Иван Толстой: Начнем с Франции, где отмечают 150 лет со дня выхода бодлеровской книги стихов «Цветы зла». Дмитрий Савицкий.
Дмитрий Савицкий:
О, смертный! Как мечта из камня, я прекрасна!
И грудь моя, что всех погубит чередой,
Сердца художников томит любовью властно,
Подобной веществу, предвечной и немой.
В лазури царствую я сфинксом непостижным;
Как лебедь, я бела, и холодна, как снег;
Презрев движение, любуюсь неподвижным;
Вовек я не смеюсь, не плачу я вовек.
Я - строгий образец для гордых изваяний,
И, с тщетной жаждою насытить глад мечтаний,
Поэты предо мной склоняются во прах.
Но их ко мне влечет, покорных и влюбленных,
Сиянье вечности в моих глазах бессонных,
Где все прекраснее, как в чистых зеркалах.
Первого мая 1857 года от церкви Notre - Dame - des - Champs , что на левом берегу, через весь Париж двинулась похоронная процессия на север к Монпарнасскому кладбищу. Катафалк был завален цветами и венками. Бывшего посла, сенатора империи, генерала Опика в последний путь провожал изрядный кортеж, состоявший из карет знати. На кладбище сухой костистый человек, похожий на расстригу монаха, стоял между вдовой и представителем императора. Он с нетерпением ждал окончания церемонии. Шарлю Бодлеру не терпелось раз и навсегда избавиться от ненавистного отчима.
23 июня того же года, в Аленсоне, Огюст Пуле-Маласси - издатель, опередивший свое время, меценат, гурман, страстный библиофил - выпустил из-под пресса сборник стихов Шарля Бодлера « Fleurs du Mal » - «Цветы Зла». 5 июля в «Фигаро» появилась статья Густава Бурдана резко осуждавшая автора стихов. 11 июля Шарль Бодлер отправил письмо Пуле-Маласси, начинавшееся словами: «Немедленно спрячьте весь тираж!» 17 июля генеральный прокурор страны отдал приказ начать расследование деятельности и Шарля Бодлера, и издателя Пуле-Маласси. Тираж «Цветов Зла» велено был арестовать. К счастью, друзья поэта спасли большую часть издания. 20 июля Шарль Бодлер в благодарственном письме Ашилю Фульду, министру императорского дома, то есть премьер-министру, благодарственном, потому что правительство одарило вдову весьма солидной пенсией, заодно писал о том, что он не чувствует за собой никакой вины за уже разросшийся скандал по поводу публикации «Цветов Зла». «Я не только не чувствую себя виновным, но я чрезвычайно горд тем, что написал книгу дышащую ужасом Зла. И почему бы мне не сказать откровенно, господин министр, - продолжал Бодлер, - что я прошу вашей защиты, не только в виду вашего положения, но в первую очередь, как у естественного защитника Lettres et Arts – литературы и искусств?»
Шарль Бодлер посвятил «Цветы Зла» Теофилу Готье в надежде, что, быть может, маститый поэт поможет ему избежать тяжб с цензурой и критиками вроде Густава Бурдана. Но Готье лишь пожурил Бодлера и попросил переделать посвящение. Шарль Бодлер сократил дифирамбическое посвящение на три четверти.
Предчувствия не обманывали его. Обвинения в богохульстве и аморальности должны были привести к ситуации сходной с запретом на роман Флобера «Госпожа Бовари». Но у Флобера была защитница, принцесса Матильда, кузина императора. Да и в бельгийском « Journal de Bruxelles » анонимный автор, подписавшийся тремя « Z », писал:
Диктор: Недавно мы рассказывали о «Госпоже Бовари», скандальный успех которой это, в одно и тоже время – позор литературы, моральное бедствие и симптом социального неблагополучия. Но этот гнусный роман «Госпожа Бовари», всего лишь благочестивое чтение в сравнении с тем томом стихов, который вышел в эти дни под заглавием «Цветы Зла». Автором тома является некий господин Бодлер, переводчик Эдгара По, вот уже десять лет пользующийся репутацией великого человека в одном из тех мелких кружков, которые наводняют печать нечистотами беспутства и реализма»
Дмитрий Савицкий: Подводя итог, анонимный автор делал вывод: «Госпожа Бовари, по сравнению с «Цветами Зла», это розовая водичка». Катастрофа надвигалась.
Диктор:
Ты на постель свою весь мир бы привлекла,
О, женщина, о, тварь, как ты от скуки зла!
Чтоб зубы упражнять и в деле быть искусной -
Съедать по сердцу в день - таков девиз твой гнусный.
Зазывные глаза горят, как бар ночной,
Как факелы в руках у черни площадной,
В заемной прелести ища пути к победам,
Но им прямой закон их красоты неведом.
Бездушный инструмент, сосущий кровь вампир,
Ты исцеляешь нас, но как ты губишь мир!
Куда ты прячешь стыд, пытаясь в позах разных
Пред зеркалами скрыть ущерб в своих соблазнах.
Как не бледнеешь ты перед размахом зла,
С каким, горда собой, на землю ты пришла,
Чтоб темный замысел могла вершить Природа
Тобою, женщина, позор людского рода, -
Тобой, животное! - над гением глумясь.
Величье низкое, божественная грязь!
Дмитрий Савицкий: Две недели назад Франция отмечала 150-летие выхода из-под пресса в издательстве Огюста Пуле-Маласси «Цветов Зла». Если бы не он, не его проницательность и решимость, книга бы не увидела свет. Нынче настало второе 150-летие, вторая дата – начало травли поэта, начало процесса, запрет « Fleurs du Mal ».
В Советском Союзе академическое издание «Цветов Зла» вышло в издательстве «Наука» в 1970 году под редакцией Балашова и Поступальского. В послесловии к сборнику стихов Балашов всячески пытался превратить ученика Данте и Байрона в революционера, а главное – в защитника реализма. Социалистического реализма, вестимо. Ибо за грубый реализм (« une realisme grossier »), Бодлера и осудил 20 августа 1857 года уголовный суд Дворца Правосудия Парижа. Стоит ли говорить о том, что реализм поэта отнюдь не был футуристической версией соцреализма, обслуживавшего в течение десятилетий режим, по сравнению с которым Вторая Империя, перефразируя господина «Три «З»», является розовой водичкой?
Поэт вышел на мостовую острова Сите свободным человеком, но, как он считал, опозоренным. Суд постановил изъять из сборника шесть стихотворений, а это означало, как для него, так и для издателей, практически гибель всего тиража и финансовый крах. Флобер, Гюго, Дюпон, Гёпп, Ватрипон, Дельво выступили в защиту Бодлера. 30 августа из-за границы пришло поздравление: «Я кричу браво! Из всех моих сил браво вашему могучему таланту. Вы получили одну из тех редких наград, которые способен дать существующий режим. То, что он именует своим правосудием, осудило вас во имя того, что он именует своей моралью. Вы получили еще один венок. Жму вашу руку, поэт!» Подпись: «Виктор Гюго».
И - последнее. Тот же Балашов утверждает, что полное издание «Цветов Зла» было осуществлено во Франции в 1946 году – по требованию кого бы вы думали? Компартии страны! Бедные Апполинер и Сандрар, Супо и Шар. Им, видимо, приходилось читать « Fleurs du Mal » в местном французском самиздате.
Иван Толстой: Сотни амстердамцев проводили в последний путь майора Алиду Боссхардт, голландскую Мать Терезу. Алиде Боссхардт исполнилось 94 года. До последних своих дней, одетая в неизменную униформу Армии Спасения, она продолжала помогать тем, кто остался «за бортом» жизни. Главными ее подопечными были обитатели Квартала Красных Фонарей в Амстердаме. Рассказывает наш нидерландский корреспондент Софья Корниенко.
Софья Корниенко: «Она была ангелом с реки Амстел», - сказал мэр Амстердама Йоб Кохен на похоронах Алиды Боссхардт, которую все в Голландии уже привыкли называть просто Майор Боссхардт, несмотря на то, что ей давно уже было присуждено звание подполковника. В церковь Конингскерк, где проходила похоронная служба, набилось пятьсот человек, в том числе и премьер-министр Ян Пейтер Балкененде, и еще сотни и сотни людей стояли вдоль дорог и на площадях, по которым прошла похоронная процессия. Впереди несли Библию, шляпку, с которой Боссхардт редко расставалась, и ее ордена. По словам других офицеров Армии Спасения, Боссхардт мечтала после смерти стать архангелом, не по рангу, а просто, чтобы иметь возможность «помогать другим ангелам». Вот отрывок из одного из последних интервью Боссхардт – совсем недавно она принимала участие в авторской программе главного голландского шоумена Паула де Леу.
Паул де Леу: Майор Боссхарт, я очень рад, что силы так долго не покидают вас, но сколько же можно работать? Вот, например, до скольких лет вы продолжали заниматься распространением уличного журнала «Страткрейт»?
Майор Алида Боссхарт: Почти до девяноста лет. До апреля, а в июне того же года мне девяносто исполнилось.
Паул де Леу: А почему вы перестали распространять журнал? Что же, не покупал никто?
Майор Алида Боссхарт: Покупали. Просто со мной тогда приключилась страшная история. Я на центральной площади в Амстердаме застряла между двумя трамваями. Было темно, шел дождь, я переходила дорогу в неположенном месте, так что сама виновата. Вдруг мне навстречу – трамвай. Я шагнула назад, чтобы его пропустить, но не услышала вовремя, что и с другой стороны шел трамвай. И я оказалась в узком промежутке между двумя трамваями и думала, что ну вот и все, песенка моя спета на площади Дам. (Зал смеется). Но оказалось, что можно выжить между двумя трамваями. Хотя вы, Паул, не пробуйте повторить этот трюк – вы для него слишком упитанный. (Зал смеется и аплодирует).
Паул де Леу: Что же, даже если я втяну живот?
Майор Алида Боссхарт: Да, потому что я почувствовала, как стенки трамвая просвистели по моему носу с одной стороны и по моему заду с другой. Так я и застыла в своей униформе и ничего не могла поделать.
Паул де Леу: Майор Боссхарт, а вы боитесь смерти?
Майор Алида Боссхарт: Нет. Я верю в вечность. И я верю в то, что я на самом деле ничего не знаю, что со мной будет, но что есть где-то вечный мир и покой. Я примирилась с мыслью, что рано или поздно это случится.
Софья Корниенко: Говорят, что Боссхардт ничего не боялась. Она почти всегда носила униформу Армии Спасения, и, словно бы это был некий бронежилет, заходила в такие места и ночные переулки, куда не всякий вооруженный полицейский отваживался сунуть нос. В 1965 году Боссхардт провела переодетую до неузнаваемости будущую королеву Нидерландов, тогда еще Принцессу Оранскую Беатрикс по всему Кварталу Красных Фонарей. В этом скандально-знаменитом районе голландской столицы раньше не было отделения Армии Спасения, его открыла именно Боссхардт еще в 1948 году, и с тех пор неизменно отмечала с местными проститутками Рождество. В интервью газете «Волксткрант» женщина, прожившая в этом районе более тридцати лет, вспоминает, что часто видела Боссхардт в одиннадцать ночи на улице. Боссхардт действительно продавала журнал Армии Спасения «Страткрейт» на улицах Красного Квартала до девяноста лет, перестав заниматься его распространением только после того, как у нее случилось кровоизлияние в мозг.
Бывший героинщик Ваутер на лечении «Метадоном» затягивается, провожая глазами похоронную процессию и белый гроб с телом Боссхардт, и говорит: «Она просто хорошая женщина была. Никогда мне слова свысока не сказала, хотя у меня свои тараканы в голове. Но она меня никогда не пыталась обратить в свою веру». В интервью телепрограмме «НОВА» подполковник Армии Спасения Ине Воорнам рассказала:
Ине Воорнам: Мы с майором Алидой Боссхардт были коллегами, но мы очень часто пили вместе чай и обо всем, обо всем разговаривали. Я видела ее и за день до ее смерти в прошлое воскресенье, правда тогда мы уже не могли поговорить, но за несколько дней до этого мы разговаривали. Она до самого конца оставалась в светлом уме, и часто повторяла, что была довольна своей жизнью, и что если бы ей дали возможность снова прожить свою жизнь, то она ничего не стала бы менять.
Софья Корниенко: Боссхардт родилась в 1913 году. У ее родителей был магазинчик «Деликатесы» в Утрехте. Религия не играла в их семье центральной роли, да и Боссхардт, сколько бы ни говорили официальные тексты, что она «уверовала во Христа в возрасте 18-ти лет на лекции Армии Спасения», прежде всего, жила делом, а не словом пастора.
Ине Воорнам: Алида Боссхардт была очень необычная женщина, которая всегда оставалась самой собой, во что бы ни стало, и при этом прекрасно умела общаться с людьми. Она также обладала отменной памятью, помнила всех, где она с кем встретилась, при каких обстоятельствах, и никогда не забывала послать открытку, позвонить. Когда я еще была помоложе, то она всегда находила время зайти ко мне, поговорить. Ей особенно нравилось, когда все собирались за столом.
Софья Корниенко: Во время войны, в оккупированном Амстердаме, Армия Спасения была запрещена как «опасная» организация, однако Боссхардт продолжала работать подпольно, и была арестована. Пробыв три дня в полицейском участке, ей удалось сбежать. Остаток войны она провела, помогая детям из амстердамских еврейских семей.
Ине Воорнам: Она стала нашим лидером как-то спонтанно. Конечно, отчасти благодаря ее потрясающей способности работать на ничтожные средства – ведь изначально у нее не было ничего, кроме сотни гульденов в кармане и флага Армии Спасения. Помимо того, Алида Боссхардт с каждым находила общий язык – будь то высокопоставленный чиновник или проститутка из Красного Квартала, или пьяница какой-нибудь – у нее для каждого находилось и внимание, и подходящие слова. А еще у нее было прекрасное чувство юмора, она умела от души смеяться и задавать вопросы, сомневаться. К тому же у нее очень хорошо выходили интервью на телевидении, и организация это только приветствовала.
Софья Корниенко: Боссхардт часто появлялась на телевидении, перед ней склоняли голову политики и звезды. Особенно она дружила с поэтом и музыкантом Херманом Бродом.
Ине Воорнам: Какие истории она только не рассказывала! И о прохожих, упавших в канал, и как их оттуда разными способами доставали. И как она, когда еще водила машину, ехала в ней в открытом кузове большого грузовика.
Софья Корниенко: В 1966 году майор Боссхардт стала рыцарем Ордена Оранье-Нассау. В субботу 30 июня 2007 года телевизионную трансляцию похорон Алиды Боссхардт смотрели полтора миллиона голландцев.
Иван Толстой: И еще одна памятная дата отмечалась на этой неделе. 30 лет назад в Лозаннской клинике скончался писатель Владимир Набоков. Из 78-и лет жизни 62 года он писал и печатался. 25 лет по-русски, 37 по-английски. В России его считают русским писателем, в Америке – американским. Сам о себе он говорил: я американский писатель, родившийся в России, учившийся в Англии и 15 проживший в Германии. За 30 лет, прошедшие со дня смерти писателя, набоковедение превратилось в устойчивую дисциплину, в основе которой комментированные многотомные издания, постоянные конференции, несколько регулярных журналов и сборников на разных языках. Правда, стать набоковедению академическим мешает недоступность архивов писателя – при том, что сами архивы существуют. Сын Набокова Дмитрий Владимирович держит рукописи отца под замком и сам решает, кто будет допущен к бумагам, кто нет. Не решен вопрос и о судьбе самого последнего набоковского романа – «Оригинал Лауры», - начатого незадолго до смерти. Согласно завещанию писателя, незаконченная рукопись должна быть уничтожена. Пойдет ли сын на этот шаг или нарушит волю отца?
Радио Свобода в последние годы не раз посвящала Набокову свои программы. 8-го июля у нашего микрофона выступят не российские, а западные ученые. Кто, как и с каким успехом изучает и преподает Владимира Набокова. Мифы и репутации, воскресенье, 8-го июля, 4 часа дня.
Иван Толстой: В конце июня Чехия отмечала 65 лет со дня смерти семерых чехословацких десантников, совершивших покушение на гитлеровского наместника Чехии и Моравии Рейнгарда Гейдриха. Их последний бой произошел в православном храме Кирилла и Мефодия, где они скрывались от нацистов. В эти же день в Праге скромно отмечалось еще одно трагическое событие 1942 года – казнь тогдашнего премьер-министра оккупированной страны генерала Алоиса Элиаша. Об этой противоречивой фигуре рассказывает Нелли Павласкова.
Нелли Павласкова: Убийство наместника фюрера в Чехии и Моравии Рейнгарда Гейдриха было ликвидацией самой высокопоставленной нацистской фигуры в годы войны. Оккупанты ответили на его смерть террором, сожжением деревень Лидице и Лежаки, казнью пяти тысяч чешских граждан и другими чудовищными притеснениями. Ни в одном другом европейском государстве, оккупированном нацистами, не был казнен премьер-министр местного правительства, установленного самими же оккупантами. Только в Чехии.
Коммунистический режим неоднозначно относился к расправе над Гейдрихом. Во-первых, это была операция, запланированная «буржуазным» правительством, находящимся в эмиграции в Лондоне, ненавистным президентом Бенешем и его военным командованием. Во-вторых, указывалось на последующий террор, погубивший много чехов.
Коммунисты совершенно не желали считать трагедией судьбу тогдашнего премьер-министра Чехии генерала Элиаша, расстрелянного в день гибели десантников. Коммунисты объявили Элиаша предателем чешского народа и коллаборационистом. В последние годы вышло много мемуарной литературы и работ историков, в которых жизнь и смерть генерала Элиаша показаны в ином аспекте.
Алоис Элиаш был не только единственным европейским премьер-министром, казненным нацистами во время второй мировой войны, но и единственным высокопоставленным политиком, который активно участвовал в антигитлеровском сопротивлении. Вместе с тем, это был человек, мучительно решающий неразрешимую дилемму: как не переступить политическую и общечеловеческую границу при сотрудничестве с оккупационными властями. В глазах одних Элиаш был героем, в глазах других - политиком, который все равно не избежал бы послевоенного трибунала.
Личный секретарь президента Бенеша Прокоп Дртина в своих недавно переизданных мемуарах «Чехословакия – моя судьба» написал:
Диктор: Если бы генерал Элиаш послушался призыва Бенеша уйти в отставку летом 1941 года, то его жизненный финал был бы более достойным и лучше помог бы сопротивлению, а также той части политиков оккупированной Чехии, которые старались сдерживать зверства нацистов. Элиаш получил от коммунистического режима ярлык коллаборациониста, потому что был неприемлем для него и как бывший «белочех», воевавший в России, и как представитель некоммунистического сопротивления. В начале сорокового года один их министров правительства Элиаша убеждал его в том, что он не должен бояться суда истории. Элиаш ответил ему: «Вероятно, но только через пятьдесят лет».
Нелли Павласкова: Генерал Элиаш точно определил время, когда о его судьбе начнут снова говорить серьезно и с признанием его нелегкой роли.
Алоис Элиаш не был типичным военным. В 1911 году он закончил Сельскохозяйственный Институт, потом строил железную дорогу в Боснии. В начале Первой мировой войны попал на восточный фронт и сразу сдался в русский плен, как тысячи чешских военных, не желавших воевать за ненавистную Австро-Венгрию. В России помогал строить кавказскую железную дорогу. Узнав о создании чехословацкого корпуса – легиона, немедленно вступил в него и прошел военную выучку во Франции. Вернувшись после сибирского похода в Чехословакию, Алоис Элиаш остался в армии, учился в военном училище во Франции и потом сделал блестящую военную карьеру. После отъезда правительства Бенеша в эмиграцию в 38-м году, Элиаш принял в новом правительстве пост министра транспорта. Тогда Чехословакия была еще свободной.
15 марта 1939 года германская армия оккупировала чешские земли. Адольф Гитлер расположился в Пражском Граде – резиденции королей и президентов. Днем позже он опубликовал указ об установлении протектората над Чехией и Моравией. В конце апреля 39-го года было составлено новое правительство, во главе которого был поставлен генерал Элиаш. Прокоп Дртина в своих мемуарах пишет:
Диктор: В разговоре с одним из своих друзей Элиаш сказал: «Если я приму это предложение, виселица меня не минует. Если не приму, то этот пост захватят негодяи». Он имел в виду чешских фашистов и откровенных сторонников Гитлера. Мотивировка Элиаша и его группы была ясна: спасти, что можно, сотрудничать с оккупантами только в строго ограниченных рамках и защищать чешский народ, чешское имущество, не уступая ни пяди. И помогать сопротивлению на родине и за границей. Сначала казалось, что такая политика возможна. Оккупационные власти еще не консолидировались, настроение у чехов было боевое, хотя это проявлялось в малых деяниях. Однажды на футбольном матче в моравском городе судьи удалили с поля футболиста по имени Бенеш, и весь стадион скандировал: «Мы хотим Бенеша». В кинотеатрах, во время речей Гитлера в кинохрониках, зрители изо всех сил кашляли и шаркали ногами. В годовщину мюнхенского сговора – 30 сентября 1939 года - в Праге удалось организовать полный бойкот трамваев. Но положение кардинально изменилось после октябрьской студенческой демонстрации в день образования Чехословакии – 28 октября 1939 года. Студент Ян Оплетал был застрелен, девять студентов казнены, высшие учебные заведения Чехии были закрыты, несколько тысяч студентов было брошено в концлагеря. Пространство для маневрирования протекторатного чешского правительства сужалось до минимума.
Нелли Павласкова: Элиаш и некоторые другие министры его правительства с самого начала помогали подполью в Чехии. Сам Элиаш организовал военную подпольную организацию «Защита народа», и на первых порах сотрудничество с подпольщиками принимало абсурдно открытую форму. Поэтому неудивительно, что немцы завели досье на премьер-министра уже в 39-м году. Сам Элиаш понимал, что ему приходится делать все большие уступки оккупантам, и поэтому хотел подать в отставку. Но не успел. 27 сентября 41-го года, с приходом нового наместника Гейдриха, он был арестован, а через год – в день гибели десантников - казнен.
В девяностые годы историки Чванчара и Углирж написали книгу - историческое расследование о том, как Элиаш с помощью друга-врача отравил вирусом тифа, туберкулеза и ботулотоксина четырех пронацистских и прогерманских журналистов, доносивших оккупантам на чешских патриотов. Один из отравленных умер, другие долго болели. Элиаш собственноручно впрыснул шприцем яд в бутерброды, которыми угощал журналистов. Кроме того, он готовил покушение на немецкого генерала Франка, учившегося верховой езде. Его он собирался отравить вирусом какой-то неизлечимой лошадиной болезни.
После казни генерала урну с его прахом немцы выдали его вдове Ярославе. Она умерла в 81-м году и перед смертью передала урну друзьям – историкам супругам Пасаковым. Обе урны - Элиаша и его жены - Пасаковы хранили в кладовке своей квартиры, и только в 2006 году овдовевшая Пасакова передала их чешскому правительству. 7 мая 2006 года генерал Алоис Элиаш и его жена были с государственными почестями, в присутствии всего правительства, захоронены в Праге на горе Витков, где находится Мемориал и военный памятник неизвестному солдату.
Иван Толстой: Неподалеку от Потсдама в городке Капут открыт музей Альберта Эйнштейна. В экспозиции музея - голые стены. Наш корреспондент Екатерина Петровская в это странное заведение, где великий физик прожил с 1930 по 1932 год.
Екатерина Петровская: От Потсдама до городка под лаконичным названием Капут можно доехать на велосипеде, на пароходе или на машине. Капут – крохотный городишко с барочным дворцом, построенным задолго до знаменитого дворца в Сан-Суси в Потсдаме. Эйнштейн ездил из Берлина в Капут на такси. Иногда богатые знакомые предоставляли ему свои машины с водителями. Сам Эйнштейн машины не имел, а ездить на велосипеде не научился. Так и ходил к озеру пешком.
Берлин того времени – центр мировой теоретической физики. Здесь было множество институтов, но Прусская академия наук, где работал Эйнштейн, была настоящим средоточием умов. К 50-летию Эйнштейна, тогдашний мэр города Берлина Густав Бес, выделил знаменитому ученому круглую сумму на приобретение дома с участком.
Вторая жена Эйнштейна, Эльза, довольно быстро нашла клочок земли в барочном уютном Капуте, на берегу Темплинского озера. Собственно у Эйнштейна было одно желание – дом должен быть деревянным, форма его особенно не интересовала. Эйнштейн ангажировал молодого архитектора Конрада Ваксмана, который и выстроил ему довольно авангардистский деревянный особнячок, скромности необычайной. С недавних пор здесь дом-музей «Айнштайнхауз». Сотрудник дома-музея Эйнштейна Томас Шуберт рассказывает:
Томас Шуберт: Эйнштейн искал здесь покоя и уединения – это и стало определяющим принципом в планировке дома. Его собственная комната - совсем маленькая. Он говорил, что для работы ему нужен лист бумаги и карандаш. Чем больше места – тем больше ненужных вещей. И, конечно, немного еды и тепла. И если все это есть – тогда и гобелены на стене – излишни.
«Очень скромно!» - заметила старушка-посетительница.
Екатерина Петровская: И вот летом 1930 года Эйнштейн переезжает из шумного и пыльного Берлина, так сказать, на дачу, в Капут, где намеревается жить долго и счастливо. В своей берлинской квартире он уже почти не бывает. Зимние семестры ездит с докладами и лекциями в Америку и Англию. А лето, часть осени и весны проводит в Капуте.
В Капуте Эйнштейн себя чувствовал замечательно. «Приезжай в Капут, наплюй на весь мир», - весело писал он своему сыну Эдуарду. И называл свой дом с садом в Капуте «раем». А рядом было еще и озеро, где Эйнштейн занимался парусным спортом, что было небезопасно - плавать он так и не научился.
Зимой 1932 года Эйнштейн отправляется с лекциями в Америку. Узнав о приходе Гитлера к власти в январе 1933-го, ученый из поездки не возвращается. Но история самого дома – более чем примечательна.
Сначала семья Эйнштейна сдала дом внаем еврейскому детскому дому, который находился неподалеку, почему-то еврейских сирот стало значительно больше. Но, когда в 1935 году, начался бурный процесс так называемой «аризации» еврейских капиталов и собственности – или попросту экспроприации еврейского имущества, дом у еврейских детей отобрали.
История дома Эйнштейна – как будто краткий курс немецкой истории 20-го века. Рассказывает Томас Шуберт:
Томас Шуберт: Нацисты обошлись с домом довольно типично. Еврейских детей выгнали, и детдом вообще закрыли. Но потом нацисты решили в очередной раз показать, что они не только национал, но и еще и действительно социалисты. Они решили сделать что-то социалистическое. И они открыли здесь детский сад. Под названием «Дом гитлеровской молодежи» - « Haus der Hitler - Jugend ». Да, нацистский детский сад. Потом здесь было общежитие для воспитательниц, которых становилось все больше, как, впрочем, и детей. Во время так называемой «бомбовой войны» детей просто старались отсылать из городов. А в самом конце войны здесь было отделение Вермахта, контролировавшее работу цвангсарбайтеров.
Но, слава Богу, дом уцелел. Сначала он был под советскими оккупационными войсками. И соответственно потом - на территории ГДР.
Но никто не собирался возвращать Эйнштейну его собственность, хотя он обращался с запросом о возвращении дома. Правительство ГДР даже согласилось, поставив, правда, невозможное условие: чтобы Эйнштейн снова сделал этот дом основным своим местом проживания. Эйнштейн, к тому времени уже американский гражданин, отказался, поскольку его вынуждали к чуждому для него политическому жесту.
Екатерина Петровская: Попав за железный занавес, дом как будто исчез из истории. Какое-то время он пустовал, есть свидетельства, что он был сдан под склад, а потом его передали в жилой фонд. Забыв про Эйнштейна, гэдээровский городок Капут жил дальше своей жизнью и гордился уже не только самым старым в округе барочным дворцом. В 1957 году в Капуте был основан первый во всей Германской Демократической Республике садовый кооператив.
Самому Эйнштейну так и не удалось вернуть дом, и даже не удалось еще раз взглянуть на этот райский уголок. Эйнштейн так и не побывал после войны в Германии.
В 1979 году – к столетию со дня рождения Эйнштейна - Академия Наук ГДР реставрирует дом и ставит его под охрану памятников.
После объединения Германии, когда собственность на территории бывшей ГДР начали возвращать бывшим владельцам, вступило в силу довольно путанное завещание Эйнштейна. По нему часть дома отходила наследникам, а другая - Иерусалимскому университету. С 2005 году дом существует в его нынешней функции. Организация под названием «Форум Эйнштейна» - « Einstein Forum » проводит здесь научные семинары, встречи нобелевских лауреатов, дискуссии. Также по дому водят и экскурсии. Впрочем, дом совершенно пуст, кое-что вывезла семья Эйнштейна еще в тридцатые – остальное было разграблено, остались только деревянные стены да ванна на кривых ножках. Видимо даже в самые варварские времена никому не пришло в голову отодрать ванну от пола и стащить ее вниз со второго этажа. Об идее пустого музея рассказывает Томас Шуберт:
Томас Шуберт: В соответствии с волей Эйнштейна – этот дом, собственно, и не музей. Здесь ничего не висит на стенах, нет никакой оригинальной мебели, такой, как во времена Эйнштейна. Здесь мы не делали попытки историзировать пространство. Дом совершенно пуст – именно таким пустым нам преподнесла его история. Его пустые стены символизируют культурные потери Германии, которые явились следствием национал-социализма. Вот эту абсолютную, тотальную, никак и ничем невосполнимую утрату культурного наследия и демонстрируют пустые стены дома Эйнштейна.
Екатерина Петровская: За три лета пребывания в Капуте Эйнштейн написал много. К его работам этого времени принадлежит и знаменитая пацифистская переписка с Зигмундом Фрейдом. Она была опубликована в 1933 году под названием « Warum Krieg ?» - «Почему?» или, точнее, «Зачем война?». Тогда фашизм только поднимал голову, но великий физик уже обратился к великому психологу в попытках понять и предотвратить войну. Фрейд отвечает и пишет на конверте: «Дойчланд. Капут. Эйштейну». До начала второй мировой войны оставалось 6 лет.
Иван Толстой: Под Петербургом, в местечке Левашово на днях возник мемориал в память итальянцев, жертв ГУЛАГа. Об одном из них, поэте и режиссере Джино Де-Марки, рассказывает новая книга. Михаил Талалай.
Михаил Талалай: 29 июня, в местечке Левашово, неподалеку от Петербурга, появился новый необычный монумент. На нем – итальянская надпись: « Alla memoria delle vittime italiane del Gulag » – «В память итальянцев, жертв ГУЛАГа».
На траурной церемонии, среди высоких сосен Карельского перешейка, присутствовал видный итальянский политик, лидер партии Левых демократов, Пьеро Фассино.
Возложив венок, он произнес краткую речь:
Пьеро Фассино: Здесь покоятся женщины и мужчины, бежавшие от фашизма в СССР с наивной верой найти землю обетованную и стать героями строительства нового общества. Эти невинные жертвы пополняют список других невинных жертв – итальянских военнопленных, которых заставили платить за страдания русского народа, причиненные фашизмом. Трагедия итальянцев в СССР – это трагедия внутри другой трагедии. При этом эти итальянцы – не только жертвы секретной полиции, но и жертвы предательства со стороны собственных товарищей, со стороны тех партийных деятелей – и даже таких влиятельных как Тольятти - которые не осмелились возвысить свой голос против репрессивной машины сталинской диктатуры.
Михаил Талалай: Всего, как считают историки, в ГУЛАГе сгинуло около 300 итальянцев. На печальной церемонии в лесу присутствовала одна пожилая москвичка, с ярковыраженными южными чертами лица. Это – Лючана Де-Марки, дочь итальянского политэмигранта, расстрелянного в 1938 году. В течение многих лет органы лгали ей, что отец жив, потом лгали, что он умер от перитонита, потом лгали о причинах ареста и о прочем. Всю свою жизнь Лючана посвятила реабилитации отца, раскрытию правды о нем, и добилась своего. Об этой ее борьбе подробно рассказывает только что вышедшая книга Габриэле Ниссима, « Una bambina contro Stalin » - «Девочка против Сталина» ( Mondadori ).
В ней через поиск дочери реконструируется как история одной молодой загубленной жизни - итальянца Джино Де-Марки - так и история советской России, которую европейские революционеры посчитали своей второй родиной.
Джино Де-Марки родился в 1902 году в небольшом пьемонстском городке Фоссано. Мальчишкой он включился в революционное движение, поднявшееся в Италии под влиянием Русской революции. Молодой рабочий знаменитой туринской фабрики «ФИАТ» захватывал вместе с товарищами фабричные корпуса и готовил вооруженное восстание. Его арестовали карабинеры, пригрозившие расправой с родными. И тут произошло первое темное событие в его жизни: Джино не выдержал угроз и назвал карабинерам имя своего товарища. Дабы уничтожить репутацию юного революционера полиция распустила слух, что Джино согласился сотрудничать с секретными органами. Де-Марки вышел на свободу, раскаялся в своем поступке, но итальянские коммунисты посчитали за лучшее отправить его в СССР – авось, старшие товарищи разберутся, что делать. Так он появился в Москве, в 1921 году, где его тут же арестовали как «фашистского шпиона». Де-Марки просидел в тюрьме полтора года, пока из Италии не приехала его мать. Мужественная женщина обивала пороги ЧК и добилась-таки освобождения сына. В Италии тем временем к власти пришел Муссолини, и Джино решил остаться в России, женившись на москвичке Вере Корниловой. Он скрывал от жены и дочери своей первый арест в Москве, не желая ронять авторитет – и это стало другой загадкой, которую разрешала Лючана.
На свободе Молодой темпераментный итальянец быстро сблизился с творческой элитой тогдашней Москвы. Ему всегда была близка литература, кинематограф. Еще в возрасте 17 лет, будучи в Италии, он выпустил свой первый, впрочем и последний сборник стихов, с названием « Il rogo » - «Костер». Его дочь, несмотря на риск, сберегла стихи отца, где так ярко звучал его идеализм, жажда социальной справедливости.
Диктор:
Ты не видишь, Иисусе, то равенство,
О котором учил, и за которое Ты умер
На кресте. Нет, Ты не видишь!
Ибо после твоей смерти
Сюда вернулись вновь торговцы
И тот палач, что казнил Тебя
Михаил Талалай: Звучали юношеские стихи Джино Де-Марки. Несколько лет тому назад Лючана организовала в Москве вечер память отца, который назвала «Возвращение поэта». Звучали его стихи, переложенные на музыку: для дочери был важен именно этот, творческий аспект краткой биографии отца.
Поначалу Джино удалось воплотить свои культурные устремления: ему поручили сформировать кинематографическую бригаду, в составе 4-х человек, - с ними он исколесил все советские республики, искренне снимая пропагандистские фильмы об успехах нового общества. Снимал, вероятно, неплохо – мы теперь не можем судить, так как после ареста все фильмы этого «врага народа» были уничтожены.
В 1937 году Джино Доминикович, как его звали в России, был арестован и почти сразу же расстрелян. Его жена под давлением НКВД отреклась от мужа, получила развод и вышла замуж за другого. Дочь, однако, проявила удивительную для 13-летней девочки стойкость и верность.
Она терпеливо ждала отца, отстаивала его репутацию, а с 1956 года, когда он был реабилитирован, пыталась восстановить правду – по крохам, по кусочкам. Ей стало ясно, почему Джино сознался в том, что он «фашистский шпион»: полиция, теперь советская, опять-таки угрожала ему расправой. Ей стало ясно, как он был арестован: на него донес коллега, друг семьи «дядя Гриша», завидовавший успехам итальянского оператора.
Теперь оставалось лишь обелить имя отца. Как ни странно, это произошло намного быстрее в России, чем на родине отца. В середине 90-х годов, к примеру, в России вышел документальный фильм «Чао, мое сокровище» о погибшем итальянце, режиссера Бараночникова.
Получив возможность приехать к родным в Италию, в первый раз это случилось в 1968 году, Лючана с удивлением увидела, что там по прежнему считают Джино фашистским шпионом, и вовсе не желают ворошить прошлое. Это нежелание укрепилось, когда Лючана стала доказывать, что итальянские товарищи Джино, весьма уважаемые на родине, и пальцем не пошевелили, чтобы спасти отца.
Однако и здесь решимость дочери увенчалась успехом: три года тому назад в Фоссано появилась улица в честь Джино Де-Марки: на адресной табличке под его именем стоит: «Поэт, режиссер, политический деятель, жертва сталинизма».
«Мой отец вернулся домой», – сказала, узнав об этом, Лючана.
На последних страницах книги Лючана сказала автору новой книги, Габриэле Ниссиму следующее:
Диктор: Я посвятила всю свою жизнь, что бы понять произошедшее с моим отцом, и теперь могу заявить, что узнала правду.
Я вырвала моего отца из забвения. Его фигуру, его лицо, его персону вновь можно увидеть, но именно поэтому мне его все более не хватает.
Память делает с нами странные шутки. Ты чувствуешь близость человека, которого никогда не сможешь вновь встретить. Хочется куда-то бежать. Однако та же самая память, если ее правильно использовать, может изменить наше представление об истории.
