Программу ведет Александр Гостев. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Любовь Чижова .
Александр Гостев : Сегодня вступает в силу приказ министра обороны Российской Федерации Анатолия Сердюкова о рассекречивании архивов времен Великой Отечественной войны. Гриф «секретно» будет снят с документов Красной Армии и Военно-Морского флота с 1941 по 1945 годы. Историки полагают, что доступ к военным архивам поможет установить более точное число погибших во время войны и, возможно, найти родственникам погибших места их захоронений. Однако все тайны военного времени открыты не будут: известно, что Министерство обороны не собирается рассекречивать документы военных трибуналов и судов. Рассказывает Любовь Чижова.
Любовь Чижова : До сих пор документы Великой Отечественной войны, с которых сегодня официально снимается гриф «секретно», составляли государственную тайну. Военное ведомство рассекретило документы Центрального архива Министерства обороны в Подольске, Центрального военно-морского архива в Гатчине и архива военно-медицинских документов Военно-медицинского музея Минобороны, который находится в Санкт-Петербурге.
По словам начальника архивной службы Минобороны Сергея Ильенкова, историки уже могут приступать к изучению рассекреченных данных.
Сергей Ильенков : Приказ министр подписал. В Министерстве юстиции он зарегистрирован 5 июня этого года, официальный документ. Уже историки могут в принципе начинать работать. Но в любом архиве есть читальный зал. Читальный зал не резиновый. Читальный зал Подольска, например, может, по-моему, около 70 человек принять. Чтобы не получился ажиотаж такой, что приедет не 70 человек, а 150, желательно эти вопросы как-то согласовывать.
Любовь Чижова : Вы ожидаете, что будет наплыв историков в архивы?
Сергей Ильенков : Сейчас как бы такой шум поднялся и в прессе, и в СМИ. Я боюсь, что сейчас люди просто подумают, что сейчас что-то невероятное вдруг раз и откроется. Хотя, конечно, невероятного ничего такого не будет. Какие-то, может быть, пятна истории будут более раскрыты. Но я не думаю, что будут какие-то сенсации. Как вчера мне задавали, что Советский Союз якобы хотел напасть первым на Германию или еще что-то такое. Такого, конечно, не будет.
Любовь Чижова : Почему не все архивы открываются? Я знаю, что не рассекречены документы, касающиеся заседания военных трибуналов и судов.
Сергей Ильенков : Те документы, хоть они и хранятся в Подольске в архиве Минобороны, но это фонд, за который отвечает Главная Военная прокуратура, и Главное управление деятельности военных судов. Я думаю, мы в ближайшее время выйдем на них с ходатайством, чтобы они тоже рассмотрели вопрос о снятии документов этого фонда с закрытого хранения.
Любовь Чижова : По мнению историков, рассекреченные документы времен Великой Отечественной войны помогут уточнить число погибших. Эти данные постоянно менялись: при Сталине говорили о 10 миллионах, после перестройки – о 27, сейчас ученые считают, что речь может идти о 40-42 миллионах погибших. Но всей правды о войне историки все же не узнают, считает научный сотрудник правозащитного центра "Мемориал" Никита Петров. С ним побеседовал мой коллега Михаил Саленков.
Никита Петров : На самом деле, я выражаю некоторый вполне оправданный скепсис по той простой причине, что подобных указов за последние 15 лет было немало. Так, в частности, был и указ Ельцина 1992 года о безусловном рассекречивании всех материалов, которые касаются репрессий. Но с чем мы сегодня сталкиваемся в архивах? Большая часть материалов о репрессиях так до сих пор засекречены и закрыты в ведомственных архивах и, в частности, в ФСБ.
Тьма примеров, что Министерство обороны и его архивные ведомства с большой неохотой шло на рассекречивание только потому, что это была неповоротливая бюрократическая структура.
Без документов, конечно же, у нас просто нет истории. Можно, конечно, питаться красивыми мифами о том, что было в годы войны, но, тем не менее, это будет лишь мифы, это будет лишь, то будет удобно лишь истории. Оказываются за бортом этого открытия документов материалы военных трибуналов. А это, между прочим, получается, что мы хотим знать о войне только хорошую правду, а плохая правда нам не нужна. Тоже, между прочим, вполне конъюнктурное решение.
Я почти не сомневаюсь, что наше представление о многих событиях поменяются, конечно, кардинально. Потому что до сих пор живучи десятки мифов о том, что происходило в стране с 1941 по 1945 годы. А, на самом деле, мы, конечно же, правды не знаем до сих пор. Это как раз и есть нежелание открыть неудобную правду о войне, о том, что действительно происходило, сколько было случае мародерства, какие были случаи измены и многое, многое другое. На самом деле, всей полноты картины без судебной части, без работы тех же самых особых отделов мы, конечно, не получим. В данном случае, это тоже такие же полумеры, которые признаны только пустить, скажем, общественности пыль в глаза и сказать - смотрите, мы открываем документы. А, на самом деле, это жертвовать чем-то ради того, чтобы все-таки сохранять, как вы понимаете, правдивые документы, все-таки охранять те легенды и те мифы, которые существуют о войне, о морально-политическом единстве советского народа. Не буду далеко ходить за примерами, а скажу лишь, что уже 20 раз доказали историки, что не было никаких 28 панфиловцев, и не было под Дубосековым того боя, который воспет в песнях. Но ведь понимаете, всем гораздо удобнее питаться сладкими легендами.
Любовь Чижова : У архивного исследователя Георгия Рамазашвили богатый негативный опыт общения с сотрудниками архивов. Он даже судился с одним из архивов, пытаясь получить данные о своем погибшем деде.
Георгий Рамазашвили : Я уже 10 лет работаю над исследованием, в центре которого стоит мой двоюродный дед, являющийся одним из прототипов летчика Александра Григорьева в книге "Два капитана". Он погиб в 1942 году. Поскольку семья мало что знала об обстоятельствах его гибели, я в 1997 году занялся поисками, как раз начав работу в Центральном архиве Министерства обороны. По мере того, как я изучил весь комплекс полковых, дивизионных документов, я столкнулся с дефицитом сведений, касающихся, в частности, последнего периода его службы и гибели. И тогда мне потребовались документы уже вышестоящего управления, которые находились на секретном хранении.
Поскольку по Закону "О государственной тайне" отведен 30-летний срок на пребывании документов на секретном хранении, я, руководствуясь статьей 15 этого же закона, обратился в Архивную службу Вооруженных сил с ходатайством о рассекречивании документов. Но поскольку с 2003 года по начало 2005 интересующая меня работа полностью проведена не была, я обратился в суд с иском. 21 месяц ушел на то, чтобы, скажем так, убедить суд в необходимости принять мой иск к рассмотрению. Потому что это явно неожиданная категория дела для суда, касающаяся, с одной стороны, рассекречивания, с другой стороны, затрагивающая интересы Министерства обороны. Когда, наконец, в ноябре прошлого года прошло предварительное собеседование в суде, буквально через две недели был готов акт о рассекречивании нескольких тысяч документов.
Насколько я понимаю, какая-то работа велась экспертной комиссией по поручению Архивной службой Вооруженных сил. Но, когда дело дошло до суда, уже было принято, очевидно, волевое решение. Архивисты решили, что дальше тянуть не следует, по крайней мере, как я себе эту ситуацию вижу. То, что вам рассказывают в школе или в каких-то учебниках, настолько по верхам, а главное допускают такие значительные обобщения!
Любовь Чижова : Говорил архивный исследователь Георгий Рамазашвили. Кроме документов военных трибуналов и судов, до сих пор остаются засекреченными президентский архив и архив НКВД. Есть еще одна трудность, с которой могут столкнуться историки, – в материалах архивов могут содержаться сведения, которые затрагивают частную жизнь. По закону с такими документами можно знакомится только с согласия гражданина, а после его смерти – с согласия его наследников. И это ограничение действует в течение 75 лет.
