Цитата:
"Он был дерзок и смел. Он помогал абиссинскому негусу Менелику в его войне с итальянцами. Он сидел под большими абиссинскими звездами, закутавшись в белый бурнус, и глядел в трехвёрстную карту местности.
Свет факелов бросал шатающиеся тени на прилизанные височки графа. У ног его сидел новый друг, абиссинский мальчик Васька. Разгромив войска итальянского короля, граф вернулся в Петербург вместе с абиссинцем Васькой. Петербург встретил героя цветами и шампанским. Граф Алексей снова погрузился в беспечную пучину наслаждений. О нем продолжали говорить с удвоенным восхищением, женщины травились из-за него, мужчины завидовали. На запятках графской кареты, пролетавшей по Миллионной, неизменно стоял абиссинец, вызывая своей чернотой и тонким станом изумление прохожих. И внезапно все кончилось. Граф Алексей Буланов исчез. Княгиня Белорусско-Балтийская, последняя пассия графа, была безутешна. Таинственное исчезновение графа наделало много шуму. Газеты были полны догадками. Сыщики сбились с ног. Но все было тщетно. Следы графа не находились.
Когда шум уже затихал, из Аверкиевой пустыни пришло письмо, все объяснившее. Блестящий граф, герой аристократического Петербурга, Валтасар XIX века — принял схиму. Передавали ужасающие подробности. Говорили, что граф-монах носит вериги в несколько пудов, что он, привыкший к тонкой французской кухне, питается теперь только картофельной шелухой".
Иван Толстой: Михаил Григорьевич, вы меня заинтриговали. Цитата известная, произведение гениальное. Но почему? Каким будет ваш рассказ?
Михаил Талалай: Да, Иван Никитич, я буду рассказывать, конечно, не о самом знаменитом тексте, а о прототипе героя вставной новеллы в романе Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев". Роман, конечно, мы хорошо знаем, эту новеллу большинство из нас помнит. Алексей Булатов, гусар-схимник: кто скрывался за этим персонажем? В общем-то, этот вопрос уже прояснен, на него уже и раньше ответили достаточно обстоятельно. Главный прототип, а их было несколько, – это Александр Булатович. Булатовичем я действительно много занимался, а недавно нашел в архивах на Афоне и опубликовал его письма.
Источников у этой их вставной новеллы было несколько
Но сразу поясним относительно Ильфа и Петрова: источников у этой их вставной новеллы было несколько. Вспоминается и толстовский отец Сергий, ведь в реальной биографии Булатовича не присутствовала эта яркая женская линия, которую выпятили сатирики.
Напомню концовку новеллы, которую большинство наших слушателей, конечно же, помнит, но тем не менее. Бывший гусар, теперь он схимник Евпл, – это имя, которое дали Ильф и Петров, у Александра Булатовича в схимничестве было другое – Антоний. Кстати, обратим внимание, что на Афоне, да и в других русских монастырях была эта интересная традиция – оставлять при постриге первую, начальную букву от личного мирского имени, таким образом, Александр становится на Афоне Антонием, уже без фамилии. Итак, монах Евпл, схимник, отчаянно борется с клопами, ему не помогают никакие средства. В последних фразах звучит, что не помогли даже "продукты братьев Глик – розовая жидкость с запахом отравленного персика под названием "Клопин".
Дальнейшая жизнь Евпла, а у нас он Антоний, была иная: он поступает на Афон, не в Аверикиев скит, а в Андреевский, но при этом продолжает свои абиссинские, африканские похождения. О них известно достаточно много, но только о первых трех.
Напомним биографию Александра Булатовича, в монашестве Антония. Он родился в Харьковской губернии, дворянин, блестящее образование, выпускник Александровского лица, первоначально Царскосельского, осененного именем Пушкина. Затем становится действительно гусаром, офицером лейб-гвардии гусарского полка. И тут в нем просыпается страсть к новым мирам, в то время это также и Африка. Он просится в африканскую, точнее, в эфиопскую экспедицию – идет конец XIX века. В то время Российская империя выступает, уже на последних ролях, за передел африканского континента. Российским интересам достается Абиссиния, Эфиопия. Многие аборигены вроде бы восточные христиане, не православные, но тем не менее через этот религиозный контекст империя каким-то образом пытается проникнуть и на черный континент. Эфиопская империя, Абиссиния, ведомая могучим негусом, императором Менеликом II, разбивает даже итальянцев, об этом упоминают Ильф и Петров. Это 1896 год: первая в мировой истории победа африканцев над европейцами.
Александр Булатович, лихой гусар, получил доверие императора Менелика II
После разгрома итальянской военной экспедиции буквально через несколько месяцев в Эфиопии объявляется Александр Булатович, лихой гусар, который как-то получил доверие императора Менелика II и добро на, скажем так, дерзкую миссию по еще не исследованным абиссинским местностям. Он снаряжает поход, у него порядка 20 слуг, разного рода животные. Эти его географические путешествия, открытия были неплохо описаны им самим. Он получил серебряную медаль Географического общества, опубликовал свой дневник. И это достаточно изучено.
Александр Булатович как географ хорошо известен, и надо сказать, что эта известность к нему пришла даже в советские времена. Назовем имя замечательного востоковеда Исидора Кацнельсона, который еще в 60-е глухие годы серьезно занимался фигурой и этнографическими исследованиями нашего героя. Ему даже позволили списаться с сестрой Александра Булатовича, она эмигрировала в Канаду, ей в то время уже было около ста лет, но тем не менее эта переписка в 60-е годы успешно состоялась.
В 70-е годы Исидор Кацнельсон выпустил первую книгу об Александре Булатовиче, затем, в 80-е годы, – вторую книгу, то есть существуют серьезные академические монографии об эфиопских исследованиях Булатовича. Недавно, лет пять тому назад, в одном харьковском издательстве эти абиссинские путешествия были переизданы, с ценными дополнениями. Там подключились и харьковские краеведы, которым были интересна и известна семья Булатовичей. Вышла хорошая новая книга, на которую была опубликована на сайте Радио Свобода замечательная рецензия Константина Львова под названием "Последний крестоносец"– так рецензент окрестил Булатовича.
Однако за рамками советских публикаций, да, пожалуй, последней публикации в Харькове осталось схимничество, остались монашеские подвиги Александра Булатовича.
Булатовичу подходит определение "последний"
Хотя о его богословских изысканиях книга есть – "Последний византиец": ее опубликовала монахиня Кассия в 2013 г. Как видим, Булатовичу подходит определение "последний".
В 1903 году он постригается в монахи и уходит на Афон, а в 1911 году совершает свое четвертое и последнее путешествие в Африку. И вот это путешествие и стало объектом моих исследований. О первых трех в конце XIX века написано много и им самим, и затем разного рода исследователями, а вот о четвертом путешествии были до моей публикации только лишь догадки: зачем Булатович отправился снова в Африку? Предположений было немало, и самых крайних. Существует, скажем так, мистическое, религиозное предположение, что он уехал в Африку ради причастия своего крестника, абиссинского мальчика Васьки. Этого мальчика упомянули и Ильф и Петров. Они, кстати, сохранили ему настоящее имя.
Это интересная история. Во время своей первой миссии Булатович подобрал окровавленного ребенка, его в африканской междоусобице оскопили, он просто истекал кровью. Александр, в то время еще гусар, его излечил, крестил с именем Василий, привез в Петербург, выучил, а когда поступил в монахи, то мальчик Васька отправился на родину в Абиссинию. Поэтому первое предположение, на мой взгляд, фантастическое: он едет навестить своего крестника.
Второе предположение, скажем так, материалистическое, геополитическое. В тот момент император Эфиопии Менелик II исчез с политического горизонта, не отвечал на разного рода депеши, послания, вообще на несколько лет просто в державе нет императора. Поэтому в высших европейских, мировых кругах возникло мнение, что он, возможно, умер, что абиссинцы это скрывают, что от имени императора правит некая клика. Поэтому другая партия исследователей считала, что Булатович отправился туда с разведывательным заданием – выяснить, жив ли император и кто управляет на данный момент Абиссинией. Существовали две такие крайние точки зрения.
Яркие и разные ипостаси Александра Булатовича – он этнограф, географ, исследователь Африки, монах
Мною в журнале "Исторический архив" в первом номере этого года опубликованы письма, в которых впервые сочетаются две яркие и разные ипостаси Александра Булатовича – он этнограф, географ, исследователь Африки, и он уже монах. На первом плане у него все-таки устройство духовной миссии, просвещение эфиопов. Он хочет принести свет христианства в его, естественно, православной версии на эфиопские земли. И это очень явственно сквозит в его письмах. Он едет через Константинополь, встречается с российскими дипломатами, встречается с духовными лицами, все это описывает своему игумену на Афон. Везде проходит линия, что в Африке святогорцам неплохо бы иметь свое собственное подворье не только для просвещения любезных его сердцу эфиопов, но и для нужд Афона. Из Эфиопии, из Африки можно получать дешевые съестные продукты, воск для свечей, он все это подробно описывает, и понятно, что не лукавит. Вот эти хозяйственные заботы у него стояли не на последнем месте.
В своих письмах монах Антоний, бывший Александр, конечно, преувеличивает то радушие, с которым его принимали эфиопы. Все-таки некий элемент загадки существовал вокруг исчезнувшего императора, поэтому не сразу, но он все-таки проникает к императору Менелику II, который благоволил к нашему Булатовичу. В найденных письмах Булатович описывает, как его принимают при императорском дворе: и ласково, и торжественно. Действительность, однако, была совсем иной: абиссинцы не так уж были рады этой делегации и отдавать ей свои земли не спешили. Об этом сообщал наш дипломат, который в то время сопровождал и опекал Булатовича, слова его были совсем иными.
Иван Толстой: Вот что писал про миссию бывшего гусара-схимника дипломат Борис Александрович Чемерзин.
"Отец Антоний пожелал приступить к исцелению недуга Императора Менелика II, для каковой цели им были привезены несколько чудотворных икон, освященное масло и святая вода. Допущенные наконец к больному, о. Антоний со своим спутником монахом Иеронимом отслужили молебен, окропили и даже растирали тело Императора святою водою и елеем, прикладывали чудотворные иконы, но никакого улучшения в состоянии здоровья Менелика не достигли. Единственным результатом их посещения было то, что с очевидностью было установлено, что Император жив и что все слухи о его подмене ложны.
… Едва ли можно сомневаться в том, что большая часть его афонской братии, прельщенная ныне его пылкими рассказами о блаженстве жить в Абиссинии, разбежится вскоре после того, как ознакомится со всеми трудностями, которые предстоит испытать им на лишенном пресной воды острове, в местности, не отличающейся здоровым климатом, вдали от всякого человеческого жилья. Его ожидало и другое разочарование: как члены правительства, так и вообще знатные туземцы, которые ежеминутно изливали перед о. Антонием свои чувства любви ко всем русским вообще и к русскому духовенству в особенности, как только дело зашло об уступке для сооружения подворья русского монастыря острова на озере Хорошал, нашли массу возражений, и о. Антонию так и не удалось заручиться положительным обещанием уступки ему намеченного участка земли".
Михаил Талалай: Из опубликованных мною писем явствует резкий, воинственный, почти гусарский характер нашего героя Антония Булатовича. В Африку было послано двое афонитов. Его сотоварищ в этом путешествии не удовлетворял Булатовича по меркам чисто монашеским. В частности, он не постился. Да, это все-таки миссия, большое путешествие, Африка, но Антоний требовал строгого соблюдения постов, чего его спутник избегал, ссылаясь на слабое здоровье и недомогание. Булатович слал отчаянные письма в монастырь с требованием наказать, отозвать мясоеда. И в итоге действительно его напарник и спутник был удален из этой совсем маленькой экспедиции из двух человек, Булатович остался один. Вот что он сообщает о своем напарнике.
В Абиссинии сколько хочешь яиц и молока для поправки
Цитата:
"Считаю долгом сообщить Вам об Иерониме, что он с окончания Петровского поста под моим ведением и в подчинении мне не находится, ибо отказался подчиняться моему главному требованию, не есть мяса. Дело было так. Когда мы прибыли, я заявил, что мы мяса не едим. Поэтому любезные хозяева весьма охотно готовили для нас постное. Затем Иероним ни слова мне не сказав, заявил хозяевам, что будет есть мясное, ибо игумен его якобы благословил. Когда я это узнал, то весьма возмутился, ибо и я выражал всегда недопустимость есть монахам, едущим в Абиссинию, – мясо, и дорогой сколько раз я выражал тоже. Да и нужды никакой не было, он был здоров, и если бы даже и болен был, то в Абиссинии сколько хочешь яиц и молока для поправки. Хозяева же ничуть не затруднялись постным. Все это я выразил Иерониму, но он весьма грубо мне отвечал, что ты не игумен. Тогда я предложил ему, раз он меня не слушается и идет против меня, возвращаться на Афон. Он вполне согласился".
Михаил Талалай: Миссия Булатовича подходила к концу. Он увидел Ваську, повстречался с крестником. Увидел императора, провел первоначальные переговоры о подворье. Он написал в радужном свете отчеты о своих встречах с абиссинцами. В заключение, уже спустя несколько месяцев после своего пребывания в Африке, он отослал интересное письмо на Афон игумену с предложением завершить миссию. Как завершить? Это, конечно, должен был решить сам игумен: то ли двигаться вперед, открывать подворье, то ли ехать обратно, то ли делать еще что-то. И он, как бывший военный, придумал шифровки. Вот, что он послал игумену.
Иван Толстой: Булатович предложил игумену такой хитроумный и детальный план шифрованных телеграмм с Афона в Аддис-Абебу.
1: Благословляю устраивать миссию. Можешь оставаться в Абиссинии в ожидании ответа Правительства. Потом, в декабре, выезжай на Афон. Иеронима высылай поскорее.
12: Благословляю, но поспешите скорее на Афон оба.
123: Благословляю. Можете оба не торопиться
1234: Благословения нет. Возвращайтесь поскорее
12345: Благословения нет, но ты можешь не торопиться, а Иеронима немедленно пришли
123456: Благословения нет, но вы оба можете не торопиться
Михаил Талалай: Ответная телеграмма игумена мною не найдена. Думаю, анализируя найденные письма Булатовича, что, скорее всего, игумен послал в Аддис-Абебу четыре последовательных цифры 1234, что означало: "Дорогой отец Антоний, сворачивай свою африканскую командировку и срочно возвращайся на Афон". Четвертая миссия закончилась фиаско. В том же 1911 году Булатович возвращается на Афон.
Имяславцы считали, что в имени Божием таится, но молитвенно открывается сам Бог
И тут свершается совершенно неожиданное, благодаря чему наш герой снова входит в российскую историю ХХ века, но совсем уже с другой стороны, не со стороны географии, исследований, а со стороны богословия. Он ввязывается, опять-таки очень горячо, по-гусарски, в спор об имени Божием, об имяславии как его апологет. В настоящее время об этом богословском диспуте написано много, пересказывать это вкратце почти невозможно. Имяславцы считали, что в имени Божием таится, но молитвенно открывается сам Бог. Имяславцам оппонировали очень жестко, разгорелась необыкновенно острая дискуссия, ее называли "афонским спором" и даже "афонской смутой". В Андреевском скиту, насельником которого был Булатович, по сути дела, вспыхнуло монашеское восстание, бунт, который вы догадываетесь кто вел – тот же самый Булатович.
Игумен, не приняв имяславие, призвал имяславцев отречься от их нового учения, что Булатович с его пассионарностью не мог допустить. Сохранились описания этого мятежа. Булатович обвинял игумена Иеронима, которому некогда слал такие почтительные письма, теперь отношение кардинально поменялось: игумен, по мнению Булатовича, предал имяславие, предал имя Божие и должен был покинуть скит, чего, конечно, игумен не желал. И тут (это хроника тех времен) опять-таки бывшее гусарство нашего героя: "В это время Булатович, поддерживаемый кричавшими, вскочил на стол, предварительно крикнув: "Ура! Берите!" "Берите" относилось к досточтимому игумену.
Игумен был изгнан из скита, Булатович возглавил новую партию, но имяславие в итоге было жестоко подавлено. Российские власти, конечно, не могли потерпеть ни бунта, ни поддержки имяславцев, которая тогда развернулась не только на Афоне, но и в российском обществе. В 1913 году российские газеты посвятили этому спору и его драматическому окончанию огромное медийное пространство.
Грубой силой имяславцы вместе с Булатовичем были схвачены и высланы со Святой горы в Россию
После изгнания игумена и временной победы партии Булатовича на Афон в Грецию была послана военная экспедиция: грубой силой имяславцы вместе с Булатовичем были схвачены и высланы со Святой горы в Россию. Так Булатович навсегда покинул Афон – шел 1913 год. Конечно, он не сдавался, чаял вернуться, благодаря старым связям пытался добиться победы своего учения. Но тут уже начались совсем другие события, форс-мажор, скажем так: Первая мировая война, революция. Бывший схимник возвращается в свою усадьбу под Харьков, и в 1919 году его убивают бандиты, грабившие имение Булатовичей.
У Ильфа и Петрова рассказ о нем кончается иначе, более оптимистично: после безуспешной борьбы с клопами схимник Алексей Буланов, бывший гусар, а нынче монах Евпл, возвращается в мир. Последняя фраза этой новеллы такова: "Сейчас он служит кучером конной базы Московского коммунального хозяйства".
Форум