Владимир Бабурин: Сегодня в нашей студии – Юлианна Авдеева, пианистка, лауреат международных конкурсов, стипендиат Фонда Владимира Спивакова и стипендиат Международного благотворительного фонда «Новые имена». Собственно, о новых именах в российской культуре мы и попробуем сегодня поговорить.
Юля, я благодарен за то, что вы приехали. Сегодня несколько необычная программа в том смысле, что обычно гость определяет тему, а тема эта определяется какими-то событиями того или иного дня. А здесь поводом стал сам приезд Юлианны в Москву, что случается не так часто. Юлианна учится в Цюрихе, а в Москве она окончила знаменитое Гнесинское училище, и человек, действительно, очень занятой. Я специально посмотрел по Интернету, насколько моя сегодняшняя гостья загружена, и мне даже стало несколько стыдно, что я отрываю ее, хотя не так много времени ей предстоит провести в Москве. Вот, например, 25 марта она в 10 часов утра играла Шопена на 17-ом Европейском конкурсе пианистов, а вечером того же дня играла еще один концерт, причем... чтобы как-то взбодрить мою гостью, и я не знаю, читали ли вы или нет, как это было представлено. А представлено это было, что «открывает этот концерт 21-летний русский пианист-виртуоз». Вот чисто немецким языком написано. Вот такой у нас сегодня гость.
Давайте все-таки начнем с Фонда «Новые имена», потому что первое, что я посмотрел, - это был сайт вашего Фонда. Показался он мне достаточно любопытным. Я там прочитал, что Фонд «Новые имена» - это порядка 9 тысяч молодых российских талантов, которые получили реальную поддержку, среди которых порядка 3 тысяч стипендиатов Фонда. Но есть там отдельная колонка, которая называется «Наши таланты. Будущее русской культуры». Открывается она вашей фамилией. Но вы так сильно не гордитесь... только потому, что колонка составлена по алфавиту. Я не поленился и посчитал – там чуть больше 70 фамилий. Вот для будущего русской культуры 70 фамилий... правда, это в основном музыканты, там четыре или пять поэтов, а все остальные – музыканты, причем самые разные музыканты – от пианистов до баянистов. Вот 70 фамилий для будущего русской культуры, по вашему мнению, - это много или мало?
Юлианна Авдеева Юлианна Авдеева: Мне кажется, что все зависит от того, насколько эти люди тоже смогут добиться успеха. И я уверена в том, что, в принципе, 70 человек – это очень много. И я знаю лично достаточно много из этих людей, с которыми я познакомилась благодаря Программе «Новые имена». И я могу сказать, что все эти люди, действительно, исключительно целеустремленные, перед которыми стоят очень высокие цели и задачи. И я очень надеюсь на то, что все они своих целей достигнут.
Владимир Бабурин: То есть если получится вот из этих 70-ти, скажем, один будущий Ростропович, один будущий Ойстрах, один Рихтер, один Спиваков – это уже будет много?
Юлианна Авдеева: Я даже не знаю... Мне кажется, что в каждом отрезке времени есть свои великие люди, великие музыканты, писатели, художники. И повторение уже само по себе невозможно. И каждый человек по-своему уникален, и каждый человек по-своему соответствует времени.
Владимир Бабурин: Юлианна, а на концертах вы так же волнуетесь?
Юлианна Авдеева: Нет.
Владимир Бабурин: Здесь тоже не надо волноваться.
Я еще хочу сообщить нашим слушателям, что... я вначале сказал, что Юлианна является лауреатом нескольких международных премий. И первую премию вы получили, когда вам было 8 лет, и это было в Польше. Так?
Юлианна Авдеева: Да, мне было 8 лет. Я принимала участие в Международном конкурсе в Польше. Там я получила 2-ую премию. И это был мой самый первый успех.
Владимир Бабурин: А потом был Гран-при в Москве, был первый приз опять же в Польше, первый приз на Международном конкурсе в Калабрии, в Италии, второй приз в Бремене, в Германии... Я просто сходу перевожу с немецкого языка. Про вас можно больше прочитать на немецких и на швейцарских сайтах.
Насколько вам знаком русский слушатель в России?
Юлианна Авдеева: Я могу только сказать про свое отношение, в принципе, к российскому слушателю. Для меня всегда очень важно и приятно играть дома. Это совершенно другое ощущение. И могу сказать, что я всегда намного больше волнуюсь, когда я играю в России. И это для меня всегда очень большая радость.
Владимир Бабурин: Тогда я прочитаю вам фрагмент одной российской рецензии, не московской, а это газета «Волжская Коммуна», которая выходит в городе Самаре. «Великолепное трио в составе: Александр Бузлов, выдающийся виолончелист, в свои 18 лет играющий на уровне мировых звезд, Гайк Казазян (скрипка), Юлианна Авдеева (фортепиано) и гениальный кларнетист гениальный Игорь Федоров - единственный среди струнников и пианистов». И это не опечатка, там так и было написано: «...гениальный кларнетист гениальный Игорь Федоров». Но я, собственно, не ради этого... ради следующего абзаца я хочу это прочитать. «Лет через десять на концерты этих музыкантов так вот просто не попадешь! Гастрольные пути уведут их в Соединенные Штаты, Японию, Германию, а билеты будут стоить сотни долларов!». И из этих десяти лет, которые вам давала газета «Волжская Коммуна», осталось чуть больше четырех. Эти строки были написаны в 2001 году. Вы с такой оценкой согласны? Не вашего творчества, а того, что через четыре с небольшим года вы и ваши нынешние коллеги по Фонду «Новые имена» разъедутся в Соединенные Штаты, в Японию, в Германию... Собственно, вы и так в Швейцарии учитесь.
Юлианна Авдеева: Я бы сказала, что у каждого свой путь. И каждый выбирает то, что ему ближе. Конечно, я бы очень хотела... у меня тоже есть свои цели, мне бы тоже, конечно, хотелось много играть. И собственно, ради этого я играю на рояле – для того чтобы показать свое искусство на сцене.
Владимир Бабурин: Как вы разделяете аудиторию – аудиторию российскую, европейскую, американскую? Вы чувствуете зал по-разному или нет? Или что зал воспринимает вас по-разному?
Юлианна Авдеева: Как я уже сказала, российский слушатель, пожалуй, для меня самый внимательный и самый требовательный. Поэтому это очень важно, конечно, во время концерта ощущать контакт с публикой. И пожалуй, в России мне доставляет наибольшее удовольствие именно этот процесс какого-то взаимного общения во время игры.
Владимир Бабурин: И у нас есть звонок из Санкт-Петербурга. Александр, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. У меня вот какой вопрос к Юлианне, может быть, жесткий, но искренний абсолютно вопрос. Вот интерпретаторы и композиторы. Меня вот что в этом аспекте интересует. Вот для меня Шопена лучше Нейгауза никто уже никогда не сыграет. Это для меня. Я не претендую на абсолют, но, тем не менее, это так. Вот как преодолеть этот классический канон? Как мыслит Юлианна? Как его можно преодолеть в ее интерпретации Шопена?
И второй момент. Вот современные композиторы. Мне кажется, что очень многие пианисты и исполнители идут как раз по проторенной дорожке исполнения этого канона. А соответственно, раскрытие новых композиторов – вот это, пожалуй, важнейшая задача интерпретаций. То есть первопроходцем быть в том, что до тебя еще никто не делал.
Юлианна Авдеева: Что касается канонов, то на этот вопрос ответить очень сложно. Потому что в моем представлении, каждый пианист имеет свое лицо и свою конкретную интерпретацию. И кроме Нейгауза, например, среди выдающихся интерпретаторов Шопена были такие пианисты, как Рубинштейн, сам Рахманинов, Микеланджели и другие. И мне кажется, что это тоже в каком-то отношении дело вкуса. И кроме того, как я уже говорила, со временем меняются понятия и меняются цели и средства выражения своих идей в интерпретации. Поэтому мне кажется, что одна из очень важных задач музыканта – это тоже постараться подойти к задаче исполнения музыкального произведения по-новому, может быть, по-современному, повернуть его по-другому и увидеть, может быть, это сочинение так, как его еще никто до этого не рассматривал.
По поводу современных сочинений, я считаю, что есть сейчас очень много интересных современных композиторов, которые пишут музыку, которая, может быть, пока не совсем нам доступна и понятна. Лично мне доставляет очень большое удовольствие исполнение и изучение сочинений композиторов ХХ века, в том числе второй половины ХХ века. Это что-то совершенно новое, то, чего до этого еще в фортепианной музыке не было. И мне вообще нравится сам вот этот процесс творческого поиска, поиска чего-то нового.
Владимир Бабурин: А кого вы больше всего любите играть?
Юлианна Авдеева: Я бы сказала, что я люблю тех композиторов, которых я играю в каждый конкретный момент. То есть если я играю сочинения Шопена, то я люблю именно музыку Шопена. И точно так же с каждым композитором, мне кажется, нужно... для того, чтобы играть музыку и чувствовать ее, нужно входить в очень близкий контакт с этим произведением, его нужно любить.
Владимир Бабурин: А вот можно сразу после Шопена сыграть, например, Шнитке?
Юлианна Авдеева: Можно, конечно. Можно во всем найти какие-то связи. Потому что музыка, в принципе, в моем представлении, строится и развивалась определенными пластами и наслоениями. И всегда можно найти в современной музыке обращение к старинной музыке.
Владимир Бабурин: Вот некоторые связи мне, как человеку исключительно слушающему, может быть, даже кажутся понятными. Я вот, например, хорошо вижу линию «Бах – Шостакович – Шнитке». Я вот почему спросил: после Шопена – Шнитке... - я не вижу линии… не слышу.
Юлианна Авдеева: Вы знаете, это так...
Владимир Бабурин: Глупость спросил, да?
Юлианна Авдеева: Совсем даже нет. Например, в фортепианной музыке Шнитке есть очень много фактурных обращений к романтикам XIX века, просто к манере письма.
Владимир Бабурин: Скажите, пожалуйста, вот то, что вас, слава Богу, миновало... вы в 1985 году родились, страна еще называлась «Советский Союз», но выросли вы и учились уже в России, в стране достаточно свободной. И наверное, с трудом себе можете представить, что многие произведения того же Альфреда Гарриевича Шнитке были запрещены к исполнению, как идеологически чуждые существовавшему тогда в Советском Союзе строю. Вот убейте меня, но не могу я этого понять. Вот как эти партийные чиновники чувствовали, что это, действительно, так? А это, действительно, было так. Вот вы чувствуете идеологему музыки?
Юлианна Авдеева: Мне кажется, что музыка является своего рода зеркалом общественной жизни, того, что происходит. Например, самый, пожалуй, яркий пример этого для меня – это Прокофьев и Шостакович. Притом, что эти композиторы были советской властью абсолютно... они поддерживались советской властью, и являются самыми яркими представителями...
Владимир Бабурин: А особенно опера «Катерина Измайлова». Так прямо поддержала советская власть...
Юлианна Авдеева: Я имею в виду конкретно композиторов, которые получали также от советской власти большие государственные награды и премии.
Владимир Бабурин: И это тоже было.
Юлианна Авдеева: Но мне кажется, что так как, действительно, в музыке советских композиторов ощущается вот это противостояние...
Владимир Бабурин: Вот как вы это ощущаете? Ведь для вас это должно быть как учебник истории, но только музыкальный. Вот как вы это слышите? Вот что вы видите, когда вы слышите... ну, не буду фамилии называть, а то обидится кто-нибудь.
Юлианна Авдеева: Для меня в первую очередь это огромный конфликт – конфликт внутри любого композитора между его собственными желаниями и представлениями и тем, с чем он сталкивается в повседневной жизни.
Владимир Бабурин: Вот я не знаю, играете ли вы Фортепианный концерт Шнитке или нет. Вы знаете, одна из первых его пластинок, которая была выпущена в Советском Союзе (по-моему, тогда ему большую честь оказали, потому что это была пластинка-гигант), на одной стороне был Фортепианный концерт Шостаковича, а на другой – Фортепианный концерт Шнитке, по-моему, Саулюс Сондецкис дирижировал и играл, по-моему, Крайнев. Потрясающий совершенно и тот, и другой концерты. Я не знаю, играете ли вы их или нет, но наверняка слышали. Вот что вы ощущаете?
Юлианна Авдеева: Для меня это всегда полное противоречие. Я, к сожалению, никогда не могу прийти в мир сама с собою, когда я слушаю такую музыку. Потому что я считаю, что это настолько отражение, с одной стороны, русской музыки, а с другой стороны, такая издевка и такая ирония, скорее, даже во всем этом, что для меня это абсолютно вечный конфликт.
Владимир Бабурин: Из Петербурга у нас есть звонок. Лидия Григорьевна, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. Юлианна, скажите, пожалуйста, что вас побудило поехать учиться в Цюрих? И у кого вы там занимаетесь? Там, действительно, лучше преподают, да?
Юлианна Авдеева: Когда я решила поехать учиться в Цюрих, у меня было несколько причин. Первая и основная причина – это профессиональная. Мне хотелось учиться у русского пианиста Константина Александровича Щербакова. Он лауреат Конкурса Рахманинова в Москве и также лауреат Конкурса Геза Анда в Цюрихе. Я ездила к нему на мастер-класс. Мне очень понравилось, как он занимается. И мне как-то сразу стала очень близка его манера. И я захотела поехать к нему учиться. Кроме того, наверное, очень большую роль сыграло то, что мне хотелось быть самостоятельной, мне хотелось попробовать чего-то абсолютно нового, поехать туда, где я должна была бы добиваться всего сама. И наверное, пожалуй, это две основные причины, почему я решила поехать учиться в Цюрих.
Владимир Бабурин: Я сменю тему. Вы достаточно легко пересекаете границы? Потому что я знаю, что в Москве сейчас составляет определенные трудности получить, в частности, Шенгенскую визу практически в любую из стран Шенгенской зоны – будь то Италия, будь то Испания, будь то Франция. И тот «железный занавес», про который вы, наверное, слышали, но не очень, боюсь, понимаете, что это такое, который в свое время с Запада усиленно ломали, требуя свободного выезда людей из Советского Союза, сейчас всякими способами, как мне кажется, пытаются как-то, может быть, снизу, может быть, сбоку отстраивать. И вот лично для меня не самое хорошее время в моей жизни, которое я провел в различных консульствах, в переговорах с консульскими офицерами, убеждая их в том, что я непременно вернусь в свою страну. Вот у вас как с пересечением границ? У вас же российский паспорт.
Юлианна Авдеева: Да, мне точно так же нужно каждый раз запрашивать Шенгенскую визу. Другое дело, что, конечно, когда мне нужно играть концерты, то это достаточно объективная причина, и визу тогда выдают практически всегда.
Владимир Бабурин: Пока кто-нибудь из слушателей не задал этот вопрос в более жесткой форме... А не было желания поменять российский паспорт на какой-нибудь другой?
Юлианна Авдеева: Я должна честно сказать, что я человек русский, и я очень люблю свою родину, и очень во многом ей благодарна. И как-то я, честно говоря, пока на эту тему не очень задумывалась. Но думаю, что паспорт не поменяю никогда.
Владимир Бабурин: Ну, просто из чисто практических соображений. Ведь сквозь пальцы смотрят на то, что у некоторых людей есть второй паспорт. Ну да, де-юре не признают двойного гражданства, а де-факто оно довольно у многих есть. Зато очень удобно ездить по миру, имея какой-нибудь еще, кроме российского, удобный паспорт. Ну, просто чисто практически.
Юлианна Авдеева: Мне кажется, что если мне нужна виза для того, чтобы играть концерты, то я смогу ее получить и без другого паспорта. И я уже говорила, что я не думаю, что я буду менять когда-нибудь паспорт.
Владимир Бабурин: Скажите, а не возникает ли некое ощущение ущербности, ну, «не такой, как все»? Вот человек спокойно садится в самолет и улетает куда хочет, а вам надо кого-то о чем-то просить...
Юлианна Авдеева: Не знаю... Если честно, то я всегда гордилась тем, что я – русская. Поэтому у меня такие трудности... Иногда, конечно, надоедает, но меня это никогда не смущало, и я никогда не задумывалась на эту тему.
Владимир Бабурин: То есть неприятных ощущений нет?
Юлианна Авдеева: Бывают, но они быстро проходят.
Владимир Бабурин: Ну что ж, это хорошо.
Юлианна, скажите, пожалуйста, а вот правда или это такая шутка профессиональная, что музыканты, они все воспринимают через призму какого-либо музыкального произведения? Книжку читают и думают: «Ага, вот это мазурки Шопена или Третий концерт Чайковского. А вот это Похоронный марш Шопена – дальше уже ехать некуда». Если это так, то с чем у вас ассоциируется наша сегодняшняя программа?
Юлианна Авдеева: Вы знаете, аналогии бывают, конечно. В то время, когда читаешь, действительно, какое-то литературное сочинение, то иногда невольно сопоставляешь его с музыкальным. Вы знаете, трудно мне сейчас сказать... Я бы назвала это какой-нибудь импровизацией.
Владимир Бабурин: У нас есть звонок из Рязани. Валентин, добрый вечер.
Слушатель: Здравствуйте. У меня два вопроса. Вот 70 человек у вас лауреатов. Но мне всегда казалось, что главное-то – это качество. И хотелось бы узнать вот что. Как в качественном смысле, есть ли улучшение или, наоборот, ухудшение? И достаточно ли 70 человек лауреатов, скажем, для Америки или для Великобритании?
И второй вопрос. Вот вы сказали, что вы к русской публике относитесь очень хорошо. Ну, понятно, вы человек мира, и так сказать, реверанс в сторону нашей публики, он понятен. Но интересно все-таки, как вы считаете, как к вам относится публика в разных странах? Где лучше хлопают, короче говоря? Спасибо.
Владимир Бабурин: Насчет 70 лауреатов – это не совсем точно. Я просто уточню. Есть сайт Фонда «Новые имена», там есть различная информация, много всякой разной информации. В частности, там говорится, что Фонд поддерживает порядка 9 тысяч человек, из них 3 тысячи – это стипендиаты Фонда. А вот 70 с небольшим человек... я уж не знаю, кто их выделял, по какому признаку, но они называются именно «Будущее российской культуры. Наши таланты». Среди них есть лауреаты, может быть, не все, а некоторые даже несколько раз лауреаты. Вот так на самом деле обстоит дело.
Юлианна Авдеева: Я бы сказала, что уровень, в принципе, фортепианной игры, как был, так и остается очень высоким. Потому что уровень Московской консерватории, так же как и Российской Академии музыки, действительно, очень высокий, так как там преподают очень много хороших музыкантов и профессоров. Мне это всегда особенно приятно, когда приезжаешь на какой-нибудь международный конкурс или даже просто смотришь результаты международных конкурсов, и всегда видишь там русских пианистов. И не только пианистов, но и инструменталистов, скрипачей, духовиков и так далее. Я считаю, что, пожалуй, музыка была нашей сильной стороной, она ею и осталась.
Что касается публики... на этот вопрос мне очень трудно ответить. Потому что, в принципе, в каждой стране всегда есть своя публика, свои фанаты, которые всегда приходят на концерт и поддерживают. И это просто очень важно знать, что твоя игра приносит кому-то радость.
Владимир Бабурин: Света спрашивает: «Юлианна, кого из музыкантов, а может быть, не только из музыкантов вы считаете своими учителями в широком смысле, не обязательно из ныне живущих?».
Юлианна Авдеева: Конечно, ответить на этот вопрос очень сложно. В каждой сфере искусства есть у меня свои кумиры и художники, которых я очень ценю. А назвать кого-то одного – это очень трудно сделать. В каждой сфере это, пожалуй, свои различные фамилии.
Владимир Бабурин: Поэтому ни одной фамилии не надо называть, а то еще обидится кто-нибудь.
Краснодарский край, Лиана, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. Вот я хочу поделиться своими грустными наблюдениями. У Гоголя есть рассказ «Нос», когда нос исчез с лица и начал жить своей жизнью. Вот искусство – это такой «нос». Дело в том, что культура – это способ жизни народа, а искусство – это способ самовыражения отдельных личностей. Народ в своей массе изолирован от искусства, а культура обескровлена, в том числе преклонением перед высоким искусством. Вот такое пессимистическое наблюдение у меня, к сожалению. Поэтому можно, конечно, и на конкурсы ездить... Но мне кажется, что и наркомания, и беспризорность у нас оттого, что просто у нас нет культуры. Все кинулись в высокое искусство. Спасибо.
Владимир Бабурин: Ну, это можно принять к сведению, а можно ответить. Юлианна, вам выбирать.
Юлианна Авдеева: Мне кажется, что одна из важнейших задач музыканта – это распространение музыки в массах и просветительская задача, я бы так это назвала. И поэтому мне кажется, что тяга к искусству у русских людей была всегда, и интерес, пожалуй, в России, как нигде, к классической музыке был всегда очень высоким.
Владимир Бабурин: Я думаю, что все-таки наша краснодарская слушательница ошибается. Может быть, она иронизировала, может быть, я чего-то не понял. Не услышал, правда, я иронии в ее голосе. Но если бы, действительно, как она говорит, все бы кинулись в сферу высокого искусства, то ничего плохого бы из этого не было. Это вообще было бы очень хорошо. Потому что те, кто способен чего-то достичь в сфере высокого искусства, те бы и достигли, а которые из всех остальных, кто кинулся в сферу высокого искусства (если Лиана так на самом деле полагает), достаточно быстро бы поняли, что нечего им делать в сфере высокого искусства, и стали бы слушателями или по вечерам музицировали для себя и для близких. В общем, не было бы ничего плохого, а было бы, наоборот, по-моему, очень хорошо, если бы все кинулись в сферу высокого искусства или просто искусства. Мне сейчас кажется, что большинство людей, по крайней мере в России, совсем в другие сферы кинулись, мало отношения к искусству имеющие. Или я не прав?
Юлианна Авдеева: Мне как-то так повезло... или не повезло, я даже не знаю, что я в основном всегда имела дело с музыкантской средой. И всегда очень радостно и приятно просто наблюдать, насколько люди музыку любят, хотят этим делом заниматься и считают это делом своей жизни.
Владимир Бабурин: Вот сейчас у меня просто сразу два вопроса объединились в один. Первое – это то, о чем спрашивал предыдущий слушатель, - какая публика лучше принимает, где больше хлопают. А второе – это мои собственные слова, когда я говорил о том, что не согласен я с тем, что люди бросились в сферу высокого искусства, а бросились они совсем в другие сферы, к искусству отношения мало имеющие.
И вот сегодня в Интернете случайно попал в клуб... оказывается, есть такой Клуб «Русская Швейцария». Я хотел сразу пройти мимо, потому что я решил, что это какой-нибудь клуб любителей отдыха в Санкт-Морице или что-то в этом роде. Но совершенно неожиданно увидел вашу фамилию. А потом прочитал все объявление. Его, конечно, надо читать глазами. Его поймет тот, кто жил в студенческом общежитии и видел такие объявления десятками, а может быть, и сотнями за свои студенческие годы. Объявление такое: «Клуб «Русская Швейцария». Во вторник в Цюрихском политехе ( ETHZ ) состоится фортепианный концерт. Произведения Чайковского, Равеля, Шопена, Рахманинова и Листа исполнят лауреаты международного конкурса Тамара Кордзадзе и Юлианна Авдеева. Главное здание, зал...». А дальше, что меня больше всего потрясло: «Проезд: трамваи 6, 9, 10 или фуникулером Polybahn от площади Central ». Я просто вспомнил, что у нас в университетском общежитии висели такие объявления.
Вот как вы там живете, в этом Клубе «Русская Швейцария»? Я его уже полюбил из-за одного этого объявления.
Юлианна Авдеева: Вы знаете, к сожалению, я должна признать, что я к «Русской Швейцарии» имею достаточно малое отношение. Я знаю, что его организовали люди, которые живут по всей Швейцарии. Поскольку тяга к общению с русскими у русскоговорящих всегда была очень высокой. И у этого клуба есть также очень хорошая просветительская задача – освещать все выставки, концерты и вообще все художественные события в Швейцарии, связанные с русскими людьми.
Владимир Бабурин: То есть я правильно понимаю, это такой противовес любителям Санкт-Морица и Куршевеля? Куршевель, правда, во Франции, но все равно противовес.
Юлианна Авдеева: Наверное, можно и так сказать.
Владимир Бабурин: И у нас есть звонок из Санкт-Петербурга. Нина, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. Извините, я, может быть, не совсем правильно поняла. У меня возникло такое недоумение, и я хотела бы попросить разъяснения. Вот вы говорили о пластинке: с одной стороны – Шостакович, с другой стороны – Шнитке. И спросили ваше мнение о влиянии советского строя что ли... в общем, как-то по-другому было сформулировано. И вы сказали, что на русской основе, но как бы вам грустно, что там якобы то ли издевка, то ли... В общем, я не поняла, причем тут... Ну, одно дело – сарказм, издевка в политике, в литературе, а вот в музыке... Вот как может советское повлиять... Мне это не понятно. Я понятно сформулировала вопрос?
Владимир Бабурин: Нина, вот для меня понятно. Но я не уверен, понятно ли для Юлианны... именно в силу ее возраста.
Слушатель: Нет, но она же так сказала, это ее было высказывание, что чувствуется влияние русской музыки...
Владимир Бабурин: Юлианна, тогда переводите то, что вы сказали.
Юлианна Авдеева: Я имела в виду, что, в принципе, музыка советских композиторов основана на русских традициях, на русской народной музыке, на русской церковной музыке с наслоениями идеологическими. Я говорила конкретно про Шостаковича и Прокофьева, музыка которых создавалась под влиянием, а также по заказам очень часто советской власти. Насколько я знаю, читая дневники и всевозможные работы по сочинениям этих композиторов, они были, в принципе, не всегда с решениями советской власти согласны и не всегда могли принимать ту действительность, которую они вокруг себя видели.
Владимир Бабурин: Вы очень мягко сформулировали, но я не буду ужесточать вашу позицию.
Владимир Алексеевич из Москвы, добрый вечер.
Слушатель: Добрый вечер. У меня вопрос к Юлианне. Юлианна, вы одарены милостью Божьей, а ведь могло дара и не быть. Вы ощущаете присутствие Творца во время своего творчества? Это первый вопрос.
И второй вопрос. Слова: «Не спи, не спи художник, не предавайся сну, ты – вечности заложник, у времени в плену». Сколько часов в сутки вы работаете? Спасибо.
Юлианна Авдеева: Я должна честно сказать, что мне кажется, что искусство, оно – от Бога. И все величайшие произведения искусства для меня – они созданы под Божьим вдохновением. Я не знаю, можно ли так сказать, но я сформулирую это так. И поэтому я считаю, что очень и очень важно именно осознавать, действительно, силу Божью вообще во всех произведениях искусства. Для меня это так.
Что касается занятий, то бывает по-разному. На этот вопрос я не могу точно ответить. По-разному бывает... От четырех до шести часов. Иногда, когда ленюсь, поменьше.
Владимир Бабурин: Тогда давайте поговорим не о силе Божьей, а о том, что с другой стороны. Отношения между людьми творческими, причем совершенно независимо, каким видом творчества они занимаются, очень часто бывают весьма непростыми. Вполне вероятно, что вы, получив свою первую награду в 8 лет, к наградам теперь уже, когда вам уже и 20, и 21 исполнилось, может быть, уже и достаточно равнодушны. Но я знаю, что очень часто в жизни бывают такие ситуации, когда к успехам других людей совершенно другие же люди весьма и весьма неравнодушны. Знаете, один из профессоров американской консерватории, по-моему, из Лос-Анджелеса и даже, кажется, русского происхождения, он написал совершенно гениальную, ну, просто гениальную вещь: «Наверное, Спаситель был счастливым человеком – из 12 учеников предал его только один, и только один отказался от него. Этим счастьем простые люди, наверное, похвастаться не могут». Вот простые люди, пожалуй, могут, а вот люди, отмеченные печатью Божьей, мне кажется, действительно, не могут.
Юлианна Авдеева: Я так понимаю, что вы имеете в виду зависть.
Владимир Бабурин: Да, я имею в виду зависть в том числе.
Юлианна Авдеева: Я всегда старалась зависть не замечать. Потому что мне кажется, что это только трата времени, нервов, а работе это не помогает и не продвигает, к сожалению. Честно скажу, что каждый... хотя вы сказали, что с годами ценность премий, призов как-то немножко падает, но для меня это не так. Для меня каждая победа – это большое счастье. И собственно, это подтверждение моей работы и это еще один маленький шажок к моей цели.
Владимир Бабурин: Я просто вот к чему это сказал. То, с чего я начал передачу, - о первой странице сайта Фонда «Новые имена». Где 9 тысяч – которым Фонд помогает, 3 тысячи – которые получили стипендию. И только 70 представлены поименно. Вы представляете, 8 тысяч 930 человек чувствуют себя ущербными в той или иной степени. А это много!
Юлианна Авдеева: Я даже не знаю, что на это вам сказать... Я еще раз говорю, я никогда не замечала активной зависти со стороны других людей. Даже если и замечала, то сознательно старалась это давить. К сожалению, я в данном случае изменить не могу ничего. Я могу только стараться вести себя как человек.
Владимир Бабурин: Послушаем звонок из Ленинградской области. Валентина, добрый вечер.
Слушатель: Здравствуйте. Мы как-то и раньше знали, и серьезные издания писали о скандальном присуждении премий на конкурсах, в частности, на Конкурсе Чайковского. И если не хочется отвечать, ну, по каким-то этическим соображениям, то не надо. А были ли вы свидетелем какого-то неправильного присуждения, неправильной судейской работы, еще чего-то? И если на Западе проводятся конкурсы, сопровождаются ли они скандалами при вручении наград? Спасибо.
Юлианна Авдеева: Вы знаете, бывают совершенно разные случаи. Поскольку, к сожалению, искусство – это такая вещь, которую ничем... например, как в спорте, там нет каких-то определенных параметров, то здесь вообще говорить об объективности, в моем представлении, очень трудно. Потому что в большинстве случаев все решения жюри основаны на «понравилось» или «не понравилось». Есть, конечно, какие-то объективные вещи, как, например, сложность программы, техническая оснащенность, эмоциональная насыщенность. Но, к сожалению, конкретно и точно обозначить, по каким критериям, в принципе, жюри на конкурсах судит музыкантов, сказать нельзя. Мне кажется, что это тоже большое дело случая и, конечно, дело вкуса жюри.
Владимир Бабурин: Но вот вспомнила наша слушательница Конкурс Чайковского. Несколько лет назад было, что там не были вообще присуждены первые премии, по-моему, на конкурсе виолончелистов и скрипачей. Ну, ничего страшного не произошло. А бывало и другое, что люди, которые получали... по-моему, Михаил Майский получил 6-ую премию на Конкурсе Чайковского и стал очень большим, просто выдающимся музыкантом. А Наталья Гутман 3-тью премию получила на том же Конкурсе Чайковского, ну, 3-тью... Вот не помню, 1-ую и 2-ую тогда, по-моему, давали, когда Гутман получила только 3-тью. Насколько все-таки это важно? Это же все-таки не спорт. Хотя, с другой стороны, что-то есть, наверное, и от спорта. Плохо спал накануне, зуб заболел, а уж не дай Бог – рука...
Юлианна Авдеева: Я могу сказать, что, по моим наблюдениям, победы на конкурсах далеко не всегда означают карьеру, и наоборот. Например, есть люди, которые не выиграли в своей жизни ни одной премии или очень мало, и далеко не первые... Мне кажется, что это – везение, это дело случая и везения.
Владимир Бабурин: Вот этот самый потрясающий, наверное, случай, о котором я когда-то слышал, когда одному из российских скрипачей скрипку из хранилища дали за три дня до конкурса. И у него просто дрожали руки, потому что скрипку эту сделал Страдивари, а играл на ней когда-то Венявский. И вот он не смог на ней играть. За три дня он с этой дрожью в руках не справился. Такое тоже бывает? Хотя я знаю только один такой случай на самом деле. Может быть, их больше, вам виднее.
Юлианна Авдеева: Ответственность, наверное, конечно. К сожалению, я должна тоже признать, что в искусстве, а особенно на конкурсах, что-то от спорта, конечно, есть. Потому что требуется настолько сильная воля и настолько удачное сочетание духа и тела, если так можно выразиться, что это удается в идеале очень немногим.
Владимир Бабурин: У нас остается мало времени, и было бы неправильно, если бы я не спросил вас про Владимира Спивакова. Он вас представил, по крайней мере западной публике, на своем фестивале Кольмаре, знаменитый фестиваль, который он придумал. Вас, Фарида Махмудова и еще нескольких человек. Что для вас в вашей жизни Владимир Спиваков?
Юлианна Авдеева: Мне очень повезло, что я с детских лет попала в его Фонд. Я принимала участие во многих концертах, организованных его Фондом, в его мастер-классах. И мне довелось с ним познакомиться... Это совершенно фантастический человек и замечательный музыкант. Для меня это всегда было очень большой поддержкой.
Владимир Бабурин: Ну, про Спивакова известно, что его «Виртуозы Москвы» выстроены исключительно по караяновскому принципу, то есть женщин он не принимает. Хотя вот говорят, что маэстро с годами смягчился. Хотя я в последний раз, когда слышал какое-то интервью, то услышал, как он цитировал Тосканини: «Если женщина красива, то она мешает работе оркестра. А если уродлива, то мешает мне». Вот вы что-то можете сказать про маэстро?
Юлианна Авдеева: Я с ним всегда была исключительно в деловых отношениях, поэтому на этот вопрос я, к сожалению, ответить затрудняюсь.
Владимир Бабурин: То есть если в «Виртуозах», по-моему, так до сих пор ни одной женщины и нет, хотя говорят, что маэстро смягчился, то в своем Фонде он более спокоен? Или все-таки он отдает предпочтение противоположному полу?
Юлианна Авдеева: Я, к сожалению, по этому поводу ничего сказать не могу. Я знаю, что он поддерживает всех музыкантов, независимо от их пола.
Владимир Бабурин: Вот интересно... я не знаю, знаете ли вы или нет историю, что один раз Владимир Спиваков отказался ехать в Кремль получать орден, потому что орден был «Дружбы народов», а шла в это время чеченская война. Этот орден ему принесли домой, причем странно было – два человека в камуфляже. Он говорит: «Вы что, за мной?», - «Нет, мы вам орден принесли». А еще через несколько лет Борис Ельцин наградил его еще одним орденом. И вот что важно, Ельцин спросил: «А Спиваков-то на этот раз придет?». Это к тому, что я предположил, что получив награду в 8 лет, может быть, они уже не имеют для вас значения. Вот для Спивакова, похоже, уже нет.
Юлианна Авдеева: Я уже говорила и повторюсь, что для меня это всегда очень важно. И я думаю, что каждому музыканту это очень почетно и просто всегда очень радостно.
Владимир Бабурин: Спасибо, Юлианна.
