Владимир Кара-Мурза: Сегодня стало известно о том, что Генпрокуратура России намерена добиваться лишения адвокатского статуса Игоря Трунова, защитника банкира Алексея Френкеля. В прокуратуре считают, что адвокат нарушил Уголовно-процессуальный кодекс России, разгласив тайну следствия. Готовятся материалы к направлению в Федеральную регистрационную службу. Ситуацию обсуждаем с самим Игорем Труновым. В чем вас обвиняет Генпрокуратура?
Игорь Трунов: Мне достаточно сложно судить, в чем меня обвиняют. По крайней мере, заявление прозвучало о том, что якобы фраза, что показания Аскеровой - единственное доказательство, есть основание для возбуждения дисциплинарного производства и лишения статуса.
Владимир Кара-Мурза: Где вы об этом сказали, и вся ли ваша речь была передана в средстве массовой информации?
Игорь Трунов: В данной ситуации я сказал это, когда проходил суд по избранию меры пресечения и там прозвучала фраза того, что Аскерова оговаривает Френкеля. И эта информация достаточно распространенная, она звучала в СМИ еще до избрания меры пресечения. И дистанция между этим высказыванием и подпиской о неразглашении составляет несколько дней.
Владимир Кара-Мурза: Известный юрист Александр Яковлев, ректор Московского Нового юридического института критикует логику действий прокуратуры.
Александр Яковлев: Я понимаю старания работников прокуратуры обеспечить максимальную эффективность своей работы. Я не могу их за это порицать. Я так же, как все мы, заинтересован в том, чтобы следствие было успешным и преступник не ушел от наказания. Но мне кажется, чем меньше прокуратура усматривает в действиях адвокатов какие-либо препятствия для своих действий, тем лучше для авторитета прокуратуры. И мы с вами будем свидетелями того, какую судьбу с адвокатом Труновым постигнет ходатайство прокуратуры о лишении адвокатской лицензии. Насколько серьезно его нарушение, если все нарушение заключается в том, что адвокат сообщил, что главным свидетелем по делу является конкретное лицо? На мой взгляд, но это лично мое мнение, такого рода разглашение никакой тайной следствия не является. Можно ли лишить лицензии адвоката? Да. Но для этого должны быть серьезные основания.
Владимир Кара-Мурза: А каков на сегодняшний день механизм лишения адвокатской лицензии?
Игорь Трунов: Механизм такой, что представление должна внести регистрационная палата Министерства юстиции, в дальнейшем квалификационная комиссия Московской городской Палаты адвокатов рассматривает это представление и выносит свое решение по этому представлению. Если в течение трех месяцев московская палата не дает ответ, тогда регистрационная служба имеет право обратиться в суд.
Владимир Кара-Мурза: А видите ли вы аналогии с ситуацией преследования адвокатов ЮКОСа, которых так же пытались несколько лет назад лишить адвокатских лицензий - это рассматривалось ими как давление на защиту?
Игорь Трунов: Я рассматриваю аналогично как давление, правда, с позиции непредсказуемости, которая возможна в подобного рода представлениях Министерства юстиции. Потому что адвокат всегда выступает против власти, все обвинения предъявляются именем государственной власти, именем прокуратуры. Поэтому адвокат, защищающий права и свободы человека, всегда против власти. И поэтому я считаю, что критерием оценки качества работы адвоката является клиент, а не представитель власти. И эти надуманные обвинения – это рычаг воздействия, рычаг давления.
Владимир Кара-Мурза: Адвокат Юрий Баграев верит в правоту товарищей по профессиональному цеху.
Юрий Баграев: В случае с Труновым, если в данном случае адвокат не давал подписки о неразглашении сведений, полученных в ходе следствия по делу и не предупреждался об уголовной ответственности, то органы прокуратуры ничего не могут с ним сделать и никаких претензий предъявить не могут. Это только в случае, если он дал подписку о неразглашении этих сведений, которые стали ему известны как защитнику в ходе следствия и разгласил эти сведения, тогда можно принять решение о привлечении его к уголовной ответственности. Потому что за это существует уголовная ответственность. Если же он официально не предупреждался об уголовной ответственности и, соответственно, официальных подписок о неразглашении не давал, то к нему никаких претензий в этом плане предъявить нельзя.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Армавира от радиослушателя Сергея.
Слушатель: Добрый вечер, господа. Да, это действительно, вы сказали, что напоминает дело ЮКОСа. Развертка идет, по телевидению говорят. Это такая реплика. В связи с этим вопрос к Игорю Трунову: возможно, вас хотят отстранить и назначить другого адвоката по этому делу, который «одобрямс» говорил, что так, и так, и так. Вроде защищает, а вроде дело сфабриковано против Френкеля, и все довольны.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему?
Игорь Трунов: Я думаю, в первую очередь хотят для того, чтобы воспользоваться этой неопределенностью и того, чтобы адвокат начнет дуть на воду и не высказывать свое мнение, не высказывать суждения по делу. Это в первую очередь касается противоправных действий в отношении моего подзащитного, то есть его избивали, против него ведут незаконные процессуальные действия, лишают права на защиту. Шесть дней я не мог попасть никак в изолятор для того, чтобы встретится с ним. И заткнуть мне рот и продолжать противоправные действия, мне кажется, это основа, а вторично стоит вопрос об участии того или иного лояльного адвоката.
Владимир Кара-Мурза: А какие дела, которые вы ведете в последнее время, наиболее обострили ваши отношения с властью?
Игорь Трунов: Это, конечно, защита потерпевших от авиакатастроф, а также я представляю по-прежнему жертв террористических актов. И первый серьезный наезд со стороны прокуратуры был именно по делу «Норд-Оста», когда меня пытались допросить, тем самым отстранить от отдела и представления интересов потерпевших. Тогда общественное мнение, средства массовой информации не позволили сделать этот незаконный допрос, хотя я и явился в прокуратуру московскую. Сейчас это продолжение.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Санкт-Петербурга от радиослушателя Олега.
Слушатель: Здравствуйте. Господин Трунов, выступления по разным радиостанциям отнюдь не способствуют качеству защиты вашего доверителя. У меня к вам такой вопрос: какая у вас практика по уголовным делам, какой процент уголовных дел вы выигрывали? И какими методами вы думаете защищать банкира Френкеля и надеетесь ли на то, что вам удастся выиграть дело?
Игорь Трунов: Защита по уголовным делам и выступления на радио – это разные вещи. Но тем не менее, когда прокуратура и те или иные правоохранительные органы используют противоправные давление - это единственный шанс защитить клиента, вытащить на свет правонарушения. К сожалению, у нас правоохранительная система грешит физическим давлением, грешит противоправными способами расследования. Нельзя вести расследование противоправными методами. И борьба в данной ситуации адвоката состоит в том, чтобы озвучить эти противоправные явления. И прозрачность мешает тому, чтобы людей избивали, пытали и принуждали подписывать те или иные процессуальные документы.
Владимир Кара-Мурза: А на каком этапе вы подключились к защите Алексея Френкеля?
Игорь Трунов: Здесь это заявление оценочное, которое мною было сделано оно и звучало так, что, по моему мнению, единственным доказательством вины Френкеля являются показания Аскеровой, потому что к нему применяются недозволенные методы и меры. Если бы доказательства были обоснованы и документированы, то не было бы смысла не пускать к нему защитника, не было бы смысла применять к нему физическое воздействие. Поэтому я, исходя из тех нарушений, которые есть, сделал вывод, что скорее всего доказательная база слаба и разговор о том, что это единственное доказательство – это оценочное суждение. Я не знаком с доказательствами. И на вопрос к следствию предоставить мне доказательства виновности Френкеля, мне сказали, что доказательства ты увидишь только в конце следствия, когда ознакомишься с материалами дела. Я не знаю, что есть в деле следствия, эти доказательства не предоставляются, и одно ли это доказательство, единственное ли оно - это мое мнение, которое я в полном объеме не знаю.
Владимир Кара-Мурза: Адвокат Юрий Иванов, депутат Государственной думы от фракции КПРФ, возмущен поведением Генпрокуратуры.
Юрий Иванов: Главным в эпизоде с Труновым я считаю, что ему под всякими предлогами не давали встретиться с подзащитным. Это ни в какие ворота не лезет и, по-моему, прокуратура должна за это отвечать. По-моему, два или три дня не пускали к подзащитному. Ночью допрашивали Френкеля. Я этого Френкеля не знаю, неизвестно, виновен, невиновен. Но давайте поговорим о другом: назначение адвоката. Задержан человек, через полчаса у него должен быть адвокат. Если этот адвокат готов, он приходит, присутствует при допросах. Ладно, были времена, когда могли котлету сделать из обвиняемых. Но сейчас как это можно два или три дня не пускать адвоката – это безобразие. Я не знаю, как на это будет реагировать Федеральная палата адвокатуры, городская плата московская. Я всем, чем только могу, как профессиональный адвокат, как депутат, я ему готов помочь.
Игорь Трунов: Если быть точнее - шесть дней не пускали к подзащитному.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем москвича Теймураза Александровича.
Слушатель: Добрый вечер. Я хотел бы к Трунову обратился. Если бы президент слышал, я думаю, что его люди слушают Радио Свобода. Я недавно по радио слышал «Эхо Москвы», потому что телевидение практически не смотрю, потому что не могу видеть Путина и его телевидение. Он недавно заявил, что у нас, оказывается, в тюрьмах чуть ли не 37 год. Что он имел в виду? Что бы вы ему сказали, что за 37 год?
Владимир Кара-Мурза: Злоупотребляют ли правоохранительные органы мерой пресечения такой, как взятие под стражу?
Игорь Трунов: К огромному сожалению, у нас целый ряд мер пресечения альтернативных содержанию под стражей не работает вообще. То есть домашний арест не применяется совсем, крайне редко применяется залог, поручительство не работает совсем. Это формальные меры пресечения, которые записаны в Уголовно-процессуальном кодексе, но не работают, в то время как мера пресечения содержания под стражей работает автоматически. Тюрьмы переполнены и за счет этого, конечно, ужасающие условия содержания. И это фактически пытка и принуждение к оговору самого себя. Так же людям ущерб здоровью, недостаточное питание и так далее. Это молодежь в основном. Это огромный конвейер, через который идет большое количество молодежи, а после этого конвейера они становятся нетрудоспособные и их нужно лечить обратно за государственный счет. Кому нужна такая политика - абсолютно непонятно. Ведь у нас около миллиона человек содержится под стражей и часть из них выходит и попадают новые. То есть в этот конвейер попадает огромное количество людей.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Владимира Анатольевича.
Слушатель: Здравствуйте. У меня вопрос к адвокату. Скажите, пожалуйста, вы по телевидению выступали, еще пока в дело не внедрились, ничего, комментируете. Только приступили и уже начинаете выход на общественность. Вы говорите, задержали, допрашивают. Я понимаю, там сложно идет дело, потому что раскрываемость таких преступлений крайне низкая. И тут впервые разрушен миф о невозможности раскрыть заказные преступления. Оказывается, можно раскрывать. И дай бог, чтобы была истина установлена. И если Френкель виноват, то пусть он ответит за свои дела. Если он не виноват, значит защищайте.
Игорь Трунов: Да, я полностью согласен, если преступление будет доказано. Только вопрос мы не можем ставить под этим углом, что преступление раскрыто и вина доказана. Это только приговор может установить, вступивший в законную силу, а пока что преждевременно. Это никакой не миф. Миф пока создает прокуратура о том, что преступление раскрыто и вина доказана. Пока что это обвинение, пока что это подозрение. Поэтому, конечно, я полностью согласен, что это ужасное преступление должно быть раскрыто и настоящие виновные, если они виновные, должны понести ответственность. И то, что я комментировал эти ужасающие вещи, они ужасающие для тех, кто понимает юриспруденцию или кто однажды попадал в молотилку нашего правосудия. Я комментировал то, что я никак не могу попасть к человеку, которого я защищаю. Это ужасная вещь, французский журналисты даже не знали, как это объяснить французам, потому что для них это не бывает и быть не может, когда адвокат в течение шести суток звонит, бегает вокруг тюрьмы и никак туда не может попасть для того, чтобы оказать юридическую помощь. А в это время идут несанкционированные процессуальные действия, которые, естественно, под собой несут определенную форму давления.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем москвича Михаила.
Слушатель: Господа, добрый вечер. Честно говоря, у меня почти что нет вопросов, кроме одного – как скоро адвокат предполагает обращаться в Европу? Еще если можно, одну реплику: пускай те, кто сейчас осуществляет так называемое правосудие, которое с хрустом костей, пускай эта братва помнит, что в 37 году, когда мельница заработала, одними из первых пошли именно как вы, а не просто люди. Так что вы тоже так же будете.
Владимир Кара-Мурза: Давайте не будем переходить на личности. Игорь Леонидович, есть ли шансы у вашего подзащитного предъявить доказательства нарушения его прав Страсбургскому суду?
Игорь Трунов: В данной ситуации грубейшее нарушение права на защиту есть и то, что защитника не пускают в то время, когда у меня есть информация о том, что на него оказывается физическое давление, моральное давление, о том, что идут процессуальные действия – это, конечно, грубейшее нарушение норм международного права. Но тем не менее, я думаю, что пока что преждевременно об этом говорить. Потому что сейчас я написал ряд жалоб, в том числе в российские суды. И я думаю что российское судопроизводство все-таки должно отреагировать на эти случаи, и они должны быть исключением из правил, когда человек не получает своевременной надлежащей юридической помощи, когда против него ведется то или иное, непредусмотренное уголовным процессуальным кодексом действие. Поэтому, я думаю, что прикрывать это тяжестью преступления или социальной значимостью нельзя. Нельзя бороться с преступностью преступными методами.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем Владимира из Подмосковья.
Слушатель: Добрый вечер. У меня версия, хочу высказать свою по поводу того, что происходит, и потом задать вопрос короткий. Один из поручителей был представитель банковского сообщества. Игорь Трунов говорил.
Игорь Трунов: Мамонтов.
Слушатель: И все люди из банковского окружения ничего плохого про Френкеля не говорят. И он высказал версию о том, что Френкель самостоятельно расследовал коррупцию в Центральном банке. Два года назад Козлов высказался, это высказывание чуть ли не спровоцировало кризис в банковской среде. А потом замяли и потом Козлов стал бороться с коррумпированностью. Все это определенные круги делают. Воспользоваться ситуацией, побыстрее Френкеля сделать виновным, козлом отпущения, у меня такое впечатление складывается, и сейчас пока есть время, это дело довести любыми способами до какого-то финала, чтобы снять вопрос. А вопрос такой: у нас президент имеет юридическое образование. Как вы думаете, глядя на все эти неюридические аспекты, как можно судить о его юридической квалификации?
Владимир Кара-Мурза: Давайте сначала поговорим о действиях, которые предпринимал ваш подзащитный Френкель против Центробанка.
Игорь Трунов: В данной ситуации, конечно, мне сложно судить, мне бы было интересно ознакомиться с теми материалами, с теми доказательствами и дать им оценку. Прокуратура этих материалов не предоставляет, она имеет на это право. А делать какие-то оценочные суждения, у нас есть презумпция невиновности, пока вина не доказана, подозреваемый, обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Поэтому здесь, конечно, интересно посмотреть, что же нашла прокуратура. Это единственное доказательство или все-таки я попал в точку, когда сказал, что оно одно и больше ничего нет. Поэтому такой шум, гам и такое желание лишить меня статуса.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Санкт-Петербурга от Александра Викторовича.
Слушатель: Добрый вечер. Скажите, уже прозвучало в передаче, что выразить недоверие адвокату может скорее сам клиент, чем прокуратура. У меня к Игорю Трунову практические вопрос: какие меры воздействия можно применить к самому адвокату, который недобросовестно занимается своим клиентом, что зачастую бывает в нашу время. Куда на него можно пожаловаться?
Владимир Кара-Мурза: Это дело взаимоотношений адвоката с его доверителем.
Игорь Трунов: Не вопрос. Дело в том, что это вопрос очень серьезный, и единственной обоснованной жалобой является жалоба клиента. Показатель качества и профессионализм – это то, как остался доволен клиент. И если есть нарушения, то клиент может обратиться с жалобой в регистрационную службу Министерства юстиции и существуют квалификационные комиссии при региональных палатах, которые рассматривают жалобы от клиентов, жалобы от регистрационных служб.
Владимир Кара-Мурза: Игорь Леонидович, вы остановились на процедуре предъявления претензий к адвокатам.
Игорь Трунов: Дисциплинарное производство регламентируется Кодексом профессиональной этики и если адвокат нарушил этику и Кодекс профессиональной этики, то клиент, имевший соглашение, может обратиться в квалификационную комиссию той палаты региональной, где зарегистрирован адвокат. Если это финансовые отношения, то это гражданско-правовые отношения и по этому поводу нужно обращаться в суд. Если это уголовно-правовая составляющая, то это правоохранительные органы. Поэтому вот спектр.
Владимир Кара-Мурза: Адвокат Елена Лукьянова, представитель КПРФ в Верховном суде России, сознает всю несправедливость предъявляемых обвинений.
Елена Лукьянова: Во-первых, Игорь Трунов подписал подписку о неразглашении позже, чем он выступил, он все сделал по закону. Во-вторых, мало ли что прокуратура жалуется, прокуратура у нас совсем из рук вон плохая по качеству. Понятно, если бы судья пожаловался, понятно, если бы доверитель пожаловался. А прокуратура таким образом расправляется со стороной защиты - это неправильно. Потому что у прокуратуры полномочия по отношению к адвокатам есть, а у адвокатов по отношению к прокурорам нет. Действительно попытка расправы, но больше шума.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Ивана.
Слушатель: Добрый вечер. Я не юрист, но насколько я понимаю, тут нарушаются какие-то нормы ведения правовых дел. И меня интересует, есть ли какая-то зарубежная реакция на эту тему? И второе: будут какие-то комментарии или нет? Сейчас сообщили, что Ходорковскому не будут предъявлять никаких обвинений. Может прокомментируете.
Владимир Кара-Мурза: Тему ЮКОСа мы осуждали на днях. Есть ли международная практика подобная, может быть Россия подписала какие-то соглашения о защите прав адвокатов?
Игорь Трунов: В данной ситуации, конечно, по конституции есть принцип состязательности. Состязательность предусматривает равенство сторон. Мы с прокурором равны в состязательности уголовном процессе. И конечно, вызывает удивление, что равная сторона имеет такие полномочия для того, чтобы своего процессуального противника преследовать такими методами. Мне кажется, что вместо того, чтобы делом заниматься, преступников ловить, доказывать их виновность, идет такая форма выяснения отношений, что абсолютно непродуктивно. Я бы, конечно, считал, что прокуратура лучше бы занялась расследованием тех преступлений, которые никак раскрыть не может.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Тулы от радиослушателя Николая.
Слушатель: Добрый вечер всем в студии. У Александра Галича была такая песня, у него слова такие: «А у гроба встали мародеры и несут почетный караул». Я хочу сказать, что по опыту знаю, что прокуратура превратилась в стол заказа, обслуживающий власть. А так как адвокаты ей мешают, может ей сразу весь институт адвокатуры закрыть?
Владимир Кара-Мурза: Может вас хотят исключить из участия в делах по защите интересов заложников и пострадавших от терактов?
Игорь Трунов: Сейчас, когда остро встал вопрос представления потерпевших от авиакатастрофы, всем понятно, что за этим стоит большое количество заинтересованных, то есть с одной стороны крупные авиакомпании и серьезные владельцы, а с другой стороны - общественное мнение и большое количество потерпевших. И вопрос этот уладить мирно не получается. И назревает прецедент, который будет под собой нести серьезную материальную ответственность и увернуться от него достаточно сложно. Я думаю, что может быть этот случай где-то используется с перспективой того, что если меня лишать статуса, то я не смогу представлять интересы потерпевших от терактов и интересы потерпевших в авиакатастрофе. К сожалению, у нас прецедентной практики помощи жертвам авиакатастроф, а это тот институт, который воздействует на качество авиаперевозок и устраняет в всем мире бардак, который у нас, который приводит к такому большому количеству авиакатастроф.
Владимир Кара-Мурза: Адвокат Сергей Бровченко, президент правозащитного фонда «Гласность», солидарен с коллегой.
Сергей Бровченко: Адвокат вправе и закон об адвокатской этике допускает комментарии по поводу тех или иных следственных действий. И тут нет ничего нарушающего закон об адвокатской этике. Я думаю, что адвокатское сообщество всегда может выработать критерии, необходимые для оценки того или иного поступка. Мне известно, что адвокат Игорь Трунов является квалифицированным, опытным адвокатом и не допускал бы никаких нарушений закона. И теперь не в последней степени заслуга коллеги в том, что органы государственной власти выплачивают пострадавшим от террористов какие-то суммы компенсации. Очень хорошо, что есть такие коллеги, как адвокат Игорь Трунов, который достойно выполняет свои профессиональные функции адвоката.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос Павла, радиослушателя из Санкт-Петербурга.
Слушатель: Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, оказывается ли Френкеля физическое давление и может ли он под физическим давлением во всем сознаться или оговорить себя?
Владимир Кара-Мурза: В каких условиях содержится ваш доверитель?
Игорь Трунов: Сегодня я был в следственном изоляторе и, к сожалению, узнал, что практика противоправного давления продолжается. С Френкелем ведутся несанкционированные допросы, допросы без ведения протокола, допросы без участия защиты. Один из них проходил сегодня, я узнал об этом постфактум. Когда я пришел, он говорит: «Я только что пришел с допроса». Как с допроса? Без адвоката не имеют права. «В общем все прошло, но я ничего не подписывал, ничего не писал, потому что протокол не велся». Поэтому мы заявили несколько ходатайств, в частности, о вызове кардиолога и проведения рентгеновского исследования на предмет травм позвоночника. Вот эти два ходатайства говорят больше, чем бы я дал какую-то оценку его состоянию здоровья. В данной ситуации, конечно, то или иное заявление прокуратуры по поводу лишения меня статуса ничего не даст. И я завтра намерен обжаловать действия прокуратуры в суде и написать жалобу Генеральному прокурору, заявить отвод старшему следователю, ведущему расследование. Поэтому мы продолжим работать в этом направлении, чтобы у нас то расследование, которое ведется, все-таки велось в рамках закона.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем москвича Вячеслава.
Слушатель: Добрый вечер. Мой вопрос вот какой: видно, что вы придали огласке нарушение процессуальных действий. В ряде стран действия, которые прокуратура не замечает или не хочет заметить по отношению к вашему доверителю в суде, в суде эти дела - это называется фальсификация или фабрикация необходимых показаний. Видно, что прокуроры у нас слабые. А вы придали огласки эти действия. То есть, можно сказать, не материалы кто-то, а вот эти действия, вы с самого начала заявили, что вас не допускали, что физическое насилие. Прокуратура сразу должна, проверить это дело. Потому что в суде в других странах это нарушение процессуальных действий, дело рассыпается. Я думаю, тут все ясно.
Владимир Кара-Мурза: Удалось ли вам предотвратить развитие событий, невыгодное для вашего подзащитного?
Игорь Трунов: Все-таки мне удалось попасть в тюрьму и оказывать ему юридическую помощь. Конечно, в развитых цивилизованных странах это даже непонятно, как так адвокат шесть суток человека, содержащегося под стражей, не может увидеть ни одного раза, как это вообще возможно. И мне приходилось объяснять журналистам, они не могут этого понять. При том, что есть информация о том, что есть насилие и необходима медицинская помощь. Поэтому, конечно, я считаю, что мы постепенно должны строить правовое государство и избавляться от подобного рода вещей.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем Игоря, радиослушателя из Одинцова.
Слушатель: Здравствуйте. Господин Трунов, у меня два вопроса к вам. Скажите ваше мнение, за что сидит Ходорковский, и все люди, человек двадцать по России, сотрудники ЮКОСа? Потому что налогов насчитали больше, чем прибыли – это вообще смех. И второе ваше мнение: перед первыми выборами президента дома взорвались, перед вторыми два вагона метро на «Автозаводской». Как вы думаете, что это? Международный терроризм?
Игорь Трунов: Если сказать, что у нас слабое следствие и не очень высококвалифицированные судьи, а процент оправдательных приговоров 0,46% по стране, то это говорит о том, что у нас большое количество невиновных содержится в тюрьмах и лагерях. И Приставкин озвучивал цифру 30% невиновных у нас содержится, то есть это судебная ошибка, либо фальсификация, либо давление. То есть машина выбивания показаний, она работает достаточно полно, и очень большой процент содержится под стражей. И конечно, 30% из миллиона – это огромное количество. На этом фоне персоналии уже неважны, Петров, Ходорковский, Сидоров. Это большая проблема. Поэтому я считаю, что наше государство должно решать эту проблему. А насчет взрывов в метро, я сейчас представляю потерпевших от взрывов метро «Автозаводская», «Рижская», взрывы в Воронеже автобусных остановок и в Краснодаре. Этот уголовный процесс идет сейчас в Московском городском суде и приговор будет оглашен второго февраля. И второго февраля, этот процесс закрытый, я готов буду прокомментировать этот процесс и результаты этого процесса, привлечения тех виновных, которые сейчас находятся на скамье подсудимых.
Владимир Кара-Мурза: Адвокат Вадим Прохоров, бывший член Центризбиркома, видит в происходящем проявление слабости прокуратуры.
Вадим Прохоров: С моей точки зрения, это прежде всего признак слабости самой Генеральной прокуратуры, если это исходит от нее. А что касается лишения адвокатского статуса, они прямо указаны в законе. И с моей точки зрения, позиция Генеральной прокуратуры, как в прочем и в целом ряде других случаях, достаточно слабая. Я не могу как-либо комментировать. Дело в том, что может быть не все знают, но далеко не один Игорь Трунов занимался защитой потерпевших от «Норд-Оста». Но во всяком случае то, что это признак слабости именно Генеральной прокуратуры, с моей точки зрения, это верно.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвички Анны Андреевны.
Слушательница: Доброй ночи. Уважаемый Трунов, будьте любезны, прокомментируйте поведение прокуратуры и нашей юстиции после всего того, как, если вы слышали всю эту неделю, засудили мальчика в Ставропольском крае, 17 лет. Можно сказать пожизненно, по ошибке ему вменяли, что он убил свою сестру. Прокуратура должна вообще распуститься, прокурор должен в отставку уйти.
Владимир Кара-Мурза: Какой процент судебных ошибок?
Игорь Трунов: Процент судебных шибок и процент невиновных озвучивал в свое время Приставкин - это 30% невиновных из миллиона содержащихся, почти триста тысяч. У нас меньше миллиона, около 800 тысяч, но это огромные сумасшедшие цифры людей, это поломанные судьбы, это ужасные условия содержания в этих тюрьмах и это болезни, и после это рецидив, когда человек выходит неустроенный. У нас ведь не работает система устройства этих людей, которые после срока, отбытого в колонии, должны быть встроены в эту спокойную гражданскую жизнь и рецидив преступлений очень большой, круг замыкается. И мы теряем нашу молодежь, мы теряем здоровых дееспособных людей. Вместо того, чтобы приносить пользу обществу, они становятся на этот путь. Поэтому конечно это большая беда.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем Наталью, радиослушательницу из Петербурга.
Слушательница: Здравствуйте. Конечно, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Если бы я оказалась в роли подсудимой, мне бы хотелось, чтобы у меня был хороший адвокат, такой как Трунов, которого нет оснований не уважать. Но в свое время, когда убили моего мужа, у меня были беседы с прокурорами, со следователями, они ненавидят адвокатов. И от души желали мне, что если убийца будет найден, чтобы у него был слабый адвокат, потому что благодаря адвокатским действиям такие маленькие сроки дают убийцам, насильникам и так далее. Еще они мне говорили, что они всеми силами препятствуют контактам, особенно в начале следствия между адвокатом и подозреваемым, потому что в самом начале адвокаты обязаны защищать. И это их задача сделать все для того, чтобы выручить своего подзащитного. Они учат, как надо себя вести, как надо выкручиваться, как надо обеспечить себе алиби. Двойственное отношение к адвокатам, немножко недоверие есть к ним, как будто есть профессиональная деформация.
Владимир Кара-Мурза: Недавно арестовали адвоката Гофштейна в Испании. Все-таки есть предубежденность или презумпция, что адвокат может быть соучастником своих доверителей.
Игорь Трунов: Вы понимаете, ведь возможна противоположная ситуация, которая сплошь и рядом случается. У меня дело было, когда человека полностью невиновного за убийство осудили, и он скончался на зоне, а потом нашли истинного убийцу. И в этой ситуации не оказали своевременно надлежащую юридическую помощь. И в эту ситуацию попасть может каждый. И большой процент тех, кто попадает в эту ситуацию, когда путем побоев, путем давления, путем отсутствия надлежащей юридической помощи человек полностью невиновный попадает по страшному обвинению в лагерь и там заканчивает свою жизнь. Поэтому здесь нужно понимать ситуацию. И я скажу, что если обвинение состоятельно, то никакой адвокат не поможет уйти от ответственности. И в данной ситуации, когда человек виновен, стоит вопрос, чтобы он получил надлежащее наказание, а не сверх меры наказание. Поэтому вопрос надлежащего наказания – это совершенно другой вопрос. И вопрос соразмерного наказания. Но это никак не говорит о том, чтобы виновный ушел от ответственности и адвокат этим занимается. Это абсолютно неправильное восприятие адвокатуры, как института.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Подмосковья от радиослушателя Александра.
Слушатель: Доброй ночи, господа. Игорь Леонидович, у меня к вам такой вопрос, прокомментируйте, пожалуйста. Следственные органы допускают противоправные действия, заведомо зная, что это дело находится под пристальным вниманием общественности. Не является ли такие действия месседжем к следственным группам районов, городов: ребята, делайте, мы все равно своих не сдаем. Вот таким образом раскрывать заказные громкие преступления.
Владимир Кара-Мурза: Если резонансные дела так ведутся, что тогда говорить о рядовых.
Игорь Трунов: Конечно, это страшный симптом при том, что вся страна смотрит, вся страна знает и шесть суток я не могу попасть в тюрьму. Естественно, если бы не средства массовой информации, если бы дело не было таким громким, есть вероятность того, что это длилось бы не шесть суток, а 66 суток. То есть к приговору я бы только попал к тому человеку, которого я защищаю. Но я считаю, что право написано для бодрствующих и в данной ситуации надо апеллировать к закону, надо обжаловать действие и бездействие прокуроров. И на сегодняшний день есть институт международного судебного влияния и давления - это Страсбургский суд по правам человека. И конечно, нужно доводить подобные правонарушения, подобные факты до международной судебной системы и пытаться исправлять наше правосудие от этих негативных явлений.
Владимир Кара-Мурза: Адвокат Виктор Похмелкин, независимый депутат Государственной думы, осуждает шельмование адвокатуры.
Виктор Похмелкин: Авторитарная и бюрократическая власть всегда прибегает к подобного рода средствам, потому что адвокат для нее как защитник прав человека - это не просто оппонент, это враг. И бороться с этим можно только одним: не замыкаясь на решении конкретных вопросов, на защите прав конкретного адвоката, а на информировании системы в целом. Потому пока и если в стране сохраняется недемократический режим, правам человека всегда будет создаваться угроза, а значит и адвокатам, которые честно выполняют свой долг, защищая эти права.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем москвичку Ларису Дмитриевну.
Слушательница: Добрый вечер. Спасибо, что вы нас информируете. Меня интересует такой вопрос – семейственность в прокуратуре и судах и сотрудников, которые занимаются колониями, там сплошная семейственность.
Владимир Кара-Мурза: Честно говоря, мы таких фактов не знаем. Знаем судьбу сына Генпрокурора Устинова. Вам попадались случаи семейственности?
Игорь Трунов: Это достаточно сложный вопрос, я не знаю, как его разрешить. Если жена-адвокат, а муж-прокурор, то есть априори понятно, чем это может кончиться – это, возможно, ведет к коррупции. С другой стороны, как запретить профессию? Если они честные люди, то в этой ситуации как можно регламентировать? Я думаю, что, конечно, можно внести какие-то поправки, запрещающие адвокату практиковать там, где работает член его семьи, в частности, брать дела у непосредственного судьи, который является женой или мужем. В этой ситуации может быть как решение этой проблемы. Но я не думаю, что есть такие примеры, когда муж-адвокат ведет дела у прокурора-жены. Поэтому вряд ли это этично и вряд ли мы такие случаи найдем.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Владимира Васильевича.
Слушатель: Добрый вечер, господа. Игорь Леонидович, я бы хотел вам пожелать мужества, держаться. Все это дело пройдет, вы выдержите. Можно ли узнать адрес вашей консультации?
Игорь Трунов: Я не знаю, будет ли это реклама. Я так понимаю, везде болезненно относятся к этому.
Владимир Кара-Мурза: Позвоните нам на станцию, Владимир Васильевич. Игорь Леонидович, сегодня пресс-конференцию дали активисты общественной организации «Норд-Ост», и они решили начать собственное расследование событий в «Норд-Осте» и Беслане. Почему ваши доверители из этих организаций приняли такое решение?
Игорь Трунов: Там тоже стоял вопрос, что собственное расследование сопровождается подписками о неразглашении и ту информацию, которую они получат, будет очень сложно ей апеллировать. Потому что вакуум информации. Следствие идет и следствие имеет право дозировано давать информацию, давать не всю информацию. И в данной ситуации, конечно, то качество расследования этого террористического акта, унесшего такое количество жизней, оставляет желать лучшего, и это мягко сказано. На самом деле, конечно, отвратительное расследование. Виновных нет никого при том, что люди погибли не от рук террористов. Поэтому, конечно, родственников беспокоит подобного рода расследование и подобного рода результаты расследования.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем москвича Анатолия Сергеевича.
Слушатель: Добрый вечер. Меня ошеломили эти цифры – треть невиновных осуждается у нас. А я припоминаю, на юбилей города Химки прозвучал радикальный рецепт для исправления ошибок судейских. Там куплет был такой: «Невиновный осужден. Не пора ли издать закон: чтоб судье урок был впрок, пусть отсидит такой же срок». Вот, сразу все бы ошибки исправили судебные.
Владимир Кара-Мурза: Мы наоборот знаем примеры, когда такие судьи идут на повышение и правды невинно осужденные не добиваются.
Игорь Трунов: Я скажу, что во времена войны, во времена Сталина военные суды выносили оправдательных приговоров 7%, а сейчас одного процента нет. У нас правосудие во время Сталина, во время войны было более качественное, более гуманное и не стеснялось на судебную ошибку, нежели сейчас. Это, по-моему, наиболее яркий пример.
Владимир Кара-Мурза: Какие действия последующие должны последовать за пока что угрозами Генпрокуратуры в ваш адрес?
Игорь Трунов: Генпрокуратура должна написать представление в Федеральную Регистрационную службу, которая обратится в московскую палату, квалификационную комиссию. Квалификационная комиссия - это такой орган, который состоит из членов судов Арбитражного, Московского городского суда, Мосгордумы, Министерства юстиции и так далее, там адвокаты тоже есть. И эта квалификационная комиссия будет решать, насколько обоснованными являются эти претензии.
Владимир Кара-Мурза: А какими доказательствами вашего алиби вы запаслись? Есть ли зафиксированное время, когда вы подписали подписку о неразглашении и зафиксированное время, когда вы давали эти инкриминируемые вам интервью?
Игорь Трунов: Конечно, это все зафиксировано. Здесь основа другая – это оценочное суждение, это мое мнение о том, что то или иное доказательство является единственным. Мнение понятно, из чего следует - из того, что я не знаю все остальные доказательств и не могу сказать кроме как мнение, единственное оно или нет. Если бы я знал все материалы дела, тогда может быть было разглашение. Я тоже нахожусь в достаточно большом вакууме в части того, в чем подозревают и обвиняют Алексея Френкеля, поэтому сложно делать выводы, кроме своих мнений.
Владимир Кара-Мурза: Намерены вы впредь комментировать действия следствия, производимые с вашим подзащитным?
Игорь Трунов: В особенности в той части, которая касается правонарушений, незаконного давления, незаконного получения доказательств. Я, конечно, буду всегда апеллировать к общественному мнению, потому что это помощь в защите, это определенная поддержка, это определенный фактор влияния.
