В разделе «Путешествия» – украинский историк культуры, режиссёр, доктор философских наук Лидия Стародубцева. Тема нашего разговора – философия как путешествие.
– Я абсолютно уверена в том, что философия — это не просто интеллектуальное путешествие, это одно из самых захватывающих из всех возможных путешествий. На первый взгляд оно может показаться безопасным. Что может быть проще: уселся поудобнее в кресле, набил трубку табачком и погрузился в размышления. Но тут-то и начинается самое интересное, распахивается целая Вселенная. Впрочем, лучше меня об этом когда-то говорили древние, к примеру, китайский мудрец Лао-Цзы: «Не выходя со двора, можно узнать мир». А неоплатоник Плотин словно бы вторил ему: «Обрати свой взгляд внутрь себя и смотри». Такие странствия, которые у внешнего наблюдателя способны вызвать разве что недоумение, иногда называют путешествием вглубь самого себя, путешествием в сознание. Впрочем, конечно же, это только на первый взгляд все так просто. Чтобы начать интеллектуаgльное путешествие, нужно всего-то ничего — сорвать стоп-кран мчащегося поезда своей жизни. Остановиться, сделать паузу и начать думать. Потому что, я в этом убеждена, жить и думать одновременно невозможно, или то, или другое. Входной билет в интеллектуальное путешествие – отказ от жизни в пользу мысли. И тот, кто хотя бы раз отважился совершить такое путешествие, знает, что философия очень рискованное странствие.
Представим себе домоседа, который приехал в чужую страну, он не знает языка, он путается с названиями улиц, он не понимает, как здесь все устроено. Дома не такие, люди какие-то странные. Он попадает в самые нелепые ситуации, в общем начинаются приключения. Так же и с философией. Ты затеваешь авантюру мысли, попадаешь на неизвестную территорию смыслов, здесь все чужое, здесь царят законы, которые ты не знаешь, здесь повсюду ловушки и неведомо, как их избежать. С этого, собственно, и начинается интеллектуальное путешествие.
Пожалуй, главная опасность — поддаться соблазну мыслить иначе, а это значит потерять себя, потерять свою комфортную привычную модель мира. Ты вдруг лишаешься всех оснований, теряешь почву под ногами, ставишь под сомнение то, что еще вчера казалось таким самоочевидным, и оказываешься буквально подвешенным над пропастью. Страх и восхищение, головокружение. Да, вы правы, философия — это интеллектуальное путешествие, но это особое путешествие, бегство от себя самого прежнего через себя самого меняющегося к себе же самому изменившемуся. Это странствие, во время которого сам странник становится другим. Человек задумавшийся — это уже другой человек. Тот же человек, прочитавший Спинозу и Декарта — это уже третий человек. Тот же человек, задумавшийся после того, как он прочитал Спинозу и Декарта — это уже четвертый человек и так далее. Философ в своем путешествии то и дело теряет себя и свой обжитый мир, а взамен… а что он обретает взамен? Разве что вечную метаморфозу ускользающего смысла. Идти надо наощупь, вслепую, в одиночку в незнакомом пространстве. Мысль — это приключение. Приключение, в котором ты один на один с абсолютной непредсказуемостью.
–Лидия, цель профессиональных путешественников – открытие материков, горных хребтов, проливов. Какие открытия может сделать философ-путешественник?
–Вы говорите цель профессионального путешественника — открытие новых материков? Но так ли это? Материк-то уже существовал до того, как сюда прибыл путешественник, даже если он и называет себя первооткрывателем. Эта земля новая относительно, новая для него самого, тех, кто раньше не подозревал о ее существовании. Что делает в таком случае профессиональный путешественник? Именует новую землю и наносит ее на географическую карту. Наверное, так же поступает и философ. Он открывает то, что уже есть, и наносит новые контуры на ментальную карту, карту своего мышления. Материки, горные хребты, проливы для философа всего лишь вспышки догадок в особых точках, точках вопрошания. Что такое время? Что такое пространство? Что такое сознание? Как возможно мышление? И вообще, почему существует нечто, а не ничто. Но, конечно, главная цель философа-путешественника, выражаясь старомодно, пафосно — это открытие материка под названием Истина. На эту неведомую землю философ и держит путь. Но что делать, когда кажется, что уже вот-вот замаячил на горизонте этот материк? Покорять новую землю? Поселиться в ней? Идти дальше? Вспомним Сёрена Кьеркегора, он говорил так: «Истину нельзя познать, ею можно только быть или не быть». Между прочим одна из любимых загадок Кьеркегора звучит так: «Если бы вдруг перед вами явилась некая прекрасная дама с весами в руках, на одной чаше истина во всем ее ослепительном великолепии, но без пути к ней, а на другой чаше путь к истине, но без гарантии, что в конце пути эта истина будет найдена, что бы вы выбрали — истину или путь к ней?». Отгадка простая: если ты философ, то выберешь путь, потому что философу не нужна кем-то найденная готовая чужая истина, философ ищет свою. Это то, как если бы в руках у него была старая ошибочная карта с пробелами, а он изобретает новые концепты и наносит их на новую уникальную карту своего интеллектуального ландшафта. Представьте себе, что у каждого профессионального путешественника будет своя географическая карта мира, и все будут друг от друга отличаться. Так же с ума можно сойти. Но именно так и происходит у философов, у каждого из них своя карта мира. Философ не первооткрыватель истины, он ее картограф.
–В мире много разных философских школ. Их можно сравнить с путешествиями в разные края, страны, континенты?
–Безусловно, именно так. Знакомство с разными философскими школами — это своего рода кругосветное путешествие. Только я бы не путала философский туризм и мудрое странничество. Философский туризм — это осмотр достопримечательностей, в лучшем случае поверхностный транзитный взгляд на историю философии. Мудрое странничество — это укорененность в странствии как необходимое условие твоего собственного мыслительного движения. Карл Ясперс признается, что когда ему однажды предложили прочесть курс истории философии, он поначалу сомневался, даже подумывал — а не отказаться ли ему? Причина сомнений в вопросе: как один мыслитель может излагать другого, не становясь им? В любом случае Аристотель не будет в этом лекционном курсе Аристотелем — это будет интерпретация Аристоля Ясперсом. В итоге Ясперс все-таки прочел этот курс лекций. Выход он нашел в своего рода упражнении на мышление в стилях. Сегодня мы попробуем мыслить так, как мыслил Аристотель, завтра так, как мыслил Монтень, послезавтра так, как мыслил Шеллинг и так далее. Очень немногим дается медленно вчитываться, вдумываться в тексты философов, живших сотни или даже тысячи лет тому назад, относиться к каждому из них так, как если бы они были современниками, вступать в диалог с ними и в конечном счете учиться думать иначе. Это и есть настоящее философское путешествие. И не всякий философ к нему способен. Вообще, я думаю, что все философы делятся на оседлых и кочевников. Оседлые — те, которые уже нашли свою объяснительную модель мира и мыслят внутри этой клетки интеллектуальных конструкций, в которую сами же себя и заточили. Особенно это характерно для философов нео и пост, неоплатоники, неокантианцы, неогегельянцы, постструктуралисты, постмарксисты и так далее. Фундаменты мыслительных домов уже заложены, защитные стены возведены, осталось только заниматься декорациями и мелким внутренним ремонтом. Достаточно объявить себя представителем той или иной школы: я последователь аналитической философии, или: я сторонник лаканианского психоанализа. И ты уже не странник, ты обрел свой дом, да еще и повесил над входом ярлык. Именно таковы, как правило, университетские профессора философии, они без устали пишут свои статьи, монографии, выступают на конференциях, уточняют значение тех или иных понятий, занимаются сравнительными исследованиями и дополняют уже какую-то принятую систему знаний. Мне же больше по душе философы-кочевники, те, которые бесстрашно покидают зону комфорта и отправляются в путь в поисках нового. Именно таких Шопенгауэр, противопоставляя их профессорам, называл самомыслителями. Самомыслители — это всегда интеллектуальные кочевники. Тот, кто уже подсел на изысканный наркотик, который называется «мысль», испытывает самую настоящую зависимость, ему нужна все большая и большая доза, доза мышления. Он ставит все новые и новые вопросы, не находя ответов на родине, отправляется в путь за ответами в чужие страны. Если он находит ответ, то он может построить в такой эмиграции свой новый дом. А если нет, а именно так чаще всего и бывает, то предпринимает новое путешествие, а вслед за ним еще одно и еще, и еще. У таких философов нет, в принципе не может быть своего дома, они все время в пути. Их дом — это и есть путь. Да, скажете вы, но они же такие несчастные, бесприютные скитальцы. Нет, философов-кочевников не нужно жалеть, им можно только позавидовать, ими можно только восхищаться. Так сложнее, но интереснее. Сложность такого философского путешествия в том, что истина становится для тебя относительной. Представим себе путешественника, который на родине питается, скажем, фруктами, в другой стране он пробует лягушек, в третьей крабов, а в четвертой вообще знакомится с каннибалами. Так же и с философией. Всякий раз выход из своей прежней системы интеллектуальных координат и знакомство с новой философской традицией расшатывает твою веру в одну-единственную истину. Есть искушение стать всеядным. Всеядным эклектиком. Впасть в иронию, скепсис, нигилизм. Противоядием здесь служит разве что искусство не привязываться ни к одной из философских систем, ни к одной из философских школ, ни к одному из философских течений, свободно парить над ними и быть убежденным кочевником.
–Вы живёте в Харькове, городе, с которым ассоциируется имя философа и поэта Григория Сковороды. Есть в Украине такое понятие как «украинская идея»?
–По-украински Григория Саввича Сковороду называют «мандрiвный философ» или «философ в мандрах», что значит «странствующий философ». Этот образ в истории культуры сложился очень давно, еще в так называемое осевое время, в VIII-III веках до нашей эры. Это учителя-странники в Древней Индии, это странствующие пророки в Иудее, это бродячие философы Древнего Китая и Древней Греции, исламские мудрецы-дервиши. Странствующим философ был не в переносном, а в прямом смысле. Переходил из деревни в деревню, из города в город, проповедуя свое учение. Мой земляк украинский философ Григорий Сковорода, пожалуй, был единственным, кто этот старинный образ перенес в новое время, в эпоху казацкого барокко. Он удалился от мира, отправился в свой одинокий путь скитания, взяв с собой в дорогу посох, Библию, флейту и сборник своих стихов. Он всю жизнь странствовал, и не только в географическом пространстве, но и в интеллектуальном. В его трудах встречаем памятные знаки об этих путешествиях: и платонизм, и Сенека, и Библия, и украинские байки. Если в Украине есть такое понятие, как «украинская идея», то оно связано именно с этим образом одинокого кочующего философа. Если так, то украинская идея — это мудрость сердца, всеприятие, неприкаянность, метафизическая бездомность и неуловимость. Если можно в одной фразе вместить суть украинской идеи, то скорее всего это будет знаменитая эпитафия Сковороды, его слова о своем путешествии длиною в жизнь: «Мир ловил меня, но не поймал».
–Лидия, мы до сих пор говорили о метафизике путешествий. Вы любите путешествовать, так сказать, физически? Что вам запомнилось? Куда бы вы хотели вернуться?
–Бесконечно люблю перемещаться в пространстве. Побывала, наверное, в двух десятках стран: США, Голландия, Бельгия, Франция, Германия, Италия, Испания, Венгрия, Чехия, много других. В последние годы все чаще осуществляю паломничество в страны Востока — Израиль, Иордания, Турция. В некоторых городах жила подолгу, к примеру, в маленьком голландском городке Неймеген, в турецком Архави. Что запомнилось? Каждая встреча, каждая архитектурная деталь, каждый листик на дереве, каждый звук, каждый запах. Удивительный факт: дома время мчится так незаметно, что из нескольких лет в памяти остается от силы два-три эпизода, а во время путешествия ты становишься словно бы другим. Ты становишься настолько внимательным, чутким, восприимчивым, настолько обостряются все пять чувств, что по прошествию многих лет помнишь практически все. Сегодня мне достаточно закрыть глаза, через миг я уже слышу гул Манхеттена, созерцаю раскаленный Рим со смотровой площадки купола собора Святого Петра, стою под дождем на набережной Сены, блуждаю каменными лабиринтами андалусского Кадиса или наблюдаю за жизнью чаек, ловлю брызги на борту кораблика, плывущего по проливу Босфор. То, что обретаешь в путешествии, остро, рельефно, ярко. И всю эту огромную вселенную ты носишь в своей маленькой черепной коробке. Таково волшебство памяти. А что до вопроса, куда бы я хотела вернуться, ответ прост — домой. Правда, открытым остается другой вопрос: где мой дом? С одной стороны это изумительный краснокирпичный полуразрушенный домик в Саммеровском переулке в самом сердце украинского Харькова. С другой стороны мой дом — необъятный мир, в котором я всего лишь один из любителей путешествий и физических, и метафизических.
