Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?

В передаче Марины Ефимовой о Памеле Дигби-Черчилль-Хейуорд-Гарриман участвуют политолог Маршалл Шульман, профессор Института международных исследований университета Брауна (США) Сергей Никитич Хрущев, журналисты Рая Вайль и Ральф Белведер. Впервые в эфире 10 февраля 1997.

Марина Ефимова: 5 февраля в Париже скоропостижно скончалась легендарная Памела Гарриман. Посол США во Франции, одна из самых заметных фигур в Демократической партии, кавалер французского Ордена Почтенного легиона, она удостоилась после смерти прочувствованных речей двух президентов – Жака Ширака и Билла Клинтона.

Билл Клинтон: Она была одной из самых неординарных и одаренных личностей, которых я когда-либо знал. Памела прожила необыкновенную жизнь в Англии, Франции и Америке, отмеченную во всех трех странах доверием лидеров. Мы все перед ней в неоплатном долгу за сохранение дружбы с Францией, нашим старинным союзником и партнером. Для меня же лично обаяние и добрый юмор Памелы Гарриман всегда были источником вдохновения, а ее мнение и ее дружба для меня много значили. Нам будет ужасно ее не хватать. Америка потеряла своего верного подданного – эмигрантку, ставшую выдающейся американкой.

Марина Ефимова: И на этом мы закончим официальную часть. Легенда начинается шестьдесят лет назад в британском королевстве. Лондон, сентябрь 1939 года. Гитлер только что оккупировал Польшу. Десять дней как Англия находится в состоянии войны. По всем дорогам, ведущим из Лондона, идет эвакуация, а навстречу ей тянется ручеек старомодных автомобилей. Это пожилые аристократы едут из своих поместий в Лондон, подменять уходящих на фронт сыновей, создавать оборонные и спасательные службы, Красный крест, словом, выполнять главный долг аристократии – долг чести. В лондонском хаосе этих дней замешалась стайка юных аристократок-дебютанток, которых наивные провинциалы-родители в 1938 году отправили в немецкие пансионы для наведения последнего светского лоска. В результате этих девочек, насмотревшихся немецких ужасов, с трудом выцарапали из Мюнхена уже после захвата Гитлером Чехословакии. Среди этих девочек была и Памела Дигби, горячая патриотка, поклонница Черчилля, в отличие от своих родителей, 19-летняя и хорошенькая "как персик со сливками". На седьмой, кажется, день ее пребывания в Лондоне, в дом, где Памела остановилась, позвонил Рэндольф Черчилль, сын Уинстона Черчилля, корреспондент газеты "Лондон Тайм". В ожидании отправки в Африку он приударял за хозяйкой дома и пригласил ее на обед. Но та уже обещала отобедать с кем-то другим и подсунула в компаньоны Рэндольфу Памелу, чтобы ее развлечь. Вот как описывает их встречу журналист Кристофер Огден в биографической книге о Памеле Гарриман "Жизнь партии".

Диктор: "Рэндольф был на девять лет старше Памелы и хорош собой. Оба эти качества в мужчинах нравились Памеле, но больше всего ее восхитила в молодом Черчилле его абсолютная, непоколебимая уверенность в том, что Англия победит в войне.

До встречи с ним она не слышала ничего, кроме пессимистических ремарок. "На меня это наводило страшную депрессию,- рассказывает Памела. - Раньше в клубе "Четыре сотни" все мужчины отдавали метрдотелю недопитые бутылки виски со словами: "Росси, сохраните до следующего раза". А теперь говорили: "Забирайте, Росси, меня тут больше не будет. Я отправляюсь за границу, чтобы дать себя убить".

Марина Ефимова: Их первый обед прошел в большой компании, где на Памелу никто не обращал особого внимания, включая Рэндольфа. Но на следующий день он снова пригласил ее на обед, уже вдвоем, и к концу вечера сделал предложение. И Памела, не сомневаясь ни секунды, сказала: "Yes". На следующий день начались осложнения.

Диктор: "Все в один голос говорили ей, что Рэндольф Черчилль – пьяница, скандалист, дон-жуан, за первые десять дней войны он сделал девять предложений и на все получил отказы. Эд Стенли, один из ближайших друзей Рэндольфа, пригласил Памелу на ланч и сказал: "Мисс Дигби, Рэндольф Черчилль - очень плохой человек". "Но он - ваш близкий друг!",- изумилась Памела. "Да, один из ближайших,- кивнул Стенли. - Но это не значит, что он может стать вашим другом".

Марина Ефимова: Только один человек во всей Англии приветствовал этот брак с восторгом, и этим человеком был отец жениха Уинстон Черчилль. Он писал другу:

Диктор: "Через несколько недель мой сын будет на фронте. Неизвестно, что с ним случится. Какое счастье, что он успел сделать свой выбор, что он оставит наследника. Пэм – очаровательная девушка".

Марина Ефимова: Рассказывает политолог Маршалл Шульман, в прошлом-многолетний директор Гарримановского института в Нью-Йорке.

Маршалл Шульман: В ней просто пылал жизненный огонь, она откровенно радовалась жизни и готова была делить эту радость с другими. А вы сами знаете, как это качество привлекает людей.

Несомненно, она была талантлива и обладала острым умом. Более того, у нее был прирожденный дар политика и, в отличие от многих, кого судьба загоняет в политику, Памела получала наслаждение от этого рода деятельности.

Марина Ефимова: Но, насколько я знаю, активно и самостоятельно Памела Гарриман занималась политикой только в последние годы ее жизни?

Маршалл Шульман: Все это началось намного раньше, и первым человеком, вовлекшим Памелу в политику, был ее первый свекор Уинстон Черчилль, в чьём обществе и в чьем доме она провела всю войну, начиная с 1939 года. Именно там у нее появился вкус и к политике, и к дипломатии на самом высоком уровне. И именно там она выучилась тому, что через много лет сумела использовать для реальной деятельности.

Марина Ефимова: Памела Дигби и Уинстон Черчилль понравились друг другу с первого взгляда. Памела стала не только хозяйкой его приемов, но и его собеседницей, вернее, завороженной слушательницей, его конфидентом. "Она не только украшает наш дом,- писал Черчилль сыну в Африку,- но и сумела стать необходимой". Радость жизни действительно била из нее фонтаном, несмотря на войну и бомбежки. В бомбоубежище на двухэтажных солдатских нарах ей уступали первый этаж - она уже была беременна - и она весело вспоминала: "В бункере я спала так: один Черчилль - надо мной, другой - внутри меня". Когда родился мальчик, Памела назвала его Уинстоном. Главные усилия Черчилля в первый год войны были направлены на то, чтобы превратить США в союзника Англии, но у него не было хорошего посредника. Американский посол Джозеф Кеннеди, отец будущего президента, который и вообще-то раздражал англичан своим пессимизмом в отношении возможной войны с Германией, одним своим поступком абсолютно дискредитировал себя в общественном мнении Англии. Когда Лондон начали эвакуировать, он бежал одним из первых. Этого ему не простили. В 1941 году Кеннеди был отозван, и Рузвельт прислал нового посла, Джона Уинанта, а в качестве его помощника - чрезвычайно влиятельного бизнесмена, богача, наследника железнодорожных магнатов 49-летнего Аверелла Гарримана. До войны Гарриман был абсолютно равнодушен к политике, но изоляционизм американцев неожиданно глубоко задел его, он считал, что надо помочь Англии остановить нацистов и решительно взял сторону Рузвельта. В книге Огдена "Жизнь партии" читаем:

Диктор: "Гарриман прилетел в Лондон 17 марта 1941 года, и едва переодевшись отправился в клуб "Чекарт" на обед с Черчиллем. Он сказал, что сделает все для того, чтобы США оказали Англии максимальную помощь, и Черчилль ответил: "Мы примем вас как друга, я обещаю, что лично от вас не будет скрываться ничего". Для того, чтобы вводить Гарримана в курс дела и открыть ему все важные для него отношения, связи и интриги, Черчиллю нужен был нейтральный, не входящий в правительство посредник. Человек верный, умный и деликатный. И он выбрал Памелу. Сыну он написал: "Памела - сокровище и благословение для всех нас".

Марина Ефимова: Памела была изумлена тем, как Гарриман мало знал. Она неустанно объясняла ему различные ситуации, знакомила с нужными людьми, передавала поручения Черчилля, выводила в свет. Он приезжал к ней в любое время с массой вопросов и поручений.

Диктор: "В Америке у Аверелла Гарримана была репутация холодного патриция без чувства юмора, одержимого спортом и окруженного интересными и талантливыми людьми только благодаря жене Мари. Но он был высок, строен, красив как Гарри Купер, и в нем была некая значительность, которую он не всем давал замечать. Аверелл умел мыслить смело. Он и Памела были одного поля ягоды, и они сразу разглядели друг друга. И роман начался так мгновенно и с такой дух захватывающей взаимностью, как будто они давно рвались друг к другу сквозь преграду, которая наконец рухнула".

Марина Ефимова: По описаниям американцев, которые видели Памелу Черчилль в Лондоне военного времени, мы более или менее можем представить себе, какой она тогда была. Вот запись Эри Авеля, журналиста, служившего в войну в летных частях:

​Диктор: "Она была красива так, что дух захватывало. Я и мои приятели не смели даже заговорить с ней, только глядели, не в силах оторвать взгляда от ее рыжих волос, от ее стройных ног и тонкой талии. Все знали, по каким дням она приходила в офицерский клуб, и в тот день все двери были открыты, все чины перепутаны и зал заполнен генералами, майорами и капитанами, до смерти влюбленными в Памелу".

Марина Ефимова: Когда слух о романе Аверелла Гарримана с Памелой просочился в Нью-Йорк, жена послала ему радиограмму: "Держи свои романы при себе и не давай им попасть в газеты, иначе ты получишь самый дорогой развод за всю историю Республики". Нельзя сказать, чтобы это послание дышало любовью. И роман продолжался до того самого дня в октябре 1943 года, когда президент Рузвельт решил за Аверелла Гарримана его дилемму, назначив его послом в Советский Союз. Гарриман принял пост, и их с Памелой любовь стала просто военным романом. Весной 1945 года вернулся домой Рэндольф Черчилль, и Памела поняла, что жить с ним не может. После Гарримана, с его американским демократическим уважительным отношением к женщине, Рэндольф показался ей Бурбоном. Как-то вечером, уже в октябре, она приехала в Уинстону Черчиллю и его жене Клементине, призналась, что жизнь с Рэндольфом не приносит ей счастья, что она хочет разойтись с ним, но боится нанести вред семье. Черчилль дал согласие. После развода пятилетний сын остался с Памелой, она получила скромное, но достойное для жизни содержание от Уинстона Черчилля, немного денег от родителей и уехала в Париж искать счастья. Чтобы дать представление о последующих двадцати пяти годах жизни Памелы Дигби-Черчилль, достаточно сказать, что все главы этой биографической книги о ней, посвященные этим годам, названы именами мужчин. Глава "Фред, Билл и Джок", глава "JFK и Али Хан", глава "Джанни". Упомянут был роман с арабским плейбоем Али Ханом и с известнейшим американским журналистом Эдом Мюрреем, с наследником заводов "Фиата" Джанни Аньелли, с котором она была так близка к замужеству, что даже приняла католицизм. У нее был пятилетий роман с бароном Эли Ротшильдом, наследником крупнейшего французского банка. И прочее. За ней тянулся дымившийся след женской ненависти. Вот как одна из ее биографов, Салли Смит, объясняет успех Памелы.

Диктор: "У нее был стиль гейши, она обволакивала мужчин своим вниманием и восхищением. Она ловила каждое их слово, она умела устраивать приемы, на которых каждый гость чувствовал себя главным. Когда кто-то из женщин заметил, что у Памелы не бог весть какое чувство юмора, один из ее поклонников ответил: "Зато с ней мужчина чувствует, что его чувство юмора - самое лучшее в мире".

Марина Ефимова: В 1960 году жизнь занесла Памелу в Нью-Йорк, где ее встретил и тут же предложил руку и сердце бродвейский продюсер и драматург Леланд Хейуорд. Памела согласилась. Ее жизнь на одиннадцать лет вошла в нормальную светскую колею. За это время только однажды, в 1966 году, на каком-то светском рауте в Вашингтоне они встретились с Гарриманом. Он прикрыл глаза, отвернулся и сразу ушел. В 1971 году Леланд Хейуорд внезапно умер от инсульта. Памела заметалась. Ей было 50 лет и она не знала что делать со своей жизнью. Ее старинная приятельница Кэтрин Грэм, владелица газеты "Вашингтон Пост", чтобы развлечь подругу пригласила ее из Нью-Йорка к себе в Вашингтон на банкет, который устраивала в своем особняке в Джорджтауне. Во время обеда Памела обернулась, чтобы посмотреть, кто сидит за соседним столиком спиной к ней. Человек тоже обернулся. Это был Аверелл Гарриман. Весь обед они просидели спиной к своим столам, рассказывая друг другу прошедшую жизнь. У Аверелла год назад умерла жена. Приемный сын Гарримана и его жена пригласили Памелу провести уик-энд у них в доме на океане. Вечером молодая пара вернулась с прогулки и в гостиной увидела Памелу в растерзанной блузке и Аверелла, по счастливому лицу которого была размазана губная помада. Они поженились через месяц. Авереллу Гарриману было 79 лет. Профессор Шульман, какого рода был это союз? Ведь Гарриману было под восемьдесят и они прожили всю жизнь врозь?

Маршалл Шульман: Их брак был замечательным. Памела была необыкновенно любящей и заботливой женой. Когда у Аверелла начали сдавать слух и зрение, она приводила к нему людей, чьи беседы стимулировали его мозг – это были ученые, политики, молодежь. Каждое утро она устраивала ему короткую политинформацию, включая в нее острые и смешные высказывания журналистов. И то, что Гарриман до самой своей смерти остался таким, каким он был – умнейшим, остроумным человеком – безусловно, ее заслуга. Но и сам Гарриман заботился о будущем жены. Зная, что он умрет намного раньше нее, он передал ей все свои знания и все свои связи. Он всячески поощрял ее самостоятельность в политике, чтобы после его смерти она не осталась без дела.

Марина Ефимова: И Памела приняла от мужа политическую эстафету.

Маршалл Шульман: Памела стала убежденным демократом под влиянием своего третьего мужа Аверелла Гарримана. И, как во всем в жизни, она начала заниматься делами Демократической партии со страстью. Во время затишья 80-х годов, когда победили республиканцы, Памела Гарриман сделала свой дом штабом оппозиционной партии. Там за ланчем проводились настоящие военные советы, а за обедом - горячие дискуссии по всем важнейшим вопросам, включая обсуждение кандидатов и создание денежных фондов для будущей избирательной кампании. Эти фонды были жизненно необходимым фактором для возрождения могущества Демократической партии в Сенате.

Марина Ефимова: И когда получил шанс стать президентом кандидат от Демократической партии Билл Клинтон, Памела Гарриман создала огромный фонд на проведение его избирательной кампании. Она просто объявляла, что на ее воскресный прием может попасть всякий, кто заплатит тысячу долларов за билет. И от желающих не было отбоя - многие богатые люди мечтали поглазеть на элиту, на голливудских звезд, на кандидата в президенты, наконец, на саму знаменитую хозяйку Памелу, которая любила называть себя всеми четырьмя фамилиями Дигби-Черчилль-Хейуорд-Гарриман. После победы на выборах президент Клинтон назначил Памелу Гарриман послом во Францию. Профессор Шульман, все же это удивительно: одно дело - собирать фонды на предвыборную кампанию, а другое дело - быть послом. Разве у Памелы Гарриман хватало для этого профессионализма?

Маршалл Шульман: Дело в том, что в государствах трудных, потенциально опасных, послами назначаются профессиональные дипломаты самой высокой квалификации. Ну, а послами во Франции, в Англии должны быть не чиновники, а богатые, влиятельные, родовитые люди, потому что в силу традиций этих стран послы должны войти в высшее общество и соответствовать этому образу жизни. Кроме того, для отношений с такими странами чрезвычайно важно, чтобы посол не просто предпринимал действия в соответствии с инструкциями, но мог снять трубку и позвонить президенту, с которым он просто лично дружен. Так что это стало вполне оправдавшей себя традицией - давать посольские посты политическим союзникам президента.

Марина Ефимова: Начиная с 1974 года Памела Гарриман несколько раз посещала Россию. Сначала вместе с Авереллом Гарриманом, который, кстати, основал в Нью-Йорке Институт по изучению России, а потом одна.

Маршалл Шульман: У Памелы был особый интерес к России, ей она нравилась, и нравились люди, к которым она всегда относилась как к личностям, а не как к стереотипам, что часто случается на Западе. У нее там осталось немало друзей, и она всегда была уверена, что эволюция России в демократическом направлении имеет для всего мира значение первостепенной важности.

И каждый раз когда она видела в газетах пугающие заголовки о России, она немедленно звонила и спрашивала: "Что там происходит? Действительно так плохо?"

Марина Ефимова: А как на нее реагировали в России? Вот что рассказал в беседе с нашим корреспондентом Раей Вайль профессор Браунского университета Сергей Никитич Хрущев.

Сергей Хрущев: Понимаете, ведь она связала свое имя с именем великого американца, который много сделал во время войны, когда он был послом. Это был человек, который все время пытался найти общий язык. В дипломатии общий язык значит еще больше, чем в семье, потому что если в семье вы можете развестись и найти себе другую пару, то в дипломатии вы этого сделать не можете, вы должны только договориться. И Гарриман - это был тот человек, который договаривался со Сталиным. Ему, конечно, это не удалось в тот момент, старик был настроен если не на войну, то на серьезную конфронтацию. Потом очень запомнилась моему отцу его встреча в 1959 году. Он рассказывал, как в конце визита Гарриман пригласил весь бизнес, всех инвесторов Америки на встречу с Хрущевым для разговора - как можно начать? Ведь мы иногда забываем, с чего мы тогда начинали. В то время американцы с нами не торговали вообще. Не то, чтобы как сейчас: вообще - это значит очень мало. Нет, вообще. Они не покупали ни бутылки водки, ни одной банки крабов, потому что считали это для себя принципиально недопустимым. И Гарриман вместе с Хрущевым начинали где-то находить общий язык, во что-то вкладывать деньги. И тогда с большим скрипом этот корабль сдвинулся. Он еще много раз садился на мель и на камни – то нам продавали трубы большого диаметра, то не продавали. Я помню, как после Берлинского кризиса Гарриман одолжил у своего приятеля большую яхту, приехал к Никите Сергеевичу в Пицунду, где тот отдыхал, и они долго разговаривали о том, что же можно в этом мире сделать. И они находили общий язык. В этом большая заслуга Гарримана. Я думаю, что его супруга многому научилась от него, может быть, и его научила.

Рая Вайль: Говорят, она была невероятного обаяния женщина, которая всех умела очаровать.

Сергей Хрущев: Не знаю. Никита Сергеевич был человек контактный. К женщинам, правда, он относился по-своему. После встречи в Вене сказал: "Все говорят, какая красавица жена у Кеннеди, а я ничего в ней не нашел". Потом сказал: "В конце концов, это не моя, а его жена".

Марина Ефимова: Очаровать Францию было легче. Вот что рассказывает известный американский журналист Ральф Белведер.

Ральф Белведер: Когда года два назад в Париже я освещал визит госсекретаря, то во время визита царил не он, а посол Памела Гарриман. Всеми уважаемая и влиятельная, она с редким изяществом и элегантностью руководила визитом и чрезвычайно способствовала его успеху. На долю Памелы Гарриман выпал очень трудный период отношений США с Францией, когда между двумя странами было множество напряженных моментов. Но она смогла сгладить все конфликты так успешно, как вряд ли сумел бы любой другой посол в подобной ситуации.

Марина Ефимова: Во время одного из интервью с Памелой Гарриман кто-то из журналистов спросил ее, хотела бы она прожить свою жизнь по-другому? "Ни за что!",- ответила Памела. "Вы прожили счастливую жизнь?" "Очень! - ответила она. - Очень! Я вычерпала колодец до дна".