Елена Фанайлова: Свобода в клубе «ArteFAQ». Мы будем говорить сегодня о детской литературе, о детской литературе нон-фикшн, потому что ярмарка интеллектуальной литературы, которая проходила в Москве, она посвящалась теме детства и детской интеллектуальной литературе. И вообще, мне кажется, в этом скрыто некое противоречие, потому что довольно трудно себе представить литературу нон-фикшн для детей, однако она существует. И мы сегодня будем говорить с людьми, которые работают в детской литературе. Это приехавший к нам из Норвегии Стиан Холе, он автор книжки-картинки «Лето Германа», которая теперь уже, в общем, очень известная книга; его переводчик Ольга Дробот; Томас Эспедаль, автор книги «Путешествие», он, в общем, скорее писатель-путешественник, он не детский писатель, но человек, у которого, я думаю, в душе немало детского сохранилось; у нас за столом Канни Мёллер, шведский автор, втор книги фикшн, то есть не книги-назидания, а книги «Поздравляю, желаю счастья!»; главный редактор издательства «Самокат» Ирина Балахонова; французский писатель Жан-Клод Мурлева и Анастасия Гостева, писатель, автор книги «Большой взрыв и черепахи» в проекте издательства «Эксмо» «Другой, другие, о других». Насколько я понимаю, это далеко не развлекательный проект, а проект скорее… даже не знаю, как это назвать…
Анастасия Гостева: Это проект толерантности, посвященный толерантности и попытка об этих идеях рассказать детям.
Елена Фанайлова: Спасибо, Настя, за это уточнение. И Александра Поливанова переводит нам со шведского, она работает в отделе культуры в посольстве Швеции в Москве.
Вы знаете, друзья, я хотела бы, чтобы вы для начала рассказали о себе немножко, почему вы стали писать? И почему вы стали писать именно такие книги, авторами которых вы теперь являетесь?
Стиан Холе (переводит Ольга Дробот): Я не знаю, насколько меня можно называть детским писателем. На сегодняшний день я являюсь автором двух книг-картинок и работаю над третьей. Моя книжка-картинка номер 2, которая называется «Лето Гармана», вышла сегодня на русском, и я очень рад, что имею возможность участвовать в этой дискуссии.
Томас Эспедаль (переводит Ольга Дробот): Меня зовут Томас Эспедаль, я автор десяти книг, из них пять можно было бы не писать, но пятью я вполне доволен. Я не писал ничего для детей, кроме коротких указаний, например. «иди спать», «хорошо обращайся с папой» и все другое в том же духе.
Канни Меллер (переводит Александра Поливанова): Я начала писать, потому что мне с самого моего детства казалось, что это такой замечательный способ существования и самовыражения, мне кажется, это просто отдельная дверь в какой-то другой мир. И когда я выросла, я действительно начала писать после того, как перестала заниматься театром. До этого я работала в театре. Я написала порядка 20 книг, это в основном романы для подростков. И вот одна из них – «Поздравляю, желаю счастья!» – вышла только что на русском, чему я очень рада.
Анастасия Гостева: Я по образованию физик, деньги я зарабатываю журналистикой, поэтому в кругу писателей я себя обычно чувствую самозванкой. Как-то так получилось, что я написала четыре книги, две из которых детские. И одна из них никогда бы не была написана, если бы я не была физиком по образованию.
Елена Фанайлова: Вы имеете в виду «Большой взрыв и черепах»?
Анастасия Гостева: Да.
Елена Фанайлова: Я вот о чем хотела бы поговорить. Как разрешить это противоречие – детская литература и литература интеллектуальная? Возможна ли какая-то серьезная литература для детей? Или можно еще вот как поставить вопрос: как обстоят у вас в странах, в России, в Скандинавии, как обстоят дела в североевропейских странах с детской литературой, с подростковой литературой, которая не является сказкой, которая не является развлечением, как эта литература вообще выглядит?
Стиан Холе (переводит Ольга Дробот): Я выступаю здесь в качестве автора книжек-картинок и должен сказать, что этот жанр в Скандинавии, особенно в Норвегии, очень развит. И рад сказать, что у нас таких книжек огромное множество, и в большой степени все, что касается необычной литературы для детей в том, что касается формы, что касается содержания, вообще, что как-то нарушает все нормы и границы, во многом теперь осуществляется через книжку-картинку в Норвегии.
Томас Эспедаль (переводит Ольга Дробот): Я бы сказал иначе, что в Скандинавии существует давняя традиция – писать для детей книги, которые, в общем, являются очень серьезными. Я бы назвал и Астрид Линдгрен, и Турбьерн Эгнер, и некоторых других писателей, отношение которых к детям, к тому, что они пишут для детей, очень серьезное. Я бы назвал это серьезной литературой.
Канни Меллер (переводит Александра Поливанова): Я должна сказать, что когда я встречаю молодых, начинающих писателей на разных курсах литературных школ творческого письма, то я замечаю, что чем моложе человек, тем больше ему хочется писать о каких-то сложных, трудных проблемах, о таких как смерть, любовь, конфликты вокруг любви, конфликты вокруг человеческих отношений. Тогда как у взрослых людей очень мало дискуссий о каких-то таких этих самых серьезных проблемах. Я просто заметила, что серьезные взрослые люди очень много говорят о благосостоянии, о каких-то материальных вопросах. Я со своими друзьями гораздо больше обсуждаю материальные какие-то проблемы, вопросы, чем какие-то духовные, экзистенциальные проблемы.
Елена Фанайлова: Ну, так все-таки детская литература в Швеции, может быть, Канни Меллер расскажет, как она сама в своем творчестве эту проблему преодолевает? Как она выглядит?
Канни Меллер (переводит Александра Поливанова): Мы пишем, мы стараемся писать об этих самых главных вещах: о смысле жизни, о том, как найти самого себя, о своем собственном «Я», о каких-то отношениях с жизнью, отношениях в жизни между людьми. Это те самые вопросы, которые подростки, молодые люди задают взрослым, пытаются получить ответ на них у взрослых. И вот как раз сегодня я рассказывала о том, что в моей книжке есть такой эпизод, когда 15-летняя девочка-подросток говорит своему папе, когда папа ее спрашивает, занимается ли она сексом со своим бой-френдом: «Да, тебя, конечно, больше всего волнует, пользуемся ли мы презервативом. Да, мы пользуемся. Но ты не спрашиваешь, любим ли мы друг друга, настоящая ли у нас любовь». И вот это, мне кажется, очень важный вопрос, что нет диалога между родителями и детьми, что взрослые и дети говорят о разных вещах.
Ольга Дробот: Мне кажется, когда читаешь постоянно какие-то такие, скажем, норвежские или шведские детские книги, то одно качество все-таки поражает: эти книги, как правило, написаны с большим доверием к детям. Вот человек пишущий доверяет. Он понимает, что ребенок, в общем, в состоянии охватить рассудком и сердцем самые сложные проблемы, и он не боится писать ни о смерти, ни об измене, ни о расставании, надеясь на то, что каким-то образом ребенок это поймет. И это, мне кажется, как-то очень отличает скандинавские книги от многих других.
Елена Фанайлова: А давайте мы теперь Настю Гостеву послушаем, как у нас. Настасья, я подозреваю, что нам с вами предстоит постараться здесь, по крайней мере, описать, как выглядит русская детская литература в этом смысле. Потому что мне-то кажется, что чрезвычайно мало книг… вообще проекта, подобного вашему, я просто не знаю в издательском мире. Я вот сожалею, что опаздывает или не дошла до нас Ира Балахонова, главный редактор издательства «Самокат», которая, в общем, пытается заниматься подобного рода вещами, по крайней мере, переводить. Они издали прекрасную книгу для подростков о Рауле Валенберге, то есть пытаются ставить перед подростками, взрослыми детьми такие серьезные вопросы. Что, Настя, думаете об этом?
Анастасия Гостева: Я скажу несколько слов о проекте. Это проект, который Людмила Улицкая предложила изначально Институту толерантности, и, собственно, в проекте, кроме издательства «Эксмо», участвуют еще Институт толерантности и Библиотека иностранной литературы имени Рудомино. Идея этого проекта заключалась в том, что мы все крайне невежественны в сфере того, что называется культурной антропологией. Мир очень сильно изменился, и мы к этому абсолютно не готовы. Наши дети учатся в школах, где очень много приезжих, мы на улицах постоянно сталкиваемся с таджикскими дворникам или азербайджанскими продавцами, мы ездим по миру. И вдруг оказалось, что невежество родителей, которое приводит к ксенофобии, к насилию, оно очень сильно затрагивает и детей. И идея была в том, чтобы написать серию книг с общими героями по самым главным, ключевым темам: происхождение мира, дом, одежда, обычаи, связанные с едой, рождение и смерть, агрессия, преступление и наказание… Показать, что мы живем в мире, который очень разный, мы совсем не имеем права претендовать на знание некой абсолютной истины, ее в современном мире больше нет. Но есть какие-то ценности, о которых тоже нужно говорить. И на сегодняшний день вышло 4 книги в этом проекте, сейчас готовятся еще 4. И вот, кстати, самое интересное, Ольга заговорила о табу и о доверии к детям, по результатам года продаж первых четырех книг удивительная была реакция. Скажем, в книге, посвященной семье, есть откровенный разговор о гомосексуальных браках, об инцесте, у огромного количества взрослых было огромное количество негативной реакции именно на эту книгу: «Какое вы имеете право развращать детей!» Когда Людмила Улицкая, авторы книги, авторы проекта говорили: «Лучше они прочтут об этом в книге вместе с родителями, чем услышат в подъезде», - это не встречает понимания, наоборот, это вызывает раздражение. И мы как раз столкнулись с тем, что попытка говорить с детьми откровенно, искренне, возможно, вместе со взрослыми о каких-то темах у взрослых вызывает раздражение.
Елена Фанайлова: Я бы, может быть, хотела обратиться к нашим скандинавским коллегам с вопросом, были ли в их странах такого рода проблемы, когда детская литература вдруг начинала говорить о слишком серьезных взрослых вещах?
Канни Меллер (переводит Александра Поливанова): Да, на самом деле, это очень интересный вопрос, и в Швеции эти вопросы существуют, они все время поднимаются. И недавно, после большой прошедшей Гетеборгской выставки был один литературовед, который написал: «Какое счастье, что жизнь наших подростков выглядит не так, как она выглядит в современных шведских подростковых книжках. И это действительно есть какой-то такой стереотип, что когда писатели пишут книги для взрослых, то нам очень важно глубокое, серьезное, хорошее описание человека, особенностей каждого взрослого индивидуума, тогда как есть такое представление, что когда мы пишем о подростках, то надо писать не об индивидуальности каждого отдельного подростка, а лучше выбрать какого-то такого среднего тинэйджера и писать о каком-то таком безликом анонимном, цельном персонаже. А мне самое кажется, что всегда должен быть какой-то свет, какая-то надежда при самом мрачном, депрессивном сюжете.
Стиан Холе (переводит Ольга Дробот): Я хотел бы рассказать о своих коллегах, о писательнице Бру Далла(?), которая работает обычно вместе со своим мужем Свеном Михельсом (?), они авторы очень серьезных книжек-картинок. В частности, дебаты серьезные вызвала книга, которая называлась «Злой человек». Это книга на такую тему, о которой, в общем-то, и во взрослой литературе говорить не принято, про мужчину, который бьет свою жену, избивает ребенка, и как вот ребенок на это реагирует. Авторы, когда работали над этим проектом, они обращались за помощью к профессиональным психологам, людям, которые работают с этой проблемой, и мне кажется, что на сегодняшний день не было бы никакой другой возможности ввести эту тему в детскую литературу, кроме как в книжке-картинке. И они сделали это очень бережным, очень осторожным образом, и мне кажется, что это очень большая помощь детям, это же так случается.
Елена Фанайлова: А Томас Эспедаль не хотел бы выступить на эту тему? Трудные темы в детской литературе – насколько они возможны, насколько они вызывают сопротивление общества?
Томас Эспедаль (переводит Ольга Дробот): Во времена моего детства не так много книжек вообще писалось специально с расчетом на детей, поэтому им приходилось читать норвежские сказки. И они читали Ганса Христиана Андерсена, ну, и потом плавно переходили к Шекспиру. И, таким образом, ребенок скачком переходил от чтения сказок прямо к чтению Шекспира, и в основе этого лежало то, что, например, мои родители считали чтение важным делом для ребенка, в чем я, в сущности, не очень уверен. Я отец 16-летней девочки, и иногда я застаю ее в туалете за чтением книг, и я обычно говорю: «Знаешь, дорогая, гораздо важнее здоровые глаза, чем такая привычка к чтению». Ну, может быть, это тоже важная вещь.
Елена Фанайлова: К нам присоединилась Ирина Балахонова, главный редактор издательства «Самокат». Ира, представьте, пожалуйста, вашего гостя.
Ирина Балахонова: Шла сюда с человеком, которого сегодня очень ждали и очень рады видеть. Это французский писатель Жан-Клод Мурлева, и как раз сегодня мы представляли на нон-фикшн второй его роман, переведенный на русский язык, этот роман называется «Зимняя битва». Этот роман и Жан-Клод, и мы с трудом как-то можем идентифицировать в смысле жанра, но этот роман имеет в основе своей вымышленную историю о четырех подростках, которые остаются без родителей в такое сложное время в какой-то вымышленной стране, где правит диктатура. И подростки оказываются вовлеченными и даже становятся такими, скажем, зачинателями борьбы людей страны, в которой они живут, против этой диктатуры. Потому что вдруг они случайно узнают, что он не просто подростки, живущие в детских домах, а что они дети просто вырезанного поколения культурных людей, интеллектуалов, вырезанного этим режимом, который сейчас находится у власти. Они волею случая становятся во главе этого движения, и начинается битва культуры и памяти за свободу, против варварства и диктатуры.
Елена Фанайлова: И я хочу спросить у Жан-Клода, он случайно не знает великое произведение советских фантастов братьев Стругацких под названием «Гадкие лебеди»? Потому что содержание его книги очень напоминает мне этот роман, написанный в конце 60-х годов, по которому совсем недавно было поставлено кино.
Ирина Балахонова: Не знает.
Елена Фанайлова: Видимо, это такой вечный сюжет. Видимо, эта история для культуры XX и теперь XXI века является почти архетипической, я бы сказала. И я бы хотела вернуться к нашему разговору и спросить у Жана-Клода Мурлева, бывает ли сопротивление общества против того, что, например, его книга поднимает настолько серьезные темы? До вашего прихода Настя Гостева рассказала о том, что, например, русская книга проекта «Другой, другие, о других», книга о семье, где упоминалось о гомосексуальных браках и об инцесте, вызвала ужасное сопротивление очень многих взрослых, они не хотели, чтобы об этом говорилось вообще. Сначала Стиану Холе слово предоставим.
Стиан Холе (переводит Ольга Дробот): Мне кажется, что очень важная особенность детских книг, которую надо всячески поддерживать и развивать, состоит, во-первых, в том, что они учат детей работать со своими чувствами, справляться с ними, развивать их как-то. И такие трудные темы развивают в детях эмпатию, то есть способность к сопереживанию.
Жан-Клод Мурлева (переводит Ирина Балахонова): Сейчас во Франции спрос на комедию очень высок. И когда я прихожу к своему издателю и говорю, что «я, наверное, сейчас вам что-нибудь весело напишу или уже написал и отдам», он поднимает руки к небу и вскрикивает: «Ура! Ура!», и понятно, что он счастлив. Но одновременно во Франции существует общественный запрос, общественная потребность в сложных книгах, в том числе книгах для детей. Потому что я как писатель существуют из двух половин, одна из них веселая, другая грустная, может быть, даже жесткая, серьезная, и я думаю, что читатель тоже состоит из вот этих вот двух частей. В последнее время ко мне обращались с вопросами некоторые родители, говоря о том, сколько можно, зачем столько говорить с детьми на очень тяжелые темы, на такие темы, как насилие или даже инцест, почему нельзя, чтобы все было весело, легко и прелестно. На что я им вполне сознательно отвечаю, что на самом деле совершенно не важно, весело ты пишешь или невесело. Веселый роман может быть плохим, веселая книга может быть плохой, и грустная книга может быть хорошей. Вопрос в том, что она делает с человеком, делает ли она его лучше, а не то, каким тоном она написана. Если книга делает человека лучше, если она помогает ему подняться над собой, вырасти, значит, это хорошая и нужная книга.
Елена Фанайлова: Я думаю, что, конечно, литература обязана быть хорошей, и тот случай, о котором говорил Томас Эспедаль, о том, как дети переходят от чтения сказок к чтению Шекспира, мне кажется, это вполне иллюстрирует. Потому что Шекспир не самый добрый автор, Шекспир, в общем, автор довольно жестокий и тяжелый. Конечно, неизвестно, кто из наших современников мог бы претендовать на статус Шекспира в будущем, но писать как можно лучше, мне кажется, всеобщая задача литераторов во всех странах. Я бы хотела спросить у всех присутствующих: удается ли вам сохранять в своей душе ребенка? И какое соотношение между взрослым и детским в душе писателя существует?
Анастасия Гостева: Нам же сказано: «Будьте как дети». Мне кажется, это самое главное. В принципе, я думаю, что, как правильно заметила Канни, как раз в 12, 16, 18 лет гораздо больше думаешь о каких-то трагических моментах жизни, потому что очень мучительно пытаешься найти какую-то свою идентификацию, выстроить свои взаимоотношения с миром, понять, кто ты. И я думаю, что сейчас как раз я гораздо больший ребенок, чем я была в 16 лет.
Елена Фанайлова: То есть более беззаботное существо, более радостное?
Анастасия Гостева: Ну, гораздо больше есть непосредственного восприятия мира, такого прямого, не через призму каких-то мучительных размышлений, таких привнесенных родителями, культурой, попытками понять, кто ты, а именно восприятие реальности непосредственно.
Стиан Холе (переводит Ольга Дробот): Я работаю в жанре книжки-картинки, что предполагает довольно игривое отношение к жизни. Потому что, когда вы делаете такую книжку, вы, в общем, играете, конечно. И я стараюсь, когда работаю, сохранять ту концентрацию, ту серьезность, с которой дети играют. Мне кажется, это очень важно – писать с той же серьезностью, с которой дети играют.
Томас Эспедаль (переводит Ольга Дробот): Когда я был маленьким, когда я был мальчиком Томасом, я очень любил прятаться. И мне кажется, что в основе вообще писания лежит желание спрятаться. Я думаю, это такая форма эскапизма, когда человек пишет. Сначала надо спрятаться от мамы, потом от бабушки, а папы уже давно нет и в помине…
Елена Фанайлова: А от реальности, вообще от реальности нужно спрятаться теперь?
Томас Эспедаль (переводит Ольга Дробот): Ну, я не знаю, насколько это бегство от реальности, потому что трудно сказать, что такое реальность. Например, когда вы читаете Марселя Пруста «В поисках потерянного времени, то на это у вас уходит самое малое – 2 года. И конечно, постепенно литература начинает смешиваться с вашими фантазиями, и все это, конечно, способ ухода от действительности.
Елена Фанайлова: А книга о путешествиях, путешествия – что это такое, какой это вид реальности? И реальность ли это вообще? Сложный вопрос…
Томас Эспедаль (переводит Ольга Дробот): Путешествия бывают двух типов. Вы можете просто путешествовать, физически перемещаясь в пространстве. Вы можете путешествовать, сидя за своим рабочим столом. Например, Иммануил Кант никогда не покинул Кенигсберга, но при этом он путешествовал по всему миру, включая Россию. И я, как писатель, который пишет такие книги о путешествиях, некоторым образом являюсь путешественником в обоих смыслах этого слова, то есть я путешествую и физически, и своими мечтами и фантазиями.
Елена Фанайлова: Спасибо Томасу. Надо сказать, что я очень его понимаю и очень поддерживаю, потому что в детстве я страшно любила прятаться, я считаю письмо родом эскапизма, и когда я стала взрослой, я очень полюбила путешествия. Ирина, давайте спросим у Жан-Клода Мурлева о соотношении взрослого и ребенка в его душе, и как это в книгах выражается?
Жан-Клод Мурлева (переводит Ирина Балахонова): Есть такая фраза во французском языке, в которой говорится: «От детства своего не излечишься никогда». Это не значит, что детство – это болезнь, но детство неискоренимо в человеке, оно в нем остается навсегда. И Жан-Клод говорит, что ребенок в нем постоянно присутствует, и это выражается в таких очень серьезных вещах в жизни, как страхи, и прежде всего страх быть покинутым или, например, страх не стать большим, который был раньше и теперь, может быть, выражается в другой форме. Когда я был ребенком, я мечтал о том времени, когда я стану большим, когда я вырасту. И теперь, когда я вырос, о чем мне остается мечтать? Я же не могу мечтать о том, когда я постарею или умру. И я все время вспоминаю этого ребенка, которым я был. И вот эта постоянная циркуляция, возвращение, такое хождение этой энергии, этих мыслей между мною взрослым и мною ребенком бесконечно продолжается в моей жизни и будет всегда, наверное, теперь. И даже в одном из своих романов я этот диалог между ребенком, который я был, и взрослым, который я есть, написал.
Елена Фанайлова: И я бы теперь хотела спросить у Канни Меллер, насколько та девочка-подросток, которой она была, является автором ее книг, в том числе и не самых, как бы это лучше сказать, удобных для консервативного мнения? Я имею в виду ее героиню, которая попадает в разные очень неприятные ситуации, если я правильно понимаю содержание.
Канни Меллер (переводит Александра Поливанова): Мне кажется, что какие-то ключевые ситуации, которые мы переживаем в детстве или в юности, поскольку мы их переживаем впервые, они как бы оказываются такие ключевыми, узловыми на всю нашу оставшуюся жизнь, и вокруг них как бы вертится и строится вся наша жизнь, все наше повествование. А что касается самого письма, как мне кажется, это такое вот вечное путешествие и поиск. И оно может принимать разные формы в зависимости от того, какая форма больше подходит к тому или иному повествованию, о котором мы пишем, но это все равно вокруг все тех же путешествий, вокруг тех же ключевых ситуаций. И я все время возвращаюсь к тем самым эпизодам, которые со мной случились когда-то, которые случилось со мной первый раз, когда мне было, например, 10 лет или сколько-то. Например, это потрясающее ощущение от того, что я пишу, не отдавая себе отчета в том, что я пишу, как бы я не замечаю, что я пишу. И несколько раз бывало, что я, допустим, сижу в школе – и вдруг я куда-то спускаюсь, в какие-то совершенно невероятные поиски в погоне за кем-то, и – потом я снова оказываюсь в школе, за той же самой партой. И вот это получается та самая дверь, о которой я говорила в начале, дверь в какую-то другую совсем реальность. И в этом нет никакой данности. И мне кажется, что я как бы, хотя я много занимаюсь психологическим реализмом в своем творчестве, тем не менее, сейчас я думаю написать о каком-то существе, которое живет как-то совсем в тени и вдруг собирается исследовать свои возможности полететь. И при этом я хочу, чтобы это существо червячком оказалось. И, кстати, может быть, это будет книжка-картинка.
Елена Фанайлова: Вы знаете, друзья, я вам хочу в последней части нашей программы предложить такую игру. Я хочу, чтобы каждый из вас рассказал о своей любимой детской книжке, о той книжке, которая на него повлияла и которая является каким-то таким образцом, архетипом что ли детской литературы. Вот такая самая прекрасная детская книга. Для меня такая книжка – это однозначно «Золотой ключик». Мне кажется, что у меня это история про золотой ключик почему-то.
Анастасия Гостева: А у меня – Карлсон (смеется), причем Карлсон – это я.
Елена Фанайлова: А я, конечно, была Буратиной. Я совершенно не Мальвина была, конечно, я себя представляла Буратиной. Кто первый готов рассказывать? Причем это относится, между прочим и к российской стороны, чтобы вы себя не чувствовали не только переводчиками, а я хочу, чтобы вы себя почувствовали детьми немного.
Ольга Дробот: Я могу сказать, что в детстве я обожала книги Льва Давыдычева. Это такой прекрасный детский русский писатель…
Елена Фанайлова: А мы не знаем.
Ольга Дробот: Вот, я вам расскажу, поскольку это довольно частая история. Он писал совершенно прекрасные, на мой взгляд, книжки. Например, он писал про приключения… теперь не помню, второгодника и второклассника, и там действовали страшные персонажи.
Елена Фанайлова: Ивана Семенова?
Ольга Дробот: Да, второгодника и второклассника.
Елена Фанайлова: Так это же чудесная литература, конечно! Только я не помнила автора.
Ольга Дробот: Да, и, например, «Друзья мои, приятели», «Лелишна из третьего подъезда» - это были такие книжки, которые как раз, в общем, попадают в тему нашей сегодняшней дискуссии. Теперь я, наверное, думаю, что меня в них восхищало то, что они были какие-то более серьезные, там какие-то такие непростые были детские судьбы, и при этом это было написано как раз с тем чувством юмора, с которым, в общем, редко пишутся книжки, без всякого хихиканья. Я думаю, что Давыдычев был моим детским фаворитом.
Елена Фанайлова: Спасибо, Оля. Как-то жалко, что мы не успеваем переводить это все…
Стиан Холе (переводит Ольга Дробот): Я очень люблю читать, но так вот, впопыхах, мне трудно вспомнить что-нибудь, кроме двух книг, которые я всегда помню. А именно, «Братья Львиное сердце» Астрид Линдгрен и «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.
Ирина Балахонова: Мне столько этот вопрос задают, про то, какую книжку я больше всего люблю с детства, что я стала, в конце концов, задавать его сама себе. И вспомнила, что книжка, от которой меня просто было невозможно оторвать лет в 6 или в 7, была книжка, которая называлась «Три банана, Или Петр на сказочной планете» Зденека Слабого, по-моему, перевод с чешского. Эта книжка нигде не была переиздана, и для меня… Вот я сейчас понимаю, что после этого я читала миллион каких-то потрясающих книг, которые явно могли повлиять на формирование моего литературного вкуса и прочее-прочее, разные серьезные вещи, на какой-то рост меня как личности. В этой книжке не было ничего про рост личности, и вообще про личность ничего не было, но я поняла такую странную вещь, что в этой книжке впервые появилась идея самоката. Только потом, много лет спустя я поняла, что мальчик, чтобы получить этих несчастные три банана, которые там были краеугольным камнем, без них ничего невозможно было, он должен был выиграть соревнование. И если он ставит на правильный самокат, на красный самокат, самокат выиграет, и потом ему этот самокат дарят, и он только благодаря этому самокату сможет преодолеть все препятствия, которые ему потом встретятся в жизни. И в конце – понять, что, вообще-то, никаких препятствий не было. И вот сейчас я понимаю, насколько это правильная и хорошая книжка. Я думаю, что мы ее переиздадим в «Самокате».
Елена Фанайлова: Вот это Ирина Балахонова, главный редактор издательства «Самокат». Замечательный, по-моему, рассказ. Замечательный! Может быть, Жан-Клод Мурлева готов рассказать о своей любимой книге?
Жан-Клод Мурлева (переводит Ирина Балахонова): Книга, которая меня больше всего поразила и тронула, когда я был маленьким, это был «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо. Я помню, как я открыл первую страницу и увидел: «Это было в 1632 году. Меня зовут Робинзон Крузо…» - и вдруг я понимаю, что там не просто так написано, а кто-то со мной говорит с этой страницы. И вот так все началось.
Томас Эспедаль (переводит Ольга Дробот): Дома у моих родителей не было никаких книг, не было библиотеки специальной, а она была у дедушки. И сам по себе этот факт, что где-то есть такое место, куда можно приоткрыть дверь, туда зайти, там спрятаться, ты садишься на пол, перед тобой – низкие полки, и на нижних полках, конечно, атласы и карты… Ты водишь пальцем, и там написано: «Австралия… Америка…», какие-то другие загадочные слова. Вот это мои самые сильные читательские впечатления, и с тех пор и до сих пор я очень люблю читать карты. Но я не мог найти на этой карте, например, остро Томаса, и это была некоторая недоработка эти карт (смеются).
Канни Меллер (переводит Александра Поливанова): Я должна сказать, что одним из самых сильнейших впечатлений моего детства была «Русалочка» Ганса Христиана Андерсена, которая была такая ужасная и такая прекрасная, я так рыдала над этой книжкой! Потом, конечно, я рыдала над «Мио, мой Мио» Астрид Линдгрен. И кто-то из вас здесь упомянул «Буратино», но мы читали «Пиноккио», и вот я помню, что «Пиноккио» произвел на меня какое-то невероятное впечатление, это был для меня ужас гораздо страшнее, чем фильмы ужасов. Я увидела его года в 4 примерно, и он меня напугал, как могут напугать самые страшные фантазии ребенка.
Александра Поливанова: Мне было очень трудно ответить на этот вопрос, но вот Олино воспоминание мне навеяло, что я читала… у меня были довольно антисоветские родители, которые мне подсовывали разные такие очень хорошие специальные книжки. Но больше всего я любила, тем не менее, книжки такого хорошего социалистического реализма: «Динка» Осеевой, «Дорога уходит вдаль» Александры Бруштейн и «Витя Малеев в школе и дома». Это были мои самые любимые детские книги.
Ольга Дробот: А можно добавить об ужасах? Самые страшные детские книжки были – «Черная курица», «Городок в табакерке». И еще я просто помню, как в Театре Пушкина показывали «Аленький цветочек», и когда я сидела под креслом, как и весь остальной зал, я случайно высунула голову – там не было ни одного ребенка, все сидели, спрятавшись под кресла (смеются).
Елена Фанайлова: Как-то забыли Джанни Родари, мне кажется, в нашем детстве была такая популярная книга. Анастасия Гостева, давайте про вашу любимую книгу.
Анастасия Гостева: Я выросла на фантастике, потому что у меня была прекрасная соседка, у которой было собрание книг, не продававшихся в советских магазинах и выдававшихся сотрудникам телевидения. Поэтому я выросла на Шекли, Азимове, Стругацких лет с шести. И моими любимыми книгами были, конечно, «Понедельник начинается в субботу» или рассказы Шекли о пришельцах, или «Заповедник гоблинов» Саймека. И вот это вот ощущение, что реальность совсем не то, чем она кажется, оно с тех пор мне очень дорого. Я помню прекрасно рассказ Шекли про ребенка, родившегося в виде голубой пирамидки, который я прочитала лет в восемь, и это меня потрясло, и мне казалось, что гораздо больше в этом правды, чем в том, что вокруг.
Елена Фанайлова: Я еще должна, видимо, добавить, что, помимо моей детской любви к Пиноккио, то есть к Буратино, была еще подростковая любовь к Майну Риду и Фенимору Куперу. И я, точно как Томас, ходила к своей бабушке, у которой были огромные шкафы, где внизу лежали атласы, и географические, и медицинские, а сверху стояли советские таки многотомники Майна Рида и Фенимора Купера.
Огромное всем спасибо за это воспоминание о стране детства и о серьезности, с которой взрослые люди могут в нее возвращаться!
