В 1918 году на берегах Тихого Дона разыгрался первый акт великой национальной трагедии, а на побережье Тихого океана наступила ее развязка. О боевой жизни на фронтах Гражданской войны рассказывает новая книга историка Олега Гончаренко.
В дни, когда в Москве проходила очередная книжная выставка-ярмарка, поневоле приходилось следить за теми книгами и авторами, которые там, что называется, «звучали» с подмостков. Но когда такая книга называется «Белое движение», пройти мимо нее просто невозможно. Ее автор — писатель и историк Олег Гончаренко.
— Олег Геннадьевич, я, в принципе, соглашаюсь с вашими идеями и с вашей большой приязнью к людям, создававшим «белое движение». Но есть одно «но». Порой вам, как автору, не хватает что ли объективного, спокойного, хладнокровного взгляда на вещи — и я вдруг начинаю ловить себя на мысли: как же так, с «красной» стороны тоже были герои, почему об этом не сказано. Еще чуть-чуть — и я начну защищать «красную» доктрину, что, конечно, для меня выглядит достаточно дико. У вас не было такого чувства, когда вы писали?
— Я не мог относиться беспристрастно к этому вопросу. Примерно 70 лет любой читатель в нашей стране знакомится с темой Гражданской войны только по многотомным исследованиям, созданным в эпоху Брежнева, Сталина. Первые истории Гражданской войны стали выходить именно при Сталине, и можно себе представить, какая там была трактовка этих событий. Я эти отдельные книги видел, читал, я смотрел разные компилятивные труды и просто приходил в тихий ужас. Потому что если почитать всю эту литературу, то создается впечатление, что «белое движение» — это, в общем-то, исчадье ада, такие силы зла некие, которых благородные большевики всеми силами побороли едва-едва. Перекос официальной трактовки этих событий меня подвигнул к более глубокому изучению первоисточников.
— В них тоже есть некоторые перекос, но, может быть, сейчас действительно не хватает объективной, серьезной истории гражданской войны в буквальном смысле этого слова? В советские времена была история, но она, как вы сказали, написана с позиции «Сталин — защитник Царицына», Троцкого нет вообще, хотя он руководил Красной армией.
— Да, на своем бронепоезде он носился по фронтам и, в общем-то, участвовал, надо сказать.
— А объективности не хватает очень и очень. Может быть, стоит, действительно, такую историю создавать? Есть ли такая возможность — сделать это сейчас? Ведь документальных источников наверняка можно много отыскать.
— Да, я бы сказал, что можно. Хотя я сомневаюсь, что сейчас доступны все источники эмиграции. С другой стороны, конечно, я здесь всегда сомневаюсь, представляя себя историка, который сейчас с вдохновением начнет описывать подвиги Сталина и Ворошилова в Царицыне. Что касается взвешенной позиции, я думаю, что для этой книги пришло свое время. И когда будет создано хотя бы еще несколько таких, как я называю в кавычках, "пристрастных" трудов, как мой, тогда, в общем-то, на неком сбалансированном материале можно что-то создать совершенно беспристрастное.
— На ваш взгляд, в чем была главная причина поражения «белого движения»? Ведь очень много было разных сил — и Колчак, и Деникин, и затем уже Врангель с Юденичем. Может быть, в разрозненности этого движения была главная причина поражения? Или были еще какие-то финансовые, политические причины, лозунги не те избрали? Согласитесь, что лозунг Ленина «Земля — крестьянам» в крестьянской фактически России, он был таким бронебойным, как говорят.
— Да, ему было очень трудно что-то противопоставить. И даже Врангель пытался в Крыму устроить некую земельную реформу и отдать, я помню, что и отдали крестьянам там землю, но это уже было в конце войны, когда подобные шаги уже были малоэффективны. А в целом можно сказать так, что, действительно, в пропагандистский аппарат большевиков оказался куда более эффективным. И, в общем-то, в достаточно короткие сроки этими усилиями они смогли вовлечь в свое движение все слои практически населения, притом что часть воевала на фронтах «красных» по принуждению, там мобилизации были. Но в тылах, в Москве, в Петрограде, в крупных городах, в Самаре, в Ярославле, так или иначе, основная масса людей все равно колебалась, не было такого единства, что нужна именно «белая идея» России. То есть был дичайший совершенно такой разброд. А потом, к сожалению, как многие историки признавали, у «белых» не было эффективного пропагандистского аппарата. Все их ОСВАГовские (это такой орган пропагандистский при ставке) попытки, в том числе, и плакатов, и каких-то там песен, создание литературных даже образов, журналистских, я бы сказал… Потому что работало и немало журналистов неплохих, в том числе и Куприн, в общем-то, был одним из таких активных журналистов, который описывал текущие события. Тем не менее, они оказались слабее. Надо признать здесь безусловное преимущество большевистского такого подхода.
— Одна из трагедий, на мой взгляд, российской армии — это ее разделение по сторонам. Ведь очень много царских офицеров сражались, работали в штабах Красной армии. И процент, подсчитанный вами, оказался очень велик — более сорока процентов. В чем тут причина, почему пошли служить «красным»?
— В общем, да, если смотреть на войну с точки зрения процента офицеров Генерального штаба, которые принимали участие в планировании операции с той и с другой стороны, вообще, получается картина очень интересная: офицеры Генштаба с той и с другой стороны планировали эту войну и воевали друг с другом. Почему пошли к «красным» большинство людей? Кто-то просто, безусловно, испугался за свою карьеру, считая, что в рабоче-крестьянской Красной армии им предложат несравнимо большие возможности. Был малый процент карьерных соображений. Был достаточно больший процент заложников, потому что большевики брали в заложники семьи офицеров, генералов, адмиралов, и при отказе таковых служить просто эти семьи расстреливались вместе с отказавшимся. Были люди, которые были вообще, к сожалению, выброшены произошедшими событиями в 1917 году, скажем так, за борт жизни, и они были вынуждены влачить очень жалкое существование, нищенское практически, это были пожилые люди, генералы, офицеры. У многих были свои таланты, и эти люди пошли, собственно говоря, из-за куска хлеба. Здесь, конечно, совершенно многообразная картина. Единого порыва не было, но принуждение, угроза убийством, угроза высылки превалировала.
— Вы делаете акцент, в числе прочих причин, еще и на экономическую. Вы цитируете, что предлагали в обмен на согласие служить в добровольческой армии.
— Обычно спрашивали офицеры: что дает добровольческая армия? Винтовку и пять патронов.
— В этом смысле у большевиков было больше возможностей? И за счет чего?
— Вообще, экономика «белого движения» — очень интересная тема, и, я считаю, она ждет своего детального исследователя. Создатель Белой армии, генерал Михаил Васильевич Алексеев просто прилагал чудовищные, неимоверные усилия, чтобы как-то финансировать Белую армию. И на первых ее этапах, надо сказать, деньги буквально выбивались. Были добровольные жертвователи, были так называемые крупные коммерсанты, которые очень сомневались и не хотели давать деньги, не верили в некий успех, может быть, даже, в возвращение своих вложений. Хотя были некоторые все-таки пожертвования добровольные, и, надо сказать, не обязательно на крупном уровне. У большевиков основа финансирования была поставлена на более широкий размах — это были и зарубежные вливания большие, и это проявилось прежде всего в содержании отрядов красной гвардии в 1917 году. Чины красной гвардии, эти наемные люди получали раз в 15-20 больше, чем обычный офицер.
— Но это за счет немецких денег, как принято считать?
— Видимо, за счет немецких, да. Безусловно, я не думаю, что были некие такие безумные добровольные пожертвования населения, потому что, скорее, население не знало большевиков, но вливания из-за границы, которые приходили, они так или иначе поддерживали и помогали мобилизовать не только петроградцев, москвичей, желавших служить, а они помогали создавать различного рода такие международные отряды. Как известно, китайцы, венгры, многие военнопленные, которые оставались в России после Первой мировой войны, тоже включались в эту борьбу, но, как известно, не бескорыстно. Не то что бы даже не бескорыстно, но, по крайней мере, требуя оплаты своего труда. Поэтому большевикам приходилось нести огромные финансовые издержки на поддержание этой армии.
— Существует известная цитата: «Историк — это пророк, предсказывающий назад». Предположим, дело дошло бы до Учредительного собрания в начале 1918 года, предположим, удалось бы обойтись без того, что называется Октябрьским переворотом или Великой октябрьской социалистической революцией, — случилась ли Гражданская война после этого?
— Все-таки мне кажется, что общество, дошедшее до своего, так сказать, высшего накала страстей политических к февралю 1917 года, конечно, уже после Учредительного собрания, может быть, даже невольно обернувшись назад, наверное, все-таки убоялось продолжать что-то вооруженными средствами. Какое это было бы общество, я не берусь судить. Возможно, это была бы парламентская республика. Не исключаю, что это могла быть и монархия, потому что, тем не менее, британская и шведская монархии и ряд других сохранились после Первой мировой войны и процветают, как известно, до сей поры. Наверное, дело, конечно же, не в строе. Но все-таки я думаю, что, увидев воочию, куда могла пойти Россия, наверное, будь то либералы, будь то демократы или консерваторы, все-таки они бы не допустили этой войны.
Так считает писатель и историк Олег Гончаренко, автор книги «Белое движение». Написана она с огромной любовью к деятелям Белого движения, порой, кажется, в ущерб исторической не то что бы правде, а скорее справедливости. Но если в ближайшем будущем получится эту справедливость восстановить, то есть создать подлинную историю Гражданской войны, наверняка книга Олега Гончаренко сыграет здесь далеко не последнюю роль.
Олег Гончаренко «Белое движение», «Вече», М. 2007 год
