Ссылки для упрощенного доступа

200 лет вместе: двухвековая история российско-американских отношений, Новые книги о пиратах, «Кинообозрение»: «13 друзей Оушена», Премьера рубрики «Неизвестный американец»: настройщик роялей Бен Трухафт, Музыкальные картинки: Культура исламского мира на Западе








Александр Генис: Этим летом исполняется 200 лет со времени установления официальных отношений двух держав – России и Америки. Отмечая этот многозначительный юбилей, наш вашингтонский корреспондент Владимир Абаринов, в беседе с американскими дипломатами, выстраивает панораму российско-американских связей в исторической перспективе.



Владимир Абаринов: Соединенные Штаты попытались установить дипломатические отношения с Россией еще до окончания Войны за независимость – самопровозглашенному государству нужны были союзники и признание в Европе. Екатерина II , ответившая отказом на просьбу английского короля Георга III послать войска на усмирение североамериканских колоний, представлялась американцам именно таким союзником. В 1780 году Континентальный Конгресс принял решение направить в Санкт-Петербург своего дипломатического представителя Фрэнсиса Дейну. Миссия не удалась. Фрэнсис Дейна не был принят при дворе и не смог вручить царице верительные грамоты. Причина такой нелюбезности заключалась в том, что Россия не хотела вступать в дипломатические отношения с сепаратистами до заключения ими мирного договора с Англией. Дейна уехал восвояси ни с чем.


Вместе с ним, в качестве его секретаря, в России побывал 14-летний Джон Квинси Адамс, сын второго президента США Джона Адамса, сам ставший впоследствии шестым президентом. Именно Джону Квинси Адамсу суждено было стать первым американским посланником в Петербурге.


Официальной датой установления дипломатических отношений считается 1807 год, во второй половине которого состоялся обмен письмами, сначала между российским и американским посланниками в Лондоне, а затем между министром иностранных дел Андреем Будбергом и государственным секретарем США Джеймсом Мэдисоном.


В октябре следующего, 1809 года в российскую столицу прибыл посланник Джон Квинси Адамс. Он был полной противоположностью своему предшественнику, провинциальному адвокату. Высокообразованный, с незаурядным интеллектом, он уже пообтерся при европейских дворах, был посланником в Голландии и Пруссии, владел французским языком. Адамс установил не только официальные дипломатические, но и прекрасные личные отношения с канцлером Николаем Румянцевым и императором Александром. Годы его пребывания в России совпали с нашествием Наполеона. Единственное, что угнетало Адамса в Петербурге, это невозможность жить на такую же широкую ногу, как жили русские вельможи – это означало, что они не считали его равным себе. В одном из писем матери он подробно описал свое материальное положение.



Диктор :


«Любезная матушка,


Вы знакомы с трудностями и расходами, связанными с устройством дел американского посланника в других странах Европы. Они повсюду велики. Здесь они больше, чем где-либо. Мы проживаем в квартире дома довольно скверного и очень дорогого. Количество слуг, которых обязательно нужно здесь содержать, по крайней мере, втрое больше, чем в других странах, а местный климат требует таких расходов на одежду, какие неизвестны в южных районах. Все официальные лица тратят намного больше, чем позволяет их жалованье, многие из них знамениты тем, что никогда не платят своих долгов, их источники дополнительных доходов в нашей стране считались бы бесчестными. И это здесь в порядке вещей, а вот жить экономно считается непристойным».



Владимир Абаринов: Самый старший из ныне здравствующих бывших послов США в Москве – после Малколма Туна, которому 91 год - Артур Хартман. Он застал Советский Союз на переломе: вступил в должность при Брежневе, а сдавал дела при Горбачеве.



Артур Хартман: Мы видели вокруг себя престарелых вождей, развалины страны, видели, что система работает плохо. Но никто из нас не предвидел, что она распадется так, как это произошло. При мне страна похоронила троих руководителей. А потом пришел господин Горбачев. В одной из наших бесед он признался мне, что Политбюро плохо информировано о происходящем в стране. Например, они совершенно не представляли себе, сколько денег тратится на вооружения и вооруженные силы. И они были потрясены, когда выяснилось, какая доля национального продукта уходит на подержание боеготовности и современное оружие.


Тот, кто полагал, что после падения стены и распада Советского Союза Россия автоматически станет страной процветающей демократии, не знает русской истории. Россия – это страна, народ которой верит в то, что ему совершенно необходима сильная власть, иначе ее покорят иностранные завоеватели. Это не означает, что в этой стране ничего не меняется. Но российское общество будет непохожим на наше. Совершенно прав был один из моих предшественников, Джордж Кеннан, который сказал, что это страна в развитии. Не пренебрегайте историей России, когда вы пытаетесь понять происходящее там сегодня, и будьте терпеливы.



Владимир Абаринов: Нынешний посол Уильям Бёрнс. Ему тоже нелегко.



Уильям Бёрнс: Россия сегодня – очень сложное место. Она совершенно не похожа на ту страну, которую я видел, когда работал там в середине 90-х. В то время Россия буквально лежала на лопатках в экономическом смысле. А последние пять-шесть лет она переживает экономическое возрождение, и это, конечно, окрашивает восприятие русскими не только жизни внутри страны, но и их понимание собственных интересов в мире. Думаю, соответствует действительности и то, что за последние годы в наших отношениях накопилось довольно много взаимного разочарования. Американское правительство не считает нужным смягчать свои оценки таких процессов, как чрезмерная централизация власти в России и некоторых действий России в отношении соседних государств. В равной степени и русские откровенно говорят нам о том, что мы не в полной мере понимаем, насколько сложными для России были последние 15 лет, что американцы уж очень любят критиковать и читать лекции со своей колокольни и что, американцы, дескать, только на словах приветствуют возрождение России как великой державы, а на самом деле их это беспокоит, и они стремятся положить этому предел.



Владимир Абаринов: На недавнем слушании в Палате представителей дин из членов Конгресса спросил экспертов: почему все-таки с русскими так трудно, может, мы не обращаем должного внимания на какие-то исторически сложившиеся традиции русской политической культуры?


Вот ответ известного политолога и журналиста Дэвида Саттера.



Дэвид Саттер: Лидеры России не смотрят на международные отношения через призму своих личных отношений с иностранными лидерами. Они смотрят на них с точки зрения интересов своей страны, которые часто, особенно в посткоммунистическую эру, совпадают с их личными интересами. Но внешние проявления личных взаимоотношений могут быть идеальным орудием манипуляции. Могу напомнить встречу Джимми Картера и Леонида Брежнева в Вене. Брежнев перед камерами шепнул Картеру на ухо: «Господь не простит нас, если мы потерпим неудачу». Картер в приливе эмоций обнял Брежнева. И эта фотография облетела весь мир. А потом Брежнев заявил, что никогда не говорил ничего подобного. Вскоре советские войска вторглись в Афганистан, и Брежнев объяснил другу Джимми, что Советский Союз делает это, чтобы предотвратить иностранную агрессию. Вот тогда Картер сказал, что за пять минут он узнал о коммунизме больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Это хорошая иллюстрация опасности, которую таят в себе особые личные отношения, когда лидеры заглядывают друг другу в глаза, и им кажется, что они что-то понимают при этом.



Владимир Абаринов: Другой эксперт, в прошлом высокопоставленный дипломат Стивен Сестанович дополнил Саттера.



Стивен Сестанович: Российские лидеры почти всегда, так или иначе, отрекаются от наследия своих предшественников. Мы не знали, что такое «десталинизация», пока не умер Сталин. Мы не подозревали, что Брежнев – плохой руководитель, пока нам не рассказал об этом Горбачев, когда пришел к власти. Мы понятия не имели, как ужасен Горбачев до тех пор, пока его место не занял Ельцин. А все ужасы 90-х годов в полной мере раскрыл нам Путин, когда стал президентом. Предсказываю вам, что рано или поздно, тем или иным образом, наследие Путина и его политика будут переосмыслены. И мы должны быть готовы к этому.



Александр Генис: Как это часто бывает, громадный успех боевиков «Пираты Карибского моря», которые уже третье лето разбойничают на американских экранах, вызвал бурный интерес к приключениям настоящих пиратов. Его удовлетворить взялись сразу три новые книги, которые представит слушателям Марина Ефимова.



Colin Woodard. “REPUBLIC of PIRATES”


Stephen Talti. EMPIRE of BLUE WATER


Peter Early. The Sack of PANAMA”



Колин Вудард. “РЕСПУБЛИКА ПИРАТОВ»


Стивен Талти. «ИМПЕРИЯ СИНЕГО МОРЯ»


Питер Ирли. «РАЗГРАБЛЕНИЕ ПАНАМЫ»



Марина Ефимова: Говорят, что классический, а лучше сказать – мифический портрет пирата создан народным воображением по образу и подобию одного реального пирата, орудовавшего в Карибском море в начале 18-го века. Его звали Эдвард Тэтч, но этого никто не знал. Знали прозвище, наводящее ужас на матросов, капитанов и владельцев торговых судов, - Blackbeard – «Черная Борода». Борода у него, действительно, была черной и заплетенной в косички, а весь остальной облик (ботфорты, шляпа, надетая поверх косынки, несвежая рубашка с кружевными манжетами и сверкающие бешеные глаза) стал легендарным еще при жизни пирата. Погиб Тэтч в кровавой битве с американским флотом в ноябре 1718 года. Голову «грозы морей» привезли в Вирджинию прибитой к бушприту флагмана, и потом она долго торчала на шесте в порту на реке Хэмптон.


Со смертью «Черной бороды», считают многие историки, Золотой век пиратства стал клониться к упадку. И хотя этот век был сравнительно коротким, он представил материал для сотен легенд, баллад, книг, стихов и фильмов. Интерес к пиратам не иссякает, чему свидетельством три новые книги, о которых рецензент Кэндис Миллард пишет:



Диктор: «Несмотря на леденящий ужас, который наводили пираты три века назад, несмотря на чудовищную их жестокость (а часто и садизм), в народной памяти они остались символами отчаянной смелости и дерзости. Они сумели и в литературе остаться, скорее, СКАЗОЧНЫМИ злодеями, чем настоящими. Но три новые книги о них, не исключая, конечно, приключенческого аспекта, ясно показывают, что история пиратства не оставляет места для ностальгии. И закрывая эти книги, мы невольно чувствуем облегчение от того, что живем в другие времена».



Марина Ефимова: Но тоже в довольно пиратские – особенно, если вспомнить путешествие пассажиров четырех самолетов, летевших 11 сентября 2001 года над Америкой…


Кстати сказать, из новых книг о пиратах следует, что большинство из них тоже выставляло политические и социальные мотивировки своей красочной деятельности. Вудард пишет в книге «Республика пиратов»:



Диктор: «Часто это был протест бывших моряков против произвола и жестокости офицеров, или протест бывших рабов (а таких среди пиратов было большинство) против произвола и жестокости рабовладельцев и работорговцев. Они все были беглые, и им было нечего терять - поэтому их атаки отличались отчаянной дерзостью, а их богатства были такими несметными, что они могли подкупать и купцов, и плантаторов, и губернаторов колоний».



Марина Ефимова: Правда, смертников среди пиратов не было, они не совершали убийства ради убийства, и число их жертв было намного меньше и в абсолютных величинах, и в процентном отношении, чем число жертв нынешних террористов. Поэтому не без удовольствия возвращаюсь в 17-е столетие – в Золотой век пиратства.


К этому времени пиратство уже было неизбежной опасностью каждого морского вояжа, и в плену у пиратов побывало много исторических личностей – от Юлия Цезаря до Сервантеса. Цезарь, правда, отомстил пиратам – в отличие от Сервантеса.


С начала 17-го века английское правительство вело с пиратами двойную игру: оно делало не только попытки их уничтожить, но и попытки нанимать самых опасных и смелых из них для борьбы с противниками и конкурентами, в частности, с Испанией. Так появились «королевские пираты», или «privateers». Одним из них был капитан Генри Морган, о котором – рецензент Миллард:



Диктор: «Капитан Морган был такой поразительной личностью, что ему посвящены сразу две книги: «Империя синего моря» и «Разграбление Панамы». В книге «Империя синего моря» история летит с легкостью и быстротой клипера и вполне соответствует темпу и безумию пиратской жизни. К сожалению, ее автор Стивен Талти ввёл фигуру рассказчика, который постоянно напоминает читателю о том, что в этой книге есть не только история и правда, но и писательское воображение. Эта добавка не делает книгу полноценной беллетристикой, но лишает ее статуса исторической литературы.


В отличие от первой, вторая книга о Моргане - «Разграбление Панамы» - чисто историческое исследование, детальное и всестороннее. Главной операцией Моргана было взятие в 1670 году порта Панама, который тогда принадлежал испанцам. И автор книги Питер Ирли описывает, со множеством драматических деталей, все три стороны: пиратскую, английскую и испанскую – в частности, трагедию смелого и благородного президента Панамы, дона Хуана Переца де Гузмаджина, которого судили за то, что он не сумел защитить город от Моргана и его головорезов. Суд оправдал его, но он вскоре умер, ибо был не в состоянии пережить позор поражения и суда.



Марина Ефимова: Капитана Генри Моргана тоже судили – по требованию Испанского и многих других правительств. Но судили в Англии, поэтому в тюрьму он не попал, а наоборот, когда дело затихло, был назначен помощником губернатора Ямайки.


Победу над пиратами авторы новых книг приписывают американцу - лейтенанту Вудесу Роджерсу, который в начале 20-х годов 18-го века предложил королю Георгу Первому такой тактический ход: король обещал полную амнистию всем пиратам, которые добровольно сложат оружие. Желающих оказалось много. Принцип «разделяй и властвуй» сработал, и ослабленные пиратские флотилии (в том числе флотилия «Черной бороды» и флотилии пиратов Сэмюэля Беллами и Чарльза Вэйна) одна за другой потерпели поражение в битвах с английскими и американскими военными кораблями.


Вообще же в литературе о пиратах победу над ними иногда приписывают лейтенанту Роджерсу, иногда - лейтенанту Дикэйтору – тоже американскому моряку, разбившему пиратов под Триполи в 1803 году. На самом же деле пиратов победил колониальный империализм – потому что покончили с ними только в 1830 году - когда Франция колонизировала Алжир, где все они гнездились.



Александр Генис: Второй, после «Пиратов Карибского моря», феномен летнего кинематографа - картина Стивена Содерберга про обаятельного взломщика Оушена и его многочисленных друзей-уголовников. Самое поразительное в этом фильме - его способность регенерировать сюжет, исчерпавший себя еще тогда, когда друзей у Оушена была только 11.


С другой стороны, может быть, это не так уж и удивительно, если учесть, что успех этого проекта связан не с фабулой, не с историей, откровенно абсурдной, а с большим количеством технических кунштюков, механических уловок и инженерных трюков. Больше всего это напоминает тот неизбежный в каждой серии Джеймса Бонда эпизод, где технарь-кудесник Кью демонстрирует агенту 007 новинки шпионской индустрии. Пожалуй, фильмы про «Оушена» можно даже трактовать, как облегченную и безобидную - то есть, сугубо летнюю - версию Джеймса Бонда. Как бы там ни было, пренебрегать этим летом «Оушеном» также глупо, как в жаркий день мороженым.


Согласившись на этом с ведущим нашего «Кинообозрения» Андреем Загданским, мы отправились в кино, чтобы поделиться впечатлениями со слушателями «Американского часа».



Андрей Загданский: Новый летний фильм режиссера Стивена Содерберга - такой же воздушный мираж в пустыне, как и город, где происходит действие фильма. Лас-Вегас это всеамериканская иллюзия, игровая площадка для взрослых детей, которые не очень-то хотят повзрослеть, но очень хотят разбогатеть мгновенно. И в этом сказочном и, одновременно, детском мире происходят чудеса, чудеса обогащения. Именно одно из таких чудес - это фильм «13 друзей Оушена», который имеет заложенную в английский язык игру, потому что «оушен» - это «океан». Таким образом, название фильма звучит дословно - «Океан 13». Мотивировки, психологическая достоверность или просто физическая возможность и статистическая вероятность не имеют к этому фильму никакого отношения. Приберегите эти все слова для других картин. Здесь все решает обаяние персонажей, темп и визуальная сторона фильма. Эта визуальная, захватывающая дух сторона, собственно говоря, и делает всю картину. Картина классического сюжета, как добрые, благородные грабители, такие Робин Гуды в количестве 13, мстят за своего товарища. Импульс абсолютно благородный. Тот товарищ, за которого они мстят, уже постарел и нуждается в помощи своих, более молодых, друзей. И они мстят. «Страшна была месть Тараса», - как писал Гоголь.



Александр Генис: Интересно, что вы сказали об игрушечном характере фильма. Но этот игрушечный характер Лас-Вегаса на самом деле весьма серьезный бизнес, потому что если все игрушечное, то и деньги игрушечные. Поэтому в Лас-Вегасе так легко проигрывают огромные состояния. Потому что это не настоящие деньги. Все вокруг сказка, все вокруг игра, но деньги-то все-таки настоящие, и этот фильм как раз поддерживает иллюзию того, что все возможно, все можно сделать. Я думаю, именно поэтому этот фильм пользуется бешеным успехом. Нам нравится, что мы можем придумать самый фантастический план и привести его в исполнение. Вот эта сказочная легкость этих идей и поддерживает сюжет уже третьей серии «Оушена».



Андрей Загданский: Да, сказочная легкость, обаяние… Должен сказать, что это очень важные вещи. Ведь по сути дела он эксплуатирует мотив, который мы хорошо помним еще со времен «Великолепной Семерки». Здесь тринадцать человек – благородных, красивых, обаятельных, клевых актеров, которые наслаждаются этим, я бы даже сказал, почти дурашливым времяпрепровождением, потому что все это не всерьез, актерская работа не самая сложная. Все, что они должны сделать, это многозначительно посмотреть друг на друга, улыбнуться и щелкнуть зажигалкой.



Александр Генис: Когда это делает Клуни или Брэд Пит, это уже приятно.



Андрей Загданский: Совершенно верно. Это все смотрят. Кроме того, есть некий благородный импульс. Обратите внимание, что два самых смешных и остроумных места в картине сделаны с эксплуатацией знаменитого шоу «Опра», о котором знают уже все в России. В какой-то неожиданный момент герой Брэда Пита заходит к герою Клуни - Дэни Оушену - и ловит с поличным: он видит, что Дэни Оушен, это воплощение клевости и холодного цинизма, смотрит сверхсентиментальную передачу Опры, в которой раздаются кровати и какие-то вещи для бездомных детей.



Александр Генис: Я прочитал очень интересную рецензию на этот фильм, где говорится о том, что Содерберг - великий эстет в Голливуде, и ему все равно, что снимать – арт-муви, которыми он знаменит, или кассовые боевики. Он делает это одинаково для себя. Он делает это эстетически совершенно. И действительно все кадры в фильме можно поставить в рамку. Вы обратили внимание, что все в этом фильме покрашено в золотой цвет? Это позолоченный город, позолоченный мир и ненастоящие позолоченные люди.



Андрей Загданский: К этому нужно добавить, что сам режиссер является и оператором-постановщиком. Таким образом, он несет две роли в этой картине. И здесь не только все покрашено в золото, здесь все обладает таким пустынным закатным солнцем, все это иллюзия, все это мираж.



Александр Генис: Как сам Лас-Вегас.



Андрей Загданский: Совершенно верно. Это сверкающий золотой самородок в пустыне, к которому протянешь руку, пытаешься его взять, а он раз - и исчезает. Он недостижим. И вот эта недостижимость делает его замечательным летним фильмом. Ты сидишь в большом кинотеатре, ты спрятался от жары.



Александр Генис: И от реальности. Андрей, этим летом на экранах Америки царят сериальные фильмы – «Шрек-3», «Пираты» уже в третий раз резвятся на летнем экране, третий выпуск «Оушена». Как вы думаете, откуда эта серийность, почему она так завладела экраном?



Андрей Загданский: Я думаю, что лето - самый важный, самый финансово-ответственный период для Голливуда, и все хотят играть наверняка. И все три картины, о которых вы говорите, они все заработали очень большую кассу раньше, они все получили достаточно заметный критический и кассовый успех и, таким образом, лето, когда выходят дети, которые жаждут этого развлечения в большом, холодном зале - это самое время.



Александр Генис: Кроме всего прочего, надо сказать, что дети любого возраста любят повторения. Вы замечали, что маленькие дети любят, когда им сказки рассказывают точно так же каждый день, не меняя ни слова. И вот в этом постоянстве залог безопасности. Поэтому я думаю, что эта серийность американского Голливуда придает ощущение баланса и стабильности нашей жизни.



Андрей Загданский: Итак, я могу с абсолютной уверенностью сказать вам, что через какое-то время у нашего Дэни Оушена появится уже не 13, а 14 друзей.



Александр Генис: Я даже вам скажу когда – следующим летом.



Каждый раз, когда чужой вопрос или собственная опрометчивость подбивает меня начать фразу словами «типичный русский» или «типичный американец», я сам себе одергиваю, вспоминая, что типичными бывают только шлакоблоки.


Дело в том, что никто не хочет входить в группу, членом которой не он себя назначил. Одно дело слыть филателистом, другое – «лицом кавказской национальности». В Америке этот нехитрый силлогизм называется политической корректностью, но я редко встречал соотечественника, которого бы не бесила политкорректность, хотя как раз среди наших мало кто склонен ею злоупотреблять. Считая щепетильность барской, как подагра, болезнью, мы кроем чохом, не видя греха в обобщении. Между тем, всякое обобщение есть форма расизма. И лекарство от него – живое разнообразие арифметики вместо универсальных, и потому не существующих формул алгебры.


Вооружившись этой преамбулой, я хочу предложить слушателям новую авторскую рубрику нашего старого автора Владимира Морозова «Неизвестный американец».


Как вы уже догадались, в ней пойдет речь только о нетипичных американцах, из которых и состоит вся эта страна.



Владимир Морозов: Джоффи еще не научилась играть руками. Ей нет и двух лет. Розовые босые ступни бодро шлепают по клавишам.


Отцу ребенка 59 лет. Матери вдвое меньше. «Когда мы пошли регистрироваться, - говорит Бен, - выяснилось, что я несколько раз был женат. А я уже об этом позабыл».


Из квартиры Трухафтов в районе Ист-Вилледж слышны перезвоны украинской церкви. Но мать Джоффи венгерка, а отец американец, хотя по матери англичанин, по отцу тоже венгр. Обычная нью-йоркская семья. Но не совсем. Бен Трухафт – стукач. Хотя стучит только на себя.



Бен Трухафт: Я позвонил и донес, что некий Бен Трухафт ездил на Кубу вопреки всем запретам. В доказательство я послал им счет из гаванского ресторана, выписанный на мое имя.



Владимир Морозов: Но Бен не просто шалун. Он признается, что хотел получить денежное вознаграждение за свой донос. Кроме того, любое столкновение с властями для него реклама. После того звонка и доноса его оштрафовали на 10 тысяч долларов. То есть, назначили такой штраф. Но Трухафт не спешит платить, хотя с тех пор сумму уменьшили до трех с половиной тысяч.



Бен Трухафт: Они - дураки. Наши власти. Запретили ездить на Кубу. А я хочу поехать. И любой американец должен иметь такое право. Да, я их спровоцировал! О скандале писали все газеты. Меня по телевизору показывали. Мы получили отличную рекламу. Это мой самый лучший трюк.



Владимир Морозов: Мы – это общественная организация « Send a Pian о to Havana » («Пошлите рояль в Гавану!») Сначала Бен ездил на Кубу один - настраивал рояли. Потом набрал человек двадцать - банду таких же музыкальных хулиганов, и стал возить в Гавану инструменты, которые пожертвовали американцы. Кроме властей США, Трухафт считает своим закадычным врагом кубинского термита. Мало того, что на острове слишком влажный для роялей климат, 70 процентов тамошних роялей поражены термитами. Для борьбы с ними соратники Бена придумали гремучую смесь, в состав которой входит красный перец.


С американскими властями - сложнее, их красным перцем не изведешь, – говорит Трухафт. При этом каких-либо ясных политических пристрастий у него нет. Он любит поругать республиканца Джорджа Буша. Когда в Белом Доме жил демократ Билл Клинтон, доставалось и ему.



Бен Трухафт: Я послал ему с Кубы открытку. Это когда его чуть не поперли из Белого Дома за то, что он соврал про интрижку с Моникой. Я посмеялся над ним. Клинтон мне не ответил, хотя ему наверняка понравилась открытка: там голые женщины на пляже.



Владимир Морозов: Бен, а как ты дошел до жизни такой, почему все время дразнишь власти? Кем были твои родители: консерваторами или либералами?



Бен Трухафт: Мой отец был не просто либералом, а радикалом. В 1951 году он выступал в Конгрессе перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Он обвинил их в охоте на ведьм. Они никак не могли прижать его к стенке: ведь он был адвокатом. А моя мать прославилась книжкой " The American Way of Death " («Американский образ смерти»). Издевалась над нашими порядками. Так что, все это у меня в крови.



Владимир Морозов: В 40-е годы родители Трухафта были коммунистами, потом отошли от партии. В семейном альбоме хранится фотография, где сестренка Бена сидит на коленях у Пола Робсона. «Он был большим другом Советского Союза», - говорит Бен.



(Поет Бен Трухафт).



Бен Трухафт: Это про классовую борьбу. Скучища. Правда, у самого Пола Робсона получалось получше.



(Пол Робсон поет по-английски, потом - по-русски).



Владимир Морозов: Голос Пола Робсона, звучавший по советскому радио, с детства помню и я. Великий певец пожертвовал своей славой во имя, как он считал, борьбы за светлое будущее. А на самом деле дал себя использовать советской пропаганде. Грустная история. «И мои родители, - говорит Бен, - тоже любили Советский Союз. Это уже смешно, потому что родители матери были поклонниками фашистов».



Бен Трухафт: Все семь сестер моей матери очень уважали Гитлера, одна из них даже вышла замуж за Освальда Мосли, лидера британских фашистов. А другая покончила с собой после начала Второй мировой войны.



Владимир Морозов: Бен стал настройщиком роялей случайно, когда его поперли из колледжа за никудышную успеваемость и плохое поведение. «Не было денег, шел по улице, вижу - набор на курсы настройщиков». Его учил живший тогда в Калифорнии канадский марксист Виктор Чарлз. Он не только дал безалаберному пацану профессию, но перед смертью, уже в 90-х годах, успел завещать Трухафту 28 тысяч долларов, которые тот истратил на отправку роялей на Кубу. Черт с ними, с коммунистами, но и на Кубе тоже люди живут и музыку еще как любят! Send a Pianо to Havana! Всего он отвез туда уже более 240 инструментов.



(Бен играет Бетховена)



Сам Бен музицирует только в шутку. «По призванию я не музыкант». А тогда кто? «Хипарь!». Как-то при мне он отправлял письмо. Бен, а почему марка вверх ногами? «А потому, - отвечает Трухафт, - что хиппи всегда наклеивает марку вверх ногами в знак протеста протест против системы. Ты поверишь, я до 35 лет не носил башмаков, ходил босой. Калифорния – тепло! Первый раз нарядился в кроссовки, когда узнал, что обутые настройщики зарабатывают больше меня». После того, как Бен обулся, у него появились и более серьезные клиенты. Такие, например, как Владимир Горовиц.



Верность идеям хипаризма не мешает деловым планам бизнесмена. Последний план - разбогатеть с помощью кубинской меди. Создать совместное предприятие, которое будет делать струны для роялей и продавать их по всей Латинской Америке. Трухафт снова собирается на Кубу. Зная, что его снова могут задержать или оштрафовать.



Бен Трухафт: Конечно, это буд e т для меня новая реклама. Но, кроме того, это демонстрация за свободу передвижения.



Владимир Морозов: Если вы будете в нью-йоркском районе Ист-Виллежд и увидите пожилого бодрого и лохматого господина на трехколесном велосипеде, то присмотритесь, во что он обут. Если, невзирая на зимнее время, в пляжных сандалетах на б о су ногу, то это наверняка Бен Трухафт. На багажнике велосипеда должен быть большой ящик для инструментов и запчастей к роялям.



Александр Генис: Последний сегмент этого выпуска «Американского часа», как и первый, посвящен отношениям Востока и Запада, но это – другой Восток и другой Запад. Сегодня наша рубрика «Картинки с выставки» расскажет о чрезвычайно популярной экспозиции в музее Метрополитен. Кураторы дали ей длинное и точное название: «Венеция и исламский мир. 828 – 1797». Даты многозначительны. Последняя – год падения Венецианской республики, ликивдированной Наполеоном. Первая дата указывает на начальный и наиболее знаменитый контакт с Востоком: похищение венецианскими негоциантами мощей святого Марка из Александрии. С этого акта благочестивого воровства началась блестящая биография самого «нееверопейского города Европы», историю которого под своеобразным – восточным – углом сумел рассказать куратор исламского отдела Метрополитен Стефано Карбони.


Политический аспект выставки очевиден: в век, когда напряжение между Западом и мусульманскими странами достигло опасного предела, выставка взялась напомнить о том, что Запад никогда не жил без Востока. Средневековая Европа была в постоянном контакте со своими исламскими соседями, которые составляли непременную и значительную часть населения всех крупных христианских городов. Об этом, наверное, и впрямь полезно вспомнить сегодня, когда французы, англичане или голландцы задумываются об интеграции своих мусульманских меньшинств. Но, конечно же, выставка не берется решить тысячелетнюю проблему. Вместо этого она предлагает нам оценить то эстетическое богатство, которое принес Западу контакт двух не только постоянно враждовавших, но и постоянно торговавших друг с другом цивилизаций.



Прагматичная Венеция всегда была скорее купцом, чем воином. Именно поэтому в век, когда Папа запрещал христианским королевствам вступать в отношения с исламскими странами, венецианские купцы обладали монополией на торговлю с Востоком. Это принесло городу великие богатства, отразились на его облике и - даже - на диалекте, в котором, например, много арабских заимствований. Наживая на экзотических товарах несметные барыши, Венеция была не суровым форпостом Запада, а его пестрым базаром. Живя на пороге Востока, венецианцы знали, любили и ценили восточную роскошь. У мусульман они покупали лучшее – турецкий бархат, сирийскую бронзу, среднеазиатские ковры и - до поры до времени, пока не научились сами - египетское стекло.


Все эти раритеты, конечно, обильно представлены на выставке. Но, отдавая дань торговому характеру города, экспозицию венчает шедевр - книга самого знаменитого из его купцов – Марко Поло. Впервые редчайший манускрипт из бодлеанской библиотеки покинул Оксфорд, чтобы показаться нью-йоркской публике. Рукописную книгу 15-го века открывает яркая, как туристская открытка, миниатюра, изображающая отплытие Марко Поло из Венеции. Художник, который никогда не был в Италии, тем не менее нарисовал все уже тогда хорошо известные достопримечательности, которыми мы любуемся и сегодня. Разве что лебедей я никогда не видел на Сан-Марко.


Другой редкий экспонат – карта венецианских мореходов, так называемый портолан, хранившаяся в строгом секрете лоция 1421-го года. Сразу видно, что это – рабочий инструмент: загнутые углы, протертые дырки. С помощью таких географических орудий Венеция основала империю и удержала ее, несмотря на постоянные столкновения с опасными соперниками - турками.


Войны, однако, не только препятствовали, но и способствовали культурному сближению. Одни посольства чего стоят! Так, картина 1511 года детально выписывает подробности дипломатической миссии венецианцев в Дамаск. Одетая в черное свита посланника растворяется в океане красочно разряженных исламских придворных. Каждый из них изображен с величайшим уважением - либо мудрецом, либо героем. Картина, которая не может не льстить и союзнику, и сопернику, конечно же, незаменима в переговорах. Не удивительно, что, очарованные искусством венецианских живописцев, турки пригласили в Константинополь одного из них - самого Беллини, чтобы написать оттоманского владыку Мехмета Второго. Его портрет – глубоко задумавшийся философ в чалме – украшает выставку.


Ее другая изюминка – картина лучшего рассказчика среди мастеров венецианской школы Витторио Карпаччо. Интересно, что, показывая нам проповедь святого Стефана на Востоке, он забыл надеть чадру на очарованных мучеником исламских дам.


Впрочем, ренессансным художникам вовсе не обязательно было отправляться на Восток, чтобы запечатлеть экзотику. Почти в каждой старой картине был восточный персонаж, добавленный для красочного колорита. Чаще всего художника соблазняли пестрые ткани, пришедшие с исламского Востока, знавшего толк в красках. В Венеции их так любили, что в праздники город завешивали роскошными тканями, укутывая в них – задолго до Христо – дома, мосты и церкви.


На выставке восточных тканей тоже хватает, но выцветшие от времени, лишенные былого блеска, они гаснут по сравнению с великолепно отреставрированной в мастерских Метрополитен венецианской живописью. Она лучше всего донесла до нас дух и славу Венеции, города, явившего образ мудрой и выгодной терпимости в отношениях двух соперничавших миров, столько давших друг другу.



Ну, а теперь, Соломон, я попрошу вас положить на музыку тему наших сегодняшних «Картинок с выставки».



Соломон Волков: Я хотел сегодняшние «Картинки» связать с концертом, который некоторое время тому назад прошел в Нью-Йорке и произвел на меня очень сильное впечатление. Совместно выступили два ансамбля: ансамбль аутентистов из Германии «Кончерто Кельн», и турецкий ансамбль по имени «Сарбанд», руководитель которого носит интересное имя - Владимир Иванофф. И этот турецкий ансамбль тоже играет на аутентичных инструментах, только аутентичных турецких инструментах, то есть на кяманче – струнно-смычковом инструменте, единственном инструменте в такой турецко-иранской традиции, и целая батарея ударных, которые ассоциируются с тем, что мы называем янычарской музыкой, то есть музыкой турецкого происхождения, в которой основным элементом являются ударные. Вот эти два коллектива сошлись вместе, и подготовили проект, в рамках которого они хотели продемонстрировать, как эта янычарская музыка повлияла на европейских композиторов 18-го века. И турецкую они показывали музыку, и музыку европейских композиторов, специально были сделаны аранжировки, и эффект был поразительным.



Александр Генис: Давайте сначала немножко послушаем.



(Звучит музыка).



Александр Генис: Соломон, как я уже говорил сегодня о выставке, присутствие мусульман в Европе всегда было очень значительным. Мусульман можно всегда было встретить на улице, поэтому на картинах старых мастеров мы видим столько экзотических нарядов, которые были, наверное, менее экзотическими для жителей тогдашнего времени. Как это отразилось на нашей классической музыке?



Вот тут, кстати, есть любопытный аспект, о котором я хотел бы сказать особо. Вот этот «Марш янычар», который мы только что услышали, его записал в начале семисотых годов князь Дмитрий Кантемир. Об этом я прочел в программке. Там больше ничего не было сказано. Но у меня дома стоит том Антиоха Кантемира в «Библиотеке Поэта», вышедший в 56-м году, который я купил, когда мне было 12 лет. Кантемир-то был знаменитый русский поэт 18-го века. Тогда я все это проверил и выяснил, что Дмитрий Кантемир, который записал «Марш янычар», был отцом Антиоха. Причем там поразительная история, которая связывает всю эту материю в каком-то смысле с российской проблематикой. А именно, отец этого Дмитрия Кантемира Константин получил Молдавию в управление от турецкого султана. А Константин всю свою молодость провел заложником в Константинополе, где он получил абсолютно блестящее образование – выучил европейские и восточные языки, занимался философией, математикой, архитектурой, музыкой и, в частности, записывал янычарскую музыку. А дальше произошла история, схожая с историей Мазепы, только наоборот. Как только в 1710 году, после смерти Константина, Дмитрий Кантемир стал хозяином Молдавии, ему тогда было 47 лет, он вступил в сношение в Петром Первым. Петр, как известно, в 1711 году предпринял свой знаменитый бесславный поход против Турции, проиграл, но вместе с ним проиграл и Кантемир, который поставил на пятак. Он был вынужден бежать в Россию, поселился в Москве, был очень богатым человеком, потому что Петр ему пожаловал огромное количество земель, денег и всего за лояльность, и сын его, Антиох, стал русским послом в Лондоне и Париже, где он издал произведение своего папаши «История Оттоманской империи». Ее перевели на английский, на французский. Все это было оплачено Антиохом, и вот эта «История Оттоманской империи» стала источником, на который ссылались и Дидро, и Вольтер. Представляете, вот такая вот мешанина типажей, национальностей, судеб. Это же фантастика! И вот «Марш янычар» мы слышим в записи Дмитрия Кантемира. А этот марш Янычар повлиял на Моцарта, который, как я считаю, прослушавши это концерт, и, конечно, музыканты, которые показывали эту музыку, считают, что Моцарт под влиянием этого «Марша янычар» сочинил свою увертюру «Похищение из сераля». Вот она.



(Звучит увертюра Моцарта «Похищение из сераля»)



Александр Генис: Соломон, а обратная ситуация? Мы слышим, как музыка Востока повлияла на западную музыку, а как воспринимается западная музыка на Востоке?



Соломон Волков: Этот процесс разворачивается на наших глазах, и он происходит с большими затруднениями и остановками. И сказать, что на сегодняшний момент на Ближнем Востоке существуют какие-то первоклассные симфонические или оперные коллективы, которые бы специализировались на западной музыке, я не могу. Здесь и там возникают симфонические оркестры, они кое-как сводят концы с концами, публики у них немного, это, скорее, престижные мероприятия и не более того. Так что предсказать судьбу, в отличие от судьбы классической музыки, скажем, в Китае, Японии и Корее, где, может быть, на сегодняшний момент, будущее сосредоточено этой музыки, относительно Ближнего Востока этого сказать нельзя. Но можно еще раз подивиться тому, как композиторы 18-го века, в данном случае, Кристоф Виллибальд Глюк, под влиянием «Пилигримов в Мекку», импровизации, которая тоже звучала в этом концерте, сочинил свою увертюру к опере «Непредвиденная встреча или пилигримы из Мекки». Вот так исламская музыка преломилась в музыке западной.



Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG