Ссылки для упрощенного доступа

«Политика Бога». Язык религиозной нетерпимости


В прошлом году иранский лидер Махмуд Ахмадинеджад выступил с обращением к Джорджу Бушу
В прошлом году иранский лидер Махмуд Ахмадинеджад выступил с обращением к Джорджу Бушу

Недавно воскресный журнал «Нью-Йорк Таймс» отдал почти весь свой номер огромному материалу под названием «Политика Бога» (The Politics of God by Mark Lilla). В сущности, это — сжатая версия будущей книги, которая наверняка станет источником серьезных споров, а, возможно, и политических решений. Во всяком случае, следует сказать, что автор обещает снабдить Запад новой точкой зрения на то, что и как происходит с исламским Востоком, призывает понять язык, на котором Восток говорит с нами.


Сегодня об этой важной публикации я беседую с обозревателем Радио Свобода Владимиром Гандельсманом.


— Итак, передо мной статья из «Нью-Йорк Таймс» Марка Лилла, постоянного автора этой газеты, профессора гуманитарных наук Колумбийского университета, специалиста в разных областях: в политике, религии, экономике. Центральная тема этой огромной статьи — политическая теология в современном мире. Что это такое, надеюсь, станет ясно по ходу обсуждения.


— Я уточню, что речь идет, в основном, о Новом Свете, об Америке в связи и в отношениях с миром ислама.
— Да. Мы полагали, говорит Лилла, что человеческое существование научилось разделять религию и политику, что религиозный фанатизм мертв. Мы ошибались. Конечно, в качестве примера он приводит обращение иранского лидера Махмуда Ахмадинеджада к Джорджу Бушу. Вот, в частности, что говорит президент Ирана.


Может ли одно и то же лицо быть последователем Иисуса Христа, посланца Божьего, чувствовать себя обязанным соблюдать права человека, считать либерализм лучшей моделью для цивилизации, декларировать свое неприятие идеи распространения ядерного оружия и оружия массового уничтожения, сделать своим девизом «войну с террором», а также, наконец, работать над созданием объединенного мирового сообщества, сообщества, которое когда-нибудь возглавит сам Христос и лучшие из людей, но, в то же время, нападать на другие страны?


— Конечно, по логике президента Ирана, если это страна называется Израиль, то на нее нападать не только можно, но и нужно.
— Марк Лилла останавливает внимание не на логике, а на риторике. Он исследует сам язык такой политики. Президент Ирана обращается от имени Авраама, Исаака, Иосифа, он говорит от имени библейских пророков и вопрошает: как бы они оценили поведение западного мира? И задает основной вопрос: разве нет лучшего способа для того, чтобы взаимодействовать со всем остальным миром? Сегодня в мире есть сотни миллионов христиан и мусульман, а также миллионы людей, следующих учению Моисея. Все эти религии разделяют и уважают монотеизм, или веру в единого и единственного Бога.


— Все это и есть политическая теология, не так ли?
— Да, это язык политической теологии, на котором люди говорили больше тысячелетия назад и на котором и сегодня говорят миллионы людей, во всяком случае, в мире ислама. Пафос статьи Лилла в том, что мы обязаны научиться понимать этот язык, а не смотреть на все это, как на забытые иероглифы. И у Запада есть интеллектуальный опыт, чтобы попытаться понять, о чем речь. Есть История.


— Ну, конечно, еще более древняя, чем ислам, история христианства.
— Естественно. Беда, однако, заключается в том, что теологические воззрения трудно переводимы на язык политики, на язык светского государства. Кого слушать? Бога Отца и заповеди Ветхого Завета? Спасителя, который все переиначил, и оставил бренный мир? Святого Духа? У Запада был великий опыт средневековья. Опыт противостояния и религиозных войн. Опыт крестовых походов. Кризис был столь велик, что даже католическая церковь понимала необходимость реформ, необходимость великого разделения светской и церковной власти. В XVII веке явилось учение мыслителя, который попытался найти выход из лабиринта. Это был английский философ Томас Гоббс.


Государство Гоббс рассматривает как результат договора между людьми, положившего конец естественному догосударственному состоянию «войны всех против всех». Он придерживался принципа изначального равенства людей. Отдельные граждане добровольно ограничили свои права и свободу в пользу государства, задача которого — обеспечение мира и безопасности. Гоббс превозносит роль государства, которое он признает абсолютным сувереном.


Политическая теология, в которой центральное место принадлежит Богу уступила место политической философии, где центральное место принадлежит человеку и его безопасному существованию в светском государстве. То есть произошло Великое Разделение. Государство и Церковь. Интересы людей были поставлены во главу угла.


— Кстати, Томасу Гоббсу принадлежит остроумная фраза: «Если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, они бы опровергались».
— Именно потому, что во главу угла поставлены интересы людей. Естественно, что все не так просто. Немедленно явился Жан-Жак Руссо, и словно бы вернул человеку Бога, похищенного материалистом Гоббсом. Руссо сомневался в том, что человек может быть вполне хорош, если он не соотносит свои действия с Высшим. «Мораль, предписанная Богом, неотделима от политики», — говорил Руссо. Таким образом, к началу XIX века появились две школы, которые Марк Лилла называет «Дети Гоббса» и «Дети Руссо». Вот, коротко говоря, пути, которыми шла европейская цивилизация. Она склонялась то к одной, то к другой школе, и укоренилась в принципах либеральной демократии лишь после Второй мировой войны.


— И, по мнению Марка Лилла, только в Европе, но не в Америке.
— Действительно, он говорит об американском опыте как о чем-то совершенно исключительном. С одной стороны, есть это самое Великое Разделение государства и церкви. С другой стороны, Конституция создана верующими людьми и для верующих, которых в Америке и сегодня подавляющее большинство. Конституция действительно установила светское государство или светскую систему власти, но при этом она исходила не из стремления исключить влияние религии на общество в целом и на политику, в частности. Были религиозные идеи, которые оказали сильное влияние на саму Конституцию и существо той политической системы, которая была создана.


— Другими словами, отцы-основатели вовсе не собирались исключить религию из политической жизни.
— Единственное, что по этому поводу пытается сказать Конституция, это то, что государство в лице правительства не занимает какой-либо конкретной позиции в религиозных вопросах. Может быть, лучше всего обрисует ситуацию, которая сложилась в Америке, такой пример. У американских евреев есть молитва за Соединенные Штаты Америки, в которой они просят Господа сообщить законодателям и государственным руководителям откровения, содержащиеся в Торе. В молитве не содержатся просьбы о том, чтобы власти приняли эту веру. Там говорится, что Тора содержит откровения о том, что является справедливым, честным, разумным, и эти ценности должны учитываться в политическом процессе. Вот это и есть тот уровень участия религии в политическом процессе, который устраивает большинство американцев.


— Вопрос, конечно, в том, гарантирует ли такое понимание мир с теми, кто истово исповедует ислам как уникальную и универсальную истину?
— Нет, конечно. Светское государство не может строить свою жизнь, руководствуясь мессианскими откровениями, это ведет к катастрофе, — таково мнение Марка Лилла. — Все зависит от установки, с которой человек подходит к отношениям между религиозным и мирским, пытаясь обнаружить между ними связь. Но главное: Америка незыблемо стоит на своих позициях разделения, которые невозможны для мусульман. Остается единственный путь — попытка понять их язык и сделать все, что в наших силах, чтобы придти к взаимопониманию.


XS
SM
MD
LG