они получили дополнительные трехнедельные сборы и вышли на пик формы, благодаря чему и перебегали голландцев в четвертьфинале.

В этом году Леонид Слуцкий из-за новой схемы получил игроков за пять дней до первого контрольного матча с чехами и за две недели до старта Евро. А перед этим футболисты прошли сверхнапряженную финальную часть чемпионата России, где, понятное дело, об экономии сил речь не шла. Почти все были выхолощены физически и эмоционально, не говоря уже о травмах. Заметьте: после перехода на новую схему успешных и даже удовлетворительных выступлений в финальных турнирах чемпионатов мира и Европы мы не видим. Выходим туда стабильно, а дальше – тишина. Глупо было бы объяснять неудачи только новым календарем, но и этот фактор существует.

Понятно, что в стране экономический кризис и денег на футбол остается все меньше. И так же понятно, что в этих условиях думать стоит в первую очередь не о громких победах, а о выживании и возможных перспективах развития. Мы же, погнавшись за гипотетическими европейскими успехами в угоду трем-пяти ведущим клубам, едва не похоронили массовый низовой сегмент. А ведь это основание всей футбольной пирамиды. Откуда прирастать нашим сборным талантами, как не из регионов? Но детский футбол практически везде строится как раз вокруг пусть небольших, но профессиональных клубов. Посмотрите на нашу первую команду: Головин из уральского Калтана, Глушаков из Миллерово Ростовской области, Кокорин из белгородских Валуек, Шатов из Нижнего Тагила, Смольников из Каменск-Уральского... Откуда будем брать следующее поколение игроков, если скромные клубы в маленьких городках загнутся окончательно? А так и будет, если мы продолжим упорствовать в собственных ошибках.

Естественно, возврат на традиционную систему розыгрыша не решит всех проблем нашего футбола. Но жизнь в регионах это облегчит, и главное – покажет вектор развития. Без фундамента большого здания не построить. А фундамент – это развитие футбола в регионах. Для воспитания любви к спорту "Реал" в телевизоре менее важен, чем местная команда вживую на стадионе. А если в городе (поселке, деревне, ауле) нет своего клуба, футбол так и останется виртуальным.

Слова вице-премьера вселяют оптимизм, но их еще нужно реализовать. Клубное лобби живо и будет этому сопротивляться. И не стоит их за это винить – люди заботятся об интересах своих клубов. Но государственный подход в том и состоит, чтобы привести интересы всех субъектов нашего футбола к единому знаменателю. И побыстрее, пока в регионах еще есть что спасать.