Александр Генис: Нынешняя самая длинная избирательная кампания в истории США – 23 месяца - обещает стать и самой необычной. В первую очередь, потому, что ее бесспорным лидером оказался кандидат, уже проведший восемь лет в Белом Доме. Не менее важно, конечно, что Хиллари Клинтон может стать первой женщиной-президентом. С крайне актуальным сегодня женским вопросом в американской политике слушателей познакомит наш вашингтонский корреспондент Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: 30 лет назад малоизвестный в стране губернатор штата Джорджия Джимми Картер открыл свою президентскую кампанию словами: «Я – Джимми Картер, и я избираюсь в президенты». Сенатор от штата Нью-Йорк Хиллари Клинтон, которую знают все, начала свою встречу с избирателями штата Айова той же самой фразой. Но, с дополнением.
Хиллари Клинтон: Я – Хиллари Клинтон, и я избираюсь в президенты. Я участвую, чтобы победить.
Владимир Абаринов: Хиллари Клинтон – не первая в истории США женщина, претендующая на пост президента. Первой была, в 1872-м году, Виктория Вудхалл – дама незаурядная во всех отношениях. Она сделала состояние на лечении магнетизмом, опубликовала на английском «Манифест Коммунистической партии» и была суфражисткой. В США женщины получили право голоса на федеральных выборах в 1920-м году, но прямого запрета женщине избираться нет. Однако Конституция говорит о президенте исключительно в мужском роде. Поэтому некоторые законники считают, что и Хиллари Клинтон не имеет права бороться за президентский пост.
Так или иначе, Виктория Вудхалл не добралась до Белого дома. За двое суток до выборов ее арестовали за публикацию статей аморального, по мнению властей, содержания - она была сторонницей свободной любви. О женском вопросе в американской политике рассказывает историк, профессор Университета штата Вирджиния, Майкл Холт.
Майкл Холт: Существовала фундаментальная разница между протореспубликанцами-вигами и демократами в вопросе о том, какой может быть роль не голосующих женщин в сфере публичной политики. Виги и их сторонники – это, по преимуществу, представители среднего класса, христиане, регулярно посещающие церковь. Для них женщина - нравственный центр семьи, хозяйка дома, которая во многом определяет моральные ценности своих мужей и детей. Не думаю, что демократов когда-либо заботил этот вопрос. Начиная с 40-х годов XIX века виги стали привлекать своих жен и дочерей к участию в избирательной кампании. Так, в 1840-м году кандидатом вигов был генерал Уильям Генри Гаррисон, любивший крепкий сидр. Оппоненты обвиняли в вигов в том, что они на предвыборных собраниях спаивают простой люд виски и этим самым сидром. Чтобы переубедить избирателей, было решено брать с собой на митинги женщин. В присутствии дам распитие спиртных напитков было категорически запрещено. Ситуация повторилась в 1844-м году, когда кандидатом вигов был Генри Клей, чья репутация бонвивана и развратника отпугивала благопристойных христиан, и виги опять должны были показывать, что они – партия моральных ценностей. Демократы стали привлекать к избирательным кампаниям женщин позже, и у них это никогда не получалось так дерзко или, даже, цинично, как у вигов.
Владимир Абаринов: Несмотря на неудачный опыт первой кандидатки, женщины продолжали рваться в политику.
Диктор: В 1916-м году жители Монтаны избрали в Палату представителей республиканку Джанетт Рэнкин. В 1964-м году сенатор Маргарет Чейз Смит претендовала на номинацию в президентской кампании. В 1984-м году женщина впервые стала официальным кандидатом на пост вице-президента - Джеральдин Ферраро. Она избиралась от Демократической партии вместе с Уолтером Мондейлом. Но на выборах победила другая пара Рональд Рейган – Джордж Буш-старший. И, наконец - Элизабет Доул, дважды занимавшая министерские посты, впоследствии сенатор. Она боролась за номинацию от Республиканской партии на выборах 2000-го года, но сошла с дистанции в самом начале, потому что не сумела собрать необходимых средств.
Владимир Абаринов: Хиллари Клинтон – первый реальный кандидат-женщина. В ее президентских амбициях сомнений не было. Многие ожидали, что она будет избираться уже в 2004-м году. Но она уступила дорогу Джону Керри. Не потому, что верила в его победу – скорее, наоборот. Расчет состоял в том, что Буш, всего вероятнее, будет переизбран на второй срок, и тогда в 2008-м году пост президента станет вакантным. Так и вышло. Хиллари поджимает возраст: в этом году ей стукнет 60. Если сейчас президентом станет ее однопартиец, выборы 2012-го года придется пропустить, а в 2016-м ей будет уже 69. Поздновато. В таком возрасте на пост главы государства был избран пока лишь один Рональд Рейган – самый пожилой президент США. Поэтому для Хиллари вопрос стоит ребром: или сейчас – или никогда. Потому она и говорит: «Я участвую, чтобы победить». Эта фраза будет рефреном ее кампании. Когда в прошлом году президента Буша спросили, как он оценивает перспективы Хиллари Клинтон, он ответил: «Она – очень сильный кандидат». Ту же характеристику повторил соперник Хиллари, республиканец Джон Маккейн.
Джон Маккейн: Я считаю, она будет очень сильным кандидатом. Одна из наших ошибок в 1992 году состояла в том, что мы недооценили потенциал ее мужа.
Владимир Абаринов: Особого мнения придерживается известный политтехнолог, бывший советник Билла Клинтона Билл Моррис. Он считает, что главным фактором в борьбе за номинацию станет восходящая звезда Демократической партии, афро-американец Барак Обама.
Билл Моррис: Обама – это политический младенец. В Сенате США он работает без году неделя, он очень молод. Через 6-8 лет он может стать хорошим кандидатом, но не сейчас. Что касается Хиллари, то у нее нет серьезных достижений в Сенате, все ее победы носят чисто символический характер. Главная угроза для республиканцев, однако, состоит в том, что демократы способны резко увеличить число голосующих. В стране 80 миллионов избирателей, которые не участвовали в выборах 2004 года, когда явка была рекордной за много лет. Это, в подавляющем большинстве – афро-американцы, «латинос» и одинокие женщины. И Хиллари, и Обама могут расшевелить этот электорат. Мое личное мнение: демократы могут выставить Хиллари и Обаму в паре, и, думаю, что в таком составе они могут победить за счет расширения электората.
Владимир Абаринов: Однако вернемся к женскому вопросу. Мари Уилсон - президент неправительственной организации «Проект Белый Дом», поддерживающей женщин, делающих карьеру в бизнесе и политике, полагает, что сейчас шансы у женщины высоки, как никогда.
Мари Уилсон: Когда мы начинали проект «Белый Дом», 78 процентов американцев находили избрание женщины президентом в порядке вещей. С тех пор цифра выросла до 86 процентов. На самом деле, для большинства пол президента не имеет значения, лишь бы президент хорошо справлялся со своей работой.
Владимир Абаринов: Но политтехнолог Робин Рейбен напоминает об оставшихся процентах.
Робин Рейбен: Разумеется, это возможно и когда-нибудь произойдет. Но, к сожалению, наше общество гораздо более сексистское, чем мы это признаем. 14 процентов избирателей считают, что женщина не должна быть президентом. И это немало. Посмотрите, каким преимуществом выигрывались президентские выборы два последних раза. Вы просто не можете выиграть, если 14 процентов зациклены на этой теме.
Владимир Абаринов: Демократ Патриция Шрёдер, бывшая членом Палаты представителей от Колорадо, в 1988-м году чуть было не стала кандидатом в президенты. Однако она отказалась, и не в последнюю очередь потому, что не знала, как ей следует одеваться.
Патриция Шредер: Всякий в Америке знает, как должен одеваться кандидат в президенты: красный галстук, белая сорочка, костюм. Если вы хотите выглядеть напряженно работающим, вы ослабляете узел галстука, снимаете пиджак, закатываете рукава. А что должна делать женщина? У нас нет готовых решений.
Владимир Абаринов: На встрече с избирателями в Айове первый же вопрос был о женщинах в политике.
Хиллари Клинтон: В нашей политической системе до недавних пор доминировали мужчины, причем, белые мужчины. Но сегодня у нас в Сенате уже 16 женщин. Это столько, сколько женщин вообще когда-либо избиралось в Сенат – вместе с нами их за всю историю было 32. Так что мы на подъеме. Подумать только, Нэнси Пелоси стала спикером Палаты представителей!
Пресса, возможно, станет обсуждать мои наряды и прическу охотнее, чем внешность моих соперников. Я должна примириться с этим. Я - женщина и мать, это неотъемлемая часть моей личности. Но я прошу избирателей голосовать просто за того, кого они сочтут лучшим президентом Соединенных Штатов Америки.
Владимир Абаринов: Как видим, Хиллари Клинтон тоже чувствительна к вопросам внешности. А как прикажете одеваться для исполнения функций главнокомандующего? Многие считают, что женщина выглядит в этой роли особенно нелепо. Наверняка вспомнят и старые дела – все мы знаем, какие. Но Хиллари Клинтон палец в рот не клади. В Айове ее спросили, как она будет управляться со «злобными, алчными, прогнившими, жадными до власти лидерами, такими, как бин Ладен, которые, к тому же, все мужчины».
Хиллари Клинтон: Дает ли мой жизненный опыт основания считать, что я не умею обращаться с плохими мужчинами?
Владимир Абаринов: На пресс-конференции после встречи журналисты спросили ее, что конкретно она имела в виду.
Хиллари Клинтон: Ведь вы сами мне говорите: не грузи народ серьезным разговором, скажи публике что-нибудь занятное. Вот, пошутила – и сразу же попала на сеанс психоанализа.
Владимир Абаринов: Ее шутливое настроение поддержал театр политической сатиры Capitol Steps , который сочинил новый текст на мелодию из бродвейского мюзикла «Продюсеры». В редакции Capitol Steps эта песня звучит так: «Весна для Хиллари и либералов».
Александр Генис: Появление новой книги Мартина Эмиса, одного из самых известных сегодня авторов англоязычного мира, вновь привлекло внимание американских читателей к ее страшной теме – сталинскому террору. Роман «Дом свиданий» представит нашим слушателям ведущая нашего «Книжного обозрения» Марина Ефимова.
МАРТИН ЭМИС. «ДОМ СВИДАНИЙ»
Марина Ефимова: Одна из немногих, очевидно, сфер, в которых Запад отстает от России, это описание, переживание и осмысление ужасов сталинской эпохи. Сейчас интерес к этой теме в самом разгаре. В 2002-м году британский прозаик Мартин Эмис (сын Кингсли Эмиса) опубликовал сборник эссе о Сталине «Коба Ужасный. Смех и 20 миллионов». В 2003-м году стал бестселлером монументальный труд американского историка Энн Эплбаум «История Гулага», а в 2004-м – биография Сталина, написанная известным британским историком Симоном Монтефиоре. Она называлась: «Сталин. При дворе красного царя». Об этих книгах мы, конечно, рассказывали нашим слушателям. И вот сейчас Мартин Эмис написал об этом времени роман «Дом свиданий» - вымышленные воспоминания бывшего узника сталинских лагерей. Один из рецензентов книги, Лэйл Шиллингер, до некоторой степени объясняет этот чуть запоздавший интерес западных историков и писателей к российской трагедии:
Диктор: «Советские архивы, ставшие доступными в 90-х годах, словно навели порчу на западных писателей, историков и политиков. До того времени многие не верили (или не до конца верили) в то, о чем писали Солженицын и другие российские свидетели и историки. Это казалось диссидентским преувеличением. Но когда их свидетельства подтвердили западные исследователи, даже скептиков потряс и заворожил масштаб злодейства. И у многих возникла непреодолимая потребность донести свое потрясение до широкой публики. Роман Мартина Эмиса «Дом свиданий» выполняет именно эту задачу. То, что в прежних описаниях было для массового читателя или слишком сухо и безлично, или непереводимо, или слишком пространно (как, скажем, «Архипелаг Гулаг»), предстало, наконец, в романе Эмиса ужасающе яркой и живой картиной».
Марина Ефимова: Как пишет другой рецензент, Мичико Какутани, Эмис создает в романе историю, «глубоко трогающую душу – столь же личную, сколь и эпохальную». Это история двух братьев – узников послевоенного «Норлага». Один из братьев – сам рассказчик. Пережив лагерь, он дожидается перемен, становится торговцем оружием и, используя связи и деньги, в конце концов, убегает в Америку. В романе он остается безымянным. Свой рассказ он обращает не к читателю, а к своей падчерице – американке с мифическим именем Венера. «Я хочу, чтоб ты всё это знала, - пишет он ей. – Я хочу немного «овосточить» твое западное зрение, твое западное сердце». Сам рассказчик – последний человек, которого хочется пожалеть и, тем более, полюбить. Награжденный орденами ветеран второй мировой войны, он начинает с описания грабежей и изнасилований, которые совершал он сам и его однополчане, когда вошли в 1945-м году в Германию. Никакого раскаяния по этому поводу он не выражает: «Это не мы сделали, а история», - говорит он. Зато отсутствие нравственных колебаний помогает ему в ГУЛАГе, где он собственноручно убивает трёх доносчиков, спасая себя и брата. Знакомые нам описания лагерных ужасов даны в романе Эмиса со скупыми, но яркими деталями, без оценок и без высказывания авторского мнения. Урка гоняется с окровавленной лопатой за своим врагом, вохра топчет сбитого с ног «политического», сексот, чтобы не идти на работу, отрезает себе пальцы на левой руке. Все рецензенты отдают должное этой части романа, но вот, что замечает Лэйл Шиллингер:
Диктор: «Писатели, издавна пытавшиеся уловить дух России в одном произведении, почти всегда предпочитали использовать схему грандиозных противопоставлений: «Война и мир», «Отцы и дети», «Преступление и наказание». Даже Вуди Аллен, подражая им, назвал свою кино-пародию на русскую литературу «Любовь и смерть». Правда, у Достоевского «наказание» занимает гораздо больший объем, чем «преступление». Что касается Толстого, то многие русские читатели «Войны и мира» жульнически пропускают батальные сцены «войны», чтобы поскорее вернуться к романтическим сценам «мира». Но, даже несмотря на эти перекосы, во всех великих русских романах всё же соблюден эмоциональный баланс. А автор «Дома свиданий», с некоторой даже одержимостью, заполняет роман одним «ГУЛАГом». В нем, к сожалению, отсутствует какой бы то ни было противовес».
Марина Ефимова: Роман не случайно, конечно, назван «Дом свиданий». Так зэки называют барак, в котором женатым заключенным разрешают свидания с жёнами. И брат рассказчика Лев, тоже заключенный, готовится к свиданию с любимой женой Зоей, вызывая зависть и холодную ревность брата, который и сам был с юности влюблен в Зою. Возможно, именно этот любовный треугольник и это свидание, во время которого произошли судьбоносные для обоих братьев события, и должен был стать тем противовесом, о котором говорил Шиллингер. Лев – противоположность брату, он – идеалист и поэт, способный на глубокую любовь. Лев тоже выживает в лагере и возвращается к жене, но никакого противовеса ГУЛагу этот «хэппи энд» не создает, потому что Лев возвращается абсолютно другим человеком – и не идеалистом, и не поэтом. Рассказчик пишет падчерице:
Диктор: «Таким людям, как мы с братом, никто никогда не скажет: «Ваше дело закрыто». Лагерный опыт научил меня двум вещам: во-первых, ничто не уходит из твоей жизни насовсем. А второе - вот что: если ты избежал смерти, это еще не спасение. То, что не убило тебя тогда, убьёт тебя позже».
Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов.
Григорий Эйдинов: В прошедшее воскресенье 49-я церемония вручения ««Грэмми», главной музыкальной премии Америки, началась с большого события – выступления вновь воссоединившейся группы «Полис». Одна из самых популярных команд в истории современной популярной музыки, «Полис» звучали и выглядели как, будто они и не распались в середине 80-х годов прошлого века. После их взрывного выступления, оставшийся вечер, по-моему, никогда не достиг того уровня энергии, с которого начался. Думаю, основное количество сил приберегается на следующий год, когда «Грэмми» исполнится 50 лет. Однако, естественно, были свои моменты и в этом году. Явно отдавая должное сверх популярной американской телепередаче «Американский идол», Академия звукозаписи устроила конкурс «Мой Грэмми-момент». Из буквально тысяч претендентов, пославших тысячи себя чего-то поющих, путем всеобщего голосования страна выбрала 18-летнюю уроженку Техаса Робин Труп. Финальное голосование закончилось прямо во время церемонии, и, как главный приз, Робин, более чем достойно, спела вместе с поп-звездой Джастином Тимберлейком. Но, все-таки, самым главным событием «Грэмми» в этот раз стала кантри-группа «Дикси Чикс». Точнее, теперь даже не совсем кантри. Эта сага началась уже 4 года назад, когда во время гастролей по Франции девушки сказали, что им стыдно, что президент Буш тоже родом из Техаса. После этого группа сразу попала в немилость традиционно консервативной индустрии кантри. Многие радиостанции перестали играть их песни, их диски демонстративно уничтожали перед входами в музыкальные магазины, их концерты пытались бойкотировать. Однако остальная часть музыкальной индустрии - традиционно либеральная - и они приняли «Дикси Чикс» с распростертыми объятиями, отдав им самое большое количество наград в этом году - из пяти «Грэмми», на которые они были номинированы, «Дикси Чикс» получили все пять, включая альбом года за их диск «Длинным путем». Не могу никак согласиться, что это был лучший диск года, но, тем не менее, скажу, что кроме «Полис» они выступили лучше всех в этот вечер. Итак, стойкий «Дикси Чикс», песня с явно двусмысленным названием «Не готова мириться».
Александр Генис: Нью-Йорк – ветреный однолюб. Он часто меняет предметы своей привязанности, но умеет с азартом отдаваться одной страсти. На моей памяти это не редко бывало с русской культурой. Как забыть супрематистское безумие, охватившие город в период огромной выставки Малевича? Или фотографию Родченко, перекочевавшую с выставки конструктивистов в МОМА на стены домов и доски заборов - в Нью-Йорке всегда что-нибудь строят. Этой зимой русскую моду занес в город Том Стоппард. Его монументальная трилогия «Берег утопии» обсуждается во всех интеллектуальных кружках – от высколобых журналов до интеллигентных вечеринок. Но это еще не все. Чтобы понять, о чем и о ком рассказывают на сцене, ньюйоркцы бросились за помощью к Исайе Берлину. Его основополагающая на Западе книга «Русские мыслители» стала сейчас столь модной, что Нью-Йорке ее нельзя купить. Об этом пишет в «Нью-Йорк Таймс» Джулия Босман.
Диктор: Последний раз Берлин выходил в издательстве «Пингвин» в 1978-м году. С тех пор «Русские мыслители» стабильно продаются в Америке – в количестве 36 штук в месяц. Но сейчас, из-за Стоппарда, книгу достать невозможно ни за какие деньги. Заодно раскупили английский перевод «Отцов и детей» - к огромному удивлению книгопродавцев, считавших Тургенева наименее читаемым из всех русских классиков. Однако спрос на книгу Берлина куда больше, поэтому «Пингвин» срочно печатает новый тираж, который уже на следующей неделе прибудет в книжные магазины Нью-Йорка.
Александр Генис: Столкнувшись с таким лестным для нашей культуры интересом элитарного Нью-Йорка, я обратился к Борису Парамонову, чтобы поговорить о книге, уже много лет верно служащей для западного читателя незаменимым введением в русские проблемы.
Прошу Вас, Борис Михайлович.
Борис Парамонов: Сам Том Стоппард говорил, что главную ориентацию в русской интеллектуальной истории 19 века он получил, читая книгу сэра Исайи Берлина «Русские мыслители». Так что, видите, есть четкое авторское признание. Никаких специальных исследований для этого делать не надо. А что касается книги сэра Исайи, это очень хорошая книга. На английском языке, пожалуй, это лучшая в отношении русской проблематики. Она гораздо, я бы сказал, подробнее известной книги Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма». Книга Бердяева это основополагающее сочинение, но о девятнадцатом веке там говорится бегло, вообще это не история русской мысли, а, скорее, метафизика русской истории и феноменология русской души – я говорю о Бердяеве. А у сэра Исайи (так можно и даже должно говорить об английских лордах) очень подробно говорится о ключевых фигурах русского девятнадцатого века – лучшего века русской культуры. Больше всего мне понравились статьи, посвященные Герцену, сэр Исайя дал правильную оценку Герцена. Это не мало, и это очень важно: Герцена ведь задушили в Советском Союзе.
Александр Генис: Ну, как же так задушили, Борис Михайлович! Он был вполне уважаемой, можно сказать канонизированной фигурой в системе советского гуманитарного образования. Статья Ленина «Памяти Герцена» считалась обязательной на всех экзаменах. Сам сдавал. Что мне очень долго мешало полюбить «Былое и думы».
Борис Парамонов: Ну, как же, декабристы разбудили Герцена. Но Ленин-то и задушил Герцена в своих объятиях – заспал, как мамка. Помните рассказ Бабеля «Иисусов грех»? Там «баба Арина с номерей мадрил и Лувр заспала ангела Альфреда, данного ей Богом в сожители: навалилась на него брюхом вспученным, Серегиным, четырехмесячным». Знаете, когда доходит до Бабеля, не могу остановиться.
Александр Генис: Я Вам сочувствую, но мы все равно вернемся к Ленину от Сереги и Арины.
Борис Парамонов: И от ангела Альфреда. Ленин объявил Герцена революционером, дошедшим до диалектического материализма и остановившимся перед историческим материалистом. Всё это чушь, блекота и слабое развитие техники, как говорил Зощенко. Герцен – не революционер, а очень интересный скептик, либеральный скептик, адогматик, в своей философии истории (а она у него была) очень похожий на позднейших экзистенциалистов, на Шестова и Камю особенно. Да, конечно, Герцен пытался верить в русский крестьянский социализм – но это у него не от хорошей жизни было, а знак отчаяния, резкого охлаждения к Западу. Всё это очень подробно рассмотрено, проанализировано и оценено в книге «Русские мыслители» сэра Исайи Берлина.
Александр Генис: Которую, однако, отнюдь не исчерпывает его любимый герой. Сам Берлин говорил, что его любимый герой, его Альтер Эго - это Герцен.
Борис Парамонов: Еще немножко о Герцене. Ленин настолько отбил к нему вкус – знаете, как будто кто-то плюнул в изысканное блюдо, - что Герцен в советское время был даже не оценен как писатель. А он ведь блестящий прозаик, очень острый стилист. Вообще остроумнейший человек. Считалось, что он, как Оскар Уайльд, говорил еще лучше, чем писал. Да, так о книге сэра Исайи. Она тематически идет по следам известного сочинения Павла Анненкова «Замечательное десятилетие». Те же имена: Белинский, Бакунин, Тургенев (очень важно – Тургенев, как тип мыслителя). Про Герцена я уже сказал. И, наконец, жемчужина: эссе об историософии Льва Толстого. Это знаменитый текст «Лиса и ёж».
Александр Генис: Под названием, стоит пояснить, имеются в виду слова язвительного древнегреческого поэта Архилоха: лиса знает многое о многом, а еж знает только одно, но большое.
Борис Парамонов: Берлин говорит, что по этому признаку можно квалифицировать мыслителей и поэтов. Скажем, лисы – это Гете, Шекспир, Пушкин, Бальзак, Джойс среди прочих. А ежи: Платон, Гегель, Достоевский, Ницше, Ибсен, Пруст. Мне в этой дихотомии нравится то, что она - забавная, английское чувство юмора тут сказалось. Хотя, сэр Исайя, как известно, ваш земляк, он из Риги. Кстати, подобный пример: американский философ-прагматист Уильям Джеймс распределял философов по двум рубрикам: жесткие и нежные. Имена я подзабыл, но априорно ясно, что жесткими будут у Джеймса рационалистические монисты, а нежными – плюралисты и эмпирики. Кстати, сам Джеймс был нежным. Одна из его книг называется «Вселенная с плюралистической точки зрения».
Александр Генис: Но вы хотели сказать про трактовку Толстого у Исайи Берлина.
Борис Парамонов: Конечно, она того стоит. Толстой, говорит сэр Исайя, - это лиса, которая всю жизнь хотела быть ежом. Прикидывалась ежом.
Александр Генис: Сегодня мы с ведущим нашего «Кинообозрения» Андреем Загданским продолжим февральский смотр главных претендентов на «Оскара». На очереди – «Вавилон».
Андрей Загданский: Да, уже начнем с названия. Название, конечно, однозначно говорит о том, что у автора есть определенные претензии. Я бы поторопился сказать, что фильм в чем-то уподобляется Вавилонской башне, потому что после длительного, спирального движения вверх, там, где мы должны прийти к пониманию и некоторому новому ощущению, как устроен мир, фильм рассыпается на части.
Александр Генис : То есть, до неба не достроен?
Андрей Загданский: Боюсь, что нет, хотя последний кадр заканчивается небом. Это очень важно. Но, начнем с начала. Должен вам сказать, что это фильм очень талантливого режиссера Алесандро Гонзалеса Иньярриту демонстрирует незаурядное режиссерское мастерство, темперамент, умение владеть материалом, умение строить эмоциональную фразу, строить свои предложения, складывать их таким образом, что они захватывают нас, они нас интересуют, они нас волнуют. Начну с того, что обозначу некоторые основные сюжетные линии фильма. А их в картине три. Дело в том, что некий японский охотник когда-то подарил свое ружье проводнику, с которым он охотился в Марокко. Тот, в свою очередь, продал ружье своему соседу. У соседа два сына и одна дочь. Младший сын пробует ружье и очень хорошо стреляет. Старший сын стреляет плохо. Уже заложен, таким образом, конфликт между братьями. И старший сын подсматривает за своей сестрой, когда она переодевается и мастурбирует. Таким образом, у нас явно новая тема юношеской сексуальности. Братья, в определенный момент, уходят пасти овец с ружьем - вдруг подвернется шакал. В это время в Марокко отдыхает пара американцев – Ричард и Сюзанн. Их маленькие дети - мальчик и девочка - остались в Америке с няней-мексиканкой. Два брата, которые пасут овец, решили пострелять по шакалам. В очередной раз они не попадают в шакала, им надело, и они начинают стрелять в автобус, который едет с туристами по дороге. И, конечно же, попадают в Сюзанн. Ричард, муж ее, требует, чтобы автобус свернул с дроги в ближайшую деревню в поисках доктора. Остальные туристы – французы, англичане - начинают очень быстро проявлять черствость, непонимание и требуют немедленно отказаться от этих людей. Пусть ими занимается американское посольство. И все это только первая предпосылка фильма, только начало той огромной цепочки событий, которую нам предстоит узнать. Поскольку аналогичная, полноценная сюжетная линия развивается в Японии с дочерью того самого японского охотника, который подарил свое ружье. И девочка эта тоже находится в стадии юношеской сексуальности, никак не может найти мальчика, который бы помог ей разрешить свой сексуальный позыв, и, при этом, девочка, для того, чтобы нам было интересней и труднее разобраться - глухонемая. И в это время няня, которая осталась с двумя американскими детьми, должна была ехать на свадьбу к своему сыну в Мексику. Но поскольку ей не с кем было отставить детей, она взяла детей с собой и поехала с этими чужими детьми, родители которых находятся в Марокко, на свадьбу к сыну в Мексику. И там тоже начинается целая цепочка очень неприятных событий, которые угрожают благополучию и жизни и детей, и няни. Вы полностью запутываетесь, Саша.
Александр Генис: Более того, этот амбициозный проект внушает некоторый испуг. Я помню, когда только появился этот фильм на экранах, критики писали о нем с большой симпатией, но каждая рецензия кончалась одним словом -«каша».
Андрей Загданский: Я согласен с подавляющим большинством критиков. Более того, мне кажется, что если бы эти сюжетные линии не были бы мнимо связаны друг с другом они, может быть, были бы интереснее и полноценнее. В этой каше я не вижу, как эти вещи соединяются. И тогда он начинает их соединять. Автор претендует, ни больше ни меньше, как на картину мира. Он объясняет, как соединен мир. И я не верю в это соединение, я его не принимаю. Это слишком просто.
Александр Генис: Он соединяет его при помощи наручников, да?
Андрей Загданский: Да, очень хорошее сравнение. Он соединяет его искусственным путем.
Александр Генис: Так или иначе, фильм «Вавилон» - несомненно, самая яркая и амбициозная картина в этой оскаровской горячке. Он уже один из главных претендентов на лучшую картину. Почему, как вы считаете?
Андрей Загданский: Я думаю, есть несколько объяснений. Во-первых, все мы ищем новое и всегда интересно, когда картина и предлагает нам некоторую новую картину мира. Если вы помните, в прошлом году получил «Оскара» фильм «Столкновение», который тоже состоял из нескольких пересекающихся сюжетов. И там тоже были пересечения судеб, в которых автор находил объяснение. Помните полицейского, который сначала совершил плохой поступок, остановив черную пару, а потом он же спасает ту же женщину. Мы никогда не знаем, как что обернется. В сегодняшнем фильме тоже есть некоторое свое предложение, свое объяснение мира. Во-вторых – темперамент. Несмотря на то, что меня картина разочаровала, как целостная, я должен сказать, что некоторые эпизоды смотрятся совершенно замечательно. Он визуально богат, он насыщен. В каждом отдельном куске он демонстрирует незаурядное мастерство, незаурядную режиссуру. Это самая амбициозная картина, которая явно хочет продемонстрировать, что она явно поднимается над поверхностью всех остальных картин прошлого года. И это есть факт достойный уважения.
Александр Генис: Сегодняшний выпуск завершит традиционная рубрика «Музыкальная полка» Соломона Волкова. Сегодня все ее сегменты будут посвящены одному персонажу – выдающемуся композитору Галине Уствольской, скончавшейся в самом конце прошедшего 2006-го года. Соломон, я предлагаю вам начать с музыковедческой части нашей «Музыкальной полки».
Соломон Волков: Я слова музыковед и музыковедческое не очень люблю, мы просто поговорим о том, каким композитором являлась Галина Ивановна. Смерть ее – огромная утрата и для российской музыки в целом, и, в особенности, для петербургской музыкальной культуры. Должен сказать, что 2006 год в этом смысле был очень несчастливым для Петербурга. В один год ушли из жизни Андрей Петров и Галина Уствольская. Это два противоположных полюса петербургской музыки, оба по-своему значительные и, конечно, без них музыкальная карта современного Петербурга стала значительно более бледной. Это, как я уже сказал, для Петербурга огромный урон. Парадокс Галины Уствольской заключается в том, что в последние лет 10-15 она была гораздо более популярна в кругах ценителей современной музыки на Западе, нежели в России. В России, в Петербурге, она довольно долго жила чрезвычайно уединенно, не участвуя в мейнстримной общественной музыкальной жизни и даже не так часто показываясь на исполнениях собственной музыки. Когда она приходила, я просто знаю это от исполнителей, для них это всегда бывал невероятный праздник. Отношение к ней было чрезвычайно трепетным и среди профессионалов в Петербурге, и здесь, на Западе. В частности, ее смерти был посвящен довольно-таки обширный некролог в газете «Нью-Йорк Таймс». Для сравнения укажу, что о смерти Петрова «Нью-Йорк Таймс» даже не упомянула. Но Уствольская для музыкального критика «Нью-Йорк Таймс» – авторитетная и крупная фигура.
Александр Генис: Потому что она - классик модернизма.
Соломон Волков: Конечно. И в этом смысле можно сказать, что со смертью Уствольской из петербургской музыкальной жизни ушел последний модернист. Я хотел бы представить сегодня чрезвычайно любопытную книгу под названием «Вариации на тему. Галина Уствольская», которая вышла буквально несколько дней тому назад. В руках у меня один из первых в США ее экземпляров. Она была издана в Германии по-английски, а автором ее является российский музыкант, композитор и поэт, живущий сейчас в Сан-Франциско, Семен Бокман. Он ученик Уствольской. Она преподавала в музыкальном училище в Ленинграде, вокруг нее сложился тесный круг учеников, конечно же, ее боготворивших, и он задумал эту книгу довольно давно. Мы, время от времени, с ним переговаривались по телефону, и поэтому я был в курсе того, как продвигается эта его работа. И вот, наконец, бывают такие совпадения в жизни, буквально через несколько недель после смерти Уствольской, книга, которая и задумывалась, и писалась, и даже ушла в печать до того, как стало известно о ее кончине, вот эта книга сейчас у меня в руках. Она стала мемориальной. Я бы сказал, несмотря на то, что есть уже одна книга об Уствольской, изданная в Петербурге, я бы назвал ее первой настоящей книгой о ней, потому что та, все-таки, была агиографическим трудом, там не было серьезного обсуждения фигуры Уствольской, которое присутствует в книге Бокмана. Я хотел бы процитировать, что Бокман говорит об Уствольской.
«Еще в 50-е годы в Советском Союзе Галина Уствольская сочиняла музыку, которая в этой стране не только не могла быть признана, а она была преступлением, антигосударственным деянием. Это предопределило духовную изоляцию и материальное неблагополучие Уствольской. Она превосходит смелостью многие новаторские произведения западных композиторов. Ее отличие от авангардистов весьма существенно. Авангардистская музыка - это сенсация. Но не от того - ЧТО, а оттого - КАК. Сенсация музыки Уствольской - другого рода. Ее музыка эмоционально перенасыщена, переполнена. Уствольская нарушает эстетические табу, до нее никем еще не преступаемые, и впускает в свою музыку эмоции, которые до нее никто еще не решался показывать. Безусловно, это ее философия, это отчетливо понимаешь, слушая ее сочинения от Первой фортепьянной сонаты до Пятой симфонии. Но ее музыка - это не только страшные эмоции. Это попытка полнее понять мир, который включает в себя и зримые формы, и конкретные привычные ощущения, и незримое, неосязаемое, необъяснимое. Что не менее значительно для жизни».
Мне кажется, что это превосходное вступление. Я бы не назвал это музыковедением. Это просто хорошая проза о музыке Уствольской, которую я проиллюстрирую на примере «Фортепьянной сонаты номер 3». Это ее сочинение 52-го года, которое, по тем условиям советской жизни, о которых и Бокман написал, могло прозвучать только 20 лет спустя. Исполняет сонату пианист Олег Малов.
Александр Генис: Следующий раздел нашей рубрики – «Личная нота». Соломон, что лично для вас в Уствольской было особенно близким, особенно значительным?
Соломон Волков: Я, когда думаю об Уствольской, всегда вспоминаю один концерт, который состоялся в конце 60-х годов в Ленинграде, на котором мне посчастливилось присутствовать. Музыка эта сразу же меня очаровала, увлекла. Потому что этот мотив, который слушатели услышат, это было что-то магическое, это была музыка-заклинание, вызывающая очень не простые эмоции. Позитивных эмоций музыка Уствольской, и об этом Семен Бокман пишет в своей книге, не вызывает. Она вызывает какие-то крайние, радикальные эмоции. Трудно слушать эту музыку. Композитор Барбар рассказывает, что, послушав сочинение Уствольской, что-то вроде «Борьбы за Мир», сказал, что если это борьба за мир, то он предпочитает войну. А об этой скрипичной сонате тоже американский композитор (странно, что именно у американцев была такая негативная реакция по поводу Уствольской) Рой Харрис в свое время сказал, что это безобразная музыка. И я понимаю реакцию Харриса. Но я также никогда не забуду того впечатления, которое на меня произвела эта соната тогда, в Ленинграде.
Александр Генис: И, наконец, анекдот о нашей сегодняшней героине.
Соломон Волков: Очень трудно в ассоциации с Уствольской говорить об анекдотах. Бокман в своей книге приводит несколько случаев, которые доказывают, как он считает, наличие в Уствольской юмора. Может быть, в общении с ней она и могла, иногда, производить впечатление очень веселого человека. С ней трудно просто так говорить не о чем, она всегда была очень концентрированным и достаточно резким человеком. Но, тем не менее, два забавных штриха, которые характеризуют Уствольскую, как женщину. И я уверен, что женщиной она оставалась до самой своей смерти. Она умерла, когда ей было 87 лет. Бокман пишет о том, что он как-то попросил у Уствольской фотографию на память. На что она, смеясь, сказала ему: «Хочешь, подарю тебе снимок, где мне 5 лет? Я уже тогда была гениальной». Милый очень штрих. А другой штрих, где-то в конце 60-х годов ее буквально заставили поехать на съезд композиторов в Москву. А должен сказать, что это была честь, другие добивались, если их не посылали. А Уствольскую, под страхом каких-то ужасных санкций, вытащили из Ленинграда. Она вернулась из Москвы почему-то очень довольная и рассказывала своим ученикам, что вот, наконец, побывала в Большом театре, где, небось, они дано уже были, а она вот в первый раз, и познакомилась с Пахмутовой. И, почему-то, была этим страшно довольна и говорила: «А Пахмутова, оказывается, на голову ниже меня ростом». Это очень женское замечание. Уствольская сама была небольшая. А Пахмутова еще на целую голову ее ниже. И это страшно Уствольской нравилось. И, кстати, Бокман вспоминает, что как-то ее спросили, любит ли она песни, она сказала, что любит. Подражая здесь своему ментору и учителю Шостаковичу, который тоже говорил, что он любую музыку - от Баха до Оффенбаха - принимает. Так вот, нетрудно себе представить Уствольскую, которая получила бы удовольствие также и от песни Александры Пахмутовой.
