Ссылки для упрощенного доступа

Кандидат в президенты России Сергей Гуляев: люстрация для чиновников и демонтаж нынешней правоохранительной системы; «Химический Али» - история содеянного при Саддаме Хусейне; Какие планы отношений с Южной Осетией существуют в Грузии; Кража детей. Можно ли защитить свою семью от трагедии




Интервью с кандидатом в президенты России Сергеем Гуляевым



Ирина Лагунина: В выходные дни в Москве прошла учредительная конференция нового оппозиционного движения, сокращенно "Народ". И на этой встрече был выдвинут новый кандидат в президенты России. 45-летний Сергей Гуляев, активист "Другой России", экс-депутат Санкт-Петербургского городского собрания. Гуляева называют представителем сформировавшегося за последний год национально-демократического крыла оппозиции, сторонники которого именуют себя национал-оранжистами. С Сергеем Гуляевым беседовал мой коллега Андрей Бабицкий.



Андрей Бабицкий: Сергей, довольно разношерстная публика вас выдвигала, там есть и представитель КПРФ, и представитель «Яблока», и представитель запрещенной НБП. Что всех этих людей объединило вокруг вашей фигуры, как вы предполагаете?



Сергей Гуляев: Я полагаю, что мы создавали наше движение не для выдвижения кандидата в президенты в первую очередь, а для создания организации национально-демократического толка или идеологии, русское национальное освободительное движение «Народ». Это главный итог нашей конференции. Наше заявление по поводу отставки Путина, Лужкова и заявление о выдвижении кандидатом в президенты Гуляева Сергея Владимировича – это уже вторая часть нашей конференции и, на мой взгляд, не самая главная. Нас объединило то, что сейчас Россия находится на пороге катастрофы, национальной катастрофы и именно это нас сподвигло к тому, чтобы создать какую-то иную форму объединения людей правых, левых, либералов, националистов, объединить с одной задачей. То, что нам удалось на «Маршах несогласных» сделать, когда мы в одну колонну впрягали коня и трепетную лань, лимоновцев и «яблочников». Правда, были, конечно, проблемы из-за этого, кто-то не хотел вставать под одни знамена, кто-то под другие. Сейчас мы это сделали в формате движения. И вообще считаю, что в сегодняшней России старые партии, добровольно отказавшиеся от борьбы за власть, они утрачивают доверие в обществе и в принципе на смену им приходят иные политические силы, возникают качественно новые политические силы.


Не поторопились ли мы с выдвижением кандидата? Я коллег пытался предостеречь от этого, хотя бы до осени отложить этот вопрос, когда я смогу представить широкую развернутую кандидатскую программу, элементы которой мы обозначили в нашем манифесте. Но коллеги посчитали, что к июльской конференции «Другой России», наше движение будет принимать участие в этой конференции, и хотели бы, чтобы рассматривали кандидата от нашей организации.



Андрей Бабицкий: Среди некоторых либералов бытует такое мнение, что вот эта матрица «Другой России», в которой сошлись самые разные силы, недееспособна. Что людям демократических взглядов не по пути с националистами. Как вы относитесь к такому взгляду на вещи?



Сергей Гуляев: Совершенно неверно это. Явлинский, например, еще ряд правозащитников, которые не приемлют никакого объединения с национал-большевиками, с другими левыми организациями типа АКМ, «Оборона». На мой взгляд, сейчас время переломное. Помните, в фильме у Захарова «Убить дракона»: если мы проиграем, то это продлится еще триста лет. Так вот, если мы не объединим все силы, разные силы в единый порыв, в единый удар, в единого кандидата или просто в единый штаб действий, не выработаем стратегию победы, мы проиграем все поодиночке. Не хотелось бы совсем ставить крест на оппозиционере Явлинском или Зюганове, но сегодня по факту они не являются оппозицией. Кстати, идея движения, она прозвучала после апрельского «Марша несогласных» в Питере, она была навеяна моими разговорами с Гарри Каспаровым, его статьей о русской политической нации. Одна из главных задач, наверное, сегодня национального возрождения, которое не может существовать вне демократического процесса, оно возможно на путях справедливости в свободном обществе. И когда говорят, что русские не доросли до демократии – это не только оскорбляет достоинство нашего народа, но и злонамеренные кремлевские штучки, чтобы людей отучить думать, приучить к социально апатии, цинизму.



Андрей Бабицкий: В самых общих тезисах вы представляете себе свою программу?



Сергей Гуляев: Самое главное, конечно, остановка процесса деградации русской цивилизации, создание условий для сохранения, развития русского народа, его культуры, языка, территории. При этом мы не вкладываем этническое содержание, а русский народ – это весь многонациональный народ России. Мы говорим о попытке воспитания русской политической нации. Контуры программы на протяжении моих последних четырех лет работы в парламенте Петербурга потихонечку вырисовались.



Андрей Бабицкий: А что это – это предельный либерализм или, наоборот, огосударствление сфер экономики?



Сергей Гуляев: Один из пунктов – это большая приватизация была несправедлива и незаконна. Пересмотр итогов залоговых аукционов, а также крупнейших приватизационных сделок по монополиям должен идти путем выкупа предприятий государством по цене первоначальной сделки, так, как это было сделано Ющенко с «Криворожсталью», такой замечательный пример для России. У нас ровно наоборот все делается, если вспоминать сделку по «Сибнефти» с Абрамовичем, когда бюджет государства просел на 13 с половиной миллиарда долларов, а бюджет одного человека пополнился на эту же сумму. Мы считаем, что это наносит ущерб не только экономике, но и нравственности. Поэтому, конечно же, пересмотр залоговых аукционов и сделок, по которым есть большие сомнения. Но это будет не экспроприация, это будет не возвращение под крышу государства монополий - это будет выкуп. Такая достаточно пугающая либералов идея, но тем не менее, я считаю, что в плане социальной справедливости это нужно сделать. Это не взорвало Украину сделка с «Криворожсталью», а наоборот подняла авторитет Ющенко.


Еще один, если в экономке брать, что малый бизнес - это не способ пополнения государственного бюджета и тем более не способ кормления многочисленных чиновников, которые взимают чиновничью ренту, оброк, налог или взятки или как угодно можно назвать. Поэтому четко будем этот вопрос контролировать и в принципе хотим освободить малый бизнес вообще от налогов, сборов и самое главное проверок государства. Там будет социальный налог, мы так предполагаем, что это будет пенсионный, социальный налог, очень ограниченный вмененный налог. Остальное все - это способ выживания миллионов людей, надо дать свободу малому бизнесу, чтобы люди при нашей сегодняшней скрытой гигантской безработице, при нищете по сути бюджетных зарплат могли легко открыть свое дело, чтобы никто им не мешал. Маленькая часть, два эпизода.


Скажем, в области реформ армии и правоохранительных органов предполагается, что будет произведена люстрация не только для правоохранительных органов, но и для чиновников. Лица, ответственные за принятие и реализацию нормативных актов, которые ухудшают жизнь населения, наносят ущерб государству, должны в обязательном порядке понести ответственность. И закон о люстрации прежде всего для этих людей. Мы говорим о том, что необходим демонтаж коррумпированной правоохранительной системы. Не реформирование, а именно демонтаж. Сюда входит и прокуратура, и суды, и МВД. Это пункт, кстати, вызывает совершеннейшее неприятие даже среди моих коллег. Я когда пытался донести, что это нужно сделать, необходимо сделать, потому что коррупция подтачивает государство, разлагает государство. Невозможно, чтобы у нас была армия правоохранителей два миллиона человек, а у нас 50% не раскрываются преступления. Милиция занимается чем угодно: крышеванием проституции, крышеванием наркоторговцев, разгонами мирных демонстраций, борьбой с инакомыслящими, но только не прямыми своими обязанностями – защитой прав и свобод человека от посягательств, преступных посягательств. Собственно, поэтому сегодня я не вижу путей реформирования системы МВД.



Андрей Бабицкий: Сергей, в ряду тех кандидатов, которые уже были выдвинуты или выдвинулись самостоятельно, такие как Касьянов, Буковский, Геращенко, вы считаете, что у вас есть какие-то преимущественные шансы или шансы вообще?



Сергей Гуляев: В принципе достаточно серьезные соперники, коллеги по процессу. Тем более все они достаточно близкие союзники. У меня тоже по этому поводу возникали немалые сомнения, но разговоры о моем выдвижении ведутся на протяжении полутора месяцев, причем ведутся не кем-то со стороны или в пику кому-то, а именно этими же людьми. Тот же Гарри Каспаров, масса людей по этому поводу обращается, говорит, что надо это сделать. У них свои резоны, наверное, они понимают, что нельзя ставить на одного человека. В нашей стране ставка на одного человека может закончиться неучастием в выборах. Потому что варианты от Ходорковского до, не дай бог, Литвиненко – это у нас совершенно нормальная практика, к сожалению, в стране. Поэтому, чтобы не остаться вообще без кандидата на выборах президента, я считаю, что надо идти широким фронтом – два, три, четыре человека.


Чем моя программа отличается от программы Касьянова или Геращенко? Не могу пока сказать. Программы будут представлены на конференции «Другой России» 7-8 июля, тогда будем сравнивать, тогда будем смотреть. В принципе я не считаю, что это неправильно, я считаю, что это правильно, что мы разводим, во-первых, огонь по флангам. Во-вторых, это будет внутреннее соревнование. И если «Другая Россия» решит выдвинуть одного кандидата, ей будет легче сделать, чтобы предварительная борьба происходила на глазах, чтобы была борьба идей, шлифовались программы, совершались поступки, наконец. Потому что мы видим, что словами никого сегодня не проберешь. Нужно что-то делать. Конечно, у меня сегодня по сравнению с Касьяновым или Геращенко шансы близятся к нулю, узнаваемость, вернее, близится к нулю, шансы, наоборот, начали подниматься. Но сегодня у меня масса проблем будет, но это меня не пугает. В конце концов, мы движение создавали не под конкретные выборы президента, может быть под следующий цикл, когда мы должны донести свою программу национального возрождения до большего числа граждан России, чтобы это стало национальной программой.



«Химический Али» - история содеянного при Саддаме Хусейне.



Мухаммад Урайби аль-Халифа: Подсудимый Али Хасан аль-Маджид приговаривается к смертной казни через повешение за преднамеренное убийство и причинение серьезного физического и морального вреда членам определенной группы, а также создание условий жизни, которые ставили целью частичное или полное уничтожение этой группы, что является геноцидом. Приговор вынесен с согласия судей и в их присутствии, он может быть обжалован в установленные сроки. Оглашение приговора состоялось 24 июня 2007 года.



Ирина Лагунина: В воскресенье Высший трибунал Ирака вынес смертный приговор Али Хасану аль-Маджиду, которого еще называют «Химическим Али» за ту роль, которую он сыграл в кампании Анфал – против курдского Севера страны, за убийство, как расследовал суд, 182 тысяч иракских курдов. Анфал – восьмая сура Корана. Анфал переводится как добыча. Али Хассан аль-Маджид стоял во главе этой операции. Революционный совет командования во главе с Саддамом Хусейном дал ему абсолютную власть и полное руководство войсками на севере страны на два года - с марта 1987-го по апрель 1989 года. Режим не делал секрета из того, что происходило не севере страны. Детали операции Анфал выносились в конце 80-х в заголовки газет. Тем не менее, в 1993 году международная правозащитная организаций «Human Rights Watch» провела свое расследование командной структуры и действий правительства. В докладе, который называется "Геноцид в Ираке: кампания Анфал против курдов" приводятся два документа, определяющие особые полномочия "Химического Али". Декрет номер 160, подписанный 29 марта 1987 года, предписывающий всем государственным структурам - и военным, и гражданским - повиноваться распоряжениям аль-Маджида. И указ Саддама Хусейна от 20 апреля 1987 года, дающий "Химическому Али" задание сформировать бюджет Комитета по делам Севера. Кстати, Али Хассан аль-Маджид - двоюродный брат Саддама Хусейна по отцовской линии. Мы беседуем с человеком, который стоял во главе этого исследования, Юстом Хилтерманом. В те годы Ирак все еще воевал с Ираном. Война длилась с 1980-го по 1988 годы. Почему режим Хусейна решил одновременно проводить кампанию против курдов?



Юст Хилтерман: Кампания против курдских повстанцев началась раньше, до 1987 года, но она усилилась после того, как Ирак получил помощь США, после "Иран-контрас". Ирак получил возможность проводить операции с помощью новейших видов оружия. У режима появилась надежда, что эту войну можно выиграть - хотя до этого они в течение 5 лет вынуждены были обороняться. Подавить курдское сопротивление надо было обязательно, поскольку курды объединили силы с Ираном. Режим должен был закрыть эту дыру в обороне. Именно поэтому "Химический Али" получил приказ подавить сопротивление любыми способами, и сделал это, убивая не только курдских бойцов, но и гражданское население, которое оставалось в деревнях, несмотря на то, что им было приказано покинуть их, и в крае был введен круглосуточный комендантский час.



Ирина Лагунина: Комендантский час, вероятно, надо пояснить. В 1974-м году иракский режим дал курдам значительную автономию, но отрезал курдов от богатых нефтью районов Киркука. На такую автономию курды, естественно, не согласились. Против курдского сопротивления были предприняты карательные меры. Строки из доклада "Геноцид в Ираке":



"В Середине 70-х годов режим вновь выступил против курдов, насильственно эвакуировав около четверти миллиона человек из приграничных районов с Ираном и Турцией, уничтожив деревни и создав, таким образом, санитарный кордон по границе. Большинство изгнанных из домов курдов были переселены в муджамааты - новые поселения вдоль главных дорог, где их могли контролировать правительственные войска. Слово муджамаат в переводе означает коллективное хозяйство".



Ирина Лагунина: Тактика не принесла успеха, поскольку армия не могла проникнуть в горные районы. Кампания развивалась вяло до тех пор, пока во главе нее не встал "Химический Али". Еще строки из доклада:



"Приблизительно с 1983 года долина Балисан была "защищенной зоной", в которой правительственные войска смогли - правда, лишь частично, пресечь доставку продовольствия и других товаров. Продуктовые пайки, которые раздавались всей стране, в этот район не направлялись. Иракские учителя были отозваны из школ. Иракские самолеты периодически наносили устрашающие удары, на что жители деревень отвечали тем, что заблаговременно прятались в глубоких пещерах в окрестных горах. Армии, однако, так никогда и не удалось войти в долину. 16 апреля 1987 года, когда уже начинало смеркаться, и жители вернулись в деревню со своих полей и начали готовить ужин, они услышали шум приближающегося самолета. Кто-то решил остаться дома, кто-то бросился в убежище до того, как около десятка самолетов оказались над двумя деревнями и сбросили на них бомбы".



Ирина Лагунина: Никогда до этого ни один режим не применял химическое оружие против собственного народа. А то, что это было именно химическое оружие, подтверждают не только свидетели, но и видеопленка. Пленка попала в руки группы расследования "Human Rights Watch":



"Официальная видеозапись бомбардировки долины Балисан <...> показывает поднимающиеся столпом клубы пыли и расползающийся, стелющийся по земле белый, серый и розоватый дым. Из показаний свидетелей следует, что легкий ветерок, дувший с гор, донес до них странный запах, который напоминал кому-то розы или какие-то цветы, а кому-то яблоки и чеснок. <...> Но затем, рассказывает пожилая женщина из Балисана, "стало темно, все покрылось тьмой, мы перестали видеть друг друга, все было в тумане. А потом все ослепли". <...> Многие из тех, кому удалось выжить, испытывали потом проблемы со зрением или даже полную потерю зрения в течение месяца после атаки. В деревне Шейх Вазан люди видели, как по улице металась слепая женщина, прижимая к себе мертвого ребенка и не понимая, что он мертв. Кто-то из жителей убежал в горы и там и скончался. Другие, кто оказался ближе к эпицентрам взрывов, погибли на месте".



Ирина Лагунина: Юст Хилтерманн, когда появилась информация о том, что режим использовал против курдского населения химическое оружие?



Юст Хилтерман: Режим начал использовать химическое оружие в 1983 году, в войне с Ираном. Это сразу же стало известно, поскольку жертвы химических атак находились в больницах, их посещали международные наблюдатели. Да и Ирак это не скрывал. Но поскольку международное сообщество его немедленно не остановило, режим продолжил применять химическое оружие в Иране и использовал новейшие и наиболее убийственные химикаты. Впервые химическое оружие против курдов было применено в 1987 году. Но об этом никто не знал, кроме самих курдов, конечно. В этот район практически не было доступа извне. Но вскоре жертвы и этих химических атак против курдов появились в иранских больницах. И там к ним получили доступ наблюдатели ООН и специалисты по химическому оружию.



Ирина Лагунина: Но вы все равно старались найти документальное подтверждение этому факту. Вы работали вместе с организацией "Врачи за права человека". Эта организация с врачебной дотошностью документально описала, как ее специалисты под контролем независимых наблюдателей взяли пробу земли в одной из курдских деревень, направили эту пробу в Лондон, там была проведена независимая экспертиза, которая подтвердила наличие химических отравляющих веществ в почве. Зачем нужна была столь кропотливая работа?



Юст Хилтерман: Да, "Врачи за права человека" рассматривали один конкретный случай - деревня Биджини в районе Бадинана. Они нашли неоспоримо подтверждение тому, что в этом районе применялся зарин, смертельно опасный нервно-паралитический газ. Как показали жители деревни, газ применили 25 августа 1988 года - в первый день последней стадии операции Анфал, которая касалась именно этой части иракского Курдистана.



Ирина Лагунина: Из того, что вам удалось узнать, что было для вас самым неожиданным?



Юст Хилтерман: Мы знали, что люди исчезли, но мы не знали, что на самом деле с ними произошло. Но думаю, что самым большим открытием было то, насколько хорошо была организована эта кампания. Без сомнения, для подобного надо было иметь исключительно мощное тыловое прикрытие, а его мог дать только командующий Али Хассан аль-Маджид при полной поддержке Саддама Хусейна. Это не были отдельные вылазки отдельных воинских подразделений. Это управлялось на самом высоком уровне, операция была великолепно скоординирована, и ее целью было раз и навсегда покончить с курдским сопротивлением на севере Ирака. Причем цель эту пытались достичь, убивая гражданское население. Еще один неожиданный аспект операции, который нам открылся: убийство женщин и детей было наиболее беспощадным в районе города Киркук, богатом нефтью регионе Ирака. Это было самой жестокой и беспощадной страницей из истории арабизации Курдистана, и это проводилось для того, чтобы обеспечить режиму контроль над нефтью.



Ирина Лагунина: Вы уже в том исследовании нарисовали очень четкую структуру, как проводилась операция: сначала провели перепись населения - в 1987 году и выяснили, кого надо уничтожать. В этой переписи людям предлагалось определить кто они - арабы или курды. Многие национальные меньшинства, не принадлежавшие ни к той, ни к другой группе, записали себя как курды и в результате тоже пострадали. Выяснив, с кем надо бороться, власти захватили эту часть населения и затем уничтожили. Как вы узнали, что существовал такой план? К вам в руки попали какие-то партийные директивы?



Юст Хилтерман: Да, у нас были свидетельства из трех источников. Мы получили сотни свидетельских показаний. Я сам и мои коллеги опросили очевидцев происходящего в 1992-1993 годах. Мы получили юридическую экспертизу после того, как были найдены массовые захоронения. Правда, в то время их было обнаружено мало. Это сейчас, после того, как у международного сообщества появился доступ в западную пустыню Ирака, были найдены основные массовые захоронения. И третий источник - 18 тонн секретных документов полиции. Курдские партии захватили эту документацию в 1991 году во время курдского восстания и передали ее на хранение в Соединенные Штаты. И уже в США организация "Human Rights Watch" получила эксклюзивное право исследовать эти документы на предмет нарушений прав человека. Документы подтвердили и природу этой кампании, и то, кто ее планировал и кто ее проводил.



Ирина Лагунина: Мы беседовали с Юстом Хилтерманом, человеком, который в 1993 году стоял в центре расследования правозащитной организации "Human Rights Watch" в иракском Курдистане. В общей сложности в этой кампании погибли не только более 150 тысяч человек. 2 тысячи деревень были стерты с лица земли. Была полностью разрушена экономическая инфраструктура Иракского Севера.



Какие планы отношений с Южной Осетией существуют в Грузии.



Ирина Лагунина: После июньской встречи президентов Владимира Путина и Михаила Саакашвили в российской и грузинской прессе стали появляться публикации о новых предложениях Тбилиси по урегулированию ситуации в Южной Осетии. Согласно этим публикациям, в Тбилиси считают, что дальнейшие миротворческие контакты с президентом самопровозглашённой республики Эдуардом Кокойты потеряли смысл. Диалог грузинские власти намерены вести с назначенным главой Временной администрации Южной Осетии Дмитрием Санакоевым. Впрочем, министры иностранных дел России и Грузии после встречи в ходе саммита Организации Черноморского экономического сотрудничества опровергли информацию о том, что какие-то планы в этой области обсуждали. Тем не менее, тема заслуживает отдельного разговора. В утечках информации и реальных планах разбирался Олег Кусов.



Олег Кусов: События последнего времени вновь обратили внимание политиков и экспертов на проблему Южной Осетии. В начале июня в Петербурге прошла встреча президентов Владимира Путина и Михаила Саакашвили, породившая множество оптимистических предположений в грузинской прессе о будущем Южной Осетии. Через несколько дней после этого Михаил Саакашвили сделал громкое заявление в Баку о том, что статус Южной Осетии в составе Грузии будет определён в ближайшие месяцы. Комитет парламентского сотрудничества Грузия – Евросоюз пригласил для выступления в Брюссель главу Временной администрации Южной Осетии Дмитрия Санакоева. И в эти же дни президент самопровозглашённой Республики Южная Осетия Эдуард Кокойты в прямом эфире тбилисской телекомпании «Имеди» на русском языке предложил Грузии восстановить диалог с Цхинвали и отказаться от услуг Дмитрия Санакоева. Эдуард Кокойты заметил, что он уважает « Михаила Саакашвили как президента сопредельного государства и готов обсудить с ним любые вопросы, которые бы способствовали мирному урегулированию грузино-осетинских взаимоотношений». Обсудить эти вопросы Кокойты предложил Саакашвили в ходе телемоста. В отношении Дмитрия Санакоева президент Кокойты своего мнения не поменял. В интервью Радио Свобода Эдуард Кокойты подчеркнул, что Дмитрию Санакоеву его соотечественники не доверяют.



Эдуард Кокойты: Нужно разговаривать именно с представителями народа Южной Осетии, а не с самым главным правительством, который даже свои семьи не представляет. Люди, от которых отказались семьи и которые считаются предателями, такими методами никто никогда не восстановит мир. Даже населением грузинских сел он не воспринимается. Поэтому там сегодня в нарушение всех имеющихся договоренностей по урегулированию конфликта находится такое большое количество вооружений, которые обеспечивают ему безопасность.



Олег Кусов: Говорил президент самопровозглашённой Республики Южная Осетия Эдуард Кокойты.


Редактор тбилисской газеты «24 часа» Паата Вешапидзе убеждён, что Дмитрий Санакоев пользуется авторитетом в Южной Осетии как среди грузин, так и осетин.



Паата Вешапидзе: 45% населения Цхинвальского региона поддерживают его. Он и воевал против Грузии, награды имеет. Он один из тех, кто составлял элиту. Так что его поддерживают и осетины, и грузины. Другое дело, что с политической точки зрения непризнанное одно правительство, непризнанное другое правительство – это путает всю ситуацию. Время будет работать на Санакоева. Потому что если грузинское правительство направит на него проекты, которые связаны с реабилитацией региона, то он свою легитимность будет развивать, поднимать и поднимать.



Олег Кусов: С Эдуардом Кокойты и его структурами официальный Тбилиси договориться уже не сможет – эти структуры, по мнению грузинских наблюдателей, полностью зависимы от Москвы. Продолжает Паата Вешапидзе.



Паата Вешапидзе: В Тбилиси считается, что Кокойте самостоятельно ничего не может решить, что он полностью управляется из Москвы. Поэтому сейчас Тбилиси ищет того, кто меньше управляем из Москвы или вообще не управляется из Москвы. Но главное, что сейчас говорят наши политики – это то, что они хотят с мертвой точки сдвинуть этот процесс.



Олег Кусов: А Дмитрий Санакоев зависит от Тбилиси, в свою очередь утверждает заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа Сергей Маркедонов.



Сергей Маркедонов: Что касается какого-то позитивного результата, для меня он сомнителен, потому что на сегодняшний момент говорить о Санакоеве как некоторой самостоятельной стороне процесса нельзя. Санакоев не имеет осетинских полков и дивизий. Если бы, скажем, осетинское общество было жестко расколото и были бы реальные военно-политические, военно-полицейские центры раздельно, то надо говорить о том, что они все должны подключаться к переговорному процессу. На сегодняшний момент надо сказать, что альтернативщики находятся в Курте – это грузинское село, а не осетинское. Причем село, имеющее вполне, политкорректно говоря, неоднозначную репутацию в событиях 90-92 года во время грузино-осетинского конфликта. Да, конечно, в отличие от Абхазии у грузин свои осетины есть, своих абхазов в Тбилиси не существует. И можно говорить, что осетины проживают, несмотря на значительный исход их в 90-е годы, во внутренней Грузии.



Олег Кусов: Парламент Грузии принял не так давно закон, согласно которому на территории Южной Осетии должна быть создана Временная администрация. Грузинские власти намерены с её помощью урегулировать политические и межнациональные противоречия в Южной Осетии. Сразу после принятия закона Михаил Саакашвили вновь предложил Эдуарду Кокойты начать миротворческий диалог между Тбилиси и Цхинвали, но мало кто в Грузии надеялся на положительный ответ. Михаил Саакашвили пытается изменить формат урегулирования конфликтов на территории Грузии, считает заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа Сергей Маркедонов.



Сергей Маркедонов: На мой взгляд, решение парламента поддержать инициативу Михаила Саакашвили о создании временной административной единицы на территории бывшей Югоосетинской автономной области, как грузинские власти называют территорию Южной Осетии, показывает несколько тенденций. Во-первых, это решение не было для меня неожиданным, оно вполне вписывается в общее направление политики Михаила Саакашвили. Практически параллельно с этой инициативой о создании временной административной единицы Михаил Саакашвили в одном из интервью назвал Эдуарда Кокойте и его команду «цхинвальской шайкой».



Олег Кусов: Цхинвали по-прежнему обвиняет Тбилиси в националистических устремлениях. Например, правительство Кокойты проводит аналогию между нынешними руководителями Грузии и Звиадом Гамсахурдиа, предложившего в своё время лозунг «Грузия для грузин!» Редактор тбилисской газеты «24 часа» Паата Вешапидзе утверждает, что сегодняшняя Грузия уже мало напоминает ту страну, которой 16 лет назад руководил Гамсахурдиа.



Паата Вешапидзе: Сейчас в Грузии национализм на шестом или седьмом или еще дальше плане.



Олег Кусов: И Южная Осетия сегодня не та, что была раньше, считают эксперты. Люди устали от противостояния. Одни ждут помощи из России. Но немало среди осетин и тех, кто внимательно отнесся к мирным инициативам Тбилиси. Однако на этих людей цхинвальские власти оказывают давление. Говорит руководитель Временной администрации на территории Южной Осетии Дмитрий Санакоев.



Дмитрий Санакоев: В самом Цхинвале сегодня существует 37 год, сталинские времена, сталинский режим. Не дай бог, что-то против выскажешь той позиции, которую определили сегодняшние цхинвальские власти – это преследование в полной мере. То, что мы опираемся на силовые структуры Грузии – это неправильно. Хотя я понимаю, что в Грузии сегодня и силовые структуры, и политическая воля грузинского руководства именно направлены на то, чтобы помочь нам, чтобы мы реализовали себя, реализовали наши идеи. Грузинское руководство в ходе моей встречи с Михаилом Саакашвили не против того, чтобы в Грузии образовалась автономная единица. Они не боятся того, что югоосетины, даже больше ста тысяч человек, не боятся того, что это повлияет на разрушение их государственности в будущем. Потому что Грузия уже не то государство, которое в 90 годах стремилось узурпировать полностью всю власть.



Олег Кусов: Заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа Сергей Маркедонов убеждён, что Тбилиси в ходе решения конфликта в Южной Осетии пытается выйти из правого поля.



Сергей Маркедонов: И очень важный момент, почему есть опасения силовых действий, потому что ту сторону осетинскую, которая является стороной конфликта, это закреплено в Дагомысских соглашениях, и международными организациями Южная Осетия была признана как сторона конфликта. ОБСЕ признает Южную Осетию не как государство, а как сторону конфликта и Тбилиси признает, в частности. Эти договоренности, это правовое поле пытаются не то, что отменить, а показать, что оно ничтожно, что оно не работает. Давайте создавать другое правовое поле, давайте искать возможности изменения, но не будем делать вид, что его нет. На сегодняшний момент грузинская сторона пытается делать все так, как будто никаких Дагомысских соглашений нет. Хотя Дагомысские соглашения ко многому обязывают Тбилиси. В частности, я в некоторых своих публикациях говорил, что когда Грузия подписывала Дагомысские соглашения, речь шла о том, что на части территории Грузии грузинский суверенитет был поставлен под сомнение, притом самой Грузией. Если создается на части территории Грузии смешенная контрольная комиссия, причем туда входят представители не просто другого государства. Но и одного из субъектов другого государства. Грузия принимала эти условия. И делать вид, что грузинский суверенитет должен существовать на всей территории Грузии, как будто не было 90-92 года – это не самый лучший способ.



Олег Кусов: Южная Осетия стремится к суверенитету. Москва не в силах гарантировать республике этот суверенитет, так как не раз заявляла о приверженности принципу территориальной целостности Грузии. Следовательно, Южной Осетии не следует отказываться от содействия Тбилиси и Европейского Союза в установлении этого суверенитета в рамках Грузии, считает Дмитрий Санакоев.



Дмитрий Санакоев: Многие не могут сегодня простить людям грузинской национальности то, что были смерти, были бомбежки, были обстрелы. Очень многое было. Сегодня что мы хотим? Южная Осетия должна была определиться по Грузии тоже и поэтому заставили сделать такой шаг, что сегодня Южная Осетия не приемлет жить в составе Грузии. Это муссируется, поддерживается со стороны определенных политических сил в России. И какая-то надежда для южных осетин сегодня существует о том, что может быть когда-нибудь Южная Осетия будет присоединена к Российской Федерации или будет отсоединена от Грузии и будет признана как независимая республика. Но это блеф, я не могу сказать, что завтра кто-то может такое решение принять. Потому что везде и Российская Федерация и все мировое сообщество поддерживает территориальную целостность государств. Определили, что и европейское общество, и Россия сегодня говорит о том, что Южная Осетия является исконной территорией Грузии. Я считаю, что наш народ вводят в заблуждение в результате каких-то политических интриг между Россией и Грузией. Я этого не хочу. Я хочу, чтобы наш народ определил свое будущее в нормальном цивилизованном государстве, где будут защищаться права человека, где будут защищаться интересы населения, где будет развиваться наша культура. И в первую очередь у меня есть такое мнение, что если есть возможность создания Южноосетинской республики, то надо сделать. И эта возможность предоставляется со стороны Грузии, со стороны Европейского союза. Почему мы должны от этого отторгаться?



Олег Кусов: Так считает альтернативный президент Южной Осетии, руководитель Временной администрации на территории республики Дмитрий Санакоев.



Кража детей. Можно ли защитить свою семью от трагедии.



Ирина Лагунина: В последнее время Россию захлестнула волна преступлений против детей - дети пропадают практически во всех регионах станы, их убивают, насилуют, крадут с целью выкупа. С чем это связано? Осознают ли родители опасность, грозящую их детям? Как уберечь своего ребенка от трагедии? Ясных ответов и точных рецептов пока нет, но специалисты размышляют на эту тему. У микрофона Татьяна Вольтская.



Татьяна Вольтская: Цифры ужасают: точной статистики нет, но известно, что десятки тысяч российских детей сегодня считаются пропавшим без вести. Хорошо, когда все кончается так, как это случилось с четырьмя иркутскими школьницами, которые этой весной были найдены живыми и невредимыми, - да, некоторая часть пропавших детей просто пускается в сезонные бега, но чаще всего, к сожалению, получается так, как было с пятью красноярскими мальчиками, сожженные тела которых нашли в заброшенном коллекторе, или с пятилетней Полиной Мальковой, опять же из Красноярска, тело которой со следами насилия было найдено среди гаражей в Ленинском районе через 10 дней после исчезновения ребенка. Интернет полон леденящими душу историями про исчезнувших детей в Тольятти, Тюмени, Южно-Сахалинске, Астрахани. Меня особенно поразил случай в деревне Лычково Новгородской области, где во время праздника, усердно отмечавшегося всей деревней, отсутствие пятилетнего мальчонки, обаятельного и доброго, всеобщего любимца, заметили только на третий день - и это была не мать и не соседи, а участковый милиционер, удивившийся, почему Ваня не играет во дворе. Тело Вани нашли в канаве, на голове раны от удара топором, рядом труп его любимого щенка. Говорят, убил местный подросток, известный мучитель животных, его семью все знают и боятся. Совсем недавно произошла трагедия в Петербурге, когда на Петроградской стороне в открытом подвале была изнасилована и убита 11-летняя девочка, после чего губернатор Валентина Матвиенко распорядилась закрыть все подвалы, что вообще-то должно было быть сделано и без ее распоряжения. Почему количество преступлений против детей возрастает? Может быть, потому, что даже пойманные и осужденные преступники в России слишком часто имеют возможность условно-досрочного освобождения, да и арестовывать их не особенно спешат? Так, по крайней мере, считает заместитель начальника управления организации деятельности участковых уполномоченных милиции и подразделений по делам несовершеннолетних ГУВД Петербурга и Ленинградской области Алексей Смяцкий.

Алексей Смяцкий: Я могу привести тысячи примеров. Четыре раза человек на подписке о невыезде, он совершает уголовное преступление, к чему его отпускают на подписку о невыезде? Человек совершает грабеж, его отпускают на подписку о невыезде. Это гуманизм? Нет, не гуманизм.

Татьяна Вольтская: Что уж говорить, если на свободе оказывается человек, способный совершать преступления против детей? Ведь на третий день после убийства пятиклассницы на Петроградской стороне был задержан 35-летний гражданин Украины, ранее четырежды судимый, причем в последний раз доказанными оказались два изнасилования. За это он получил 5 лет - и условно-досрочное освобождение. Говорит заместитель директор центра социальной и судебной психиатрии института имени Сербского Евгений Макушкин.

Евгений Макушкин: Если педофил выходит условно-досрочно, такой «человек» потенциально опасен для совершения новых криминальных действий. И конечно, процедура освобождения должна как-то регламентироваться. Но нужно, во-первых, определять и понятия, по которым идет состав преступления, и осуждения. В том числе мы должны понимать, что в случае каких-то отклонений мы должны осуществлять комплексные программы социальных, психологические, реабилитационные измененных личностей и определять их общественную опасность.

Татьяна Вольтская: Но пока измененные личности часто оказываются в непосредственной близости от детей, и никакой системы защиты от них нет. Вот все, что могут посоветовать правоохранительные органы.



Алексей Смяцкий: Я могу сказать, что у меня тоже маленькие дети, 12 и 13 лет сын и дочь, конечно, переживаешь, волнуешься за них. Но своим детям стараешься объяснять, в школу прихожу, тоже объясняю, на уроки прихожу просто как отец. Но и как сотрудник, конечно. Да, ребенок приходит со школы, родитель на работе. Но каждый родитель знает, что соседка сверху, снизу, сбоку не работает, сидит дома в это время. Лучше попросить присмотреть за ребенком в это время, дать телефон этой телефон этой соседки, чтобы ребенок мог позвонить. Если ребенок подходит к парадной и видит незнакомого человека, который там стоит, или группу молодых людей, пусть он позвонит в домофон соседям: тетя Клава, дядя Петя, я пришел, откройте мне, пожалуйста, или встретьте меня, пожалуйста.

Татьяна Вольтская: А вот советы заместителя главного врача Центра восстановительного лечения "Детская психиатрия" Ларисы Скимаковой.

Лариса Скимакова: Если мы с вами, как говорят японцы, должны относиться к ребенку до пяти лет как к царю, давайте так и относиться. Давайте его везде водить. А наших детей, наверное, надо водить до десяти лет везде и с собой. Это, наверное, самое главное. Потому что мы, взрослые, всегда поймем, как к нам может кто-то относиться. Но нет у нас возможности ребенка в десять лет провожать в музыкальную школу. Значит мы должны что сказать: вот тебе мобильный телефон, из кармана, с веревочки не доставай, никому его не показывай для того, чтобы не было ни у кого соблазна. Пришел в музыкальную школу, учительница рядом стоит, отзвонись, скажи: мама, я пришел. Положил, спрятал далеко. Никаких игрушек в школе, никаких «Тетрисов» в телефоне. Закончился урок: мама, я закончил урок, я выхожу. Мама в это время оделась, даже если у нее хороший подъезд, даже если все закрыто, даже если остановка видна, выйди мама, бабушка, соседка, два-три мамы одноклассников, заплати, в конце концов, своей соседке бабушке какие-то деньги, чтобы она этого ребенка встретила, проводила, дверь на ключ закрыла. И мама будет спокойна, и ребенок будет спокоен.

Татьяна Вольтская: Следуют ли родители таким советам, сопровождают ли повсюду своих детей? Говорит Ира, мама 6-классницы Веры.

Ира: Вообще предупреждаем, но стараемся контролировать, провожаем.



Татьяна Вольтская: Как она из школы одна?



Ира: Если я на работе – бабушка, если я дома, я ее до школы и из школы.



Татьяна Вольтская: А дочке сколько?



Ира: 12 лет.



Татьяна Вольтская: В это время мы уже точно одни ходили.



Ира: Было другое время.

Татьяна Вольтская: - Бабушка Веры подтверждает:

Бабушка: Мама на работе – я встречаю, я всегда с ней. Потому что я боюсь просто отпускать.



Вера: Я однажды домой сама пришла, потому что ни мамы, ни бабушки не было.



Татьяна Вольтская: Раньше уроки кончились?



Вера: Да.



Татьяна Вольтская: Достаточно делается, чтобы защитить детей?


Ира: Ничего не делается. Милиции на улице в нашем районе нет, ничего не делается.



Татьяна Вольтская: Вы видите какие-то причины того, что происходит?



Ира: Наверное, вседозволенность. Все эти фильмы по телевизору безумные. Нет никакой жесткости. За такое преступление нужно если не пожизненное, то лет 20, конечно, чтобы они знали.

Татьяна Вольтская: Все же за Веру, очевидно, можно быть спокойными, но вот родители ее одноклассников - они так же трепетно относятся к своим детям?

Ира: Нет, в классе только мы одни так.



Татьяна Вольтская: А почему? Родители не видят такой опасности, как вы считаете?



Ира: У нас подобрался такой контингент не очень, которым в принципе все равно, наверное. Нет у них опасности за своих детей, только мы так. Это неблагополучные семьи. Она в таком классе – неполные семьи, родители работают и они считают, что дети выросли. Как-то до 4 класса провожали, я же всегда встречала и видела, а в 5 уже резко все.

Татьяна Вольтская: От себя могу прибавить - 12 лет - это еще что! На своей улице я регулярно встречаю 6-летнюю Машу, ухоженную, хорошо одетую, часто на роликовых коньках, то есть о материальном неблагополучии вряд ли идет речь, но девочка гуляет одна, говорит, мама ей разрешает. Гуляющую маму я никогда не видела, хотя она сидит дома - у Маши годовалый братик. Что это? Неужели многие родители так беспечны?



Александр Смяцкий: Такие случаи нередки. Мама одна, у нее нет мужа, но есть любимый человек. Что мама делает? Иди, погуляй. Другая ситуация: мама, папа обеспечены от и до, и у них уже такое выражение, распальцовка: мой ребенок, не дай бог, кто тронет. Поэтому они, выпуская ребенка на улицу, считают, что они всемогущи, не дай бог, кто обидит, я выйду и настучу по репе. Кто-то наоборот считает, я был самостоятельный, вот пусть и ребенок приучается к самостоятельности. Пусть он выходит, пусть он играет. Я из окна посмотрю, наблюдаю за ним. Вот этот парнишка к нему подошел, толкнул, тот взял лопатку, тот горшочек. Потом папа выходит, начинает крутить уши. Ребенок это видит. У меня погодки дети, один за другим, выходишь в садик гулять, Где собаки сплошные, мамы сидят, курят, они собираются просто покурить, поболтать, дети сами занимаются, сами играют, им это неинтересно.

Татьяна Вольтская: О том же самом говорит и Лариса Скимакова.

Лариса Скимакова: А что может дать мать, когда она идет по улице с нецензурщиной, с сигаретой, бутылкой пива? Трехлетний клоп рядом с ней ручку тянет, что-то ему хочется, плачет. Чего-то этот ребенок от матери требует. Может он какую-то элементарную конфету. «Отстань, заткнись», и далее непереводимые идиоматические выражения. Мы что получим? Мы уже из этой матери получили морального урода и дальше так идет по цепочке. Три поколения, когда сменяется генотип, мы уже получили, а что будет дальше? А когда у нас маргиналов все больше и больше в семьях, они ведь тоже родом все оттуда. Все мы родом из семьи – и педофилы, и маргиналы, и алкоголики, и все мы родом из семьи. Другого рецепта нет.

Татьяна Вольтская: А потом появляются сообщения в прессе - например, о том, что пропала 4-летняя девочка - по словам матери, ушла погулять и не вернулась. То есть ребенок сам ушел, сам почему-то не вернулся, нашли замерзшей в лесу. Или так пили-гуляли, что не заметили, как ребенка убили в двух шагах от дома. Но бывает и другое - что детей украдут прямо из рук отца и потребуют выкупа - известный случай брата и сестры Бородулиных, украденных 15 мая в Петербурге. Случаи разные, отношение к детям одно. Конечно, дети пропадают не только в России. Вот что рассказывает наш корреспондент из Риги Михаил Бомбин.

Михаил Бомбин: Полиция бьет тревогу – в Латвии пропадают дети. При этом количество пропавших постоянно растет. По словам начальника латвийской криминальной полиции, с января по май его служба получила 525 заявлений о пропаже несовершеннолетних, то есть около ста человек в месяц. Впрочем, склонных к бродяжничеству детдомовцев находят довольно быстро, однако это никак не снижает тревожности ситуации. Большая часть пропавших, как оказалось, становятся жертвами сексуальных, маньяков, педофилов насильников. В этом году последний звонок в латвийских школах начался с минуты молчания: от руки трижды судимого за изнасилование погибла 13-летняя Юстина Легсдене. Не успели похоронить Юстину, как здесь же в Риге пропала 15-летняя Кития Бейтоне. Родители в шоке, продолжается розыск. На мой вопрос: почему подобное происходит и кто виноват, отвечает исполнительный директор общественной организации «Спасайте детей» Валентина Эйхенберг.



Валентина Эйхенберг: Конечно, это равнодушие общества – первое. Что люди стали равнодушные, не обращают внимания. Когда двое маленьких детей шли по улице, четыре и пять лет, никто не остановился и не спросил: куда же вы идете, дети, одни без мамы и без папы? Во-вторых, хотя мы говорим, что любой ребенок может заниматься тем, чем он хочет в свободное время, но условия у нас для этого не созданы. Особенно в сельских местностях. Ликвидировали сельские школы, а ребенку приходится преодолевать большое расстояние, чаще всего по тропинкам лесным, не только по большим дорогам. Самое главное, что у нас нет информации в обществе о насильниках. Если бы, допустим, та же бабушка Юстины, которая пропала, знала, что у них рядом насильник, который в этом году изнасиловал одну девочку, она бы подумала: может быть ей самой надо повести этого ребенка до школы. Конечно, мы не можем предоставить полицейского каждому ребенку, родители не имеют возможности все время провожать и встречать из школы. Но самоуправление должно в какой-то мере помогать.



Михаил Бомбин: По мнению бывшего министра внутренних дел Линды Мурнице, для педофилов и убийц в Латвии следует вновь ввести смертную казнь.


Материалы по теме

XS
SM
MD
LG