Кристина Горелик: В эти дни в Москве проходит 12-й международный фестиваль фильмов о правах человека «Сталкер». Вход на кинопоказы свободный, так что все желающие могут беспрепятственно пройти в Большой, Белый и Малый залы Дома кино, где как раз и показывают фестивальное кино. По традиции все фильмы поделены на тематические группы: кино на защите прав ребенка, кино на защите прав беженцев, кино о тоталитаризме, право на жизнь, право на кино. В программе представлены художественные и документальные фильмы. 36 игровых картин, 43 документальных, а также 5 анимационных фильмов будет оценивать жюри, в которое входят киноведы и кинокритики, сценаристы, режиссеры, а также правозащитники. Призов - огромное количество. От собственно «сталкеровских» - за лучший игровой и документальный фильмы до специальных призов: Гильдии киноведов и кинокритиков, Детского Фонда Юнисеф, Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев, канадского фонда «Гражданское общество». Есть призы имени Валерия Фрида и Георгия Жженова, а также правозащитный приз имени Феликса Светова, который будет вручать жюри правозащитных организаций России. Да и премий вручено множество: за достижение в области защиты прав человека почетное звание Сталкер присуждено правозащитнику Сергею Ковалеву, а также писателю, советнику российского президента Анатолию Приставкину. Приз "Сталкер" - за права человека - получила художественный руководитель театра "Современник" Галина Волчек за театральную постановку спектакля "Крутой маршрут". А за экранизацию романа Солженицына "В круге первом" приз, уже от Гильдии кинорежиссеров России, был вручен режиссеру Глебу Панфилову.
От такого числа премий и призов ощущение, что ни один фильм на фестивале не останется неотмеченным. Однако, это не так. Много споров вокруг кинокартин, да и новых фильмов в этом году на "Сталкере" представлено намного больше, нежели в предыдущие годы. С чем это связано - об этом позже, а пока я попросила поделиться своими впечатлениями от представленных на "Сталкере" картин члена отборочной комиссии фестиваля, киноведа и кинокритика Андрея Шемякина.
Андрей, в прошлый раз, когда мы с вами беседовали, предпочтение, наверное, у всех кинокритиков отдавалось документальному кино. Что на этот раз? Что на этом, 12-м кинофестивале "Сталкер", тоже предпочтение отдается документальному кино или же нет?
Андрей Шемякин: Я думаю, что документальному кино и в этот раз будет отдано предпочтение. Я должен был бы радоваться за своих коллег, за себя, за то, что то документальное кино, которому, извините за пафос, я уже отдал 11 лет жизни, даже больше, пожалуй. Должен сказать, что это очень ненадежное преимущество. Для того чтобы нормально развивалось документальное кино, нужно, во-первых, чтобы было устойчивое производство. Производство растет, но из чего фильмы составляются? Каждый раз программа, скажем, екатеринбургского фестиваля или "Сталкер", в общем, собирается героически, потому что картин много, фильмов мало. Тех фильмов, о которых можно серьезно говорить. Но такой сильный перепад между тем, что мы видим в игровых картинах, когда они попадают в прокат, и документалистика, что документалистика по определению хороша. Вот это то, что меня сегодня тревожит. Мне больше не хочется бить в фанфары, в бубны просто потому, что большие наши мастера работают все-таки не очень ровно. Очень интересный молодняк, в частности в Питере должен открыться фестиваль "Питер-кит", где, как, в общем, я и прогнозировал года два назад, сильнейший прилив публицистики. Причем не ангажированной, а... знаете, есть политика, которой занимаетесь вы, а есть политика, которая занимается вами. Вот это о той политике, которая занимается вами. И у этих ребят уже нет этого советского комплекса, страха, что, не дай бог, во что-нибудь вляпаешься. Я думаю, что с этой стороны, со стороны публицистической, появятся несколько открытий.
По крайней мере, об одной картине я могу сказать уже сейчас, это фильм Марии Кравченко, это дебют, режиссер мастерской Сергея Мирошниченко, картина называется "Собиратели теней". Это исповедь молодой женщины, режиссер рассказывает о себе, а это чрезвычайно вообще опасно, поставить себя в центр повествования. Она рассказывает о том, что она, не имея ни капли чеченской крови, родилась в Грозном, жила в Чечне, уехала оттуда и сегодня нельзя вернуться в страну своего детства не потому, что детство кончилось, а потому что страны нет, города нет. И параллельно повествование молодого парня, чеченца, который поет песни, который тоже уехал где-то еще перед началом второй чеченской войны. Картина удивительная. Она конечно несоразмерна по частям, да, в ней есть какие-то вкусовые сбои, но это настоящая исповедь. То есть это кино от первого лица.
Документальное кино сравнительно недавно появилось в конкурсе "Сталкера" именно в такой серьезной позиции. Оно было всегда, но главным было игровое кино, главным были какие-то темы, какие-то дни, вокруг которых было главное. Сейчас это больше фестиваль международных организаций, как я думаю. Это не умаляет его значения, это совершенно необходимо. Я понимаю Игоря Михайлова, когда он спросил: "Вы были на открытии?" Был задан вопрос Игорем Михайловым, молодым журналистом, работающим в Интернете, "не является ли "Сталкер" сегодня для вас некоей резервацией, разрешенной властями, в то время как статус правозащитников резко увял, они вызывают только раздражение, если не прямую неприязнь и даже ненависть и эта ненависть растет". И почти все попытались как-то повернуть вопрос в другую сторону, а единственный, кто ответил прямо, был Сергей Адамович Ковалев, который признал, что Игорь прав, и объяснил, что, в общем, в том числе это происходит и потому, что очень много политиканства в самой этой среде. Во-вторых, то, что с правами человека обстоит дело у нас все хуже и хуже, и чем хуже дела обстоят, тем больше раздражения вызывают люди, которые взяли на себя как бы эту миссию, так или иначе, предупреждать общество об этом. То есть в целом цинизм и апатия, я бы сказал, растет. Но парадоксальным образом присутствует и нечто другое. Очень трудно добиться какой-то новой подлинности. Я думаю, что это обязательно придет, более того, это уже приходит. Если в результате картины, снятой, скажем, об инвалиде, что-то в его жизни изменилось к лучшему - это уже не так плохо.
Но я понимаю предупреждения и Хуциева, и Елены Рубановой о том, что все-таки приоритетно искусство. Вот это искусство - это каждый раз пограничье, вот его нужно искать и открывать.
Кристина Горелик: Напоминаю, что я беседовала с киноведом и кинокритиком Андреем Шемякиным.
О кинофестивале "Сталкер" я беседую с председателем правозащитного жюри, президентом Фонда защиты гласности Алексеем Симоновым.
Алексей Кириллович, вот это, наверное, первый фестиваль, на который сейчас очень много пришло новых фильмов. Как правило, все-таки до этого времени все-таки 90 процентов фильмов приходили с других фестивалей. То есть с фестиваля в городе Екатеринбурге, а вот сейчас на этом фестивале очень много новых фильмов, которые раньше нигде не присутствовали. То есть, получается, что фестиваль становится популярным? И значит ли это, что фильмы о правах человека как никогда сегодня стали востребованными?
Алексей Симонов: Я думаю, что некоторое ощущение растерянности, которое есть у кинематографистов, занимающихся вот именно этой проблемой. Потому что на фестивалях очень высок профессиональный уровень и очень низок гражданский предел. Я думаю, что если этот фестиваль сохраняет уровень высоты гражданских претензий к той картине, которая должна стать первой, или к тем картинам, которые должны быть отмечены на этом фестивале, то это и создает этому фестивалю определенный новый, если хочешь, имидж.
Кристина Горелик: И репутацию, наверное.
Алексей Симонов: Да, конечно.
Кристина Горелик: К нам присоединяются Елена Гришина - директор Центра общественной информации, Татьяна Бахмина - правозащитное, историко-просветительское общество "Мемориал".
Скажите, а вы почувствовали, что фестиваль "Сталкер" становится востребованным сейчас? Вы уже в течение многих лет отсматриваете фильмы о правах человека, входите в правозащитное жюри кинофестиваля "Сталкер".
Татьяна Бахмина: Да, мне кажется, что это так и есть. Я могу говорить о документалистике, мне кажется, что документальных фильмов интересных стало больше, чем раньше. Про игровые я не берусь судить, мне кажется, даже это вообще трудно в данном контексте. А что касается документальных, тут можно очень долго и много разговаривать. Я отсмотрела 43 конкурсных фильма и тут, конечно, много разных мыслей приходит в голову, потому что есть фильмы, которые задают вопросы, есть фильмы, которые отвечают на эти вопросы. Скажем, фильм Цымбала "Красный Сион" о первой Еврейской республике, которая сначала на Украине, потом создавалась на Дальнем Востоке, и фильм о националистах, о членах партии РНЕ, об их митингах. В общем, это, конечно, что называется, два лица, которые смотрят друг на друга. Это очень интересно. Ну и масса всяких других примеров, да.
Кристина Горелик: Кстати, по поводу документалистики. Кого я ни спрашиваю, все, когда говорят о кинофестивале "Сталкер", в первую очередь говорят о документальных фильмах. А что же с игровым кино?
Алексей Симонов: На самом деле все очень просто. Дело в том, что российское искусство вообще лучше растет под давлением, а значит, поэтому на документальное кино пока никто не обратил внимание. Оно развивается под давлением отсутствия денег, ищет для себя денег, под давлением отсутствия возможности быть показанным. То есть, короче говоря, документальное кино пока это еще не построенный павильон для шампиньонов. Это свободное пространство, в котором растут самые разнообразные грибы. Одна сторона дела.
Вторая сторона дела. После того, как на телевидении твердо и ясно закрыли возможность говорить о чем-нибудь впрямую в новостях, телевидение заметно переключилось на документальное кино. Рост качества документального кино на телевидении просто заметный фактор. То есть опять под давлением того, что нельзя высказаться на сегодняшнюю горячую тему впрямую в новостях, но есть возможность осмыслить ее и попытаться высказаться о ней через документальное кино, она тоже, вот пока это действует. Поэтому такой рост документального кино.
Что касается игрового кино, то здесь проблема другая. Мы пока не привыкли, еще только-только привыкаем к системе, что кино должно возвращать деньги, что деньги должно возвращать может быть одно кино из восьми, а вовсе не все восемь; что это должно делаться на больших студиях, что у них должно быть много проектов. Это достаточно долго и муторно выстраивающаяся система, которая еще, на мой взгляд, не выстроилась, и с этим связано такое небольшое изобилие игровых картин, которые могли бы быть представлены на этот фестиваль. Пока так.
Кристина Горелик: Вы сказали сейчас про документальное кино, которое на телевидении переживает подъем. Но мне сразу вспоминается фильм о венгерских событиях, я не знаю, смотрели вы его или нет, где фактически воссоздают старую советскую трактовку венгерских событий 1956 года. И множество других на телевидении фильмов появляется с такой односторонней трактовкой событий.
Алексей Симонов: Слава богу. Слава богу, что вообще существует возможность разной интерпретации событий.
Кристина Горелик: К сожалению, односторонняя.
Алексей Симонов: Значит, только вещи, впрямую связанные с идеологией и заказанные руководством тех или иных каналов, это вещи вполне, как говорится, в струне и полностью выполняют поставленную перед ними задачу, хотя и пытаются по этому поводу иногда расшаркаться перед зрителем, создав что-нибудь эдакое, что еще тоже добавило бы некоторую интересность. Но зато на телевидении вся историческая сейчас документалистика очень интересная. Даже вот, я не сильно люблю, но Колины Сванидзе передачи, по сути дела документальные, в них есть подлинный нерв истории, тут никуда не денешься. Там можно к ним предъявлять претензии, кто-то по вкусу покажется, что Коли там слишком много, что он слишком много перемещается с места на место и так далее, и тому подобное, но не сказать, что в этом есть определенный нерв истории, было бы просто неправильно. То есть я знаю большое количество людей... Конечно, они тоже находятся, так сказать, под определенным наблюдением, как были поезда под особым наблюдением, знаменитый фильм Ирже Менцела. Вот как эти поезда, они находятся под особым наблюдением. Разумеется, да. Но при этом все-таки пока эта ситуация разрешается в пользу изобилия и возможностей для документального кино, особенно того, которое пока не посягает быть показанным по телевидению.
Кристина Горелик: А вот какие картины вы можете на "Сталкере" отметить сейчас?
Татьяна Бахмина: Я хочу сказать вот что в добавление к тому, что Алексей Кириллович сказал, что я совершенно с ним согласна, что аналитика, поскольку вымылась с телевидения, то, конечно, какую-то вообще щелочку, дырочку все-таки находит этот потенциал и конечно уходит в документалистику. Скажем, я видела один из фильмов, который прошел по Первому каналу, он называется "Две жизни Ясабору Хачия", это фильм Погребного, Первый канал его показывал. Еще тогда я его видела, несколько месяцев назад, и отметила, вот, думаю, фильм для "Сталкера". Так и есть. Я ему поставила просто честную пятерку в своем дневничке, потому что чистый, благородный, отвлеченный, просто фильм о двух людях. Всем советую посмотреть.
А так я посмотрела все фильмы, с удовольствием, опять же, отметила, что был фильм Алексея Колесникова, все мы его помним по прошлому фестивалю, это "Я к вам травой проросту" о Бутовском полигоне, блестящий, на мой взгляд, фильм. А сейчас это фильм "Илья" об отце Илье Шмайне. Потом замечательный фильм был Балаяна "Аскольдов. Судьба комиссара".
Кристина Горелик: Потрясающий.
Татьяна Бахмина: Я даже не ожидала, то есть я знала, что судьба фильма "Судьба комиссара", она была непростой. Но что она была такой интересной, я не представляла. Для меня это был открытие. И сделан, на мой взгляд, очень хорошо.
Еще хочу сказать, например, о фильме, который тоже прошел по телевидению, но я его тогда не видела, он называется "Аскольд и леса". Это фильм о Сахарове и о Боннэр. К сожалению, ничего хорошего особенно я про него сказать не могу, он сделан слишком быстро. Когда документальный фильм делается за месяц, то, очевидно, у создателей нет возможности и времени переварить материал, который на них обрушивается и вставить его в контекст эпохи, о которой они уже забыли, не знают или не хотят знать, и получаются всякие такие накладки, как в этом фильме. Там, скажем, в начале фильма вместо фотографии Елены Георгиевны появляется фотография Татьяны Михайловны Великановой, а дальше того круче - Наталья Евгеньевна Горбаневская с двумя детьми, что, по-моему, недопустимо, вообще безобразно. Я считаю, что авторы фильма имеют право на любую трактовку. Скажем, спорный фильм был Манского о Высоцком. Это авторская позиция. Но когда небрежно обращаются с материалом и путают лица своих героев, мне кажется, это недопустимо абсолютно. Что тут скажешь? Ну, только ругательные слова, я их не буду лишний раз произносить.
Елена Гришина: Я пока не буду говорить, что мне понравилось, а что не понравилось, потому что мы скоро будем составлять короткий список и выберем наш фильм.
Кристина Горелик: Ругаться, наверное, будете.
Елена Гришина: Не знаю. Мы с Татьяной всегда находили общий язык и всегда какое-то компромиссное решение. Но вот каждый раз после "Сталкера" я всегда думаю вот о чем: как жалко, что все те фильмы документальные, которые видела я, как член жюри, не видят люди. Потому что по телевидению есть на канале "Культура" замечательная передача...
Кристина Горелик: "Андрей Шемякин. Документальная камера".
Елена Гришина: Да, совершенно верно. Ну, во сколько показывают? Время этой передачи? Это очень поздно, и я не всегда смотрю. Потому что у него бывают очень хорошие фильмы, которые он показывает, даже те, которые мы не видели на "Сталкере". На Втором канале в прошлом году был "Документальный экран" и несколько фильмов, которые я смотрела на "Сталкере", там тоже показывали. На самом деле действительно документальное кино, такое, которое мы видим на "Сталкере", если оно вообще такое, на разные темы, не только о правах человека, то я считаю, что документальное кино у нас стоит гораздо выше, чем художественное.
Кристина Горелик: У меня такой вопрос. Поскольку вы все-таки директор Центра общественной информации, через вас проходит огромное количество информации со всех российских регионов, из Москвы, вы все это анализируете и делаете огромную еще рассылку, в течение нескольких лет вы являетесь членом правозащитного жюри на фестивале "Сталкер". Вот сейчас, отсматривая все эти фильмы о правах человек, вы можете сказать, что какая-то тема не затронута? Что вам бы хотелось бы услышать о такой проблеме, которая существует в России, но она почему-то не представлена на конкурсном фестивале, на конкурсе? Или все есть?
Елена Гришина: Нет, я, пожалуй, не могу. Каждый раз на кинофестивале бывают фильмы, практически охватывающие все...
Кристина Горелик: Весь спектр проблем, да?
Елена Гришина: Практически весь спектр нарушений прав человека. В этом году я впервые для себя стала оценивать фильмы не только как бы с кинематографической точки зрения, но и с точки зрения защиты какого-то определенного права. И я пришла к выводу, что в этом году конечно очень много фильмов о беженцах, вот именно в этом году, в этом году не было фильмов о нарушении прав военнослужащих, вот в прошлом году были замечательные фильмы. Но в этом году фильмы, которые мне было очень интересно смотреть, это о русском зарубежье. Было очень много фильмов о русском зарубежье. И в одном из фильмов я увидела даже свою подругу, которая живет уже очень давно в Америке, это моя очень близкая подруга, лучшая подруга. Это фильм о Косте Кузьминском "Костя и мышь", и Костю я увидела, которого не видела 15 лет. Это, конечно, было очень приятно смотреть. Действительно эти фильмы рассказывают... О Юзе Алешковском был тоже замечательный фильм.
Кристина Горелик: Мирошниченко Сергея?
Елена Гришина: Это надо посмотреть потом. Просто действительно в этом году нам показали это русское зарубежье и совсем не так, как можно было бы представить. То есть просто человек живет и как он живет, и что он думает, и с кем он встречается - это очень интересно. Может быть, с одной стороны, нам показали быт этого человека, а с другой стороны, мы просо увидели, что люди там, ну, в основном в Америке... А еще "Французский дом" был фильм.
Алексей Симонов: В прошлом году была большая серия фильмов о французском зарубежье.
Елена Гришина: Это в прошлом году. А в этом году как бы спектр расширился. Ну, я не буду высказывать свое мнение, какой мне фильм больше всего понравился. Еще тут сидит председатель нашего жюри, я пока не буду высказывать свое мнение.
Алексей Симонов: Значит, Леночка, вот тут очень важная штука, которую надо добавить, просто без нее интервью будет явно неполное. Речь идет вот о чем. Мы по сути дела вышли из всех жюри, в которых мы были, и присоединились к Лене и к Тане, с которыми мы совершенно новую работу делаем. У нас жюри общественных организаций, это жюри, в которое входит "Мемориал", в которое входит Фонд защиты гласности, короче говоря, Институт прав человека в виде Сергея Адамовича. Интересно, насколько наше прошлое влияние окажется важным для жюри, которое сохраняется? Потому что я, например, вышел из жюри, кроме всего прочего, по той причине, что я в этом году участник этого фестиваля, мой фильм представлен на фестивале и поэтому, как бы сказать, с правозащитной точки зрения, я еще могу что-то оценивать, а так было бы как минимум некорректно. Но в принципе от нас маленько устали. Мы вялые, мы старые, мы неточные, мы необязательные. Хотя на самом деле прямых претензий лично к себе я не помню, но, тем не менее, я готов с этим согласиться.
Кристина Горелик: Да, да, вот и на открытии как раз прозвучала критика в адрес правозащитников, мол, с правами человека в России все хуже и хуже, да и к самим правозащитникам почему-то тоже стали относиться хуже. Как так получается?
Татьяна Бахмина: Кристина, а когда хорошо относились к правозащитникам?
Алексей Симонов: Очень просто. Вообще к правозащитникам не надо хорошо относиться. Кто к ним будет хорошо относиться, кроме тех, чьи в данную минуту права они защищают? Когда уже защитили, после этого к ним тоже возникают претензии у тех, чьи права защищены. И это нормально, не надо на этом обижаться, в этом есть элемент судьбы, и мы его выбрали сами. Как говорится, чего же на зеркало пенять, коли рожа крива. Не надо, это все нормально. Просто вопрос очень важный: сохранит ли фестиваль этот правозащитный уклон, не будет ли он, вообще говоря, фестивалем с такой маленькой изюминкой в виде, так сказать, прав человека. Это увидим. Как говорится, финал покажет.
Кристина Горелик: Увидим на итогах, которые состоятся 17 декабря, в воскресенье.
Алексей Симонов: Вот видишь, как? - правильно.
Кристина Горелик: Благодарю вас. Я напоминаю, что о кинофестивале "Сталкер" я беседовала с Алексеем Симоновым - президентом Фонда защиты гласности, Еленой Гришиной - директором Центра общественной информации, а также с Татьяной Бахминой - правозащитное общество "Мемориал".
В России сегодня насчитывается, по разным оценкам, от полумиллиона до трех миллионов детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. А виновниками часто становятся сами власти. Кто решится взять к себе на воспитание ребенка-сироту, если даже положенные по закону мизерные деньги на этого ребенка государство выдавать не желает? О хождениях по судебным инстанциям опекунов из Пятигорска расскажет Лада Леденева.
Лада Леденева: Три года назад пятигорчанка Вера Сусарина потеряла дочь. Молодая женщина умерла от вирусного менингита, оставив на руках Веры Дмитриевны трехлетнюю внучку. Поначалу женщине помогала вторая дочь, будучи в декретном отпуске со своим ребенком, она присматривала и за маленькой Машей. Вера Дмитриевна тем временем работала сверхурочно.
Вера Сусарина: Я тогда, когда еще фрезеровщиком работала, у меня была 7-8 тысяч зарплата, мне хватало. А вот сейчас, конечно, не хватает.
Лада Леденева: О том, что выплаты, которые они получили на содержание своих подопечных, не соответствуют нормам постановления правительства России от 20 июня 1992 года, Вера Сусарина и другие опекуны узнали в декабре минувшего года. При прежнем мэре Пятигорска Владимире Шестопалове им неожиданно выплатили положенные суммы. В феврале этого года опекуны обратились в прокуратуру, в марте начались первые суды. Рассказывает представитель общественного опекунского совета Пятигорска Татьяна Черкасова.
Татьяна Черкасова: Для того, чтобы получить расчет недоплат, мы выслушали очень много всяких упреков и всякого всего, этот расчет в начале неправильно был сделан, разница была где-то в 10 тысяч, вместо там, предположим, за три года 64 было рассчитано 54. И только когда мы буквально пальцем каждый пункт доказали, тогда превратился в 64. Сейчас последним людям, которые обратились, предлагается идти до уровня мэра, чтобы только с разрешения мэра выдавался этот документ.
Лада Леденева: По словам Татьяны Черкасовой, из 250 опекунов, которым государство недоплатило пособия на содержание их подопечных, в суды обратились лишь 18 человек. Суммы по искам к администрации Пятигорска и Городскому управлению образования составили от 61 до 430 тысяч рублей. Как считают истцы, именно столько недоплатило им государство только за последние три годы. За предыдущие годы недоплату уже не востребовать из-за истечения срока исковой давности.
Татьяна Черкасова: У нас больше 250 человек. Самая тяжелая ситуация, два опекуна, Бондарева Алла Никитовна и Хрулева Надежда Никоновна, они, одна имеет трех детей под опекой, другая двух детей. Вот с 27 июля изо дня в день они ходили и просили это решение на руки выдать или отправить на кассацию. Не делалось ни то, ни другое. Пошли жалобы и к председателю суда, была квалификационная коллегия в Ставрополе оповещена, была направлена туда жалоба. И только буквально два дня назад выдали незаверенный текст решения, спустя 90 дней, три месяца, после вынесения решения.
Лада Леденева: Ситуацию комментирует зам. начальника отдела опеки и попечительства при администрации Пятигорска Зоя Михайлина.
Зоя Михайлина: Выплаты и начисления идут по линии Управления образования. Сейчас этим вопросом занимается юрист Управления образования. Отдел опеки и попечительства наш не занимается начислением и выплатой денежных средств.
Лада Леденева: Получить комментарий Управления образования мне не удалось.
На сегодня у каждого из обратившихся в суд под опекой находятся от одного до пяти детей.
Татьяна Черкасова: Пятеро детей у нас, у нашего опекуна, Лазаревой Аллы Михайловны. Самое тяжелое, что из этих пятерых детей четверо являются инвалидами. Она получает пособие опекунское, то есть то, которое направлено на содержание ребенка, эти средства принадлежат чисто ребенку. Я считаю, что кроме вот этого опекунского, которое должно было в полном размере выплачиваться, по суду она получит свои средства. Еще она должна была быть оформлена как приемная семья. У нас в городе нет ни одной приемной семьи. Сейчас идет речь о том, что во многих городах патронатные семьи, приемные семьи. Таким образом, будет простимулировано то, чтобы детей брали из детского дома.
Лада Леденева: Нанять адвоката истцам не по карману и женщины приходят в суд группами, чтобы поддержать друг друга. Говорит Джульетта Ардуханова.
Джульетта Ардуханова: Ну, кто еще виноват? Администрация. Мы много знали, что нам, сколько положено? А когда узнали, вообще ахнули. Что такое... ну, тогда еще 2005 год, 2 тысячи рублей получали. На 2 тысячи рублей, что можно сделать? Наверное, это им выгодно. Как вы думаете, зачем они не дают детям? Моя внучка, она сирота. Я должна ей все делать, чтобы она не была обижена, вы знаете, не ощущала. Все надо покупать. От себя отрываешь, все покупаешь, несмотря, что и родственники помогают. Ну а зачем должны родственники помогать? Для нее это же унижение.
Лада Леденева: Суд уже вынес ряд решений в пользу опекунов, два из них исполнены, шесть жалоб, по словам истцов, уже несколько
месяцев находятся в прокуратуре.
Татьяна Черкасова: Можно даже сказать, что наши обращения в суд вызвали такую волну негативизма, такого отношения к нам, что мы подверглись всяческого рода унижениям. Я считаю, что органы центральный, федеральные органы власти все-таки принимают неплохие законы, но дальше, когда отходит от Москвы, кончается все, действия этих законов, эти законы никто не хочет выполнять. Они не работают, и нет ответственности чиновника за невыполнение ни духа, ни буквы закона.
Для Радио Свобода Лада Леденева, Пятигорск
Кристина Горелик: Я попросила прокомментировать этот репортаж главного специалиста опеки и попечительства муниципалитета "Южное Бутово" Бориса Верзуба.
Борис Матвеевич, почему все-таки власти так, во-первых, прокуратуры так неохотно занимаются этими делами? Во-вторых, понятно, что все-таки сами опекуны должны знать законы, должны знать, сколько им положено денег. Но, тем не менее, все-таки хотелось бы, чтобы им как-то об этом тоже говорили. Ведь люди же не всегда могут знать об этом.
Борис Верзуб: Я думаю, что ситуация, которая могла сложиться в Ставропольском крае, не единичная. Выплаты денежных средств на содержание подопечных детей - это сейчас прерогатива не федерального центра, а прерогатива субъекта Федерации. Каждый субъект Федерации, исходя из своих возможностей, выплачивает денежные средства на содержание детей. Здесь непонятна позиция не столько даже отдела опеки, сколько прокуратуры, потому что... Когда женщина сказала такую фразу, что "вынесено решение в пользу опекунов". Не в пользу опекунов, а в защиту прав ребенка, права ребенка на содержание от имени органов местного самоуправления. Потому что выплата денежных средств - это прерогатива как субъекта Федерации, так и органов местного самоуправления. В каждом субъекте Федерации существует своя норма по выплате денежных средств. Денежные средства, если они положены ребенку, по норме и федеральной, и по норме субъекта Федерации, это те деньги, на которые существует ребенок-сирота. И, безусловно, этим должны заниматься не опекуны. Дело в том, что опекуны не содержат по законодательству по действующему российскому своих детей. А все для детей должны делать специалисты органов опеки. Они готовят пакет документов, опекуны им только в этом помогают, издается распорядительный документ - либо распоряжение, либо постановление главы органа местного самоуправления о назначении выплаты денежных средств на содержание. Кстати, постановление главы органа местного самоуправления так называется, неважно, где это, на Камчатке, на Чукотке, будь это Калининградская область, будь это Ленинградская область, будь это Ставропольский край - везде это постановление называется одинаково "О назначении выплаты денежных средств на содержание несовершеннолетнего подопечного". Эти документы, проекты этих постановлений готовят специалисты органов опеки и они должны отслеживать, чтобы ребенок ни в чем не страдал. Конечно, он не могут назначить больше денег, чем это положено. Но тот минимум, который существует для субъектов Федерации, он, безусловно, должен выплачиваться ребенку.
Кристина Горелик: То есть тут вопрос к органам опеки и попечительства?
Борис Верзуб: Безусловно. Это работа, самая настоящая работа специалистов органов опеки. Безусловно, всю меру ответственности за недоплату этих денег должны нести специалисты органов опеки, это прямые служебные обязанности специалистов органов опеки. Если что-то не доделывают специалисты органов опеки, если они чего-то недопонимают, у них есть руководство. Если руководство что-то недопонимает, глава или зам. главы органа местного самоуправления, начальник управления образования, потому что специалисты органов опеки часто у нас присутствуют в органах образования во многих субъектах Федерации, то их должны поправить, конечно же, прокуратура, безусловно, начиная от района и кончая областной прокуратурой. А если и областная прокуратура не вмешивается, то опекуны вправе обращаться не только в суд, но и в органы Генеральной прокуратуры Российской Федерации, что, кстати, и делают многие опекуны. Мне вообще непонятно, почему опекуны должны деньги детей... Это не деньги опекунов, еще раз повторяю, решения судов не в пользу опекунов, а в пользу детей и это детские деньги, которые у сирот или у детей, оставшихся без попечения родителей, никто не в праве отнимать. Я почти уверен, что суды обязательно должны выносить решения исключительно в пользу ребенка. Суды должны защищать право ребенка на содержание от имени государства.
Кристина Горелик: Видите, сколько препонов и преград приходиться проходить, кстати, самим опекунам. Видите, денег нет, они пытаются группами как-то вместе действовать с тем, чтобы как-то друг друга поддерживать. Они, судя по тому, что они говорят, сколько им приходиться и каких-то таких негативных реакций видеть со стороны представителей власти.
Борис Верзуб: Здесь идет речь, скорее, не о выплате денежных средств, не о самой выплате, а о недоплате. Дело в том, что в переходные периоды действительно, как я понял, менялось количество и норма выплат. Она действительно из года в год может меняться в каждом субъекте Федерации. Но работа как раз специалистов органов опеки и заключается в том, чтобы при изменении суммы выплат об этом вовремя сообщать людям, люди должны знать, сколько они должны получать на содержание своих подопечных детей. Это опять работа специалистов органов опеки.
Кристина Горелик: Кстати, мы слышали там комментарий, насколько я помню, представителя опеки и попечительства, которая сказала, что этими финансовыми вопросами они не занимаются.
Борис Верзуб: Я не хочу обижать своих коллег, я все-таки надеюсь, что среди них гораздо больше порядочных и нормальных людей, но, если кто-то в чем-то недорабатывает, конечно, надо в первую очередь, посмотреть на самого себя, посмотреть свои документы, почему такое произошло. Более того, не доводить людей до предела, чтобы они обращались в суд. Вообще, это безобразие, я считаю, позор, когда опекуны вынуждены, защищая интересы детей, подавать... Что такое подавать на органы власти? Это есть органы местного самоуправления, это есть органы опеки. Органы местного самоуправления выполняют государственные функции по защите прав ребенка. Если ребенок, который живет в обычной семье, имеет содержание от своих родителей, то ребенку-сироте неоткуда взять. Для этого, собственно, и существует государственная функция органов местного самоуправления по содержанию детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Здесь вообще, я не понимаю, не должно быть никаких препонов.
Кристина Горелик: Вот видите, к сожалению, ситуация несколько иная. И последний вопрос у меня. Вы слышали комментарий женщины-опекуна, которая, ссылаясь на то, что они получают довольно низкое денежное пособие, говорит о том, что, может быть, как-то оформить как семью приемную, как семью патронатную. То есть какая-то такая путаница, что где происходит, как оформляться, чтобы было лучше, чтобы как-то было проще им жить.
Борис Верзуб: Вы знаете, среди некоторых опекунов существует байка что ли о том, что, если организовать приемную семью, то денег выплачивать на ребенку будут больше.
Кристина Горелик: Да, да.
Борис Верзуб: Это не всегда и не везде так. Есть субъекты Федерации, где действительно сумма, которая выплачивается на ребенка из приемной семьи, несколько больше, чем сумма, которая выплачивается на подопечного ребенка. Это действительно так. Но не забывайте, что приемная семья - это немножечко другая форма воспитания детей, оставшихся без попечения родителей. Ведь в данном случае и контроль совершенно другой. Если опекун по своему усмотрению воспитывает ребенка, как-то ведет его по жизни, то приемный родитель находится под постоянным, достаточно жестким контролем государства. Вы понимаете, опекун фактически, ну, что он отчитывается, составляется акт, как живется ребенку, собственно говоря. Безусловно, он отчитывается за деньги, которые он получает, но в более свободной форме. А приемный родитель дает ежемесячный отчет за использование сумм, которые он получает на ребенка. Поэтому патронат - это вообще совершенно другая форма. Здесь может быть, вы знаете, краткосрочный патронат, долгосрочный патронат, может быть социальный патронат, когда ребенок находится в сложной жизненной ситуации, и делятся полномочия между родителями, учреждением, органом опеки, полномочия делятся по выводу ребенка из сложной жизненной ситуации. Поэтому это совершенно разные формы передачи детей. У нас, к сожалению, в народе существуют как бы такие мысли, что достаточно заключить какой-то договор и денег будет больше. Проблема ведь не в деньгах, проблема в мере ответственности за воспитание ребенка.
Кристина Горелик: Это понятно. Но, с другой стороны, может быть, они думают, как бы все-таки выбрать наиболее удобную, приемлемую для них форму воспитания ребенка.
Борис Верзуб: Да, я думаю, что информации, конечно же, не хватает. Даже, собственно говоря, и по телевидению мы видим часто различные примеры, но никто не объясняет, что из себя представляет та или иная форма передачи детей на семейную форму воспитания. Если бы люди больше знали, если бы они были более информированы, наверное, не возникало вот этих проблем, вот этих вопросов и так далее.
Теперь по поводу количества приемных семей. Действительно, количество приемных семей в каждом субъекте Федерации разное. Например, в городе Москве сейчас только 8 приемных семей. Это тоже связано с определенными традициями города. В Москве более развита система опеки и попечительства, так, в общем-то, как и по всей стране. Потому что часто приемные семьи сталкиваются с очень большими проблемами, в частности жилищными проблемами. Дать квартиру, предположим, ребенку из приемной семьи в городе Москве достаточно сложно. Есть субъекты Федерации, где развита приемная семья, это Самарская область, вы знаете, где развит патронат, это Пермский край и так далее, и так далее. Вообще сейчас каждый субъект Федерации вправе выбирать ту или иную форму, по которой будут дети передаваться на семейную форму устройства. Здесь решает каждый субъект Федерации. И количество людей, которые бы хотели... Другое дело, что, еще раз повторяю, при отсутствии серьезной информации люди не могут выбрать, на какую форму им взять ребенка. Вообще я хочу сказать, что людей и семей в большой нашей стране, а мне приходиться ездить по всей стране, желающих взять детей достаточно много. Другое дело, что кто-то колеблется, кого-то надо подвести к той или иной форме, кому-то надо подсказать, кому-то надо рассказать, кого-то надо подтолкнуть к тому, чтобы они взяли ребенка. Еще раз хочу подчеркнуть, в первую очередь это работа специалистов органов опеки. Вообще, когда человек приходит работать в опеку, он должен понимать, для чего он туда пришел, не перекладывать бумажки и не просто, так сказать, давать какие-то советы, скажем так, а напрямую работать с людьми и ради людей, ради детей в первую очередь. И все делать для того, чтобы детям, которые остались без попечения родителей, и детям-сиротам жилось более-менее сносно, я уж так мягко скажу. А уж по большому счету им должно нормально чувствовать, чтобы они не чувствовали себя изгоями в нашем обществе, что иногда, к сожалению, происходит.
Кристина Горелик: Благодарю вас. Я напомню, что у меня в гостях был главный специалист опеки и попечительства муниципалитета "Южное Бутово" Борис Верзуб.
Чтобы отстоять свои интересы в судах, опекуны вынуждены объединяться в группы поддержки, ведь мало кому из них по карману оплатить услуги адвокатов. А в Екатеринбурге действует организация, которая оказывает квалифицированную юридическую помощь бесплатно. Подробнее об этой правозащитной организации расскажет в своей рубрике Людмила Алексеева.
Людмила Алексеева: В Екатеринбурге работает одна из старейших в России правозащитных организаций под ироничным названием "Сутяжник". "Сутяжник" был создан 12 лет назад. С самого начала и до сих пор возглавляет "Сутяжник" Сергей Иванович Беляев. Он опытный юрист и очень напористый и задорный человек. "Сутяжник" был одной из первых правозащитных провинциальных организаций, которая стала работать на общероссийском уровне. То есть решать не только те частные вопросы, с которыми в организацию обращался кто-то из жителей Екатеринбурга, а и такие, которые касаются если не всех, то большого числа российских граждан не только в этом регионе. Такие дела решаются на уровне Верховного суда Российской Федерации и даже в Европейском суде по правам человека в Страсбурге. И там, и там "Сутяжник" частый заявитель. В частности в свое время именно "Сутяжник" выиграл в Верховном суде дело против ГИБДД, а именно против злоупотреблений, которые допускали сотрудники этого учреждения, произвольно обвиняя автомобилистов в употреблении алкоголя, ну, чтобы, угрожая лишением прав на вождение автомобиля, получать крупные отступные.
Доведя такое дело одного екатеринбуржца до Верховного суда, "Сутяжник" добился изменения правил проведения определения содержания алкоголя в крови водителей. Было запрещено освидетельствовать такие пробы у любого врача, что часто затрудняло сговор с какими-то "своими" врачами сотрудников ГИБДД.
На счету у "Сутяжника" немало дел, получивших всероссийскую известность.
Сегодня я беседую с руководителем этой организации Сергеем Ивановичем Беляевым.
Вам нравится название вашей организации - "Сутяжник"?
Сергей Беляев: Во-первых, исторически яркое русское слово. Одних оно возбуждает, других оно злит, а третьим оно для куражу необходимо. И на сегодняшний день слово настолько вошло в обиход, что очень многих людей начинают называть сутяжниками. Следовательно, слово приобрело жизнь новую, новый образ XXI века, тот, кто борется за права человека.
Людмила Алексеева: Ну, кто не устает обращаться в суд.
Сергей Беляев: В том числе и в суд. Ведь борьба не только в суде, она ведь и на улицах, она в пикетах, митингах.
Людмила Алексеева: Не только в суде.
Сергей Беляев: Ну, а как иначе? Я думаю, что вся Россия обратила внимание на ситуацию с Андреем Сычевым из Свердловской области. Наконец-то вынесено решение. Но чего это стоило правозащитникам, чтобы довести это дело до конца. Ведь даже воевала Генеральная прокуратура с Министерством обороны, ведь даже поменяли главного военного прокурора, но, тем не менее, дело доведено до конца.
Людмила Алексеева: Вы в этом деле участвовали?
Сергей Беляев: Так мы непосредственно его и поддерживали все это время, все родственники, все поездки в Челябинск и так далее - все это было с нашим участием. А то, что Андрей на сегодняшний день думает о будущем, это заслуга, в том числе и средств массовой информации, которые получили повод, такой серьезный, мощный, ударить по той безответственной системе управления в армии, которая сегодня существует. Андрей лечится, сержант получил 4 года, а офицерский состав, который как раз и отвечает абсолютно за все - и в казарме, и во время обучения, и на службе - до сих пор ни один не привлечен к ответственности. Если журналисты, активно участвовавшие, поддерживавшие и правозащитников, и семью Андрея Сычева, продолжат свое настоятельное внимание к этой проблеме, то мы надеемся, что те капитаны, майоры и генералы, кто участвовал в этом процессе, будут привлечены к ответственности, вот это будет победа гражданского общества.
Людмила Алексеева: Я знаю, что вы уже давно подали жалобу в Европейский суд по правам человека по поводу трудностей регистрации "Сутяжника" как некоммерческой общественной организации.
Сергей Беляев: Мы прошли перерегистрацию уже, наверное, несколько раз. Все эти перерегистрации происходили с большим скрипом. Прожив четыре года без официального свидетельства о регистрации и с решением судов в нашу пользу, на сегодняшний день Европейский суд посчитал, что та политика Российской Федерации к некоммерческому сектору, те законы, которые приняты по его регулированию, контролю за его жизнью, превышают внимание со стороны государства к обществу, чем необходимо. А общественное объединение "Сутяжник" обратило на это внимание европейского сообщества и Российская Федерация несколько лет назад, и на сегодняшний день в суде Европейском уже есть приемлемость нашего заявления в защиту прав общественного объединения. Понятно, что наша проблема это частность. Но общественных организаций ведь сотни тысяч. И, естественно, корректировка действующего закона, который начнет применяться с 2007 года, я думаю, произойдет либо в конце этого года, либо в начале следующего на официальном уровне, с принятием соответствующего решения. Я в принципе горжусь тем, что мы спрогнозировали, увидели все это заранее и на сегодняшний день у европейского сообщества в руках есть история одной из общественных организаций России, которая уже несколько лет, почти десятилетие, сражается с государством за свое существование. А это ненормально, это неконституционно. Государство должно помогать гражданскому обществу.
Людмила Алексеева: Декларируется, что общественная палата будет помогать гражданскому обществу, в частности устраивать конкурсы на финансирование общественных организаций.
Сергей Беляев: Это ведь только ширма политики государственной. Мы подумали, что надо и использовать эту систему. Понимая, что спорить с государством не всегда на пользу и государству, и общественности, мы Европейскому суду сказали, мы готовы заключить мировое соглашение с Россией, давайте только договоримся, и сделали предложение Российской Федерации, чтобы Россия в рамках действующего законодательства из бюджета выделила определенную сумму общественному объединению "Сутяжник", грант на то, чтобы его специалисты провели соответствующие тренинги с работниками регистрационной службы, Министерства юстиции. В результате, как это ни смешно, наше российское государство из администрации президента, из правительства, из Министерства юстиции, от уполномоченного Российской Федерации, от комиссии при президенте Российской Федерации ответило нам очень интересными фразами, типа "мы некомпетентны", "мы не принимаем решения", "мы не уполномочены". Кто же уполномочен от имени Российской Федерации дать согласие Европейскому суду заключить мировое соглашение с общественной организацией "Сутяжник" из Екатеринбурга на обучение государственных служащих правилам, стандартам Совета Европы на то, чтобы взаимодействовать с гражданским обществом и с некоммерческими организациями? На сегодняшний день не существует даже учебника, даже специального предмета в юридических вузах, на юридических факультетах, где бы готовили людей в соответствии со стандартом, который Россия уже приняла на себя обязательство выполнять. Это уже второй десяток лет идет. Мы на сегодняшний день запрограммированы в нарушение всех этих конвенций, мы запрограммированы на то, чтобы получать массовый поток заявлений граждан в Европейский суд. Потому что граждане обучаются значительно быстрее, они понимают, где их права, где справедливость, а чиновничество, бюрократия, она работает сама на себя. И к великому несчастью, несмотря на сотни решений Европейского суда против России, и практически стопроцентное выполнение решений индивидуальных, то есть возмещение материального ущерба и так далее, общие обязательства Российской Федерации по каждому из этих решений не выполняются.
Людмила Алексеева: Новый закон о некоммерческих общественных организациях вступил в силу в апреле этого года. Он откровенно направлен на удушение гражданского общества, костяком которого у нас в России являются именно некоммерческие, неполитические общественные организации. Закон ставит их под неусыпный бюрократический контроль. В частности наделяет чиновников большими возможностями лишить регистрации неугодные им общественные организации, а это те, которые раздражают начальство независимой и смелой критикой антиконституционных, противоправных действий властей.
"Сутяжник" обратился в Европейский суд по правам человека задолго до принятия нынешнего закона и потому этот иск оказался необычайно актуальным сейчас, когда угроза утраты регистрации стала перед всеми некоммерческими общественными организациями. Таким образом "Сутяжник" многократно оправдал свое шутливое название, содержащее глубокий смысл.
Кристина Горелик: Это была рубрика Людмилы Алексеевой.
