- Правительство России расширило перечень импортного медоборудования, которое не следует покупать государственным клиникам.
- "Вигиланты" взяли на себя функции полиции нравов, а полиция им потакает или делает вид, что их нет.
Медики, руководители пациентских и благотворительных организаций в России бьют тревогу: правительство ввело новые ограничения на закупку государственными больницами и поликлиниками импортного оборудования и материалов. На сайте change.org уже собирают подписи под петицией с требованием отменить запрет на закупки импортной медтехники.
Вот что думают об этом директор Фонда помощи больным муковисцидозом "Кислород" Майя Сонина и врач-эндокринолог, специалист по паллиативной помощи, член правления благотворительного фонда "Справедливая помощь Доктора Лизы" Ольга Демичева.
Видеоверсия программы
Ольга Демичева: "Запрет" – само по себе уже тревожащее слово. Когда что-то не разрешают, возникают вопросы: почему, какие это будет иметь последствия, кому выгоден запрет, а кому он невыгоден?
Марьяна Торочешникова: Но они же говорят: "Мы не запретили, мы просто ограничили. Пусть российские производители стараются и поднимают отечественное производство. И зачем нам возить какие-то импортные дорогостоящие аппараты и препараты, если мы сами можем все это сделать?..".
Ольга Демичева: Я была бы счастлива, если бы российское производство было абсолютно конкурентоспособно на мировом рынке, и желаю этого всем российским производителям. Но когда мы что-то уже запрещаем с точки зрения тех торгов, которые идут явно не в пользу зарубежных производителей, мы ставим их в неравные условия в плане конкуренции с российскими производителями, заведомо вытесняем их с рынка. Это уже нечестная конкуренция. И возникает вопрос: если мы делаем конкуренцию заведомо нечестной, значит мы сомневаемся в собственном производителе, понимаем, что он не выдержит честную конкуренцию?
Марьяна Торочешникова: Может быть, их просто стимулируют, дают им какие-то дополнительные преференции, чтобы они производили больше, лучше, дешевле?
Если мы делаем конкуренцию заведомо нечестной, значит мы сомневаемся в собственном производителе
Ольга Демичева: А как можно простимулировать производить лучше, когда заведомо понятно: что бы ты ни производил, ты имеешь дополнительно свои бонусы в 15% при торгах, на основании которых ты отыграешь себе право на поставки оборудования или расходников? И будет вытеснен с рынка тот производитель, который делает изделия явно лучшего качества. Ведь можно привести море примеров, сравнивая имеющиеся отечественные и импортные изделия.
Марьяна Торочешникова: Сейчас в основном говорят об аппаратах искусственной вентиляции легких, и это тем более актуально, что в этом году приняли закон о паллиативной помощи. И вроде как у людей появилась теоретическая возможность получать от государства эти аппараты ИВЛ, но врачи говорят, что российские аппараты совершенно не приспособлены для работы в домашних условиях.
Ольга Демичева: Действительно, я с трудом представляю организацию ИВЛ на дому с отечественными аппаратами: и с импортными-то это непросто. Это же не просто искусственная вентиляция легких. Там должна быть очень серьезная обратная связь, должны анализироваться определенные параметры, ведь наша задача - не просто вернуть домой неизлечимо больного человека, но и организовать ему существование в домашних условиях при определенном качестве жизни семьи (особенно когда речь идет о ребенке). И, к сожалению, когда мы говорим о высокотехнологичном оборудовании, которое требует соблюдения целого ряда серьезных параметров, обеспечивающих жизнь человека, наши устройства пока еще проигрывают. Есть к чему стремиться, только давайте развиваться честно, а не идти по пути искусственного вытеснения с рынка хороших товаров.
Вот у нас сегодня в аптеках можно спокойно купить глюкометры как импортных, так и отечественных производителей. И, поверьте мне, отечественные глюкометры уступают и в точности, и в удобстве измерений, и в своем эстетическом облике, и в том, как по экспоненте они начинают привирать при слишком низком или слишком высоком сахаре.
Марьяна Торочешникова: А это чревато последствиями для конкретного человека.
Ольга Демичева: Да взять те же памперсы - у нас есть хорошие памперсы отечественного производства для детей или взрослых? Может быть, они и есть, но мне не попадались. А ведь памперсы - это огромное счастье для паллиативной помощи. Еще недавно люди лежали на мокрых пеленках, которые никто не перестилал. Это и неловко, и дискомфортно, и пролежни образуются быстрее, и запах неприятный. Это недостойно человека!
Марьяна Торочешникова: А сейчас получается, что мы медленно, но верно возвращаемся...
Ольга Демичева: Да, отматываем время назад, уходим в те годы, из которых мы вырвались и спрогрессировали. А смысл?..
Марьяна Торочешникова: Либо платите из своего кармана…
Ольга Демичева: Так вынуждают платить! Ну, кто захочет, чтобы близкий человек лежал в негигиеничных условиях?.. Нормальные люди, конечно, будут приобретать за свой счет.
Марьяна Торочешникова: Но не у всех нормальных людей есть на это деньги.
Ольга Демичева: Для этого существуют благотворительные фонды...
Марьяна Торочешникова: Майя, вы в своем посте в Facebook обратили внимание на то, что все нынешние ограничения, помимо всего прочего, ударят еще и по благотворительным организациям, которые работают с паллиативными больными, помогают людям с разного рода заболеваниями, в лечение которых государство не очень вмешивается.
Майя Сонина: Сейчас потенциальные пациенты пишут в соцсетях: "Ну, тогда все пойдем в благотворительные фонды...". Но вся вместе взятая благотворительность не в состоянии обеспечить то, чего будет в итоге не хватать. Вот в такую ситуацию нас поставили: и нас, и врачей, и пациентов. Это страшно!
Это точно не в интересах пациентов, хотя их, наверное, будут уверять в том, что нужно поддержать отечественного производителя: патриотизм и все прочее… Но мы-то прекрасно понимаем, в чьих это интересах. Да, в интересах отечественного производителя это прекрасно. Нас уверяют: "Это же не запрет, это всего лишь ограничение госзакупок". Но мы знаем, что есть уже давно действующие ограничения закупок оригинальных препаратов, в которых нуждаются, в частности, и наши пациенты с тяжелым орфанным заболеванием. Благодаря тому лечению, которое сейчас есть на Западе, такие пациенты ведут вполне свободную жизнь, а у нас они, к сожалению, умирают рано. Эти ребята открывают интернет – и видят, как живут их сверстники на Западе: занимаются спортом, получают целевое лечение. А у нас это будет стоить порядка 300 тысяч долларов в год. И это пожизненно. У нас эти препараты не зарегистрированы. И я не знаю, чего нам ожидать...
Замена симптоматического лечения происходит с использованием дженериков (заменителей), не оригиналов. И мы как благотворительный фонд покупаем для лечения тяжелого ребенка, который лежит в больнице в регионе, и отправляем туда со всеми сертификатами и чеками курс, допустим, дорогостоящих антибиотиков, которые действительно помогают этому ребенку (вместо тех препаратов, которые есть в аптеке больницы). Вот эти ужасные препараты-заменители, к сожалению, очень токсичны. А больница просто отказывается принимать от фонда эти препараты.
Ольга Демичева: И все получается как бы по закону. Когда стороннее лицо приносит для пациента, лежащего в больнице, некий лекарственный препарат, могут сказать: "Препарат неправильно хранился, где был приобретен, как его транспортировали – неизвестно. Вполне возможно, что это дорогостоящее лекарство к моменту доставки утратило свои свойства". Это лукавый ответ. Понятно, что если это адресная доставка очень дорогого препарата, закупленного фондом для конкретного пациента, то это все транспортируется строго по правилам, доносится и довозится не хуже, а иногда и лучше, чем при массовых закупках препаратов.
То, о чем говорит сейчас Майя, - это обычная практика. В аптеке больницы есть дженерик (копия препарата) отечественного, например, производителя, худшего качества, чем оригинальный препарат. Оригинальный препарат закупается, чтобы было меньше побочных эффектов – и так тяжеленные дети… По факту клиника не имеет права, и они боятся принять – это может быть очередное "дело врачей": приняли неизвестно откуда...
Марьяна Торочешникова: Такое ощущение, что люди, устанавливают такие правила, бессмертны, что ли, никогда не болеют... Они сами-то не боятся, что однажды их положат в отделение паллиативной помощи или в больницу, где им вставят эндопротез российского производства? Почему же тогда они это делают?
Ольга Демичева: Хороший вопрос! Ради чего мы организуем здравоохранение? Ради здоровья граждан страны. Первые люди, которых надо поддерживать в этом случае, - это люди, которые любо больны, либо нуждаются в профилактике тех или иных заболеваний. И если мы не разворачиваем здравоохранение лицом к объекту оказания помощи, то завтра, якобы поддерживая отечественного производителя, мы вместо обозначенного президентом страны роста продолжительности жизни получим ее снижение.
Марьяна Торочешникова: На днях уже Голодец приводила какие-то цифры за первые месяцы 2019 года...
Ольга Демичева: А потому что чудес, к сожалению, не бывает. Хочется, чтобы продолжительность жизни росла, только это ведь делается не указами, а определенными разумными усилиями, нацеленными на здоровье граждан, а не на ухудшение этого здоровья.
Кстати, об отечественном производителе. У нас есть роскошные меценаты, великолепные люди, которые занимаются отечественным производством. Покойный Тетюхин создал фантастический Нижнетагильский травматологический центр. Эндопротезы, которые изготавливались из титана на производстве при этом центре, могли конкурировать с импортными. И как его поддерживали в последние годы? Ему, по сути, уничтожали клинику, его лишили больших планов по ОМС, а это те деньги, которые приходят с пациентами на лечение. Нижний Тагил, вся Сибирь - это все было поставлено под угрозу уничтожения. Человека не стало, его имя присвоили центру. Вот был отечественный производитель, вот таких бы побольше! Но ведь поддерживают-то не их.
Марьяна Торочешникова: А кого?
Ольга Демичева: Я не знаю, кто он – гипотетический отечественный производитель. На моей памяти Брынцалов с инсулином – страшно вспоминать!.. А это был отечественный производитель, которого поддержали: еще та афера! За это расплачивались больные диабетом.
Марьяна Торочешникова: Но там же не дураки сидят, наверное.
Якобы поддерживая отечественного производителя, мы вместо роста продолжительности жизни получим ее снижение
Ольга Демичева: Нет, конечно. Я думаю, что люди, руководствуясь абстрактными благими намерениями поддержать отечественного производителя, забыли, ради чего они его поддерживают. А если они его поддерживают для того, чтобы развивалось отечественное здравоохранение, совершенно не обязательно сегодня это здравоохранение убивать. Мы не знаем, когда наш производитель разовьется до такого уровня, что мы будем в аптеках говорить: "Мне, пожалуйста, только российский глюкометр, памперсы только отечественного производства. И в мою клинику – только тот аппарат ИВЛ, который произведен в России, и аппарат МРТ тоже". Но ведь пока этого нет. Так почему же сегодня надо устраивать эту яму для пациентов и вытеснять их в частные клиники, где закупаются лучшие расходники, тратятся деньги на дорогую аппаратуру? А людям в частной клинике хочется работать на том уровне, который позволит им привлекать к себе пациентов. Чем хуже те, кто поступает в государственную систему здравоохранения?..
ХУЛИГАНЫ ИЛИ БЛАГОРОДНЫЕ МСТИТЕЛИ?
Похоже, можно говорить, что в России появились и своя вселенная Marvel, и свои "мстители". SERB, НОД, "Трезвые дворы", "Казаки" и прочие "Стоп Хамы" несут в массы свои представления о законе, справедливости и порядке. А если массы отказываются их принимать, то на помощь приходят кулаки, нагайки и полиция. У этих "мстителей" есть и другое определение – "вигиланты". О том, кто это, и почему, несмотря на часто противоправные действия с их стороны, полиция закрывает на них глаза, рассказывает руководитель исследовательских программ фонда "Общественный вердикт" Асмик Новикова.
Асмик Новикова: Многие вигилантские организации пытаются подменить собой полицию, это такие квазиполицейские. А мы хотим, чтобы у нас в стране была профессиональная полиция, чтобы наши люди в полной мере пользовались своими правами, а риски, которые возникают и в связи с деятельностью полиции (а теперь уже квазиполиции), сводились к минимуму. Предъявляя гражданам требования, часто они однозначно демонстрируют, что "в случае чего мы применим силу". То есть происходит репрезентация того, что "мы - группа сильных и крепких молодых людей, которые борются за общественные блага".
Возникает ситуация конфликта, людей избивают. Но если человека ударил полицейский, то правила игры понятны: ты можешь идти в Следственный комитет с жалобой на его действия, и полицейский несет должностную ответственность. Если же тебя ударил вигилант, то полиция в лучшем случае скажет: "У вас легкий вред здоровью - это не наша подследственность, вам надо идти к мировому судье", то есть публичные органы расследования самоустраняются. А значит, человек, которого избил квазиполицейский, должен сам расследовать это и доказывать свою правоту. Уязвимость тут выше, если говорить про правовую сторону.
Марьяна Торочешникова: Не говоря уже о том, что часто можно видеть полицейских, которые или находятся в компании тех, кого называют вигилантами, или просто наблюдают за тем, что делают другие люди, никак не останавливая явное правонарушение.
Асмик Новикова: Здесь сложно давать оценки, так как мы не знаем официальной позиции МВД. Судя по тому, что они говорят вслух, этих вигилантов как бы и нет. Когда они комментировали, например, события в "Яме" в Москве, – как будто там и не было никаких активистов. Выносится за скобки то, что там была группа "Лев против", которая принуждала граждан соблюдать порядок, изымала и уничтожала алкоголь. Все это – правонарушения. Полиция же комментирует это так, как будто бы там никого не было, называя все это "профилактическими мероприятиями", которые проводила сама полиция.
Я как социолог неплохо владею методом наблюдения, и я решила, что пойду в "Яму" и понаблюдаю, как проходит рейд. У меня пока нет окончательных выводов. Но, во-первых, полиция не сопровождает "Лев против": это так кажется по видео, которое, как правило, монтирует сам "Лев против". Но сейчас очень много других видео, сделанных свидетелями происходящего. И по видео складывается впечатление, что полиция вместе со "Львом против" ходит с этими рейдами.
На самом деле чаще всего полиция в полуприпадочном состоянии бегает за "Львом против" по "Яме" в попытке пресечь возможную эскалацию насилия. Зная, что сейчас ситуация может превратиться в побоище, полиция пытается очень быстро оказаться на этом месте, чтобы предупредить это. Я это видела сама. У меня не сложилось впечатление, что это совместный рейд с полицией - это не совсем так. Это именно та ситуация, когда полиция вынуждена сопровождать этот рейд, чтобы предупредить грубое насилие.
Кроме того, "Лев против" – тоже не какая-то кучка спортсменов, которые собрались и целеустремленно ходят по "Яме", и их заметно. Нет, они рассредоточиваются, их много, у них есть свои квазиоперативники, которые тоже сидят в "Яме", смотрят, кого-то выискивают. При этом мы видим, что где-то ходит Лазутин, лидер "Льва против". Никто из окружающих не подозревает, что рядом с ними вигилант из этого движения. И, видя, что что-то происходит, они идут к полицейским и говорят: "Они здесь пьют". А полицейские производят общее впечатление каких-то полурастерянных, они не очень понимают, как на все это реагировать, и все это создает им кучу проблем. Но почему бы полиции не отреагировать на те выпады, провокации и выходки, которые происходят непосредственно во время рейда? Например, в случае, когда выливается чужой алкоголь: человек может заплатить штраф, но отдайте ему его вино. Или когда в толпу распыляется газовый баллон, и это называется "самооборона". Но это не является самообороной.
Марьяна Торочешникова: По меньшей мере, это может быть расценено как "мелкое хулиганство".
Асмик Новикова: Если брать предыдущие рейды, которые были на Болотной площади, то очень часто "Лев против" выступают как понятые или как свидетели, когда полиция приезжает разбираться. Но они – участники конфликта, они не могут быть понятыми. И есть ощущение, что полиция пока не очень понимает, как им быть в этой ситуации. А власти принимают "прекрасное" решение – они просто закрывают "Яму".
Марьяна Торочешникова: Могли бы вы разделить существующих в России вигилантов по типам? Понятно, что каждый из них "борется за справедливость" - вот кто за какую "справедливость" борется?
Асмик Новикова: Они очень разнообразны. Очень много квазиполицейских. Например, "Казаки" - это, строго говоря, не вигиланты, потому что их деятельность регламентирована профильным законодательством, то есть это "сертифицированные" квазиполицейские. Но тут все равно размывается ответственность вигиланта за его действия, она не квазидолжностная, как, по идее, должно было бы быть тогда. В случае с "Казаками" мы это видим в полный рост. Фонд "Общественный вердикт" ведет три дела, где люди были избиты, в том числе "Казаками". И официальное следствие (то есть дознание МВД) отказалось возбуждать дело, потому что это легкий вред здоровью.
Есть вигиланты, которые не пытаются изображать из себя полицейских (кстати, игры в полицейских и имитация полицейской деятельности запрещены по российскому законодательству). А вот "Офицеры России", видимо, об этом не знают: у них даже форма похожа.
Есть вигиланты, допустим, "Хрюша против", которые борются с просроченными продуктами: они подменяют собой не полицию, а другие государственные структуры. Есть НОД и SERB – очень часто это просто провокаторы. Но обязательно все облекается в какую-то моральную оболочку, какая-то нравственная подоплека транслируется с той или иной степенью примитивности или усложненности, и получается, что это как бы "полиция нравов". Мы часто наблюдаем, что НОД или SERB своими акциями не просто срывают какие-нибудь церемонии, выставки, а там, где не было бы правонарушения, они своими действиями намеренно его создают. Человек стоит в одиночном пикете, появляется представитель НОД или SERB и встает рядом, а это же запрещено: есть какие-то 15-минутные интервалы, расстояние 50 метров... И получается, что фактически они вытесняют из публичного пространства тех людей, которые хотят выйти с одиночным пикетом.
Вигиланты берут на себя "полномочия" устанавливать некий идеологический и общественный строй, используя при этом насилие
Мы относим их в вигилантам, потому что они не исключают для себя применения насилия. Мы защищаем отставного майора Скубака, которого SERBовец полил ряженкой у Государственной Думы. Они берут на себя "полномочия" устанавливать некий идеологический и общественный строй, как они его себе представляют, используя при этом насилие.
Марьяна Торочешникова: Робин гуды… Робин Гуд ведь тоже в некотором роде вигилант.
Асмик Новикова: Да, конечно.
Марьяна Торочешникова: А где их больше – в регионах или в Москве?
Асмик Новикова: Это вполне распространенная практика. Период "цветения" виджилантизма был лет пять назад. Сейчас вроде все немножко успокаивается и приобретает какие-то законченные формы. Но эти организации размножаются очень быстро, потому что в какой-то момент это стало еще и признаком современного активизма, это как бы поощрялось.
Марьяна Торочешникова: И потом, это же все выкладывается на YouTube, это хайп, просмотры, реклама, неплохие дополнительные деньги.
Асмик Новикова: Да, это тоже немаловажно. "Лев против" были вынуждены уйти с Болотной площади, где занимались уличным террором отдыхающих неформалов. Это интересная история, почему они все-таки ушли оттуда. Мы в нашем проекте считаем, что их вытеснили как раз "неформалы", которые придумали как бы контрдействие, по сути, тоже вигилантского толка. И, уйдя с Болотной, они стали судорожно искать новые форматы деятельности: например, раздавали йогурты и плюшевые игрушки у центрального Детского мира людям, которые курят с детьми: "Бросьте сигарету! Вот вам игрушка, йогурт...".
Марьяна Торочешникова: Но это же очень мило!
Асмик Новикова: В этом всегда есть некое позиционирование себя выше, чем другой человек. Это всегда сопряжено с нотациями взрослым людям о том, как им правильно жить, что такое здоровый образ жизни, как надо воспитывать детей. Это нарушение границ частной жизни. "Трезвые дворы" (Братск) занимались именно непрерывными проповедями. Есть ролики, где человек после работы спокойно сел у своего подъезда, чтобы выкурить сигарету. И вот минут 20 нам показывают, как стоит некая группа весьма крепких молодых людей, поигрывая мышцами, и объясняет человеку средних лет, как он плохо себя ведет.
Марьяна Торочешникова: Формально в этот момент они нарушают закон?
Асмик Новикова: Да, они делают это навязчиво, а приставания к гражданам у нас запрещены.
Марьяна Торочешникова: Но можно сделать кому-то замечание за то, что человек сквернословит или плюется...
Асмик Новикова: Вы как гражданин можете сделать замечание: "Это запрещено, лучше не надо". Все, на этом ваши полномочия как гражданина заканчиваются. Если человек не прекращает, а вас это беспокоит, вы можете позвонить в полицию.
Марьяна Торочешникова: А разбрызгивать перцовые баллончики, вырывать бутылки с алкоголем, сигареты?
Асмик Новикова: Это нельзя. Это же ваше имущество.
Марьяна Торочешникова: А как реагировать человеку, который оказался в такой ситуации?
Асмик Новикова: Просто не реагировать. Сказать: "Спасибо, я вас услышал. До свидания". Вы ему ничего не должны. Если вырвали имущество, пытаться снять это на телефон и вызвать полицию.
Марьяна Торочешникова: Но в России полиция создала себе такую репутацию, что с ней не очень хотят связываться.
Асмик Новикова: Да, но, какая бы ни была репутация, все-таки большинство граждан России в опасной ситуации звонят в полицию. Других вариантов нет. Кстати, может быть, за счет такого включения полиции как публичного института можно попытаться работать на то, чтобы ее профессиональные стандарты менялись.
