Ссылки для упрощенного доступа

Большая книга Дмитрия Быкова


Книга Дмитрия Быкова — это, вероятно, лучшая на сегодняшний день биография Пастернака
Книга Дмитрия Быкова — это, вероятно, лучшая на сегодняшний день биография Пастернака

Подводя итоги уходящего года, хотелось бы еще раз обратить внимание на литературную премию «Большая книга», поскольку вручалась она впервые, и оказалась одной из самых крупных, в финансовом отношении, литературных премий мира. Победителем премии стал Дмитрий Быков с книгой «Борис Пастернак».


Иногда нет-нет да и задумаешься — для чего, все-таки, существуют премии, в частности, литературные? Не в меркантильном смысле, конечно, тут-то как раз и ломать голову не над чем. А так сказать, в высшем, метафизическом, если угодно. И тут приходит на ум — а не для того ли, чтобы почетче проступила картина состояния нынешней литературы, ведь сколько раз было замечено — очередной расклад премиального пасьянса очень ясно выявляет — нет, не удачи, удачу и так несложно заметить, тем более, что их нынче по пальцам перечесть, а как раз беды и промахи изящной словесности. И хотя к книге Дмитрия Быкова «Борис Пастернак» нет решительно никаких претензий — это, несомненно, очень и очень достойная биография Пастернака, вероятно, лучшая на сегодняшний день, сам факт, что ни один объемный роман (а по условиям конкурса претендовать на участие могли лишь крупноформатные тексты, не менее 14-ти листов) не смог составить ей достойную конкуренцию — говорит сам за себя. Более того, объемистая проза самого Быкова — взять хоть только что вышедший и в журнале «Октябрь», и одновременно отдельной книгой, роман под названием «ЖД» — состязаться с ней не могут. Литература вымысла сдает и сдает позиции литературе факта.


Итак, сегодня поговорим о приятном. Автор, по собственному признанию, не ставил перед собой задачу шаг за шагом восстановить жизненный путь поэта. Он нашел цель интереснее — воссоздать «портрет» его внутренней жизни. Эта книга — попытка установить связь между личностью и творчеством, разглядеть и рассортировать сор, из которого, как известно, и растут стихи. Потому что факты — это и есть ни что иное, как сор, покуда не преображены творческим актом.


Быков эмоционально вживается в чужую жизнь, выводя из нее собственный художественный образ. То есть, работая в первую очередь, как художник, и уж только потом — как исследователь. При этом сам Дмитрий Быков — поэт, и поэт замечательный. Абсолютно очевидно, что Пастернак ему очень близок. И, прежде всего это касается интерпретации стиха, тем более, такого темного, как у Пастернака. Быков не раз обращает внимание на эту особенность поэзии своего героя. И, тем не менее — многие строфы после его толкования становятся более внятны. Он владеет контекстом. Книга наполнена множеством деталей и фактов, служащих подспорьем к пониманию личности и внутренних векторов ее развития. И при этом Быков демонстрирует удивительный такт: ни намека на эпатаж и скандальность, хотя уж кто-кто, но Борис Леонидович и при жизни, и после смерти оставил некоторые поводы сплетен. Быков не то чтобы совсем обходит вниманием, так сказать, скользкие моменты, но он виртуозно проходит над схваткой, вообще оставив, например, за кадром не слишком красивую склоку между не поделившими поэта и его наследие сторонами.


Гораздо интереснее для него встроить Пастернака в поэтический контекст эпохи, для чего автор окружает его «системой зеркал» — Блок, Маяковский, Ахматова, Цветаева, Мандельштам. И показывает, насколько Пастернак, столь зависимый поначалу от поэтики символизма, далеко ушел от нее, сохранив лишь формальную привязанность к туманности высказывания. Тем более, что двигался он в сторону ясности и известной простоты, потому, кстати, смело вводил в свой словарь самую непоэтическую лексику — хотел, чтобы его стихом говорила жизнь, а не пресловутая символистская надмирность.


Быков очень верно схватил суть пастернаковской личности, объясняя ее удивительный оптимизм и жизнестойкость — среди самого мрака и ужаса — свойством самой жизни, чудесным образом воплотившей в Пастернаке: жизнь пробивает себе путь, как травинка или росток сквозь асфальт. Автор отмечает: далеко не случайно название знаменитого сборника «Сестра моя жизнь». Именно ощущение родства с жизнью на равных, почти биологическое — его основной стержень и внутренняя движущая сила. Потрясающую приспособляемость Пастернака можно было бы назвать конформизмом, но Быков ищет других объяснений.


Рефреном по тексту проходит описанная кем-то из мемуаристов привычка Пастернака спорить — рассеянное «да-да-да», и вдруг под занавес резкое «нет!» Почти всю жизнь он протвердил свое «да-да-да», оно было органической потребностью его существа, стремящегося к синтезу и всеприемлемости. Потому Пастернак так легко и естественно верил — и так легко и естественно облекал эту веру в стихи.


Быков замечает: при всей внеконфессиональности своего христианства, Пастернак, вероятно, самый христианский из всех русских поэтов ХХ века. Он переживал мистерию бытия не как редкие «одноразовые» озарения, но как перманентное состояние — случай, мало сказать, редкий — исключительный. Именно потому, должно быть, его стихи часто кажутся столь герметичными — любая попытка вербализации требует хоть сколько-нибудь рационального, а как можно — в принципе — рационализировать чудо?


Для Пастернака любое место — лес, берег, сад за окном — есть пространство ежеминутного совершения чуда. Мир вокруг него пропитан неизъяснимой энергией, которую он улавливает помимо воли, как другие вдыхают воздух. Он живет на грани непрерывного экстатического восторга, и потому бытовые неурядицы, потери и даже смерть — лишь тени на сияющей глади бытия.


И все это в обычной жизни — не помнишь или не понимаешь. А потом прочтешь хорошую книжку, вроде той, что написал Дмитрий Быков, и все вспомнишь.


XS
SM
MD
LG