Ирина Лагунина: Летом 1807 года президент США Томас Джефферсон поставил перед Конгрессом вопрос о необходимости установить дипломатические связи с Россией. Момент был удачный. Россия заключила мирный договор с Францией, присоединяясь к Континентальной блокаде Англии, и на короткий исторический отрезок времени Россия, Франция и Америка оказались на одной стороне. На утряску дипломатических формальностей и подбор кандидатур в послы ушло потом полтора года. Обмен миссиями состоялся лишь в 1809. Моя коллега в Нью-Йорке Марина Ефимова подготовила рассказ о первом американском представителе в России.
«6 марта 1809 года в Вашингтон приехал из Бостона по делам очередной судебной тяжбы 40-летний Джон Квинси Адамс. Он был: сын знаменитого отца-основателя Джона Адамса (который был им постоянно недоволен), сенатор (вдрызг разругавшийся с Сенатом), бывший профессор риторики (которому в Гарварде не продлили контракт), а ныне юрист (ненавидящий эту профессию). В вашингтонском отеле его ждала записка с вызовом к президенту... Президент Мэдисон торопился на сессию Конгресса. «Мистер Адамс, - сказал он мимоходом, - я хочу назначить вас посланником в Россию. Через полчаса я представлю вашу кандидатуру в Конгрессе. У вас есть минут 15 на раздумье».
Марина Ефимова: Так (судя по знаменитым «Хроникам семьи Адамс») Россия заполучила своего первого американского посла. Он ехал в Петербург с женой и с младшим, 3-летним сыном. На бостонской пристани их провожали с салютом. Были все друзья и Адамс-отец. Мать, Абигайль Адамс, не пришла. Она была в ярости, и без обиняков написала президенту Мэдисону: «Таких людей, как мой сын, надо хранить для собственной страны, а не отсылать на край света». Она не верила сыну, когда он говорил ей, что для жителей Петербурга край света – Америка.
Сборы проходили в спешке, и Адамс по ошибке отправил все книги о России, которые собирался прочесть в пути, на другой корабль. В море ему оставалось только восстанавливать в памяти свой визит в Петербург в 1781 г., когда его, 14-летнего, отец определил переводчиком к Фрэнсису Дэйне, отправленному ко двору императрицы Екатерины Великой. Российский Двор говорил по-французски, а Дэйна не знал французского (не говоря уж о русском). Осенью Джонни писал отцу отчеты – примерно такие:
«Дорогой сэр! Петербург – еще великолепнее Берлина! Мы проехали всю Европу, но такого красивого города не видели. Я брожу по улицам целыми днями, а то скоро, говорят, будет мороз. Вечером из дома не выхожу, потому что полиции почти нет, и на улицах грабят. Вообще, по рассказам, эта империя - во многом варварская. Мне говорили, что в провинции женщины думают, что если мужья их не бьют, значит – не любят... Но я не очень-то этому верю. Бани у них общие, и после мытья они выбегают наружу и бросаются в снег. Будто бы это уберегает их от цинги. Учиться здесь я не смогу – школы очень дороги – но зато книги дешевы, и я уже накупил груду. Мой французский улучшился, хотя говорить особенно не с кем, потому что в обществе нас не принимают. Но об этом пишет мистер Дэйна».
Марина Ефимова: Визит Френсиса Дэйны в 1781 году был первой (и неудачной) попыткой наладить дипломатические отношения с Россией. Об этом - автор книги «Далёкие друзья» историк Норман Сол :
Нормал Сол: Дружественный жест Екатерины Второй (её Акт о вооруженном нейтралитете в войнах, которые вела Англия) дал американцам надежду на то, что царица признает Штаты, и даст пример Европе – несмотря на то, что Война за независимость к тому времени еще не кончилась. Но Екатерина не была готова к ссоре с Англией, и держала Дэйну на расстоянии. Дэйна пытался частным образом встречаться с влиятельными людьми. Его поддерживал канцлер Панин и бывший вице-канцлер Остерман, но... одни барьеры падали, другие вырастали... Конгресс приписал неудачу миссии бостонскому высокомерию Дэйны, и в 1783 году отозвал его из Петербурга, отсрочив начало дипломатических отношений на 20 лет. Никто не мог разобраться во ВСЕХ причинах неудачи: в интригах Потемкина, в давлении либеральных реформаторов, в амбициях самой Екатерины. Но главное - Англия была могущественна, а Франция сама хотела доминировать в отношениях с Америкой. В этом - основные причины провала миссии Дэйны.
Марина Ефимова: Весной 1803 г. по России проехал чаровник Джозеф Смит, сын плантатора из Южной Каролины. Он заручился в Лондоне письмами российского посла Семена Воронцова и американского посла в Англии Руфуса Кинга, которые решили дать обаятельному американцу прощупать почву при русском Дворе. Вскоре пришло письмо от Смита, выражавшее изумление, похожее на изумление Хлестакова в уездном городе N.:
«Прием, оказанный мне в Петербурге, далеко превзошел всё, чего я ожидал и чего заслуживал. При Дворе меня принимали наравне с иностранными министрами, а часто гораздо теплей и интимней. Император предложил мне офицерский чин в русской армии... Он пригласил меня к себе на семейный обед, посадил рядом с собой и расспрашивал об Америке. Я думаю, сэр, что все эти знаки дружеского внимания были адресованы не столько мне, сколько стране, чьим гражданином я являюсь... Я уверен, что в России готовы к принятию Соединенных Штатов».
Марина Ефимова: В 1804 году в Петербурге появился негоциант Леветт Харрис, сыгравший особую, двойственную роль в отношениях двух стран. Об этой роли – Норман Сол:
Нормал Сол: Харрис установил важные отношения в русской столице еще до посла. У него уже был статус «консула» - полуофициальный, поскольку задача Харриса тоже была полуофициальной – расчистить пути в русские порты (Архангельск, Ревель и Кронштадт) для американских торговых судов - обойти Британскую монополию на Балтике. А это не было делом кристальной чистоты: в русских портах царила взятка и личные связи. И Харрис, как никто лучше, приспособился к порядкам «чужого монастыря». Российские товары были крайне важны для Америки, формировавшей военный флот. Благодаря Харрису, к 1807 году большинство американских судов были сколочены русскими гвоздями и оснащены русскими парусами, канатами и якорями. Эти корабли даже называли в Америке не “Man of War”, как другие военные корабли, а “Russiaman”. И хотя манипуляции Харриса были далеки как от пуританских, так и от аристократических норм поведения, президент Джефферсон и российский министр коммерции Румянцев смотрели сквозь пальцы на его деятельность.
Марина Ефимова: Десятки американских кораблей, приходивших в русские порты в конце 18-го века, в начале 19-го превратились в сотни. Их грузы составляли 15 % российского экспорта. И чтобы разбираться с их проблемами, необходимы были дипломатические миссии. Это понимали и американские, и российские политики. И началась эпоха дипломатических танцев (шаг вперед, два назад), началось хождение по неисповедимым путям внешней политики.
«Мой дорогой Стоун, я – снова в России – проездом... Император Александр после беседы о возможных реформах намекнул мне на свое желание познакомиться с американским президентом. Миссия деликатная, и никто не посодействует в этом лучше, чем Вы. Ваш неизменный друг Фредерик Лагарп. Май 1802 г.»
Марина Ефимова: Фредерик Лагарп – швейцарский философ – в прошлом ментор юного царя Александра Первого – передал пожелание российского императора всего-навсего парижскому книготорговцу Джону Стоуну. Тот сделал следующий ход:
«Дорогой мистер Пристли! Получил письмо от Лагарпа. Он пишет, что среди мировых лидеров ваш президент пользуется особым уважением молодого и прогрессивного русского царя, и что тому будет интересна подробная информация об устройстве американского правительства... Посылаю отрывки из письма Лагарпа... С неизменным уважением, Джон Стоун»
Марина Ефимова: Джозеф Пристли, профессор натуральной истории, был частым собеседником американского президента. Он и рассказал Джефферсону об интересе русского императора и, получив материалы, (опять же через книготорговца Стоуна и философа Ла Гарпа) переслал их Александру 1. В 1804 году происходит первый прямой обмен письмами глав обоих государств, и за ним... – молчание. На два года. Что же случилось в 1807 г., что сделало этот год началом отсчета дипломатических отношений между Россией и Америкой? Профессор Сол...
Нормал Сол: Нелегкий вопрос. Томас Джефферсон летом 1807 года поставил перед Конгрессом вопрос о необходимости дипломатических связей с Россией. Поймал момент. Россия заключила с Францией Тильзитский мирный договор, присоединяясь к Континентальной блокаде Англии. На короткий момент истории Россия, Франция и Америка оказались на одной стороне. Снова начались дипломатические пируэты: Джефферсон дает запрос об обмене посланниками - не Александру, а Леветту Харрису... Харрис – послу в Англии Джеймсу Монро... Тот – через русского посла в Англии – Румянцеву, который уже стал министром иностранных дел. Румянцев передает – опять через Лондон – согласие царя... Всё это было в 1807-м, но приезд Джона Квинси Адамса в Россию и Андрея Дашкова в Америку, то есть, реальный обмен послами, состоялся только через полтора года.
Марина Ефимова: 23 августа 1809 года военный эскорт, доставивший первого американского посла, причалил к набережной Невы у Медного всадника. На набережной - группа придворных в париках, эполетах и звездах. К их изумлению, по трапу сошел лысеющий улыбчивый человек в простом камзоле, без парика и перчаток. Его жена и невестка были одеты так же просто. Посол, правда, тут же заговорил на безукоризненном французском, искренне радовался возвращению после долгого отсутствия, восхищался Петербургскими видами и особенно - памятником.
Нормал Сол: Я думаю, русским импонировала неформальность и простота американского посла. Отсутствие снобизма и высокомерия, свойственных французским и английским дипломатам, подкупило многих русских аристократов. К тому же, американец был беден. Он получал в три раза меньше французского посла. Многие дипломаты предлагали Адамсу помощь, но он категорически отказывался. «Жить по средствам, - отшучивался он, - важная добродетель и увлекательная задача». Симпатии, с которой к Адамсу отнесся Двор, способствовало и то, что американец, в отличие от других послов, привез в Петербург семью. Приглашения сыпались на Адамсов одно за другим, хотя сами они не устраивали приемов. Русским хотелось узнать американцев получше, и это привело к близким контактам.
Марина Ефимова: Люди невежественные привечали Джона Квинси Адамса за его простоту и приветливость, люди образованные – за то, что он с увлечением обсуждал мировую историю и литературу (от Софокла до новинок Стерна) и проводил часы в Эрмитаже и в выставочном зале Академии Наук. Со стороны его поведение рассеянного профессора выглядело странно при русском Дворе. Джон Спир Смит, сын сенатора, приехав в Петербург в 1810 г., писал отцу:
«Адамс совершенно не подходит для Двора. У него дурные манеры, он неуклюж и годится разве что на роль одного из этих заплесневелых буквоедов-законников. Ты бы покраснел, увидев его на балах, где он не беседует с дамами, а бродит, никем не ангажированный, как во сне».
Марина Ефимова: Однако светский Смит вскоре отбыл, почувствовав себя не очень желанным гостем. А Адамс гулял по набережной Невы в компании императора, а вечерами вел долгие беседы с министром Румянцевым и с людьми его круга. Он исходил Петербург пешком вдоль и поперек, и его взгляд на российскую жизнь был доброжелательным и иногда неожиданным. Он писал в дневнике:
«Русские умело приспосабливаются к своему климату: двойные двери и рамы с остроумными «форточками» для проветривания. Огромные дровяные печи, дающие ровное тепло. Непромокаемая обувь на войлочной подкладке. Они с детства приучают себя к холоду. Император одевается зимой при открытом окне и не носит фланелевого белья (в отличие от меня)... Обеды во дворце и в домах знати роскошны. Обилие вин неслыханное, но при этом я почти не видел опьяневших гостей. В Америке после одного такого обеда было бы больше пьяных, чем в России после 50-ти».
Марина Ефимова: Время пребывания Джона Квинси Адамса в России (с 1809 по 1814) – это время, которое описано Толстым в «Войне и мире». Нападение Наполеона осложнило дипломатическую ситуацию – теперь Россия была союзником Англии, а Америка – ее противником (в том же 1812 году началась война Соединенных Штатов с Англией, которая длилась почти три года). Адамс болел душой и за Америку, и за Россию. Когда улицы Петербурга запрудили подводы с рекрутами, он записал в дневнике: «Если всех этих парней возможно дисциплинировать, России нечего бояться»... А после бегства французов из России, Адамс пишет: «Вот что значит – презирать противника!». В семье Адамсов были свои потери военного времени: умерла от дизентерии их годовалая дочь Луиза. Она родилась в Петербурге, и царь хотел быть ее крёстным отцом. Адамсу пришлось отклонить это предложение: он не был уверен, какой будет реакция в Штатах на императора-крёстного. Маленькую Луизу похоронили на Васильевском острове, на Английском кладбище, и Адамс лишь к лету 1813 г. пришел в себя настолько, что горе перестало быть единственной темой его дневниковых записей. Читаем в книге «Далекие друзья»:
«Именно в это тяжелое время дипломатический успех Джона Квинси Адамса стал очевиден. Во время войны царь помогал выручать американские корабли, задержанные в море. Будучи союзником Англии, он, через Адамса, предложил свое посредничество в заключении мира между Англией и Соед. Штатами. Конгресс встретил это предложение с энтузиазмом. Однако Англия отвергла идею посредничества русского царя, и Александр, возможно, смущенный отказом, не спешил сообщать об этом американцам. Дипломаты томились. Война в Америке шла. Наконец, переговоры назначили в Генте, и в апреле 1814 г. Адамс срочно отбыл во Фландрию, бросив жену и сына на попечение петербургских друзей. «Благополучие моей страны зависит от этих переговоров, - записал он в дневнике. – Да поможет мне Бог».
Марина Ефимова: В 1809 г. в Россию приехал застенчивый профессор, а уехал из нее мудрый дипломат и будущий президент Соединенных Штатов.
Мы говорили в этой передаче, в основном, об отношениях дипломатов, а как в те времена американская публика воспринимала Россию? Как империю, враждебно? Профессор Сол...
Нормал Сол: В первую половину 19 века в Америке доминировала англофобия. А Россия воспринималась как партнер. Правда, известно одно проявление враждебности по отношению к Российскому посольству в Филадельфии в 1810 г. Визави Джона Квинси Адамса в Америке - посол Андрей Дашков - устроил грандиозный прием по случаю юбилея коронации Александра Первого – с российскими гербами и знаменами, вывешенными на здании. Собралась толпа, возмущенная такой демонстрацией имперских символов. И один капитан - участник Войны за независимость, начал палить по окнам. К счастью, никто не был ранен. Наблюдатель-американец, описавший этот инцидент, прокомментировал его как проявление дикости филадельфийской толпы. Вообще это интересная область – впечатления русских об Америке и американцев о России. Очень мало собрано материалов на эту тему.
