В Петербурге в Эрмитажном театре прошел организованный народным артистом России композитором Сергеем Слонимским концерт-дискуссия «Культура и эпоха — Ренессанс или апокалипсис?»
Эрмитажный театр как будто создан для осуществления дерзкого замысла Сергея Слонимского, пожелавшего соединить, вообще-то говоря, не слишком соединимые вещи — классическую музыку, принадлежащую к горнему миру и рассуждения, пусть и достаточно известных, но все-таки бренных людей о судьбах культуры. Круглые ряды кресел уходят вверх крутым амфитеатром, на дне его — площадка, которую удобно использовать для выступлений из зала, и еще несколько рядов смотрят прямо на сцену. Скажу сразу — консилиума не получилось.
Может быть, потому, что мощный темперамент Сергея Слонимского сразу же задал тезу и антитезу. Да, все вроде бы против нас — с экранов телевизоров льются помои, людям навязывают чудовищную попсу — но вот же, есть чудесные дети из музыкальных школ, которые замечательно играют на рояле, на флейте, на арфе. Просто они скромны, их не хотят замечать.
Настя Соколова, ученица 11-й музыкальной школы, исполнила пьесу Сергея Слонимского «Колокола», а среди выступавших на дискуссионной площадке был соредактор журнала «Звезда» Яков Гордин, который вспомнил, что когда-то он написал либретто к двум операм Слонимского и связал с этим саму идею дискуссии: «И в той, и в другой опере — и в "Марии Стюарт", и в "Иване Грозном" — ведутся очень интенсивные дискуссии. Скажем, в "Марии Стюарт" дискутируют две королевы — Елизавета Английская и Мария Шотландская, которая в результате дискуссии лишилась головы. Вообще этот мотив дискуссии очень характерен для Сергея Михайловича, но, с другой стороны, наш с ним опыт свидетельствует о том, что это не всегда безопасное занятие. Можно, скажем, такую самодискуссию устроить: полезна апокалипсическая ситуация для культуры или не полезна? Вот ведь с декабря 34-го года по март 53-го года времена были достаточно апокалиптические, а между тем творили великие композиторы, и был такой мощный музыкальный ренессанс. Но можно и поспорить с этим».
В антракте я спросила у самого Сергея Слонимского, что же все-таки он имел в виду, устраивая свой концерт-дискуссию? «Меня волнует то, что такая адская пропаганда идет халтуры и антикультуры, и меня заботит то, что огромное количество даровитейших молодых людей, детей находятся в загоне, потому что у их родителей нет денег. Вот почему я затеял не только сегодня эту дискуссию, но об этом три мои книги — "Свободный диссонанс", "Элегии, бурлески, дифирамбы" и "Мысль о композиторском ремесле"», — гвоорит Сергей Слонимский.
Высокая цена
А потом вышел кинорежиссер Александр Сокуров и сказал, что дело вовсе не в искусстве, что Россия вообще всегда платила за искусство такую высокую цену, какую платить нельзя, и что главное в том, с какой легкостью наше общество отдает на заклание миллионы жертв. Так получилось, что для меня эта дискуссия продолжилась в редакции журнала «Звезда», где соредактор журнала Андрей Арьев рассказал о том, что и сегодня, после того, как волна интереса к недавней истории схлынула, журнал продолжает методично, из номера в номер публиковать материалы по истории России: «Если говорить о ренессансе и апокалипсисе, то можно сказать, что в журнале "Звезд" такой ренессанс апокалипсиса, потому что одно из центральных произведений, напечатанных нами в этом году, это главы из книги Виталия Шенталинского "Преступление без наказания". Действительно, можно говорить о каком-то ренессансе расследования того, что произошло в XX веке. Виталий Шенталинский — председатель Комиссии по реабилитации писателей, репрессированных в XX веке, и он написал несколько отдельных глав. Начал с главы о Леониде Канегиссере, это известный поэт Серебряного века, во всяком случае, все известные представители Серебряного века с ним были знакомы. И вот этот молоденький 22-летний поэт в 1918 году лично, никем не побуждаемый, убил председателя петроградской ЧК Урицкого. А закончил он эту публикацию замечательным, очень интересным очерком под названием "Статир". Статир — древняя монета, она даже в Новом Завете упоминается. История, которую рассказал Шенталинский, просто поразительна. Оказывается, в конце XVII века в Орле-городке, на Каме, где собирал свое войско Ермак, объявился в одной из церквей священник. Его пригрел Строганов, один из богатейших людей. И вот служил себе и служил священник, а заодно писал проповеди, moralites. Этот огромный труд сохранился, но никому не было известно, что это за человек, потому что он куда-то исчез. Так вот историк церкви Алексеев докопался, кто он был такой — бывший атаман Степана Разина, участвовавший вместе со Степаном Разиным в восстаниях. Ему нужно было высокое покровительство, и он этого добился. Но, видимо, в конце концов, был разоблачен, потому что конец его тоже в тумане. У него осталась огромная рукопись XVII века. Алексеев практически подготовил ее к печати, когда был, конечно, арестован в 1937-м году. Вышел он только в 1956-м году, и через двадцать лет довел работу до конца, но до сих пор рукопись священника так и не опубликована».
Рассказ Арьева был для меня прямым продолжением слов Слонимского, Гордина и Сокурова, прозвучавших накануне, а также стихов Александра Кушнера, которые он прочел там же, в Эрмитажном театре. Вернее, в моем сознании именно стихи Кушнера, вопреки хронологии, поставили во всем этом некую, относительную, конечно, точку.
Музыканта рука жестковата,
Я в антракте ее пожимал,
Мы как будто на сестрах женаты,
Он прекрасно меня понимал.
Не бесчинствуйте, Музы, не плачьте,
Много мужества надо и сил,
И себя я привязывал к мачте,
И писал, и с ума не сходил.
