Программу ведет Андрей Шароградский. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Кирилл Кобрин
Андрей Шароградский: Минувший год стал важной вехой для российского общественного сознания: именно тогда в него в полной мере вернулась подзабытая со времен Сталина тема - тема алогичного страха спецслужб, иррациональной шпиономании и всеобщей подозрительности, всего того, что великий русский писатель Андрей Белый назвал «абракадаброй», «провокацией», «праздными мозговыми играми». Убийства и покушения осени минувшего года и, не в меньшей степени, странная, невнятная реакция российских властей на эти события довели градус всеобщей подозрительности до высочайшего уровня, породив море спекуляций и домыслов.
Кирилл Кобрин: «Но все было комедией…
- Да зачем же, помилуйте, такая покорность… Я, ведь, кажется, вас не собираюсь допрашивать… Не пугайтесь. Голубчик: в охранное же отделение я приставлен от партии… И напрасно вы. Николай Александрович, растревожились, ей-богу, напрасно…»
Это отрывок из романа Андрея Белого «Петербург». Провокатор шантажирует жертву, уговаривает сына - Николая Александровича Аблеухова - убить своего отца, сенатора Аблеухова. На дворе 1905 год, год Первой русской революции, которая началась с провокации, а закончилась переворотом. Никто лучше Андрея Белого не выразил дух тотальной галлюцинации, царивший в том году. О схожем духе, но уже образца 2006 года, я тоже решил поговорить с писателями: ведь кому, как не им улавливать то, что носится в воздухе. Говорит петербургский литератор Самуил Лурье.
Самуил Лурье: Действительно это немножко, даже не немножко, а сильно похоже на роман Андрея Белого "Петербург", причем, видимо, даже больше на вторую редакцию, обогащенную уже опытом трех революций. Потому что, где конспирация, там провокация, где провокация, вот голос троится, двоится, изображение то же. Я так думаю, почему для конспирации? - потому что тайная полиция по определению, поскольку она тайная, и политическая, она обречена пользоваться нелегальными средствами. А из нелегальных средств все же самое сильное - провокация, иначе очень долго надо дожидаться, собирать доказательства, чего-то искать и так далее. И это входит у них в привычку, мне кажется, а потом превращается просто в искусство созидания. Все-таки понятно, что большая часть этих дел всегда строилась как созидание врагов: они создают себе врагов, борются с ними, в результате получается, что они борются с фантомами, но вполне реальными средствами. И получается то, что у Андрея Белого называется "абракадабра", такой бесконечный клубок, где невозможно все-таки понять, кто первый задумал преступление, кто инициатор и, в конце концов, преступление, раскручиваясь, приходит обратно к самому себе. Вот эти события последнего времени, с этой шекспировской горой трупов, в общем, они заставляют людей чувствовать себя как в театре, и все мы вдруг превратились в таких пикейных жилетов и одновременно в специалистов по какой-то криминологии, думаешь уже, а не для того ли совершилось вот это громкое убийство, специально не для того ли, чтобы его раскрыть. Потому что мы все время ищем какого-то рационального ключа, мы говорим себе, что не может же быть, что это без причины, надо только найти того человека, которому это было нужнее всего, и эта ниточка нас куда-нибудь приведет. А это, видимо, просто в принципе неправильный подход, потому что эта деятельность иррациональна.
Кирилл Кобрин: А что же можно противопоставить этой иррациональности? Мнение известного поэта, писателя и художника Дмитрия Александровича Пригова.
Дмитрий Пригов: Вот этот перебор всех логических схем и возможностей, он приводит к тому, что в принципе бессмысленно говорить о заговорах, потому что в заговорах может участвовать кто угодно и что угодно, и как угодно. И такие предположения, что Путину это будет невыгодно, сделать так, чтобы подумали на Путина, в этом отношении, конечно, как бы уже начинает надстраиваться следующая структура, что Путин подумает, что кто-то подумает, что Путину это невыгодно, соответственно, он спокойно может это делать. Вообще, надстраивание всевозможных предположений размывает вообще некие логические возможности что-либо выстроить. Вообще, есть, конечно, некий простой такой, называется "бритва акама", который все-таки предполагает отсечение слишком больших возможностей. Вы знаете, если к вам с утра стучат в дверь, то, возможно, что это английская королева, но, скорее всего, это ваша молочница. Есть некий набор фактов, окружающих каждое обстоятельство, который заставляет предполагать наиболее, так сказать, предположительные варианты. В то же время попытка средств массовой информации надумать массу иных вариантов - просто это есть стремление, во-первых, размыть возможные варианты, которые наиболее логичны, и их заодно дискредитировать. Посему можно предположить в принципе все, что угодно.
Кирилл Кобрин: Итак, как считает Дмитрий Александрович Пригов, предположить можно все, что угодно. Так в чем же причина этой фатальной путаницы?
Самуил Лурье: Она происходит из-за того, что, если не говорить очень длинными и красивыми словами, а все-таки из практической причины, она состоит в том, что действительно что-то уж чересчур много у нас стало этих самых полковников. Просто все сводится к проблеме раздутых штатов. Потому что, кто такой полковник госбезопасности, средний, там разные есть, но все-таки в массе. Это же человек такой, немножко отвязный, со своим войском, подобный барону какому-нибудь средневековому, у которого единица такая боевая, то есть это копье, у него есть свои знаменосцы, свои оруженосцы и свои копейщики. Ну, плюс кто-то ему должен латы подавать и так далее. В нашем случае это агентура и какая-то информация. У каждого из них такое есть. И он, таким образом, чем-то таким располагает, чем он ни в коем случае не поделится с кем-то другим. Получается что-то подобное тому, что я видел на Северном Кавказе. Взад, вперед едут машины, в машинах сидят люди в камуфляже и в масках, все с автоматами, каждый из какой-нибудь спецслужбы, и они боятся друг у друга проверять документы, потому что, в общем, абсолютно неизвестно, кто они такие: может быть они бандиты, а может быть они наоборот, рядятся под бандитом, может они какую-нибудь спецоперацию выполняют, а может быть они в подчинении, я не знаю, непосредственно одна подчиняется одной кремлевской башне, группа, а другая подчиняется другой кремлевской башне, они друг друга боятся. И мне кажется, что эти нравы как-то перенесены сейчас в гражданскую жизнь, в нашу европейскую часть. Это плохой, конечно, признак, это плохой очень признак. Потому что, когда таким образом эта обезумевшая кошка начинает сама себя ловить за хвост и сама себя уже искать в какой-то темной комнате, стены которой представляют собой зеркала, такой метафорой можно описать сознание каких-то руководящих людей.
Кирилл Кобрин: Что же, закончим так же, как и начали - цитатой из «Петербурга» Андрея Белого.
«Вы страдаете галлюцинацией - относительно их выскажется не пристав, а психиатр… Словом, жалобы ваши, обращенные в видимый мир, останутся без последствий, как вообще всякие жалобы: ведь в видимом мире мы, признаться, не живем…»
