Нынешняя президентская кампании в США носит необычный характер. Она потому и началась так рано, что вакантны кандидатуры от обеих партий. Особенность этой ситуации в том, что, поскольку вице-президент Чейни заранее отказался от борьбы за пост, Бушу не надо заботиться о наследнике. Сейчас его больше политики беспокоит история. Интересно, как образ американского президента оформляется в историческом сознании нации?
Американцы любят свою историю. Исторические сочинения издаются огромными тиражами, фильмы на исторические сюжеты пользуются неизменным вниманием публики. Очень популярны также всевозможные костюмированные шествия. Или вот еще такая затея: профессор конституционного права надевает парик и шелковый камзол и превращается в Бенджамена Франклина, а другой профессор переодевается, скажем, Джеймсом Мэдисоном — и устраивают они между собой диспут от имени своих персонажей в назидание студентам.
А еще американцы любят в своей истории порядок — чтобы все были расставлены по росту и всё разложено по полочкам. Недавно журнал Atlantic Monthly провел опрос среди историков и составил список из ста человек, оставивших наиболее глубокий след в истории страны. В списке есть и писатели, и изобретатели, и ученые, и артисты, и путешественники. Но больше всего президентов. Перечень открывает Авраам Линкольн, за которым следуют Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон, Франклин Рузвельт — всего 17 человек. В списке оказался и Джеймс Полк (James Knox Polk) — 11-й президент США, занимавший этот пост всего один срок. Мало кто из американцев сможет сказать что-либо вразумительное об этой полузабытой фигуре. Однако при нем в состав Соединенных Штатов вошли Техас и Калифорния — за это он и попал в почетный список.
Из ныне здравствующих президентов этой чести пока никто не удостоился. Однако вполне очевидно, что каждый президент думает, с каким багажом он войдет в историю. Чаще всего он запоминается современникам и потомкам по одной черте, одной или нескольким фразам. В чем состоит наследие 36-го президента Линдона Джонсона? В программе социальных преобразований, которую он назвал «Великое общество».
Линдон Джонсон: Эта великая, богатая страна способна дать шанс и надежду всем — черным и белым, северянам и южанам, земледельцу и горожанину. Наши враги — бедность, невежество, болезни. Вот наши враги, а не наши сограждане и соседи. И этих врагов — бедность, невежество, болезни — мы поборем.
Рональд Рейган остался в анналах истории, прежде всего, своей речью у Бранденбургских ворот в Берлине.
Рональд Рейган: Генеральный секретарь Горбачев, если вы стремитесь к миру, если вы желаете процветания Советскому Союзу и Восточной Европе, если вы хотите освобождения — приезжайте сюда, к этим воротам. Господин Горбачев, отоприте эти ворота! Господин Горбачев, сломайте эту стену!
А вот знаменитая фраза Ричарда Никсона, которая, однако, не спасла его от вынужденной досрочной отставки — единственной в истории США.
Ричард Никсон: Народ должен знать, не мошенник ли президент. Я — не мошенник!
С каким багажом войдет в историю нынешний президент США? В прошлом году обозреватель телекомпании CBS Боб Шиффер спросил его: каким он хочет, чтобы его запомнили? После короткой заминки Джордж Буш ответил так:
Как вам такой вариант: «Джордж Буш употребил все возможности Америки для продвижения демократии в своей стране и за рубежом»?
Существует список из десяти крупнейших ошибок, совершенных американскими президентами. Его составили недавно историки по предложению Университета города Луисвилл, штат Теннеси. Первое место в нем занял 15-й президент Джеймс Бьюкенен (James Buchanan), который не сумел предотвратить отделение южных штатов, что привело к Гражданской войне. Но публика не согласилась со специалистами и поставила на первую позицию Линдона Джонсона (Lyndon B. Johnson), при котором началась эскалация Вьетнамской войны. Войдет ли в список крупнейших исторических ошибок война в Ираке? Эксперты считают, что говорить об этом рано — иракская война еще вполне может оказаться в списке достижений. Во всяком случае, Джордж Буш-младший не одинок, считает историк Майкл Бешлосс (Michael Beschloss):
В наше время президенты, когда собираются воевать, не делают того, что велит им Конституция. Они не идут в Конгресс и не говорят: «Дайте мне декларацию об объявлении войны». Последним, кто это сделал, был Франклин Рузвельт в 1941 году. А между тем войн хватало — и в Корее, и во Вьетнаме, и в Ираке.
Фразу о том, что «история не знает сослагательного наклонения», в России повторяют, пожалуй, слишком часто. Но кому и чему может научить история, если ее ход жестко детерминирован? Или, наоборот — как считал Лев Толстой, непредсказуем и слагается из бесчисленного множества случайностей?
Недавно скончавшийся историк Артур Шлессинджер (Arthur M. Schlesinger, Jr.) не верил ни в первое, ни во второе. Он искал и открывал закономерности американской истории и старался предотвратить ошибки. Два года назад он отложил свои академические планы и вмешался в дискуссию об иракской войне — написал книгу «Война и американское президентство». Вот что он ответил на вопрос, почему он взялся за это исследование именно теперь:
Почему именно теперь? Потому что я вижу, что написаны превосходные книги об Ираке. Однако им не хватает исторического измерения. Уильям Фолкнер сказал: «Прошлое никогда не умирает. Да оно и не прошлое вовсе». Я сделал попытку снабдить исторической подоплекой споры о нынешней американской политике и ее противоречиях.
Артур Шлессинджер учился в Гарвардском университете, но не успел получить степень доктора — началась война, он служил в разведке. Потом вернулся к академическим занятиям, а потом стал спичрайтером и советником Джона Кеннеди. Так из ученого, который описывает исторические события, он стал политиком, который делает историю. Так бывает на сломе эпох — ведь и в России в годы перестройки историки сыграли немаловажную роль. На склоне лет Артур Шлессинджер много размышлял о будущем. Выводы его были неутешительны.
Думаю, XXI столетие будет убогим веком. Громадная разница между XX веком и веком нынешним состоит в том, что тогда вызовы демократии бросала светская, безбожная идеология — фашизм, коммунизм. Величайшая угроза демократии в XXI веке исходит в первую очередь от религиозного фанатизма. Философ Джон Дьюи еще век назад определил религиозного фанатика как человека, который действует так, как действовал бы Господь, если бы знал все относящиеся к делу факты. И я думаю, что самые опасные люди сегодня — те, кто убежден, что исполняет волю Всевышнего.
И все-таки историк верил в жизнеспособность демократии:
Я пессимист, когда речь идет о ближайшей перспективе, и оптимист — в долгосрочной, потому что я верю в колоссальную мощь демократии, в ее способность к исправлению собственных ошибок.
