Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие профессор Европейского университета Владимир Гельман.
Андрей Шарый : В последнее время все усилия российской оппозиции не привели к заметной общественной поддержке идей, которые вызывали бы сопротивления Кремля. Почему оппозиция не может объединиться? Имеют ли общественные смысл Марши несогласных, которые и выражают, и представляют собой взгляды части оппозиционных сил? Почему россияне, в конце концов. голосуют за тех, кто у власти? Гость рубрики «Экспертиза» сегодня известный петербургский политический эксперт, профессор Европейского университета Владимир Гельман.
Владимир Гельман : Марши несогласных выдыхаются. Причем, на мой взгляд, критическую роль в этом процессе сыграл тот факт, что власти перешли от подавления Маршей несогласных к тактике, скажем так, заматывания этих маршей, когда они формально не запрещены, они привлекают гораздо меньше внимания, потому что по сути ничего кроме выступлений довольно узкого круга ораторов не происходит. Марши несогласных, как воронка, затягивали представителей совершенно разных политических сил, людей разных взглядов, которых объединял только такой негативный консенсус по отношению к существующему положению дел в стране. Как только речь зашла о том, что надо предложить какой-то позитивный выход, оказывается, что делать это чрезвычайно сложно. На поверхности мы видим, как там называются имена всяких потенциальных оппозиционных кандидатов в президенты, но за этим стоит более серьезная, более фундаментальная проблема, связанная с тем, что очень трудно представить себе какую-то одну общую программу, которая объединила бы Каспарова, Геращенко, Касьянова и Лимонова.
Андрей Шарый : Это означает, что вся эта затея обречена на провал?
Владимир Гельман : Если ситуация будет развиваться инерционно примерно также, как она развивается сейчас, то трудно ожидать, что оппозицию ждет большой успех. База поддержки оппозиции на сегодняшний день не очень велика. Однако я не исключаю и иного развития событий, при которых власти будут провоцировать конфликты (а конфликты сегодня на руку оппозиции), либо могут возникнуть какие-то конфликты в правящей группировке. Я не исключаю, что оппозиция может получить каких-то влиятельных союзников.
Мне кажется, что между «Союзом правых сил» и «Яблоком», с одной стороны, и «Другой России» есть очень существенная разница. СПС и «Яблоко» пытаются играть в те игры, которые им предлагает Кремль, в принципе, готовы поддержать статус-кво на правах каких-то младших партнеров.
Андрей Шарый : Политики из «Яблока» с вами бы не согласились. Они очень гордятся тем, что они не идут ни на какой компромисс с Кремлем.
Владимир Гельман : Они не готовы примкнуть к той части оппозиции, которая отказывается принимать эти правила. Да, «Яблоко», безусловно, неоднородна. Там есть разные точки зрения, разные позиции. Скажем, петербургской «Яблоко» в этом смысле гораздо ближе к «Другой России», чем центральное руководство этой партии. Если же говорить о «Союзе правых сил», то еще со временем 90-х годов существует табу на контакты с политическими силами левой ориентации.
Основной водораздел происходит по наиболее фундаментальной и принципиально значимой линии – быть ли оппозиции внутри системы без каких-то шансов эту систему изменить. Многие из тех же представителей СПС были бы вполне готовы войти в правящую группу на каких-то подчиненных ролях без серьезного изменения статус-кво. С другой стороны, есть те, кому терять уже абсолютно нечего, кто не считает для себя возможным действовать внутри системы, считает, что ее необходимо менять извне.
Еще раз повторю, что это очень разные силы. С одной стороны, там Илларионов, который был советником президента, и Касьянов, который был премьер-министром. С другой стороны люди, которые никогда не были во власти и, скорее всего, никогда туда не войдут. Но у них общий враг. И это очень сильно объединяет.
Андрей Шарый : Есть ли политологическая возможность того, что вся вот эта достаточно разношерстная оппозиционная политическая группировка каким-то образом к выборам соберется и сможет выдвинуть какую-то единую кандидатуру? Сейчас есть три кандидата уже, это те, кто заявил о том, что они хотят баллотироваться, то ли согласны баллотироваться. Очевидно, что свой кандидат будет и у «Яблока», и свой кандидат будет у СПС. Возможно ли определение какой-то одной компромиссной фигуры, или эти люди не договорятся, по вашему мнению никогда?
Владимир Гельман : Если российские власти будут предпринимать какие-то меры по подавлению оппозиции, или если в рядах российских властей может возникнуть очень сильных, по-настоящему фундаментальный конфликт, то я не исключаю, что, да, вполне возможна консолидация оппозиции. Но при консервативном прогнозе, то есть, если к моменту выборов будет та же ситуация, что и сейчас, я не думаю, что будет какое-то объединение оппозиции, тем более что по большому счету это устраивает Кремль.
Мне кажется, что даже если (на минутку представим себе), что все оппозиционные группы, в конце концов, договорятся и выдвинут единого кандидата, вообще говоря, это мало на что повлияет. Потому что на сегодняшний день у оппозиции нет какой-то единой позитивной идеи, с которой они могли бы выступить, которую бы они могли предложить избирателями, чтобы эта идея пользовалась поддержкой. На сегодняшний день, действительно, значительное большинство россиян не хотели бы изменения статус-кво. Это реальный факт, с которым оппозиции нельзя не считаться. Это не значит, что люди всем довольны. Конечно, есть масса проявлений общественного недовольства - начиная от реформы социального обеспечения и кончая проблемами жилищными, проблемами призыва в армию и еще очень многими проблемами. Тем не менее, все эти проблемы носят локальный характер и не воспринимаются, как повод для недовольства политическим режимом как таковым.
Оппозиции чрезвычайно тяжело предложить что-то другое, что нашло бы, действительно, серьезный спрос на политическом рынке при нынешней ситуации.
Андрей Шарый : Могу ли я сделать такой вывод, что в России хорошая власть, раз народ ничего такого другого не хочет?
Владимир Гельман : Граждане не воспринимают на сегодняшний день напрямую связь между их жизненным уровнем, их благосостоянием и, например, свободой печати, хотя связь здесь есть, нам она кажется, более или менее, очевидной. В этом плане есть такое понятие – вынужденное принятие, принятие по умолчанию. Иначе говоря, мы воспринимаем ситуацию, как граждане, как далеко не идеальную, но мы не хотим что-то менять, поскольку мы предполагаем, что изменения могут эту ситуацию ухудшить. У большой части наших граждан довольно тяжелый опыт перемен 90-х годов. Сейчас хочется стабильности, хочется спокойствия, хочется, чтобы никто не дергал. Я думаю, что, по крайней мере, к ближайшим выборам таков значительный настрой большей части общества, который, конечно, поддерживается средствами массовой информации и с помощью многих других каналов. Конечно, это не значит, что ситуация такова в долгосрочной перспективе.
