Тамара Ляленкова: В сегодняшней передаче мы вовсе не собираемся делить современную литература на мужскую и женскую, как это обычно делают в крупных книжных магазинах с изданиями, скажем так, имеющими массовый спрос. Но и делать вид, что современные прозаики, среди которых по-прежнему большинство мужчин, никак не отражают происходящие в нашей жизни перемены, было бы глупо. Потому как очень любопытно на литературном примере посмотреть то, что в суматошной действительности в чистом виде выявить трудно, - истинный интерес к женщине, качество этого интереса и сочиненный мужчинами идеал.
Моя первая собеседница - литературный критик Валерия Пустовая. И я попросила ее рассказать о том, как изменилась роль женщины в произведениях современных писателей-мужчин?
Валерия Пустовая: Наиболее продуктивной формой задействовать и героя и героиню сейчас становится такая форма диалогической повести или диалогического романа. Не то что бы это соперничество, как между героем и героем, а это взаимное познание и взаимное выяснение, в котором оба равны. В этом смысле мне кажется очень интересным опыт Дмитрий Быкова в романе "Эвакуатор". Это роман, построенный не только на диалоге, но и на взаимной борьбе двух сознаний, какое из них победит. К концу романа мы выясняем, что вся созидательная линия романа была построена за счет героя, вся разрушительная и катастрофичная, трагичная сделана именно женщиной, сделана героиней Катькой. Когда герой начинает рассматривать героиню серьезно и вступать с ней в диалог в сюжете, он начинает искать в ней не столько женщину, сколько товарища по странностям. Пожалуй, наверное, довольно развитому и современному мужчине, занятому какими-то своими духовными фишками, очень важно сейчас найти не столько женщину в родовом смысле, сколько именно такую вот подругу по шалостям. И это очень меняет образ самой женщины, она становится более инфантильной. Я вот тут припомнила, что героиня Быкова - и мать и женщина, но, боже мой, как она себя ведет! Играющее, инфантильное, дорвавшееся до мечты создание, которое отдается процессу построения воображаемого мира очень охотно.
А вот герои Дмитрия Новикова, они как раз ищут стихийную женственность, очень родовую, очень мистическую. Она совершенно неразумна, она слита с каким-то порывом мира, со стихией, это какой-то плеск волн или рыбины, что-то очень-очень натуральное и живущее совершенно каким-то своим ритмом, который мужчина от века старался уловить и старался через него приблизиться к мировой тайне, к тайне, которую мозгами не взять, зубилом не взять и молотком, и никакими орудиями, и погоней за мамонтом, а только вот женщина сидит и хранит в себе этот вселенский органический ритм. И вот Дмитрий Новиков очень удачно улавливает этот ритм в женщине. Например, рассказ "Куйпога" о том, как героиня возвращает современному, немножко хорьковатому мужчине, задавленному вещественно-экономической гонкой, пульсацией городского искусственного ритма, она возвращает ему настоящее дыхание мира в конце.
По поводу преодоления родового образа женщины, я вот вспомнила "Ташкентский роман" Сухбата Афлатуни, и тоже там, в общем-то, не от лица женщины ведется повествование, не будем лукавить, но женщина там поставлена в центр, что, в общем-то, именно она изучается и именно она излучает все повествование. Сюжет этого романа, на поверхности который, таков, что героиня остается, очень молодая, очень юная узбекская девушка остается одна с ребенком и свекровью, муж ее не то что бы бросил, но без записки, без "зрасьте-прощай" ушел тоже на поиски себя в какую-то экспедицию. Вначале она предстает как совершенно незрелая узбекская традиционная девочка, оставленная в традиционной женской дурацкой, трагической ситуации. И на протяжении повествования автор предлагает ей на выбор ряд мужчин, я их насчитала четверо. Дело не в том, кто стал ее избранником, а дело в том, что по ходу романа героиня так созревает, что видно, что она смогла осуществить выбор. Что вот когда она была маленькая, какой-то мешок родовых ожиданий: я созрела, я вышла замуж, я родила, куда-то делся муж, но я вот здесь сижу, в мешке родовых ожиданий, и никак себя не веду, ничего не выбираю. Я не строю свою судьбу, потому что я никто, я просто плывучая энергия женственности, которая родила и как-то так себя осуществляет традиционно в мире. И это тоже оптимистический роман, наверное, о том, как автор начинает видеть в женщине личность и как в героине пробуждается личность.
Собственно, понятно, откуда берется Быков с его героинями, которые все сплошь личности. То есть Быков никогда не игнорирует человека в своей героине. Его герои - видно, что они встречаются не из-за какой-то похоти и вожделения и даже не из-за какой-то мистической половой стихии, а они встречаются именно как люди. Потому что им так тоскливо, так одиноко друг без друга. Герою в этом мире совершенно не прожить, никто его не сможет понять, кроме этой его половинки, которую он должен обязательно обрести, для того чтобы кто-то его наконец понял, и он перестал быть брошенным в этом мире.
И последнее мне было бы интересно сказать - это Захар Прилепин, тоже такой удивительный феномен. Я давно наблюдаю за героями Прилепина, и они все, в общем, довольно похожи. Это мужчина, который очень хочет быть традиционным мужчиной. А между тем, поскольку Прилепин - это такое, мне кажется, эволюционирующее существо от традиции к новому какому-то движению, то в герое его не хватает мужской энергии, так вот чистой, грубой мужской энергии. Его герой не может не задумываться о том, а что он делает и что будет потом. Он не может не чувствовать, он какой-то очень хрупкий и ранимый человек, который, на самом деле, гораздо ближе женщине, чем мужчине. И из-за этого происходит такая вещь, что героини Прилепина, достаточно равноправно действующие наравне с героем, они уж слишком нарочито женственны. То есть чтобы вот этот вот мужской герой, не традиционный, но желающий быть настоящим мужчиной, получил себе вот эту настоящую слабую женщину, она должна быть уж слишком слаба. Она должна быть не то что нерациональна, как традиционная женщина, а она должна быть просто глупа. Но вот сама эта эволюция героя от мужчины к человеку, она очень интересна. И может быть, со временем эволюционирует и женская героиня Прилепина, может быть, она тоже станет чуть-чуть более голосовой и чуть-чуть более решительной.
Тамара Ляленкова: В отличие от перечисленных Валерией Пустовой авторов, мой следующий собеседник - писатель Петр Алешковский - свой интерес к женщине ничем не прикрывал. Он написал роман «Рыба», где главный герой - героиня, медсестра Вера, и повествование ведется от ее лица. Риск для писателя немалый, но и расчет верный: из современных и не очень современных писателей о таком никто и не помышлял. Женщину как главное действующее лицо можно найти разве что в классике.
У микрофона - писатель Петр Алешковский.
Петр Алешковский: Дело в том, что если мы говорим об искусстве, это, вообще, сфера, которая наиболее свободна от неких комплексов. Вместе с тем это территория комплексов, потому что любое искусство есть вторая реальность, есть отстраненное пространство.
Тамара Ляленкова: Все-таки требуется некий жизненный опыт и такое чувствование. Вы взялись писать от лица женщины...
Петр Алешковский: Женщина-рассказчик родилась очень просто, не натужно, потому что героиня была понятна, была понятна метафора, чувственность и отсутствие чувственности, фригидность, сексуальность. Самое сложное, так долго все это рождалось ровно потому, что я все время думал, как уйти от мужского "Я". И надо сказать, что сам процесс работы доводил меня просто до полного кайфа, до экстаза, если хотите, потому что это было здорово, это было интересно. Задача моя была не критиковать, а попытаться залезть в некую физиологию, психологию. И если сегодня женщина благодарна, то, в общем, я понимаю, что, вероятно, у нас не так много вообще прозы, которая смотрела бы на женщину пристально.
Заметьте, книга построена так, что героиня испытывает разные любви. У нее есть любовь-страсть, первая любовь к взрослому мужчине, любовь к мужчине-отцу...
Тамара Ляленкова: В которой она наиболее и счастлива.
Петр Алешковский: Конечно, потому что этого ей недостает, у нее нет отца.
Тамара Ляленкова: Есть в романе линия, связанная с подчинением женщины через физическую ее слабость.
Петр Алешковский: Да, конечно. Заложено изначально звериное, физическое преобладание мужчины над женщиной.
Тамара Ляленкова: Попадая в область женского, в том числе и психического, и физического, надо это не то что понимать, а ощущать.
Петр Алешковский: Это сказки, что мужчина не может понять женщину, не может понять женскую физиологию, не может понять женскую психологию. Просто надо очень стараться понимать ее. Другое дело, что терпеть это всегда очень сложно. Но думать об этом, мне кажется, нужно.
Тамара Ляленкова: И, тем более, форма выбрана очень интимная, это форма практически дневника. Оступиться достаточно легко...
Петр Алешковский: Я вам скажу, от чего я убегал. Например, когда героиня переживает в первой части, она присела на корточки и пописала. Моя знакомая прочитала и сказала: "Слушай, ну, я же девочка, я просто пописала, убери "присела на корточки"". И с этим бороться было тяжело, потому что сидит во мне мужик, куда же деваться. И приходилось это дело полоть по многу раз. Правда, очень непросто и, еще раз повторяю, очень интересно, очень весело переодеваться.
Тамара Ляленкова: Мне кажется, что это в большей степени открытие для мужчин.
Петр Алешковский: Для мужчин?
Тамара Ляленкова: Я имею в виду именно тот мужской мир, который там есть.
Петр Алешковский: Ни один критик об этом не написал. Наверное, решили, что это женский роман.
Тамара Ляленкова: Однако вы один из немногих, кто посмел говорить о том, что бывает с мужчинами в сексуальном отношении, вы показали то, как это бывает реально. То есть, в принципе, на это тоже, наверное, требовалось некоторое мужское мужество.
Петр Алешковский: Я говорю о том, что мне кажется важным. И наркотики там неслучайно замешаны, потому что это проблема свободы и несвободы. Часто я слышу, что первая часть написана замечательно, вторая хуже, третья совсем плохо. Третья часть - это как раз мужская часть. Внимательно прочтения не произошло. Геннадий, например, воспринят только очень тонкими женщинами, которые говорят: "Так есть на самом деле". А мне говорят: "Он не прописан, он скот и не мужчина". Он кажется ей героем, потому что любому человеку свойственно влюбляться, а любовь зла. И она его тянет, как очень часто тянут женщины мужчин. Герой-фотограф, который не может получить сексуальное удовлетворение от Веры, тоже не сволочь и не свинья, и поэтому она его прощает. Она очень умная женщина и очень свободная душевно. Поэтому она просто понимает, что у них просто, что называется, не сложилось в постели. Но, вероятно, мужчина не имеет право так писать...
Тамара Ляленкова: Вот удивительно, женщинам прощается, когда они пишут за мужчин, и, в общем, это как-то в порядке вещей, и никто это особо и не оспаривает.
Петр Алешковский: Потому что женщина рождена из мужского ребра, это факт, и ничего с этим не поделаешь.
Тамара Ляленкова: Это было объяснение писателя Петра Алешковского, которому удалось сотворить женщину - героиню романа «Рыба». Что касается общих тенденций, то критик Валерия Пустовая считает, что в современной мужской прозе женщина стала равноправным партнером героя, самостоятельной личностью, тогда как мужчина утратил некоторые маскулинные черты, эволюционировав в человека.
