Ссылки для упрощенного доступа

Столыпинская реформа 100 лет спустя


Ирина Лагунина: Прошло сто лет со времени начала аграрной столыпинской реформы. До сих пор она вызывает горячие споры историков, политиков, экономистов. У ученых нет единого мнения о том, была ли она успешной и можно ли ее считать благом для России. Первая передача цикла «Столыпинская реформа: 100 лет спустя» посвящена тому, как готовилась реформа и что предшествовало ее началу. О результатах недавних исследований рассказывает автор монографии «Очерки аграрной истории России в конце XIX- начале XX века» доктор исторических наук, профессор РГГУ Михаил Давыдов. С ним беседуют Александр Костинский и Ольга Орлова.



Александр Костинский: Михаил, давайте расскажем о том, как готовилась реформа, что этому предшествовало, какая была обстановка, время, что конкретно вынудило власть начать реформы?



Михаил Давыдов: Власть пошла на реформу, которую предлагали до начала революции, о которой много говорили, по той причине, что Россия вступила в общенациональный кризис, то есть в революцию, в большом мире спровоцированную несчастной войной с Японией. А в такие моменты актуализируются все проблемы, которые до этого времени пребывают в латентном виде. Проблемы подобные есть в любом обществе в любое время. Но они могут или решаться понемногу или накапливать негативный потенциал. И состояние может прорваться, может не прорваться. И если удобный момент наступает, можно выразиться, историческая кора истончается и они оказываются на поверхности. В России такой проблемой была аграрная. Компетентные люди необходимость реформ понимали еще в 19 веке и, цитируя Сергея Юльевича Витте, «император Александр Второй выкупил души и тело крестьян, он сделал их свободными от помещичьей власти, но не сделал свободными сынами отечества, не устроил их быт на началах прочной закономерности». После 1861 года крестьяне не стали полноценными, полноправными гражданами Российской империи, они, составляющие большинство этих граждан, жили в ином правовом, чем та часть, которую власть считала как бы настоящей. Ни личные права крестьян, ни их собственность не то, чтобы даже не были ограждены, они не имели ясной правовой основы.



Александр Костинский: То есть законодательство не было хорошо прописано?



Михаил Давыдов: Оно было не хорошо прописано. Мне кажется, надо на этом остановиться. Я предлагаю оценить ситуацию следующим образом. В 49 губерниях европейской России, без Польши, Кавказа и войска Донского, в владении частных лиц было 225 миллионов десятин, из которых 130 с половиной миллионов были надельной землей, а остальные 94 миллиона - это собственность дворян, купцов, мещан, крестьян, купленная помимо надела.



Александр Костинский: А недельная - это что?



Михаил Давыдов: Это общинная земля, собственником которой является община. На этой территории, которая равна суммарной площади Пиренейского полуострова, Франции и Италии вместе взятых, причем это культурные земли, земли, которые обрабатывались, крестьяне хозяйничали, не имея устойчивых прав владения, пользования обрабатываемой землей и зависели от общины, от мира, который в любое время мог изменить размер и местоположение их владения.



Александр Костинский: А это решалось коллективно?



Михаил Давыдов: Это решалось на сходе крестьянском. Сход - это интересный объект для тех психологов, которые занимаются коллективной психологией.



Александр Костинский: То есть крестьянин не был хозяином своей земли, земля постоянно переделывалась в зависимости от едоков и так далее.



Михаил Давыдов: Едоков, работников, душ кроме тех 22 миллионов десятин, которые были в так называемом подворном владением. Кроме того на 130 миллионах десятин отдельные хозяева не имели законных или законно реализуемых прав по распоряжению надельной землей, по тем имущественным отношениям, обязательствам, которые возникали друг с другом, и по судебной защите этих прав. Другими словами, почти 60% культурной площади России возделывалось при таких условиях, что крестьяне, которые вели хозяйство, не имели на обрабатываемую землю даже тех прав, которые имел арендатор.



Александр Костинский: То есть не были хозяевами, но они имели меньше прав, чем человек, который бы арендовал у хозяина эту землю.



Михаил Давыдов: Ее нельзя было, эту зависимость от мира, приравнять к отношениям арендатора и собственника, зато с полным правом можно приравнять к зависимости западноевропейских крестьян от власти сеньоров во времена феодализма. Причем это сравнение было бы не в пользу русских крестьян. То есть лично свободный, но экономически зависимый от феодала крестьянин имел право пожизненного права владения своим участком. Такого преимущества русский крестьянин не имел, его владение могло быть изменено в любую минуту.



Александр Костинский: Что задумал Столыпин, вернее не Столыпин, реализовывал Столыпин. Наверное, был подготовительный этап, надо было огромную работу, видимо, провести законодательную и так далее.



Михаил Давыдов: Работа была проведена значительная. И в особом совещании под руководством Витте и в редакционных комиссиях, в которых участвовали такие люди как Гурко, Горемыкин и Кривошеин. То есть реформа была подготовлена, прописана во многом к началу 1906, реально даже раньше. Что делать - было понятно. Более того, были проработаны детали региональные. Но ситуация в деревне, я хотел бы остановиться, очень часто слово «община» одно из популярных в лексиконе, которым разговаривают на темы, связанные с историей России. Хотелось бы, чтобы слушатели представляли реально права общины в отношении крестьянина. От мира зависело признать или не признать действительность завещания крестьянина, равно как и наследственные права преемника. Мир имел право узаконить продажу земли, которая была во владении отдельного крестьянина или сдачу в аренду или отказать обеим сторонам. Мир мог дать согласие на раздел семьи и тем самым разрешить или задержать образование самостоятельной семьи. Мир мог через полицию вытребовать своего отсутствующего члена. Представьте, вы ушли на заработки бог знает куда, чеховские крестьяне иногда так делают. Мир захочет, он вас через полицию из Питера привезет. Мир имел правао вмешательства в хозяйственную обработку и способы культуры отдельных крестьян на их надельных землях.



Ольга Орлова: Фактически права мира были почти неограниченными?



Михаил Давыдов: Абсолютно.



Ольга Орлова: Почти такие же, как у барина до 61 года.



Михаил Давыдов: Барин, понимаете, барин, если он не садист как Салтычиха, все-таки они были в радикальном меньшинстве. Большинство помещиков понимало, что их благосостояние зависит от крестьян. И они все же, «порвалась цепь великая (помните, у Некрасова), одним концом по барину ударила, другим по мужику». То есть барин в основном заботился. И наше советское воспитание о том, что крепостное право всегда означало Салтычиха и все - это же не так. Был князь Андрей Болконский, его отец, старый князь, граф Ростов. Княжна, которая не любила, когда крестьян бьют.



Ольга Орлова: Михаил, скажите, по вашему мнению, почему власти понадобилось более 45 лет, чтобы с 61 года до начала столыпинских реформ начать решать главный вопрос? Вы говорите, что был подготовительный этап, но не в 45 лет.



Михаил Давыдов: Дело в том, что община была сохранена для того, чтобы гарантировать правительству выплату крестьянами платежей выкупных. Мы знаем, 20% платили крестьяне, 80 им давало ссуду государство. Община должна была каким-то образом привязать крестьян, обеспечить выплату. Но идея главная крестьянской реформы состояла в том, чтобы соединить французский и австро-прусский варианты освобождения крестьян. А именно: сделать крестьян мелкими собственниками как во Франции, сохранив при этом помещичье землевладение, как в Австрии и Пруссии и при этом без потрясений социальных, которые были во Франции, но не было в Австрии и Пруссии. И Александр Второй еще в 52 году написал, что нужно постепенно сделать крестьян собственниками. И редакционная комиссия москрестьянской реформы продумали и предложили реальные права, которые давали возможность развития, возможность безболезненного. После окончания выкупа крестьяне становились собственниками земли, могли потребовать в один участок, куда угодно. Но эта тенденция при Александре Третьем была не то, что забыта, она была извращена. В это время в правительстве, в сенате решение принимали люди, народнические по своему мировоззрению. Это может показаться странным.



Александр Костинский: Хотя они боролись с народниками.



Михаил Давыдов: Об этом интересно поговорить. Но ровно правительство делало все то, что требовала народническая общественность. Затруднения семейных разделов, общинный строй консервировался, потому что общественность считала, что так она сохраняет шанс на социалистическую реализацию потенции общинной.



Александр Костинский: То есть община как пик социалистической революции.



Михаил Давыдов: Да, те люди, которые были у власти, полагали, что в этом залог социального покоя в стране.



Ольга Орлова: В каком-то смысле получается, что община действительно выполнила свою функцию, социальное спокойствие.



Михаил Давыдов: Я думаю, что нет, она не выполнила, потому что община оказалась прекрасным аккумулятором разрушительной энергии крестьян, что прекрасно показали события 1902 года в Харьковско-Полтавской губернии, начало аграрных беспорядков и конечно события зимы с 1905 на 1906 год.



Ольга Орлова: В таком случае выполнила ли она вторую функцию, действительно ли к моменту начала реформ столыпинских были ли все выкупные платежи выкуплены крестьянами?



Михаил Давыдов: Нет, они не были выплачены. Но консервирующую роль эти меры сыграли. Одним словом, можно было платить не каждый год. Реально общественность добилась того, что фактически была отменена 165 статья положения о выкупе, которая разрешала крестьянам досрочный выкуп выход из общины, запретили из высших соображений, в циркуляре МВД об этом пишется.



Ольга Орлова: В каком году это было запрещено?



Михаил Давыдов: Это 1883 год. Реально очень многие крестьянские общины в конце 19 века жили хуже, чем при крепостном праве. При крепостном праве община работала, людей было меньше, земли было больше, и земля не была так истощена. К концу века постоянное усиление чересполосицы и действительно некоторые полосы были менее аршина шириной. Постоянное распределение, постоянное уравнивание. Уравнителями в общественности были как левые так и правые. И что бы ни твердили апологеты общины в 19 веке и сейчас, община несовместима с сельскохозяйственным прогрессом. Неслучайно нарастание урожая к концу 19 века, самый настоящий голод 1891 года и плюс холера 92, которая, конечно, унесли жизни людей и прежде всего в общинных губерниях, в черноземных губерниях, которые считались житницей России.



Ольга Орлова: Самые плодородные земли.



Михаил Давыдов: Это хорошо видно и по статистике продовольственной помощи государственной, по статистике задолженностей различных губерний и казне, и местным капиталам продовольственным, везде лидирует центрально-черноземный центр, кроме Курской, где были подворные крестьяне. Губернии среднего Поволжья при этом, например, северо-запад России, Север…



Александр Костинский: Бедные, с плохими землями.



Михаил Давыдов: Вы знаете, за годы реформы Нечерноземье очень сильно подтянулось в сельскохозяйственном отношении, и жили там лучше, чем на Черноземье. То есть такой парадокс, на первый взгляд.



XS
SM
MD
LG