Владимир Тольц: Мы сегодня продолжаем рассказ о том, как в середине 30-х годов советские представители пытались купить у немецких социал-демократов архив Карла Маркса, в составе которого находились и материалы более позднего происхождения, которые могли иметь для противников немецких социал-демократов, так сказать оперативный интерес.
Ольга Эдельман: В предыдущей передаче на эту тему, напомню нашим слушателям, мы обсуждали докладную записку Сталину и другим руководителям, составленную старым большевиком Александром Аросевым. Он вместе с представителем института Маркса-Энгельса-Ленина как раз и ездил в Европу для переговоров. Дело происходило осенью 35 года. В Германии у власти фашисты, социал-демократы в эмиграции. Архив Маркса-Энгельса, как и архив немецкой социал-демократической парии, хранился частью в Париже, частью в Копенгагене, и еще небольшая часть - в Праге. В октябре 35 года переговоры приняли, как казалось, благоприятный для советской стороны оборот. И хранитель архива Маркса меньшевик Борис Николаевский, и ряд лидеров немецких эсдеков склонялись к тому, что самым надежным местом для сохранения наследия Маркса будет Москва. Но отрешиться от дискуссий политического характера они все же не могли. На стороне советских, Аросева был французский журналист Роллан. Он даже согласился принять на себя роль официального хранителя архива в Париже, под определенный денежный залог советской стороны, а потом - если не удастся договориться с немецкими товарищами - инсценировать похищение архива, якобы фашистами. Но пока ждали решения хозяев архива.
Анри Роллан - Аросеву, 25 октября 1935, Париж. Перевод с французского. Секретно.
Дорогой г-н Аросев,
Я вам не сообщал до сего времени новостей об архиве Карла Маркса потому, что получаемые мною сообщения заставляли меня каждый раз думать, что окончательный ответ мною будет получен до того, как мое письмо достигнет Москвы.
Так, например, сегодня Президиум должен просмотреть меморандум, обработанный Николаевским и Гильфердингом - результат заседания Исполнительного Комитета II Интернационала в Брюсселе. ...
Один из важных аргументов Веллса, по-видимому, имел успех. Это то, что Гитлер будет снабжен оружием против германской социал-демократии, если фюрер сможет ее обвинить в получении денег из-за границы, аргумент, ценностью которого нельзя пренебрегать, особенно в случае конфликта между III Империей и СССР. ... Меморандум предлагает во избежание того, чтобы Президиум не фигурировал в роли продавца, сформировать небольшой комитет из нескольких членов, принадлежащих к различным, наиболее близким к II Интернационалу партиям, которые будут уполномочены на ведение переговоров и реализацию всех операций ...
Я думаю, что в общем это дело находится на верном пути, однако приходится наталкиваться на трудности, которые вы предвидели: социал-демократическая мания болтовни и совещаний, особенности немецкого характера и чувств и т.д. Сверх того развивается личное соперничество, которое основано не всегда на непримиримости принципов, а часто на личных интересах. Кроме того, если бы условия спасения архива стали бы известны в подробностях, то это оказалось бы очень плачевным для ряда лиц из социал-демократии, что также объясняет некоторое их сопротивление. ...
Наконец, на днях мне удалось найти очень ценную помощь со стороны лица, в котором я совершенно уверен, которое играло основную роль в спасении архива Маркса. ... Я опасался сначала, что это лицо окажется также враждебным к проекту; зная его пылкий характер и его методы... Его мнение о существе дела в конце концов совпадает с вашим. Между прочим, вот его буквальные слова: "Эти отпетые идиоты продолжают спор в горящем доме, что же касается большевиков - то они реальные люди. Они прислали двух представителей, которые были наиболее пригодны для ведения переговоров этого рода, и им несомненно даны все средства для реализации задания. Надо было жестко повести дело, прежде чем они вернутся в Москву". Я должен отметить, что был несколько удивлен, т.к. считал его гораздо более враждебно настроенным в отношении руководителей СССР. ...
Ольга Эдельман: В наших архивных документах нет расшифровки - на кого именно намекал Роллан в конце письма, что это за влиятельное среди европейской социал-демократии лицо. И давайте не будем гадать, не в этом суть.
Владимир Тольц: Тут вообще можно много объяснять и комментировать, кем были упоминаемые в документах социал-демократические деятели, кто с кем был заодно или враждовал, как переплетались их идейные, политические позиции и личные отношения. Суть-то не в этом. Все они оказались между Гитлером и Сталиным, а тогда, в 35-м, еще не вполне понимали всю серьезность положения. Ведь, если не думать о том, что мы-то задним числом знаем, - о надвигавшейся войне, - то раскол между Коминтерном и II Интернационалом выглядит делом весьма серьезным. И отдать архив Маркса в Москву – для немецких социал-демократов было равносильно символическому признанию ее, Москвы, конечной правоты.
Ольга Эдельман: В этом деле, однако, присутствовала еще и вполне меркантильная составляющая. Архив Маркса являлся, как это ни парадоксально звучит, учитывая некоторые следствия из его теории, - архив являлся немалой материальной ценностью. И немецкие социал-демократы, находившиеся тогда в трудном положении, продав его, могли ощутимо поправить состояние партийной казны. Аросев был не единственным покупателем. Соперником советских представителей был Николас Вильгельм Постумус - собиратель документов по истории марксизма и основатель Международного института социальной истории в Нидерландах. Так вот, в письме Роллана Аросеву имелась приписка: "Веллс согласился бы продать, но за более высокую цену, Постумусу. Это естественно вызвало критику представителей других партий, которые, вероятно, думают урвать кое-что и для своей работы". То есть принципиальные разногласия переплетались не только с личными счетами, но и с дележом партийных денег.
Владимир Тольц: Даже еще вполне, так сказать, «гипотетических». Впрочем, как мы увидим далее, они реальными деньгами так и не стали. Хотя в конце 35 года вопрос о покупке Советским Союзом архива Маркса казался почти решенным делом.
Аросев - Андрееву, 1 ноября 1935.
Получена из Парижа шифровка от нашего советника т. Гиршфельда, извещающая о том, что на этих днях в Праге состоится заседание ЦК германской социал-демократии, куда вызван Николаевский для представления его соображений о тех условиях, на каких архив Маркса и Энгельса может быть передан нам. Вопрос о передаче, по-видимому, считается решенным, и Николаевский и немецкие социал-демократы настаивают на том, чтобы в ближайшие дни мы с Тихомирновым снова приехали в Париж или в Прагу для заключения окончательной сделки. Так как этот вопрос весьма срочный и можно опасаться, что без нас социал-демократы могут выставить какие-нибудь неприемлемые условия, которые только затянут переговоры, мы считаем целесообразным именно в данный момент отправиться туда ...
Ольга Эдельман: Тут возникли какие-то заминки с визами, Аросев еще раз писал в ЦК партии, просил ускорить решение о командировке, торопил, пугал конкурентами. Снова он оказался в Париже ближе к концу ноября 35 года.
Аросев - Сталину, 8 января 1936 г.
В тот же день, как я приехал в Париж, т.е. 22 ноября, состоялось заседание Комиссии второго Интернационала, которой поставлена от Бюро II Интернационала двойная задача: 1) договориться с нами о продаже архива Маркса-Энгельса, и 2) основать в Париже центр по изучению марксизма (как раз на средства, кои будут получены от Москвы).
Я был на этом заседании. Присутствовали Леон Блюм, Фридрих Адлер и Николаевский. Адлер от имени Комиссии заявил, что во-первых, состоялось постановление ЦК немецкой социал-демократии о передаче архива Маркса-Энгельса в распоряжение названной комиссии. ЦК немецкой социал-демократии по-прежнему занимает отрицательную позицию по вопросу продажи нам архива. Поэтому он его предварительно "интернационализирует" и дает право интернациональной комиссии в составе Л. Блюма, Адлера, Жана Лонге, Мандальяни и Дана - распорядиться с архивом так, как комиссия найдет нужным. Чтоб сохранить чистоту своих принципов и своей кассы ("мы не можем пользоваться открыто деньгами большевиков", заявлял Вельс), цека немецкой социал-демократии решил спрятаться за спину названной комиссии.
Однако аппетиты по поводу большевистских денег "разыгрались", и вместо пяти миллионов, как было мне дано понять в первый период (осенью) моего нахождения в Париже - Адлер от имени Комиссии назвал 25 миллионов французских франков. Я сослался на свой разговор с Николаевским, когда тот назвал мне сумму в 5 миллионов, которую я тогда же назвал преувеличенной - Адлер и во особенности Николаевский в ответ на это разъяснили, что, дескать, произошла ошибка: Вельс действительно через Николаевского лансировал слух о пяти миллионах, но это пять миллионов швейцарских франков, а так как 1 шв. франк равен 5 французским, то и получается 25 миллионов французских.
Ольга Эдельман: Тут трудно не вспомнить, что дело-то происходит в начале 36-го года. Совсем недавно была коллективизация, голод - потому что советское правительство продавало за рубеж хлеб. Продавали музейные вещи, картины Эрмитажа. Изымали церковные ценности. Все затем, чтобы получить валюту и купить за границей тракторы, станки. В отличие от социал-демократов, советское правительство ожидало войны и буквально насиловало всю страну, чтобы создать какой-то оборонный потенциал. А вот архив Маркса - это конечно, это вам не Рембрандт, на это волюта найдется.
Владимир Тольц: Не забывайте, Оля, что к тому же еще в 20-х советские власти вкладывали огромные деньги в деятельность Коминтерна, на мировую революцию. Определенная логика здесь была: если произойдет мировая революция, то не станет враждебного капиталистического окружения и угроза войны таким образом рассосется. В 30-е годы Коминтерн Сталина разочаровал, финансирование его свернули, а главных деятелей посадили. Но в общем, конечно, система марксистских ценностей была такова.
Ольга Эдельман: А западные "товарищи-социалисты" не постеснялись, попытались урвать как можно больше. Хоть бы и у с трудом выкарабкивающегося из разрухи советского народа - строителя первого социалистического государства.
Владимир Тольц: Мы продолжаем рассказ о том, как в середине 30х годов советские представители пытались купить архив Карла Маркса и Фридриха Энгельса. После длительных переговоров немецкие социал-демократы согласились на продажу, но - заломили несусветную цену.
Аросев - Сталину, 8 января 1936 г.
Как на этом заседании, так и при последующих встречах с членами комиссии я заявлял, что названная Адлером сумма является неприемлемой. ...
Одновременно и я, и т. Тихомирнов стали выяснять, на какую степень снижения пошли бы владельцы архива. Мне удалось выяснить, что 17-18 миллионов был бы тот предел, на какой они пошли бы. С другой стороны, из разных источников мы узнали, что если бы им с нашей стороны была бы названа сумма в пять миллионов французских франков, то ответом был бы разрыв переговоров. Чтобы окончательно это выяснить и отделить элементы запугивания нас от истинных намерений, я имел беседу с Леоном Блюмом, якобы по другому поводу ... У него я выяснил, что разумеется, все разговоры о перерыве переговоров есть запугивание. Поэтому я телеграфировал ЦК, что мы можем пять миллионов французских франков взять за максимальный предел в переговорах с ними.
Они с нетерпением ждали и ждут ответа Москвы на их предложения, но с 25 декабря по 11 января все главные действующие лица с их стороны разъезжаются на каникулы. ...
Здесь еще раз повторяю мои соображения по поводу суммы: 25 миллионов нами приняты быть не могут - 5 миллионов не примут они. Из всех переговоров с ними я вынес вполне определенное впечатление, что архив нам уступят за 17-18 миллионов. Поэтому я предлагал и предлагаю назвать им сумму 5 миллионов якобы как максимальную, и смотря по ходу переговоров, допустить ее поднятие не свыше указанных 17-18 миллионов.
Ольга Эдельман: При этом речь-то велась не о чистой продаже, а о завуалированной. Как бы передача архива на хранение под денежный залог. И, как и писал в своих докладных записках Аросев, продавцом выступали не непосредственно немецкие социал-демократы, а учрежденная ими комиссия. Это чтобы никто не мог их упрекнуть в получении денег от большевиков. Был подготовлен такой проект договора:
Временный проект договора. Совершенно секретно.
Между Институтом Маркса-Энгельса-Ленина в Москве, представленным ... (пропуск для имен) и Комиссией, уполномоченной по продаже архива Маркса и Энгельса в Париже и представленной ... (пропуск для имен) заключено следующее соглашение:
1) Означенная Комиссия передает на хранение Институту Маркса-Энгельса-Ленина в Москве, согласно инвентарю, прилагаемому при сем договоре, все рукописи Маркса и Энгельса, а также письма к ним и документы, относящиеся к организации Союза Коммунистов, Первого Интернационала, все, что входило в свое время в архив Маркса и Энгельса. Упомянутые бумаги прежде находились в архиве социал-демократической партии в Берлине на Линденштрассе ...
2) В качестве гарантии за хранение документов, переданных Комиссии, Институт Маркса-Энгельса-Ленина обязуется уплатить сумму в размере ... (пропуск для суммы)
Ольга Эдельман: К этому проекту договора было еще приложение:
Совершенно секретно.
Заключая договор от ......... (дата) институт Маркса-Энгельса-Ленина оставляет за собой право в случае, если в течение года со дня подписания упомянутого договора, не последует со стороны Комиссии требования о возвращении архива Маркса-Энгельса, считать таковой собственностью Института Маркса-Энгельса-Ленина. В таком случае депозит, внесенный ИМЭЛ Комиссии в качестве гарантии за хранение, является ценой, уплаченной за архив.
Владимир Тольц: Но сделка не состоялась. Почему, и чем дело кончилось, я прошу рассказать нашего гостя, доктора философских наук, председателя редколлегии международного многотомного издания сочинений Маркса и Энгельса на языках оригинала профессора Георгия Александровича Багатурия.
Георгий Багатурия: Идеологические и политические различия, конечно, осложняли переговоры и достижение какого-то соглашения. Вместе с тем Борис Николаевский, главный переговорщик с той стороны, поначалу, а все началось не осенью 35-го года, а в начале 35-го года. Николаевский, который был одним из тех, кто специально много лет изучал, работая в архивах, наследие Маркса и Энгельса, активно сотрудничал с институтом Маркса и Энгельса в Москве, когда директором этого института был Рязанов. В 31-м году Рязанов был арестован и отношения такого сотрудничества с Николаевским были прерваны. И поначалу Николаевский был категорически против того, чтобы передавать этот архив в Москву. Но потом он понял, что и это наиболее надежное место для хранения наследия Маркса и Энгельса и в этом случае можно получить несравненно большие деньги, которые необходимы были и для спасения Германской социал-демократической партии, у которой иссякали финансы для ее существования и функционирования, и деньги, которые можно было бы использовать для организации в Париже центра по изучению марксизма. И он изменил свою точку зрения. Потом, когда в этих переговорах стал непосредственно участвовать Генеральный секретарь Социнтерна Фридрих Адлер, тоже социал-демократ, отнюдь не коммунист и не большевик, он считал, что Москва действительно самое надежное место для хранения этих документов. При всех идейных и политических разногласиях понимание того, что этот вариант надо рассмотреть всерьез, существовал. Но проблема была осложнена двумя моментами. Во-первых, торговля о стоимости этого архива. Николаевский, между прочим, параллельно вел переговоры и с Постумусом. Но Постумус предложил полмиллиона французских франков. В переговорах с Москвой с самого начала фигурировала цифра в пять миллионов. Там были разные этапы. Конечный вариант, который предшествовал разрыву этих переговоров, свелся к тому, что мы, наша делегация предлагала десять миллионов французских франков и право на 20 лет получить в свое распоряжение этот архив. А противная сторона сказала: нет, 13 миллионов на 10 лет. И в этот момент произошло следующее, маленькое отступление: с самого начала переговоры вели Аросев и Тихомирнов, а на последнем этапе переговоров весной 36-го года делегация из трех человек во главе с Бухариным, Аросев и директор института Маркса, Энгельса, Ленина Адоратский. В апреле 36-го года делегация была отозвана. Дело в том, что в это время подготавливался процесс против Каменева и Зиновьева в Москве и по этому процессу упоминался уже Бухарин. То есть шла подготовка к аресту и репрессиям против Бухарина. Делегация была отозвана, руководителю делегации было инкриминировано то, что он вышел за пределы данных ему полномочий и переговоры были прерваны.
Ольга Эдельман: А выиграли ли немецкие социал-демократы от своей несговорчивости с Советами? Что они дальше делали с архивом основоположников марксизма?
Георгий Багатурия: Николаевский договорился о продаже этого архива в Амстердам за сумму 720 тысяч французских франков. То есть в 14 раз дешевле, чем то, что предлагала Москва. Поэтому совершенно ясно, что дело не в том, что не сошлись в цене. Дело и в том, что западные социал-демократы, социалисты, русские меньшевики, они, конечно, не хотели, чтобы это оказалось в Москве. Существовал еще третий мотив. В 31 году был арестован и репрессирован директор Института Рязанов, прервались отношения рабочие, деловые, научные отношения с Николаевским. Репрессии, которые происходили в нашей стране, они тоже явились одним из главных факторов, который привел к прекращению этих переговоров.
Владимир Тольц: Ну, допустим, денежные расчеты политических партий - вещь преходящая, хотя и имеющая зачастую масштабные последствия. А архив - ценность в некотором роде вневременная. Вы, Георгий Александрович, уже упоминали о том, что при вывозе архива социал-демократии из Германии, и при последующих с ним перипетиях были потери. Аросев тоже это отметил.
Из докладной записки Аросева Сталину, 8 января 1936 г.
Согласно указания ЦК, переданного телеграммой Литвинова, я лично осмотрел ту часть архива Маркса-Энгельса, какая находится в Париже. Что касается той части, какая - в Копенгагене, то я имею подробную опись ее. В ней недостает нескольких тетрадей Маркса против тех, что были приняты в Берлине. Они, по-видимому, похищены. Часть их уже появилась в продаже у частных лиц и предложены Институту МЭЛ. Но так как в договоре есть пункт, по которому продавщики архива обязуются разыскивать недостающее и безвозмездно предоставлять его нам, то полагаю, что до заключения общей сделки следует воздержаться от покупки у "частников". ...
Владимир Тольц: Итак, вопрос к гостю нашей программы профессору Георгию Багатурия. Теперь, по прошествии лет, мы знаем, что все кончилось благополучно - архив Маркса хранится в Нидерландах, в созданном Постумусом институте. В мировой войне он уцелел. Но мог бы и не уцелеть. Как вы думаете, правы ли были те, кто в середине 30-х считал, что Москва - место более надежное?
Георгий Багатурия: Я приведу один пример. Лет 17 тому назад в самом конце советского периода на аукционе в Марбурге появилась тетрадь с выписками Маркса по истории политической экономии. Эта тетрадь, фотокопия существовала в нашем архиве с середины 20-х годов. Но в течение многих лет, по крайней мере, с середины 30 годов эта тетрадь была неизвестна. Копия у нас была, оригинала мы не видели. И вот на аукционе в Марбурге продают эту тетрадь. Она была выставлена, если я не ошибаюсь, за сто тысяч западногерманских марок и продана за 120 тысяч. Есть предположение, что она была куплена Армандом Хаммером, который скупал на аукционах подобного рода реликвии и каждый раз, приезжая в нашу страну и встречаясь с высшим руководством нашей страны, он дарил те или иные документы этого рода. Последний его подарок, который я держал в руках – это небольшая рукопись Ленина и одно письмо Маркса. Можно предположить, что именно Хаммер приобрел и эту тетрадь Маркса. Но через несколько месяцев он умер. Оказалось, что у него больше долгов, чем его состояние. И поэтому где-то в сейфах Соединенных Штатов, наверное, затерялась эта тетрадь. В Москве наследие Маркса и Энгельса даже чисто физически хранилось безупречно и несравненно лучше, чем это было в Амстердаме. В Амстердаме, когда мы приезжали работать с оригиналами, мы довольно свободно получали в руки груды этих текстов. В Москве это все было в сейфах. Во время войны хранилось в подземелье, которое выдержало бы удар полутонны авиационной бомбы. Одним словом, в нашей стране это, конечно, сохранилось бы безупречно вплоть до последнего листочка.
Владимир Тольц: В тридцатых годах минувшего века архив Маркса и Энгельса стал своего рода яблоком раздора, предметом споров и торга для последователей Маркса разных мастей. Даже под угрозой нарастающей фашистской угрозы они не договорились. Теперь, как свидетельствует гость нашей московской студии профессор Георгий Багатурия, многотомное издание трудов Маркса и Энгельса на языках оригинала вот уже 40 лет объединяет ученых России и Европы. Ну что ж, то ли время примиряет, то ли архивная работа... А можно сказать, что история, ее превращение из истории недавнего прошлого, современной истории в настоящую, к персонажам которой мы может сохранять свои симпатии и антипатии, но в которой нет уже политического деления на «наших» и «не наших»…
