Решение косовской проблемы глазами Белграда.
Ирина Лагунина: В понедельник Германия направила в Косово дополнительных 550 военнослужащих. Как объяснил министр обороны страны Франц Йозеф, в Германии, как и во всех Европе, опасаются эскалации насилия в этой сербской провинции в момент, когда переговоры о ее статусе достигли критической, финальной стадии. Пока миротворцам предписано оставаться в Косово до конца апреля, но если ситуация ухудшится, то срок пребывания будет продлен.
Нынешний план решения косовской проблемы был разработан и представлен на рассмотрение Совета Безопасности специальным посланником Генерального секретаря ООН по Косово Марти Ахтисаари. Этот план предусматривает относительную самостоятельность провинции под международным контролем. По крайней мере, на начальной стадии. Позиции сторон (сербов и албанцев), как и государств-членов ООН отличаются. Соединенные Штаты говорят, что решать надо немедленно, на основе плана Ахисаари. Россия занимает свою позицию: Министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Лавров.
Сергей Лавров: Речь, наверное, надо вести, прежде всего, не о том, есть ли разногласия между Россией и Евросоюзом, или, есть ли разногласия внутри Евросоюза, а они там есть. А самое-то главное, есть ли разногласия между главными участниками конфликта – между Белградом и Приштиной. Невозможно этот конфликт урегулировать, если не добиваться преодоления разногласий между сторонами. Господин Ахтисаари решил их проигнорировать, и думаю, что у него ничего не получится.
Ирина Лагунина: Как видится позиция Москвы и косовкий вопрос в Белграде на этот момент. Из сербской столицы – Айя Куге.
Айя Куге: Сербия больше всего рассчитывает на сопротивление плану Ахисаари со стороны России. Но официальный Белград в последние дни с пристальным вниманием следил и за тем, какое решение примет Европейский союз, в составе которого тоже есть государства, которые не согласны давать провинции полную независимость. Ведь Косово – прежде всего проблема Европы. Уже решено, что до конца года миссию ООН в Косово заменит миссия Европейского союза. Кстати, специалисты считают, что между «европейцами» серьёзных разногласий по Косово нет, есть только нюансы в подходе, требование уважать легитимные интересы суверенных государств. Посол Словакии в ЕС Мирослав Лайчак.
Мирослав Лайчак: Позиция Европейского союза состоит в том, что наилучшее решение то, которое приемлемо для обеих сторон. Конечно, в интересах Европы найти решение, которое бы благоприятствовало стабильности, миру и прогрессу в регионе. В Евросоюзе идет по этому поводу дискуссия, но ЕС в состоянии договориться об общей позиции, и подход будет единым. Несмотря на то, как в Совете Безопасности будет голосовать Россия и Китай, мы должны думать и о людях, которые живут в Косово. Нельзя смотреть на проблему как на соревнование сверхдержав. Евросоюз, моя страна, Словакия, – мы стараемся достичь единого подхода в Совете Безопасности, достичь консенсуса. Сейчас идет дискуссия, и она будет продолжаться несколько недель, как минимум.
Айя Куге: Сербия полностью отвергает план Марти Ахтисаари, требуя новых переговоров по Косово. Белград в ответ предупреждают, что откладывание решения статуса Косово может вызвать там волну насилия – косовские албанцы ожидают, что они получат независимость в течение трёх месяцев. Белград парирует, что поспешное решение вызовет долгосрочную нестабильность в регионе. Советник президента Сербии Вук Еремич:
Вук Еремич: Если не будет быстрого решения в Совете Безопасности, а мне оно в данный момент не кажется вероятным, тогда встаёт вопрос, чем заполнить этот вакуум. Его может заполнить насилие в Косово, и это бы было самым трагичным – там ситуация и так крайне тяжёлая. Вакуум до принятия решения в Совете Безопасности ООН было бы очень важно заполнить существенными предложениями. Белград сегодня абсолютно готов продолжить переговоры, в любом формате. Наша политика относительно Косово совершенно ясна, она опирается на международные правовые нормы, на сохранении территориальной целостности и суверенитета международно признанных государств. Это наша позиция, с которой мы выступаем в Нью-Йорке. Мы готовы разговаривать о всех возможных решениях, кроме тех, которые ставят под вопрос территориальную целостность и суверенитет Сербии, как и защиту сербского населения в Косово и защиту наших памятников культуры. Мы продолжим борьбу всеми дипломатическими средствами, чтобы наша позиция получила широкую поддержку.
Айя Куге: Советник президента Сербии Вук Еремич упомянул, что сербское руководство планирует развернуть дипломатическую инициативу, только до сих пор не много государств, которые отвергают план Ахтисаари в его сути...
Вук Еремич: В данный момент не только Российская Федерация, но и Китай, Южноафриканская республика, Индонезия и ещё некоторые страны Африки имеют глубокие сомнения в плане Ахтисаари. Есть причины, по которым на данном этапе мы можем быть оптимистами и ожидать, что план специального представителя ООН по Косово не получит поддержку Совета Безопасности. Это может открыть пространство для маневров, для дальнейших переговоров о нахождении компромиссного решения по Косово, к чему Белград и стремится.
Айя Куге: У Белграда, насколько понятно, пока или нет конкретного компромиссного предложения, или он его скрывает. Сегодня все действия сербской дипломатии направлены лишь на то, чтобы план Ахтисаари провалился. Об этом перед отъездом в Нью-Йорк напрямую заявил премьер-министр Сербии Воислав Коштуница. И добавил, что весь сербский народ чувствует, что поддержка России имеет для Сербии историческое значение. Премьер Коштуница из тех сербских политиков, которые ставят все на российскую карту. А лидер сербских националистов Томислав Николич заявил даже, что если на этот раз Россия Сербии изменит, он навсегда покинет политику. Близкая к премьер-министру Коштунице журналистка, главный редактор белградской газеты «Политика» Лильяна Смайлович объясняет ожидания Сербии так:
Лильяна Смайлович: Если русские встретят план Ахтисаари острой критикой, или если они опять потребуют исследовать ситуацию на месте в Косово, то для Белграда это уже можно считать большим успехом. Поскольку это с самого начала лишит Запад надежды, что план получит поддержку Совета Безопасности. Тогда можно будет надеяться на продолжение диалога. Может быть, переговоры между Белградом и Приштиной не состоятся, но это открывает возможности для нового обсуждения, и самое главное – для продолжения процесса.
Айя Куге: Однако другие сербские аналитики настроены намного критичнее. Ненад Джурджевич.
Ненад Джурджевич: Я считаю, что в данный момент существует две возможности, которые может предпринять сербская команда по переговорам. Первая: опираться на Россию и ждать, изменит ли ситуацию и положение Сербии российское вето или угроза, что русские наложат вето. И предупреждать о нестабильности, которая последует в Косово. Однако, по-моему, такая политика никак не улучшит положение Сербии и может благоприятствовать ситуации в Косово. Так что помимо того, что Сербия лоббирует за провал плана Ахтисаари, ей нужно было бы выдвинуть какую-то новую идею.
Айя Куге: Бывший сербский министр иностранных дел, ныне высокопоставленный функционер организации «Пакт стабильности в Юго-Восточной Европе» Горан Свиланович опасается, что Сербия, требуя продолжения переговоров по Косово, хочет только отложить решение проблемы.
Горан Свиланович: Белград уже сейчас мог бы проявить конструктивный подход – например, уж если он требует новые переговоры, то должен определить их ограниченным по времени. Так можно было бы доказать, что это не попытка избежать ответственности, не попытка сохранить статус-кво, или породить «замороженный конфликт». Но может быть, интересам Москвы именно «замороженный конфликт» и отвечает. Россия живёт с несколькими «замороженными конфликтами» в своём окружении и не имеет с этим проблем, наоборот, хотела бы все так и оставить. Но неразрешённый статус Косово плох для Сербии, он плох и для всех в Косово – и для сербов, и албанцев. Люди не могут вечно жить в неизвестности. Они живут в неизвестности уже семь лет, и никакого добра никому это не принесло. Сербы и дальше продолжают выселяться. А с другой стороны, неизвестность добавляет храбрости радикальным косовским албанцам, которые постепенно начинают учинять провокации и угрожать насилием. Я уверен, что у Вашингтона достаточно сил держать насилие в Косово под контролем. Но пришло время, когда наши сербские лидеры должны набраться храбрости и сесть с албанцами за стол переговоров, может быть без посредников. Если Белград даже хочет разделить Косово, можно это открыто, напрямую сказать. Но для этого нужна храбрость, надо согласиться с тем, что по другую сторону стола сидят косовские албанцы, которые хотят независимости, причем сразу. Это сложные вещи, и мне кажется, что в Белграде для их разрешения нет ни воли, ни храбрости. Наше поведение за последние полтора года было таким, как будто мы хотим, чтобы нам кто-то навязал решение.
Айя Куге: Горан Свиланович считает, что именно Сербия должна торопиться и как можно скорее разрешить вопрос статуса Косово.
Горан Свиланович: Не в интересах Сербии затягивать с решением статуса Косово. Не в интересах Сербии сохранять "статус-кво", замороженный конфликт. В интересах Сербии - пойти на диалог с албанцами и открыто, вместе с иностранными партнёрами, искать решение, выход из ситуации. Неразрешенный статус Косово не приведёт к тому, что сербы там будут чувствовать себя в безопасности. Только разрешение и ясная ситуация обеспечат косовским сербам возможность принять решение - оставаться жить в Косово, и при каких условиях, или нет. Эти люди ожидают решения! Еще годы переговоров могут обернуться против сербов. В течение последних двух лет я в своем родном городе Гнилане в Косово был дважды. В мае 2005 там жили 17 сербских семей, а в мае 2006-го остались лишь 12 человек. И если мы договоримся о статусе Косово через несколько лет, нас могут спросить: а где же теперь сербы, их там уже нет! Второй мой аргумент в пользу скорого разрешения заключается в том, что Косово постоянно доминирует в политической повестке дня Сербии, а другие важные темы откладываются. Что происходит с нашей европейской интеграцией? Что реформами в стране? Нельзя эти темы и дальше откладывать на годы. И другие регионы Сербии имеют свои проблемы, для этого тоже нужна энергия. Конечно, Косово является важным национальным вопросом, но пора приступить к решению и остальных проблем. Например, в 2006 году у нас увеличилась безработица, никто об этом не говорит, потому что все определяет только Косово.
Айя Куге: Это было мнение бывшего сербского министра иностранных дел Горана Свилановича, серба родом из Косово.
Беженцы в своей стране – судьба почти двух миллионов иракцев.
Ирина Лагунина: 16 иракцев убиты, 210 получили ранения, 900 дополнительных военнослужащих США прибыли в страну. Таким сообщением из Ирака открыло эту неделю немецкое информационное агентство ДПА. На фоне этого Верховный комиссар ООН по делам беженцев Антонио Гутеррес обратился в понедельник с призывом к иракскому правительству – возглавить международные усилия по помощи иракским беженцам. По данным ООН, их – беженцев и внутренних переселенцев, в Ираке и вокруг него – сейчас 4 миллиона. С севера Ирака, из курдских районов, в конце прошлого месяца вернулась сотрудница международной гуманитарной организации Refugees International Кристель Юнес. Какова общая ситуация в Ираке?
Кристель Юнес: Ситуация с внутренними мигрантами, людьми, оставшимися без крова в Ираке ухудшается с каждым днем. По оценкам ООН беженцы внутри страны сейчас составляют 1 миллион 900 тысяч человек. От 700 тысяч до 730 тысяч оставили свои дома после взрыва мечети в Самарре в феврале 2006 года. Только на севере страны, где я побывала в прошлом месяце, по нашим оценкам, 180 тысяч беженцев, которые прибыли туда с 2003 года.
Ирина Лагунина: Почему люди вынуждены бросать все и переезжать по стране – только из-за причин безопасности, или насилия или в каких-то частях страны происходят этнические чистки?
Кристель Юнес: Конечно, насилие – причина номер один. Но насилие может принимать разные формы. Некоторые люди покидают дома, потому что им угрожают из-за их религиозной принадлежности. Например, мы встретились с суннитами, которым пришлось покинуть Басру, несмотря на то, что они родились и выросли в этом городе. Им просто стали угрожать местные шиитские вооруженные группировки. Мы также встретились с христианами, которых преследовали в Багдаде, и им пришлось искать безопасного пристанища на севере страны. Но иногда люди бросают дома не потому, что им угрожают по религиозной принадлежности. Просто жить становится слишком опасно. И хотя на них лично никто не нападал и никто не угрожал им, их дети не могли больше ходить в школу, женщины не могли добраться до магазина или рынка, и они предпочли переехать куда-то, где у них могла бы быть хоть отдаленно нормальная жизнь.
Ирина Лагунина: Мы около месяца назад говорили о людях, которые покидают Ирак и становятся беженцами в соседних странах. Мы говорили о том, что в начале конфликта это были люди высшего и среднего класса, сейчас – все, кто может получить паспорт и добраться до границы. Кто эти люди, которые остались беженцами внутри Ирака? Это люди, которые не хотят покидать Ирак или не могут?
Кристель Юнес: Если посмотреть на состав внутренних переселенцев в Ираке, то в нем представлены все социально-экономические классы. Высший средний и средний класс, специалисты, врачи, например, покидают Багдад и переезжают на Север, где можно найти работу и где можно заниматься своей профессией в безопасности. Но есть и люди из бедных слоев – они тоже покидают дома из-за насилия в стране. И вот этих беднейших семей больше – у них нет средств выехать за пределы страны, они не могут получить паспорт, у них нет денег на то, чтобы пересечь международные границы. И самое главное, даже если бы они смогли пересечь границу, у них нет достаточных средств, чтобы жить в Сирии или Иордании. Но, повторяю, снимаются с мест представители всех классов и во всех регионах иракского общества.
Ирина Лагунина: В течение четырех лет после свержения режима Саддама Хусейна Северный район Ирака – Курдистан – живет в относительной независимости и в относительном спокойствии. Могу предположить, что часть оставшихся без крова в центре страны сейчас устремляется на Север. Как курдские власти относятся к этим мигрантам?
Кристель Юнес: Добраться до Севера, то есть до курдских районов, - это не самая легкая задача. Для начала – дороги, которые отнюдь не всегда безопасны. Во-вторых, для того, чтобы туда попасть, надо пройти через несколько постов безопасности. Более того, беженцы не могут туда попасть, если у них нет гарантийного письма, выданного курдом, живущим в Курдистане. Практически у каждого должен был гарант, готовый подтвердить личность и моральное поведение мигранта. А одинокий арабский мужчина практически не может въехать на курдские территории. Но внутренние границы в стране вообще не все открыты. Например, губернии Карбаллы и Басры закрыли границы, потому что больше не в состоянии принимать переселенцев родом из других районов. На Севере же границы по-прежнему приоткрыты, люди все еще могут въехать, но существует дискриминация. Например, даже курдам, которые приезжают из спорный районов, скажем, из Киркука, статус которого должен быть определен на референдуме до конца этого года, либо советуют, либо вовсе не разрешают въезжать в курдские губернии. Это происходит из-за того, что курские власти пытаются сохранить курдские голоса в Киркуке. Так что на Севере власти разыгрывают очень неприятную этническую шахматную партию, когда христиан приветствуют, шиитам не дают въезд, а курдам советуют оставаться в Ираке, чтобы у властей на Севере оставались внутри страны избирательные голоса курдов.
Ирина Лагунина: Прерву разговор с Кристель Юнес из гуманитарной организации Refugees International. В северном иракском городе Киркук в последнее время все чаще и чаще происходят теракты. Тысячелетиями в городе и за город шла война, начало которой положили империи Ассирия, Вавилония и Медия. Само название происходит от курдского Baba Kurkur – отец-пламя. В городе живут курды, ассирийцы, туркмены, арабы и армяне. Сейчас, когда приближается референдум о статусе этой практически нефтяной столицы Ирака, градус насилия повышается. И невольно начинаешь задаваться вопросом: кто же все-таки стоит за всеми этими террористами-смертниками. Но вернусь к разговору с Кристель Юнес. Вот, курдам из Киркука не рекомендуют переселяться в Курдистан, а христиан, наоборот, приветствуют. Центральные власти в Багдаде что-то делают, чтобы снять эти ограничения, наложенные курдскими властями для их территории?
Кристель Юнес: Вообще говоря, мы не заметили вообще никаких действий центрального правительства – ни политического давления, ни попыток помочь вынужденным переселенцам. Наоборот, правительство в Багдаде либо не может, либо не хочет помогать населению собственной страны. Один пример: до 2003 года население зависело от государственной распределительной системы – государство снабжало продуктами питания и дизелем. Это – прямой результат программы ООН «Нефть в обмен на продовольствие». Абсолютное большинство иракцев зависели от этой распределительной системы. Для вынужденных переселенцев сейчас это распределение еды и дизеля важно, как никогда. К сожалению, общественное распределение еды стало основой для регистрации избирателей. Власти каждого города или деревни выдают людям карточки на еду, которые также являются карточками для голосования, то есть регистрируют их голос. И когда люди покидают свои дома и уезжают в другие районы, перерегистрировать эту карточку очень сложно – потому что вместе с едой они должны зарегистрировать свой избирательный голос. А центральное правительство не заинтересовано в том, чтобы население уезжало. Да и курды, со своей стороны, не хотят, чтобы у арабов появлялось право голоса в курдских районах. Так что и центральное правительство, и курские власти просто не заинтересованы в том, чтобы помогать беженцам в стране и переводить социальное пособие туда, куда перебираются люди. Так что эти внутренние мигранты не только вынуждены оставлять свои дома, свою прежнюю жизнь, своих друзей, они еще и вынуждены отказываться от этой – столь необходимой им – социальной помощи, которая у них была.
Ирина Лагунина: Вы встречались и говорили с людьми, которые переехали в Курдистан из центра страны. Что представляет собой их жизнь? Они могут найти работу? У них есть, где жить? Они в состоянии нормально питаться? Мы с вами уже говорили о том, что из-за беженцев из Ирака цены на жилье в Иордании подскочили в разы. В Курдистане – такая же тенденция?
Кристель Юнес: Конечно, жизнь в Курдистане очень дорогая. Цены намного выше, чем в Багдаде. Например, бензин в Курдистане в три раза дороже, чем в Багдаде. Большинство переселенцев вынуждены снимать квартиры – меньше процента из них живут в беженских лагерях. Так что они либо живут с родственниками, в чьих-то семьях, либо снимают жилье. А цены на него в курдских районах необычайно высоки. Многие вынуждены задумываться о том, чтобы вернуться, а кто-то и возвращается, несмотря на то, что это опасно для их жизни. Но они не могут больше позволить себе жить в Курдистане. Мы встретились с суннитской семьей из Багдада, которые покинули иракскую столицу после того, как им лично стали угрожать. Сейчас они в Эрбиле, в курдском районе, но думают вернуться в Багдад, потому что не могут больше оплачивать свое пребывание в Курдистане. Это – страшная ситуация, которую мы хотели бы предотвратить. Большинство вынужденных переселенцев не могут найти работу. Если и находят, то поденную, которая не дает им никакой гарантии безопасности и достаточных средств к существованию. Школы в Курдистане общественные, но практически нет учебных заведений, преподающих на арабском языке, есть несколько в центральных городах. А они не в состоянии принять всех арабоговорящих детей. Так что на самом деле, экономическое положение вынужденных переселенцев внушает серьезную тревогу.
Ирина Лагунина: Но еды, по крайней мере, им хватает? Продукты питания на рынке доступны?
Кристель Юнес: Еда есть, но они в целом не могут содержать себя. Расходы на еду, дизель, жилье выливаются в такую сумму, что люди просто не могут обойтись без помощи государства. А этой помощи в достаточных количествах они не получают.
Ирина Лагунина: Мы беседовали с Кристель Юнес, сотрудницей международной гуманитарной организации Refugees International. Вернусь к тому заявлению Верховного комиссара ООН по делам беженцев Антонио Гутерреса, с которого я начала эту тему. Он назвал ситуацию с иракскими беженцами «гуманитарным кризисом». Может быть, после вмешательства ООН эта проблема, наконец, получит международное звучание.
Начало предвыборной кампании в Армении.
Ирина Лагунина: Армения вступила в предвыборный период. На 12 мая назначены выборы в парламент страны. В эти дни проходит регистрация партийных списков и кандидатов в депутаты. 8 апреля стартует официальная предвыборная кампания. Аналитики называют парламентские выборы генеральной репетицией президентских, которые должны состоятся в начале будущего года. Рассказывает Олег Кусов.
Олег Кусов: Между предвыборными ситуациями в Армении и России, на взгляд экспертов, много общего. В обеих странах в нынешнем году должны состояться выборы в парламент, а весной будущего года и в России, и в Армении истекают полномочия действующих президентов. При этом для Владимира Путина и Роберта Кочаряна заканчивается второй президентский срок. В Армении политическая атмосфера накаляется – от парламентских выборов зависит многое. Слово ереванскому политологу Степану Григоряну.
Степан Григорян: По результатам парламентских выборов, согласно тем поправкам в конституцию Армении, которые были сделаны в ноябре 2005 года, будет формироваться правительство и выбираться премьер. Выбранный премьер по результатам парламентских действий фактически будет являться тем человеком, который станет преемником властей на президентских выборах. Потому что в нашей стране достаточно активную роль играют административные механизмы, через которые происходят довольно серьезное влияние на выборы и на результаты выборов.
Олег Кусов: Как и в России, в Армении есть явный лидер парламентской гонки – это правящая «Республиканская партия», которую до недавнего времени возглавлял премьер-министр Андраник Маргарян. Слово директору Кавказского института СМИ политологу Александру Искандаряну.
Александр Искандарян: Конечно, «Республиканская партия» Армении – это классическая партия власти постсоветских стран или стран СНГ. Это такой профсоюз чиновников и часть армянского крупного бизнеса. Армения в этом смысле не Россия, не Азербайджан, не Узбекистан, в Армении есть конкуренция. То есть правящая коалиция, а не одна партия. Есть, например, «Процветающая Армения», которая представляет собой другую часть армянского бизнеса и так далее. Но в общем и целом «Республиканская партия» Армении очень похожа на такого рода партии в других странах СНГ. Обычно такого рода партии и структуры не стоят на одной личности. Это партия с неким вариантом коллективного руководства, с некоторыми крупными лицами. В Армении есть такие партии, из которых убери одного лидера, она тут же рассыпется. Так вот, «Республиканская партия» не такова.
Олег Кусов: 25 марта премьер-министр и лидер Республиканской партии Армении Андраник Маргарян скоропостижно скончался. Эта трагедия не осложнит ближайшее политическое будущее правящей партии, считает Александр Искандарян.
Александр Искандарян: Она будет продолжать существовать, несомненно, просто хотя бы потому, что на сегодняшний день она партия власти, она член правящей коалиции, в нее входит большое количество государственных чиновников, и они найдут возможность ее реструктуризировать каким-то образом. С другой стороны, Андраник Маргарян был человек, который был формальным лидером партии и в значительной мере неформальным, он привлекал в партию лиц из бизнеса и так далее и исчезновение этого человека, его смерть повлияет на политическую реальность. И все было бы более-менее предсказуемо, если бы период не был такой, когда осталось полтора месяца до выборов.
Олег Кусов: Эксперты прогнозируют успех на парламентских выборах и партии «Процветающая Армения». Эта организация, как утверждают эксперты, была специально создана к выборам в Народное собрание Армении ведущим олигархом страны Гагиком Царукяном. Продолжает Александр Искандарян.
Александр Искандарян: «Процветающая Армения» – это партия, созданная недавно к выборам. Ее представителей еще нет в парламенте. У нее достаточно много сил, чтобы занять в парламенте, выборы будут в мае, существенное место. Может быть ведущее место, точно одно из ведущих мест. Но называть ее на сегодня партией власти нельзя, она только сделала заявку на это, эта партия еще не находится во власти.
Олег Кусов: Накануне выборов между российскими и армянскими партиями проводят аналогии. Если Республиканская партия в Армении напоминает «Единую Россию», то «Процветающая Армения» - «Справедливую Россию». Говорит ереванский политолог Степан Григорян.
Степан Григорян: В особенности они похожи по тому, как они имеют молодежные формирования внутри своих партий, по тому, как проводятся кампании, крупные мероприятия, начиная от концертов с известными певцами, в Армении любят приглашать из России известных певцов. То есть действия их во многом похожи. И мне кажется, эта идея двухпартийной системы, чтобы власть шла двумя колоннами, эта идея нашла интерес не только в Армении, но мы видим и в России тоже она развивается. Идея заключалась в следующем, когда создали «Процветающую Россию», идея ее создания заключалась в следующем, что, конечно, есть протестный электорат, люди, которые недовольны партией власти, как бы она ни работала, не играет сейчас роли, тем более в случае с «Республиканской партией» есть за что критиковать. Создается провластная партия и люди, не веря в то, что оппозиция может пройти, не веря в честные выборы, что могут пройти, они в отместку партии власти отдадут другой партии власти, которая новая, поэтому в отношении нее не так много критики. Насколько это сработает, мне трудно сказать, потому что в случае с Арменией это предвыборная кампания «Процветающей Армении» началась очень рано и свои минусы сегодня уже дает. Сейчас большой шум, потому что за год до выборов людям раздавали семенной картофель, телевизоры, всяких вещей понараздавали и ясно, что шум идет и недовольство в обществе, получается, что выборы превращаются в ярмарку. В социальной помощи акцию превращается. Но идея, я думаю, в этом заключается, то есть власть, создавая вторую крупную силу, во-первых, хотела бы построить двухпартийную систему, что не так плохо было бы, если бы это происходило естественным отбором, через выборы, через выборный процесс и через справедливые выборы.
Олег Кусов: Результаты парламентских выборов в Армении в целом уже предопределены. Такой вывод сделали лидеры многих оппозиционных партий. Лидер Либерально-прогрессивной партии Ованнес Ованнисян и его соратники вообще решили сойти с предвыборной гонки. Ованнес Ованнисян объясняет это опасностью получить на долгие годы ярлык партии низкого рейтинга.
Ованнес Ованнисян: Мы очень были настроены на то, чтобы участвовать в этих выборах. Но когда посчитали возможные ресурсы и те возможные возможности, с которыми мы действительно могли бы участвовать в этих выборах и провести предвыборную агитацию, получить соответственно голосов, в той реальности, которая сейчас в Армении и ситуация с подсчетом голосов, которая полностью находится под влиянием руководящих партий и сами решают, кому сколько процентов написать. Мы окончательно в последний день решили, что нам напишут какую-то цифру, ноль с чем-то процентов, эта цифра за нами будет всю жизнь ходить, что эта партия имеет такой рейтинг. Потому что действительно никакого рейтинга, ни правящая партия, ни оппозиционная партия, просто все расписано. Поэтому решили, что не будем рисковать и не пойдем на это.
Олег Кусов: Это был лидер оппозиционной Либерально-прогрессивной партии Ованнес Ованнисян.
Оппозиция не смогла образовать единый влиятельный предвыборный блок, что может сказаться на её представительстве в Народном Собрании. Говорит директор Кавказского института СМИ политолог Александр Искандарян.
Александр Искандарян: Если же оппозицией называть то, что в Армении принято называть оппозицией, то есть системную оппозицию, которая отрицает вообще значительную часть политической системы, в этом смысле речь идет о нескольких достаточно мелких политических группах, мелких по размерам, по количеству приверженцев. Я думаю, что они в будущем парламенте будут представлены, у них есть та часть электората, на которую они традиционно опираются. Но я опять же думаю, что они будут представлены несколько меньше, чем представлены в этом парламенте. В этом парламенте у них, напомню, около 20 голосов из 131. То есть я думаю, что 10-15-20 - такого порядка депутатов они возьмут, меньше, чем сейчас.
Олег Кусов: В том, что оппозиционные партии не смогли объединиться накануне выборов, политолог Степан Григорян видит положительный результат.
Степан Григорян: Объединить силы, у которых позиции диаметрально противоположны, очень сложно. И более того, я не исключаю возможности, что это получилось неплохо, что они не объединились именно по той причине, что это объединение было бы очень рыхлым и очень искусственным.
Олег Кусов: Оппозиционеры говорят о возможных массовых акциях протеста после парламентских выборов. К этим акциям могут прибегнуть общественные организации, у которых результаты подсчёта голосов вызовут сомнения. Но политолог Степан Григорян не верит, что эти акции будут носить угрожающий для власти характер.
Степан Григорян: Накаляется обстановка и напряжение растет - это буквально каждый день видно. Дело в том, что международные организации, международное сообщество требуют от Армении гласности, возможность выступать оппозиционерам. Например, у нас есть оппозиционные партии, лидеры которых не могли выступать долгое время. Сейчас мониторинг ОБСЕ и Совет Европы проводят в Армении, значит им уже дали возможность доступа к электронным средствам массовой информации. Я думаю, эти механизмы срабатывают. Как только эти люди начинают выступать, имеют поддержку внутри общества, сразу уже электризация повышается. Есть много политиков, которые не так часто появлялись на экране, сейчас в этом смысле надо признаться, что свободу дают. Это приводит к каким-то электризациям.
Но при всем при том, что мы не наивные и понимаем, с какими нарушениями сталкиваемся всегда на выборах, как это ни странно, я не исключаю возможности, что на этих выборах степень нарушений, грубых нарушений будет гораздо меньше, чем на предыдущих. Если будут делаться нарушения, они будут совсем другой характер иметь. Фактически предвыборная кампания для провластных блоков началась полгода назад, то есть они колоссальное преимущество получили. Есть у одного популиста партия, у него есть свой телевизионный канал, и он в день по восемь часов говорит и уже много лет. Понимаете, какое преимущество получает над другими, которые сейчас получат по несколько часов возможности говорить на телевидении. Поэтому я не ожидаю крупных массовых выступлений, но то, что напряжение растет и если будут очень грубые нарушения, то это может вылиться в акции протеста – вот эта вероятность действительно есть.
Олег Кусов: Это был армянский политолог Степан Григорян.
Официально предвыборная кампания в Армении должна начаться 8апреля и продлится до 10 мая.
Стоит ли принудительно лечить детей и подростков-наркоманов .
Ирина Лагунина: Детская и подростковая наркомания в России сама по себе является серьезной проблемой, но сегодня появился особый повод поговорить о ней: в Госдуме готовится законопроект о принудительном лечении подростков, больных наркоманией, поэтому в обществе оживилась дискуссия о возможной пользе и вреде этой меры. Тему исследовала Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Разговоры о необходимости принудительного лечения наркоманов ведутся давно. Законопроект, который готовится в Госдуме, имеет в виду принудительное лечение только тех наркозависимых, которым еще не исполнилось 18 лет. Главная задача законопроекта - создание механизма, который позволит направлять подростков на лечение в соответствующие учреждения. Этот механизм предусматривает три основания для принудительного лечения: заявление родителей, сигнал из школы или института, инициатива участковых милиционеров. Решение о том, кто именно должен направляться на лечение, будет приниматься судом. Собственно говоря, новый законопроект - это всего лишь ряд поправок к уже действующему закону, по которому наркозависимые дети до 16 лет могут направляться на лечение, теперь этот возраст хотят увеличить еще на 2 года. Законопроект предлагает также поставить условием направления на принудительное лечение согласие родителей подростков или иных законных представителей, а в случае лишения их родительских прав или признания родителей недееспособными нужно будет согласие или просьба органов опеки и попечительства. Конечно, принудительное лечение не исключает лечения добровольного, по просьбе самого подростка. Даже сторонники принудительного лечения подростков признают, что сегодня для этого нет юридической базы. Заведующий психоневрологическим отделением Института мозга человека Российской академии наук Юрий Поляков сравнивает необходимость лечения с условиями армейского контракта.
Юрий Поляков: Недавно мы вернули институт гауптвахты, то есть человек по контракту служит в армии, а на гауптвахту изволь пойти. Он скажет: да я вообще служить не буду, завтра ухожу. Вот не можешь ты так уйти. Значит юридически, вероятно, можно как-то прописать эти ограничения, и это может помочь нашей несчастной стране, как и в других странах, только разные способы, смягчить эту ситуацию. А вообще, я думаю, нужно Государственной думе подумать при том, что какие-то деньги в стране появляются, что это очень дорогостоящее мероприятие - лечение наркомании. И пока в это не будут правильно вложены не разворованные, а вложены правильные деньги использованы по назначению - это для реализации того количества условий для лечения наркомании, которые позволят работать с этим больным тщательно, которые позволят разрабатывать дорогостоящие реабилитационные мероприятия.
Татьяна Вольтская: Никакое принудительное лечение вылечить наркомана не может - в этом уверен врач-нарколог Центра инновационных технологий Сергей Белогуров, который выступает за альтернативное лечение.
Сергей Белогуров: Дело такое: наркоман, если его даже на два месяца оставить, если лечиться не хочет, он там будет отделение на уши ставить, будет масса ЧП, даже если он будет связан контрактом. Поэтому надо, чтобы он хотел лечиться. А теперь начинается самое интересное: от чего наркоманы хотят лечиться? От того, что у них возникают неприятности. Поэтому, с моей точки зрения, лучший способ общения с наркоманами - это создание им неприятностей, связанных с наркотиками. Употребляешь наркотики, получаешь неприятности, сразу же возникает желание прекратить это употребление и, соответственно, обратиться за помощью. В общем государство может свой вклад внести созданием неприятностей для тех, кто употребляет наркотики. Например, активнее их выявлять, строить ту или иную политику по отношению к потребителям. Вот это действительно требует деньги, потому что нужно оборудование для выявления и обучение тех людей, которые будут заниматься выявлением и принимать решение административное. С моей точки зрения, нет никакой законодательной базы для принудительного лечения наркоманов сейчас - это действительно так. Потому что у нас потребление наркотиков не является преступлением. Это первое.
Второе: а где мы будем принудительно лечить? Теоретически можно предположить, что мы даем наркоману выбор такой: или ты, дорогой друг, идешь в тюрьму на такой-то срок или ты на такой-то срок идешь в реабилитационный центр. Но для этого нужно этот закон, а во-вторых, нужны реабилитационные центры и учреждения. В общем есть у нас несколько моделей терапевтических, которые может быть не на научном уровне, по крайней мере, на бытовом в России доказали свою эффективность. Мы знаем - это терапевтические сообщества, религиозные лечебные общины, 12-шаговая система и можно себе представить наркоманскую общину. Но в наркоманскую общину не пошлешь принудительно, потому что там срок пребывания десятки лет, а три остальных модели почему бы и нет. Но они фактически государством не аккредитованы. У того чиновника или судьи, который будет принимать решение, нет никакого юридического обоснования. То есть он будет направлять в городской диспансер, его продержат два месяца, будут колоть аминазином. Никакого выздоровления, ясное дело, не получится, только озлобление, потом наркоман убежит. Тем более, если речь идет о подростках. Даже если хорошо относиться к заместительной терапии, мы же подросткам ее не назначим. Но, правда, у подростков с другой стороны есть рычаг, который можно использовать. Мы можем сказать подросткам: дорогой товарищ, если ты употреблять наркотики, то выбирай - либо ты идешь на лечение, остаешься в данном учебном заведении, или ты не идешь на лечение и тогда тебя исключают. Но опять же здесь есть сложности, потому что Валентина Ивановна Матвиенко сказала - не сметь исключать подростков из школы. А он туда ходит и носит наркотики, и мало того, что сам употребляет, еще и другим предлагает. Вот нормально!
Татьяна Вольтская: Работа по профилактике наркомании ведется в системе образования давно и успешно, - утверждает главный специалист отдела образования Администрации Московского района Петербурга Надежда Макарова.
Надежда Макарова: Всегда ставилась задача перед образованием научить педагогических работников разбираться в этой проблеме, увидеть этого ребенка, знать, как действовать. Мы проводим очень серьезную подготовку педагогических работников. Во-вторых, руководители образовательных учреждений имеют законодательную базу. Нам удалось преодолеть стереотип оценки качества работы с точки зрения «плохая школа – там наркотики». Нет, руководители четко понимают, что это беда и нужно помогать и выявлять. Тестирование, конечно, проводится в школах, но тестирование это идет на уровне «знаю – не знаю», «видел – не видел». То есть, конечно, чтобы работать с ситуацией, надо знать, о чем мы говорим, поэтому анализ проводится. Но, конечно, может быть недостаточно предметный, когда мы говорим конкретно - принимаешь ты?
На комиссиях по делам несовершеннолетних в районах все больше и больше поднимается процент употребления алкоголя. Обязательное условие - подростковый нарколог на комиссии методом убеждения опять же, потому что, мы знаем, законодательная база нам не может позволять обязательно, но мы каждую семью и каждого подростка привлекаем к работе с детским наркологом. Все-таки профилактика в системе образования – это основное. Причем те методы и средства, которые воздействуют именно на подростков. Сейчас у нас колоссальный опыт в этом плане, то, что уже понятно и нужно. Самое главное - мотивация на здоровый образ жизни, конкурсы, фестивали и особенно, что касается детской прессы.
Татьяна Вольтская: Многие, однако, не без основания считают, что картина не столь лучезарна. Говорит горячая сторонница принудительного лечения наркозависимых подростков, заместитель председателя Комитета Госдумы по науке и образованию Валентина Иванова.
Валентина Иванова: В законодательных основах и социальной работы, и медицинского освидетельствования есть те элементы, которые вполне могут быть использованы в том числе как основа и база для обеспечения принудительного лечения. Нужно медицинское освидетельствование? Конечно. Оно является фактом для того, чтобы суд принимал соответствующее решение? Значит в этом направлении давайте действовать. Тестирование для подростков? Да. Является фактом? Да. Далее: мы не можем добиться в образовании, чтобы форма 086 стала обязательной при поступлении в высшие учебные заведения. Ведь это тоже элемент к тому, чтобы побудить ребенка двигаться в сторону лечения ребенка. А получается, что в 90 годы ушли от этого, разрушили многие вещи и теперь восстанавливать катастрофически сложно.
Татьяна Вольтская: Об упразднении этого требования при поступлении в вузы жалеют многие преподаватели, да и студенты тоже. Говорит ректор Российского государственного педагогического университета имени Герцена Геннадий Бордовский.
Геннадий Бордовский: Мы оказались в свое время заложниками такого ложно понимаемого права личности, свободы личности. На самом деле свобода каждого должна заканчиваться там, где начинается ограничение свободы другого. Тогда целый ряд институтов не смотрит на это, то получается, что мы подвергаем риску нашу молодежь. Если в Америке даже кандидат в президенты должен предоставить медицинскую справку о своем здоровье - это же не является ограничением личности и свобод президента. Я считаю, что это было бы вполне уместно.
Татьяна Вольтская: Что это за справка 086?
Геннадий Бордовский: Это справка комплексного обследования по основным параметрам здоровья, которая в том числе предполагает получение справки о том, что человек не стоит на учете в психоневрологическом диспансере, в наркологическом. Это не массовая проблема, но проблема как таковая есть. Да, поступают ребята, к сожалению, уже страдающие очень большими недугами.
Татьяна Вольтская: Они поступают из школы. Как вы считаете, в школе должны заставить как-то их справиться с этим недугом?
Геннадий Бордовский: Если там знали, то, наверное, должны. Хотя у нас в правовом отношении этот вопрос не решен в принципе в стране, потому что мы так и не знаем, до какой степени мы можем терпеть это и когда начинается принуждение, то есть какой механизм. На самом деле мы играем с огнем и очень серьезно играем с огнем.
Татьяна Вольтская: А вот что говорят 17-летние студенты-первокурсники.
Девушка: Я думаю, что надо просто проводить какое-то тестирование, которое позволяет выявлять некоторые психические особенности, склонности человека к наркомании. Это может входить в тесты профориентации.
Татьяна Вольтская: Вы бы согласны были, чтобы было тестирование в старших классах школы и вузах, чтобы этих ребят принудительно отправлять на лечение?
Девушка: Я думаю, да, в интересах других здоровых членов общества, которым тоже надо развиваться. Общество должно быть здоровым прежде всего.
Девушка: Я считаю, что нужно обязательно принудительно лечить.
Юноша: Конечно, нужно.
Юноша: Все это со школы идет. Дети начинают курить в семь лет обычные сигареты, в 11 классе уже идет…
Юноша: Просто люди будут бояться, которые хотят поступить в институт, будут бояться и не будет этим пользоваться.
Татьяна Вольтская: У вас в старших классах как было?
Юноша: Очень много знакомых, которые употребляли и марихуану, и дальше.
Татьяна Вольтская: Ситуация осложняется тем, что в России, в отличие от западных стран, достоверной статистики употребления наркотиков практически нет. Но имеющиеся данные свидетельствую о том, что оно находится примерно на среднеевропейском уровне, - говорит старший научный сотрудник Социологического института Российской академии наук Мария Мацкевич.
Мария Мацкевич: Среднеевропейская ситуация – это 20-25% молодых людей до 30 лет, хотя бы раз в жизни пробовавших наркотики. Что такое среднеевропейские данные? Это действительно менее 10% Швеции и Финляндии. При этом об эффективности политики в Швеции и Финляндии, проводится разная политика в отношении наркопотребителей, а и там, и там все-таки цифры такие. С другой стороны, мы видим, что есть Великобритания и Дания, где сорок процентов пробовавших хотя бы раз в жизни. Эти страны тоже с абсолютно разной политикой. И есть страны, где жесткая политика в отношении наркопотребителей, но там цифры достаточно при этом высокие, и есть страны, где достаточно либеральная политика, а там цифры достаточно низкие.
Пример – США, где самый высокий в мире из известных уровень наркопотребеления. Там в разные годы проценты пользовавшихся хотя бы раз в жизни подростков колебались от 40 до 65%. И когда они говорят, что у них есть какой-то успех в наркополитике, то на самом деле они говорят, что у них есть тенденция на протяжении пяти лет по одному проценту в год идет снижение наркопотребления. Они это расценивают как огромный успех. И нам тоже надо понимать, что когда мы говорим о том, что есть успех, что есть критерий эффективности нашей работы, то не надо ждать, что завтра 30% наркоманов вдруг перестанут употреблять, надо опираться на какие-то реальные тенденции.
Общие цифры у нас очень похожи с западными странами, а внутренние тенденции зачастую другие. Потому что, к сожалению, наркопотрбление идет по модели алкопотребления, то есть крупными дозами и сильнодействующие вещества, что, естественно, приводит к гораздо более тяжелым последствиям. Но когда мы говорим о наркопотреблении, то мы забываем, что оно помимо медицинского аспекта имеет еще социальный аспект, то есть социальная природа этого явления во многом. Механизм приобщения тоже имеет социальную природу - это такой способ социализации. Подростки считают, что они могут приобщиться к субкультуре своих сверстников только через употребление наркотиков. И эту ситуацию не изменить без изменения настроений в обществе, ценностей общества, без возможности реализации каких-то позитивных ценностей.
Татьяна Вольтская: Говорила старший научный сотрудник Социологического института Российской академии наук Мария Мацкевич.
