Ссылки для упрощенного доступа

Кто задумывался о том, чтобы помочь чеченским детям


Ирина Лагунина: 25 августа 1999 года российская авиация нанесла удар по Веденскому району Чечни, а месяцем позже войска вошли на территорию республики и началась вторая чеченская война. Это было 8 лет назад. Восемь лет – это целое новое поколение, дети войны. Многие из этих чеченских детей почти ничего не видели в своей жизни, кроме страха, крови и развалин. Мало кто задумывается об их душевном состоянии, и среди этих немногих оказались простые московские учителя, руководители Объединения детей и взрослых "Круг". Об опыте совместных российско-чеченских детских лагерей рассказывает Татьяна Вольтская.



Татьяна Вольтская: О чеченских детях лично мне думать невыносимо: совесть грызет - а ты что сделала для своих маленьких сограждан? Ты помогла им, когда они годами ютились в палаточных лагерях в Ингушетии? Ты вытерла хоть одну слезу, почувствовала себя в ответе за детей, оставшихся калеками из-за бомбежек, подорвавшихся на минах, потерявших родителей? За тех, кто годами не учился, кто до сих пор плохо говорит от пережитого страха, потому что все детство прятался по подвалам? За тех, на чьих глазах убивали? За тех, для кого выпустили книжку, которую однажды из Чечни привезла моя коллега: книжка для малышей, с картинками: вот грибочек, вот цветочек, вот скамейка, а это что? Это мина, и ее трогать нельзя+ Помню, когда началась первая чеченская, а потом вторая, никто из друзей и знакомых не хотел об этом думать, все отмахивались, усугубляя во мне стыд за себя и своих благополучных сограждан, для которых война - далеко. Несколько лет назад я услышала, что московские учителя из организации "Круг" решили помочь чеченским детям восстановить душевное равновесие, и их поступок в моих глазах дает оправдание всему поколению, свидетельствуя о том, что не все равнодушны. Когда-то эти люди создали Объединение детей и взрослых "Круг", чтобы растить своих детей не на пустыре массовой культуры, а в окружении единомышленников, веселых, умных и образованных. Чтобы ездить на сборы, ходить в походы, летом жить в лагере на природе, недалеко от Твери. В этот летний лагерь они и решили однажды пригласить чеченских детей. О том, как завязались отношения с Грозным, говорит создатель и руководитель "Круга" Елена Силаева.

Елена Силаева: Это очень глубокая, очень важная для нас часть. Потому что на самом деле до сих пор жалко, что мы не можем это поддержать. Мы имели возможность несколько лет, потому что тогда был такой скрытый тайный спонсор, который нам просто отдавал деньги, определенную сумму немаленькую и не требовал никакого отчета. То есть мы могли с ними работать легко, любой билет купить, любого человека привезти, ни перед кем не отчитываясь. И вот как раз это период, когда мы работали с детками-беженцами. Просто самый такой разгар, когда это было в ужасе, я, Игорь и еще один педагог поехали в лагеря беженцев в Ингушетию, в Назрань. Поехали с одной целью – познакомиться с педагогами чеченскими и попробовать сделать что-то вместе. Мы познакомились с удивительными педагогами, об этом можно много рассказывать, то, что было в лагерях и какие там люди, и как они нас кормили, живя сами в нищете, как они нас из палатки в палатку передавали. Там же на Кавказе гостя надо накормить. А у них у всех семьи, они живут в ужасных условиях. Они нас водили из палатки в палатку, они каждый раз кормили много. И потом мужчины ходили покурить, ко мне стеклись женщины. И женщины плакали: что же мы делаем, мы жили все в одном дворе, мы никогда не знали, кто есть кто, мы даже не разбирались в этом. И мы привозили деток. Причем самый сильный был лагерь, когда мы ездили родительское собрание проводить. Максимальное количество. Мы туда приехали, потом мне уже рассказали педагоги, что родители боялись отпускать. Когда мы пришли с Игорем, я посмотрела на них, сидят передо мной люди, там такие дощатые школы, одноэтажные, печка газовая. Они сидят передо мной, я понимаю, что мы люди из одной страны, мы выросли в одном ценностном ряду, что у нас были одинаковые школы. И они живут сейчас в таких условиях. Я заплакала и просто сказала, как есть. Что мы хотим? Мы хотим, чтобы наши дети дружны были и эти все прекратилось рано или поздно. Я понимаю, что сверху пока будут разбираться, мы врагов устроим здесь. Детей отпустили. Потом туда ездили с Дедом Морозом. Идея была педагогов. Мы собирали подарки, тоже никогда не забуду. Какой-то местный предприниматель в свою «Газель» загрузил подарки, ездили по точкам, места компактного проживания. Игорь был Дед Мороз, так и ехал рядом. Нас даже на постах не досматривали, народ сбегался. То есть ощущение было сильное.

Татьяна Вольтская: Вспоминает тогдашний Дед Мороз - Игорь Смирнов.

Игорь Смирнов: Подходили взрослые люди, сердце сжималось, они смотрят на тебя и говорят: господи, я 15 лет не видел Деда Мороза. Подходили дети, которые первый раз в жизни видели. Подходили, трогали шубу, держались за варежку, загадывали желание. Все это было трогательно и больно.



Елена Силаева: Сейчас у нас нет на это средств, потому что сейчас ситуация поменялась. Чтобы работать с Грозным, нужно делать серьезные проекты с образовательными структурами, нужны стабильные деньги - это уже не просто вывозить. Когда были в лагере, можно было этот кусочек дать, а сейчас нужно строить осознанные. Есть у нас идея, мы познакомились со спортсменами, очень интересными людьми, и они говорят: нам не на что вывозить детей на соревнования. Мы хотим под это дело сделать небольшой проект, попробовать найти денег, чтобы хотя бы с этой точки начать, хотя бы чтобы эти детки могли ездить как наши московские на все соревнования в России. Потому что там очень сильные ребята. Там дзюдо и бокс.



Татьяна Вольтская: Эти дети были с вами в лагере? Они же приехали из воюющей страны. Как это все было?



Елена Силаева: Они все очень разные. Вы знаете, очень удивительный опыт, когда в лагере были дети православные, которые молились на ночь по-своему, и были дети мусульмане, которые совершали намаз, и они вполне ладили. Шамиль сказал: что мы с вами ругаемся? И у нас и у вас единый бог. Было нелегко. Во-первых, дети с нервными нарушениями, прошедшие войну, особенно кто помладше нормальной жизни не видели, были дети с серьезными ранениями. Были трудности, но так как педагогами был очень хороший контакт. Кстати, те же педагоги и дети говорили, я не буду ложной скромностью притворяться, но они говорили, что у вас было теплее всего. Наша задача была дать возможность понять, что они такие же, как все. Потому что, с одной стороны, их нельзя приподнять, они потребителями становятся. Как сказал тогда Руслан, из чеченского народа сделали цыган, нас заставили попрошайничать. Это плохо, это нельзя делать. Мы пытались просто построить человеческий контакт. И когда у нас дети пели «Маленькая Чечня» и потом запели «Пусть всегда будет солнце», вдруг наши подхватили, хотя советские времена бог знает где остались, просто строили человеческие отношения. И они с теми же проблемами, что между нашими. Это неважно, русский ребенок или чеченский. Если ему специально не вколотили в голову, что это враг, а даже если вколотили, у нас были случаи со сложными детками. Мы себя ведем искренне, не выделяем ни тех, ни тех, мы ловим эти моменты, мы договариваемся о каких-то важных национальных особенностях, мы рассказываем о своих и готовы выслушать их. Я до сих пор с большим теплом вспоминаю.

Татьяна Вольтская: Очень важно, - считает Игорь Смирнов, - что в лагере вообще сложились теплые отношения между детьми и взрослыми.


Игорь Смирнов: Наверное, строятся благодаря тому, что мы с детьми ведем себя честно, у нас нет какой-то подпольной жизни, которую мы ведем отдельно от детей. Правила, которые существуют в лагере и в «Круге», одинаково выполняются детьми и взрослыми. И я думаю, что именно это во многом помогло стирать острые углы между нашими народами русским и чеченским. Потому что любые конфликты, любые странные ситуации всегда честно обсуждались и между взрослыми и где этого требовала ситуация, где-то с детьми обсуждалось. Не было ничего подковерного, никаких интриг, у нас все честно. Благодаря этому, я думаю, во многом выстраиваются открытые, честные, теплые отношения.



Татьяна Вольтская: Наверняка какой-то мальчик, у которого кого-то убили, думал, что это враги.



Игорь Смирнов: Не рискну предположить, были или не были, открыто это на поверхность не вылезало. Как таковых конфликтов между мальчишками русскими и мальчишками чеченскими не было. Наоборот, хочется даже привести обратную ситуацию, когда один из наших московских ребят очень серьезно нарушил правила поведения в лагере, и встал вопрос об исключении из лагеря. Он несколько раз покидал стоянку без предупреждения взрослых.



Елена Силаева: И отлавливали его у девочек в палатке.



Игорь Смирнов: Когда состоялся серьезный вопрос о том, чтобы исключать из лагеря, причем это была не игра, это было действительно серьезный момент, именно чеченские ребята просили его оставить.



Елена Силаева: Сначала вломив ему по-мужски за то, как он ведет себя с женщинами.



Игорь Смирнов: И в результате один из старших чеченцев взял его на поруки.



Елена Силаева: Вот этот московский мальчик, которого чеченцы взяли на поруки, сложный ребенок. Мы тогда же вели уроки толерантности, пытались говорить о чеченской войне. А в Москве все кипело, было очень много грязи и гнева. И когда в одном из классов зашел разговор между детьми, нам потом передали, что этот мальчик абсолютно всерьез стал чеченцев защищать. Он сказал: ничего вы не понимаете, я их знаю, нормальные, хорошие, классные мужики. То есть этот лагерь сработал, он узнал, что народ не виноват. Эффект был, он в классе отстаивал: я знаю чеченцев, - сказал он. Дело в том, что я совершенно убеждена, что конфликты такого рода вылезают из конфликтов взрослых, дети между собой конфликтовать не будут никогда. Мы выстроили со взрослыми отношения. Мы очень аккуратно себя вели, мы простраивали очень аккуратно каждый шаг, мы были очень внимательны к особенностям национальным. У них же есть свои национальные особенности. И они старались учитывать. И так они своих обучали, и мы обучали, у детей не было конфликтов. У меня вообще есть сильное подозрение, что у детей не может быть, мы создаем сверху. Настроениями, внутренним напряжением. Если нет внутреннего напряжения, у детей обычные детские конфликты, не национальные.


Татьяна Вольтская: Аня была в числе русских детей, принимавших чеченских гостей.

Аня: Отличный народ, замечательные совершенно парни, работящие очень. Девочки, я думаю, им было лет по 13, через некоторое время никакого различия абсолютно не было.



Татьяна Вольтская: Они слились с вашим кругом?



Аня: Нет, они все-таки были приезжие, за один сбор слиться тяжело до конца. Не было никаких ни конфликтов, ничего.



Татьяна Вольтская: А вы помнили, что это война, что эти дети много испытали?



Аня: Наверняка, взрослые об этом помнили и соответственно относились. Маленькие не задумывалась. Я лично не задумывалась об этом.

Татьяна Вольтская: Большой опыт работы с детьми, пережившими войну, имеет шведский психолог, психотерапевт Керстин Алмквист.

Керстин Алмквист: Дело в том, что те дети, которые находятся в зоне войны, являются самыми оставленными детьми, у них нет защиты вообще нигде. Исходя из того опыта, который есть у нас в Швеции по отслеживанию таких детей в зоне войны, например, в Европе на Балканах, мы можем сказать, что самое сложное - организовать для таких детей регулярное посещение школ. Даже если это не та школа, в которую они ходили раньше, то очень важно, чтобы у них хотя бы была четкая структура каждого дня, чтобы им было, куда пойти из дому. Куда-нибудь, где можно научиться чему-то новому, и где они могут общаться со своими сверстниками в группе. Мы могли наблюдать у детей в Палестине, в Косово, в Боснии, что пока можно предоставить ребенку такого рода общение, образование, до тех пор это охраняет их от психических травм достаточно надежным способом. Затем можно использовать школу как базу для психической переработки пережитого. Например, выразить свое переживание с помощью изобразительного искусства, поговорить с учителями, со сверстниками. Иными способами стараться укрепить их самосознание, их чувство, что они действительно являются полноценными, важными, нужными кому-то. До тех пор, пока можно дать детям в группе заниматься какой-то осмысленной деятельностью, очень много можно сделать хотя бы этим. Первое, что нужно сделать, когда настало хоть какое-то затишье, - постараться открыть хоть какое-то школьное заведение.

Татьяна Вольтская: Нужно, - поясняет Керстин Алмквист, - организовать безопасное пространство, которое для детей важнее всего. Такое пространство и подарили своим гостям дети и взрослые "Круга". А эту песню, написанную Еленой Силаевой и Игорем Смирновым, я думаю, слышали и чеченские дети.

XS
SM
MD
LG