Елена Рыковцева : В очередной раз вручили премию имени Сахарова «Журналистика как поступок». Это премия, которую одни порядочные люди - журналисты и правозащитники в составе жюри, вручают другим порядочным людям – журналистам, для которых работа – это борьба, и каждая публикация – это маленький подвиг. А иногда и большой.
И мы задаем вопрос вам, уважаемые слушатели: оправдан ли тот риск, которому подвергают себя журналисты, авторы острых публикаций? Ведь хорошо бы, чтобы дело всегда заканчивалось премией. Но, к сожалению, чаще бывает по-другому.
Представляю вам гостей сегодняшней программы. Это победитель премии имени Сахарова-2007 Евгений Шолох - газета «Утро России» из Владивостока. Дипломант премии Дмитрий Флорин - газета «Поколение Р» город Рязань. Игорь Найденов, который получил премию имени Сахарова в 2005 году за цикл материалов о ситуации в Беслане спустя год после трагедии. И теперь он все эти годы в составе жюри. Так положено по традиции - кто побеждает в этой премии, тот и включается потом в состав жюри.
Я хочу немного рассказать о победителе этой премии.
«Евгений Павлович Шолох родился в Приморье, - (Читаю ту характеристику, которую прислали из газеты, где он работает), - За плечами – военная служба на флоте, журналистка, связанная с военными темами. Человек не слишком удобный, поэтому в газетах, тем более лояльных властям, не задерживался. За примером далеко ходить не надо: серию статей об офицерской дедовщине и «мордобойном полке» отказались печатать четыре владивостокских газеты, куда он их предлагал, хотя имя Евгения Шолоха хорошо известно и уважаемо. Публикация в «Утре России» вызвала бурную реакцию. Именно громкий резонанс публикации вынудил дело об «офицерской дедовщине» довести до суда и приговора».
Сам же Евгений Шолох начал получать угрозы сразу после того, как статья вышла. Даже если прочитать только первый абзац его публикации, которая называлась «Полк мордобойного назначения», то реакцию военных уже можно себе представить.
Диктор : «Методы гитлеровского гестапо и костоломов-изуверов НКВД времен Ягоды - Ежова - Берия в наши дни успешно практикуют офицеры 390-го полка морской пехоты Тихоокеанского флота (в/ч 36324, командир полковник И. Медведев). Полк дислоцирован в приморском поселке Славянка. В то время, как министр обороны Сергей Иванов бодро рапортует президенту России Владимиру Путину об уверенной поступи военных реформ и беспощадном искоренении армейской "дедовщины", "отцы"-командиры славянского полка, озверев от пьянства, а некоторые, очевидно, и вследствие врожденного садизма, учинили полный беспредел в вверенных им подразделениях, подвергая своих подчиненных изощренным издевательствам и пыткам. Бойцы же в свою очередь молят Бога, чтобы их послали куда-либо в «горячую» точку, чтобы в первом же бою пристрелить своих мучителей, так как иной управы на беспредельщиков в офицерских погонах, как они поняли, не найти.
Причем речь даже не о пресловутой "дедовщине", когда старослужащие глумятся над молодыми воинами, а о другом, еще более уродливом и страшном явлении в российских вооруженных силах: о мордобое и регулярных издевательствах офицеров и прапорщиков над своими подчиненными вне зависимости от их срока службы. При таком раскладе пострадавшему от произвола матросу или сержанту искать защиты попросту не у кого. «Для многих офицеров и прапорщиков мы - "уроды", "обезъяны", "скоты" - так они нас называют, - рассказывают ребята. - Имен наших они или не знают, или не хотят знать. По фамилии и то не всегда называют. Обычно орут: "Эй, ты, "урод" (варианты: "чудовище", "тело" и так далее), мать твою-перемать! Ко мне!" И дают то или иное приказание. Или кулаком в лицо, а затем приказ»...
А это из матросской лирики. Даже в немудреных стихах отражена суть незавидного положения воина, защитника "новой демократической России": "Отец и Мать, вы ждете сына, дай Бог здоровья вам вовек! Для офицеров я скотина. Для вас я сын и человек"».
Елена Рыковцева : И дальше уже подробности. В общем, конечно, это надо читать. Так не расскажешь. Вы, наверное, и не поймете со слов, на слух, насколько страшные вещи описываются. Если сухо и коротко пытаться перечислять – это запрет на рассказы о происходящем, запрет на мобильные телефоны, хотя солдат имеет право на мобильник, широкое применение гауптвахты, где узников окатывают ледяной водой, избивают, напрочь лишают какой-либо пищи. И, наконец, бьют, как пишет Евгений, «даже без всякой причины. Просто потому, что матрос - это такая скотина, что не бить его нельзя. Бьют по привычке. От скуки. По пьянке». Самое главное, что следуют конкретные фамилии офицеров, которые славятся особым зверством. И очень подробное описание натуральных пыток, которые практикуют эти товарищи. Очень подробно и очень страшно!
Евгений, когда я это все прочитала, я, конечно, обалдела, грубо говоря. Потому что ведь факты, которые вы собирали, если бы вы не смогли их доказать, то, конечно, как минимум это гарантированное уголовное дело за клевету. Факты совершенно чудовищные. Вы пишете, что это фашисты, это натуральный фашизм. Как вы эту информацию собирали? Как вы страховались, от того, что она не развалится на кусочки, что не откажутся люди от своих слов потом в суде?
Евгений Шолох : Отказаться, может быть, и отказались бы, если бы подверглись прессингу. Но были их письменные показания. Это все-таки документ уже. Поэтому, думаю, мы бы отбились.
Елена Рыковцева : Как получилось, что они к вам сходились, эти показания? Как вы все это добывали? Какой была методика сбора вот такого рода свидетельств?
Евгений ШолохЕлена Рыковцева : Это еще до вашей публикации.
Евгений Шолох : Да. Они пытались сами, без участия журналистов, без ничего. Я говорю, что мне доподлинно известно, что оно попало на стол прокурору. Почему прокурор не дал хода, я, конечно, не знаю, хотя могу только предполагать. Потом уже к осени, когда матрос застрелился очередной от издевательств, они готовились обратиться к прессе. Уже ребята не выдерживали. Смотрят, прокуратура не реагирует. В открытую бузить тоже рискованно было. Они же видели, чем может это все кончиться. Тут, как говорится, появился я. И они, в общем, скажем так, открыли рот в надежде. Я им сказал, что будем биться, не бойтесь.
Елена Рыковцева : И до конца.
Евгений Шолох : До конца, поддержим, хотя сам, честно сказать, еще не знал, как это будет. Потому что, говорю, вопль ребят, измученных их душ был в прокуратуру бесполезный. Теперь они снова подготовились, что мочи уже нет. Я говорю, что я не знаю, конечно, но я очень надеялся на то, что кто-то поможет. Задним числом пообещал, что все будет нормально. Я в это верил, что мне помогут и ребят не дадут в обиду. В итоге заварилась эта каша. Удивительно много писем было. И о том, что пишут по сто раз – и никакой реакции. И это просто какое-то чудо, что здесь сразу так мгновенно отреагировал министр обороны. Cразу в день публикации большой десант прокуратуры выехал в Славянку на пароме. Она стоит в отдалении от Владивостока. Сразу стали заниматься. Хотя ребята потом, я держал связь с ними, они боялись, не знали, как быть. Потому что проверки были прокурорские, до этого приезжали, были застолья и прочее. Этим кончались проверки, и все было шито-крыто. Поэтому они настороженно отнеслись, когда в день публикации в полку это прочитали. Их в ящики металлические спрятали и – «Молчать!». Их там пытали и водой, и током.
Елена Рыковцева : Да, вы об этом рассказываете.
Евгений Шолох : Они быстро зачистили. Пока прокуратура к вечеру приехала, те офицеры, которые были потом осуждены, заставляли буквально писать ребят на журналистов, что это они все придумали. Дикий был прессинг. И чтобы не открывали рот. Говорили, что прокуроры приезжают и уезжают, вы сами видели, а мы остаемся, а вам еще служить. Так что, решайте. Поэтому к вечеру, к ночи у меня люди сидели (своего рода, штаб такой был). Были нам звонки и все время спрашивали – что нам делать? Потому что они не доверяли прокуратуре. Я говорю: «Ребята, поднимем всех, кого сможем – депутатов и всех. Говорите, иначе мы ничего не сделаем». Это те, кто остался. Потому что дембеля-то уже разъехались. Показания нам оставили. А те, которые остались, им лямку тянуть. Они же понимали все эти угрозы, и наглядные примеры были. В конце концов, они заговорили.
Елена Рыковцева : И это оказалось решающим.
Евгений Шолох : Да. Заработала прокуратура, стала собирать. Хотя, не знаю, как они так собирали факты, конечно, они тех дембелей не стали выдергивать, которые могли бы много сказать. Они почему-то взяли эпизоды только за семь месяцев, а не за предыдущие годы, хотя бы за 2-3 года. Там много есть вещей, которые уехавшие дембеля могли бы рассказать. Причем, еще интересно, что некоторые такие очень серьезные улики почему-то сначала были изъяты, понятые были, а потом они исчезли. Как один офицер изымал деньги у бойцов, вел тетрадь (бухгалтерию). Она была изъята из сейфа, все, а потом в ходе следствия внезапно исчезла. То есть это такой большой аргумент, я считаю, а он даже не фигурировал, нигде не упоминался. Как-то все было выборочно. Что хотелось им, это высветили, а что не хотелось… Но некоторые моменты, по которым срок корячил ой-ой-ой, почему-то поисчезали. Я не знаю, как это получилось. Могу тоже домысливать – почему.
Елена Рыковцева : Я беру в руки публикации из вашей газеты, которые последовали потом. Собственно, дальнейший цикл – это то, как развивались события вокруг первой публикации. Как вы нам только что рассказали, сначала вроде бы шум, гам, тарарам, все встали на уши и начали какое-то расследование. Потом это расследование начало буксовать, потому что, опять же вы рассказали, что улики уничтожались, и застолья заканчивались ничем. В конце концов, все же предстали перед судом вот эти офицеры, которые издевались над солдатами. Но вы пишите потом так, что «получившие срок офицеры-беспредельщики, иные их сослуживцы и разного рода защитники так, судя по всему, ничего и не поняли, считая, что матросы-морпехи нарушили, сволочи, главную заповедь, которую командиры с первых дней службы вбивали в головы подчиненных: что бы ни происходило в воинской части, какой бы беспредел ни творился в подразделениях, за пределами полка бойцы не должны были говорить никому ни слова! А посему "контриков" надо давить!» И все же в итоге - всех осудили главных героев?
Евгений Шолох : То, что выявила прокуратура. Получается, что вроде бы так, что она захотела выявить. Хотя там, в общем-то, по тем данным, которыми я располагаю, можно было еще позаниматься. Но решили, мне так кажется, особо не копать.
Елена Рыковцева : Кого назвали вы, тех и посадили. А так, чтобы дальше все это…
Евгений Шолох : Это, вообще-то, были главные, как ребята называли. Это из разных подразделений офицеры. Ребята из разных подразделений на них давали показания. Хотя, говорю, там и другие, в общем-то, должны были нести ответственность. Но не нам устанавливать меру ответственности. На это, конечно, есть суд - больше или меньше сроки давать. Правда, я сам не ожидал, что будут осуждены. По крайней мере, я думал, что, может быть, хотя бы снимут погоны с них. Потому что это полная дискредитация русского офицера. Я так глубоко не задумывался, что привлекут, тем паче были отклики на наши публикации, где говорили, что удивительно, что и разжаловали, и посадили. Потому что бывает не мало подобных случаев, когда все, как с гуся вода.
Елена Рыковцева : То есть это еще ничего результат, не считая угроз в ваш личный адрес.
Евгений Шолох : Были угрозы в адрес детей.
Елена Рыковцева : Тут есть такое сообщение, которое сразу же пришло. «Журналист борется со злом как таковым, а не для получения премии от организации, работающей на развал России», - пишет Наталья. Наталья, я вот не представляю себе, какую организацию, работающую на развал России, вы имеете в виду, которая вручает премию. Премию вручает жюри, которое состоит, действительно, из глубоко порядочных людей.. Конечно, журналисты не работают для получения премии. И счастье, когда все-таки журналистская работа оценивается премией, а не по голове мешком, не дай бог.
Я бы хотела, чтобы Игорь Найденов представил Дмитрия Флорина. Это дипломант премии. Расскажите о Дмитрии. У меня нет под рукой его характеристики. Расскажите сами.
Игорь Найденов : Вы знаете, когда к нам работы приходят на премию, номинанты, конкурсанты ограничиваются двумя-тремя абзацами. Потому что основное видно из их текстов.
Елена Рыковцева : Конечно, конечно.
Игорь НайденовЕлена Рыковцева : Но еще и в милиции работал.
Игорь Найденов : И в милиции работал. Я думаю, что именно этот опыт позволяет Дмитрию работать в жанре полевой журналистики, я бы даже сказал окопной.
Елена Рыковцева : Окопной – да. Но вот тот список работ, который я получила… Естественно, я читала эти работы, там все-таки в основном – проблема вот этого фашизма, проблема межнациональных отношений. Я хочу, чтобы мы послушали фрагмент одной из публикаций Дмитрия Флорина.
Диктор : «Фашизм не в кино. Не в книгах. Даже не на митингах. Он в голове. Он для каждого разный. Порой из-за ограниченности мировоззрения (или вообще отсутствия такового), из-за обыденной ярости и злобы на все, что выделяется из рамок толпы, да просто из стадного инстинкта, человек, ну или то, что могло быть человеком, начинает не замечать в себе страшных симптомов. Брезгливость, недовольство, страх, ненависть, беспощадность.
Несколько лет назад я написал две статьи - «Рязанская история Х», «Обыкновенный неофашизм». В одной рязанской газете такую статью вообще отказались ставить. Предлоги были «вилятельные», но материал так и не вышел. Сложнее получилось после публикации в касимовской газете «Мещерская новь». Пришел отклик. Я был просто в шоке. Меня обозвали «новым космополитом». Мальчик-журналист писал, что когда он учился в Москве, все мировые проблемы были от кавказцев. Они-де, и только они громко слушали музыку под окнами общежития, беспощадно хватали русских девчонок и так далее.
Далее в мой адрес было «впрыснуто» столько «комплиментов»! Мол, такие как вы, применяют двойные стандарты, мол, русских нигде не уважают, а вы тут за этими черными все бегаете, а студенты иностранные ваши – это вообще чуть ли не поголовно террористы. Мальчик проучился в Москве всего несколько месяцев, что там у него произошло – неизвестно. Но какая-то звериная ярость хлестала из него под давлением. Из письма это было здорово видно».
Елена Рыковцева : По идее, Дмитрий, такого рода отклики, наверное, типичны. Но вы написали, что в шоке, значит, не типичны? Вас удивил этот отклик, вот такая реакция на вашу публикацию?
Дмитрий ФлоринЕлена Рыковцева : Почему вы сталкиваетесь с проблемами, когда такие публикации пытаетесь напечатать? Ведь, казалось бы, борьба с фашизмом – это хоть пока не государственная программа, не национальный проект, но, по крайней мере, все время об этом говорится, что давайте бороться, мы боремся! Вы вроде бы по теме. Вы вроде бы совпадаете с направлением, которое государство сейчас задает в этом смысле. Почему же проблемы?
Дмитрий Флорин : Потому что тема очень скользкая, они рядом стоят – фашизм, патриотизм, псевдопатриотизм, такой мелкий фашизм и так далее. Если это начинать цеплять, на законы некоторые наши можно посмотреть, еще что-либо. Вплоть до того, что я в рязанском выпуске «Новой», когда работал, принес материал по неофашизму. Мне редактор говорит: «Слушай, давай, я сейчас не поставлю материал. Ты сходи к этому человеку, поговори с ним. Если ты ничего не решишь, не изменишь, тогда поставим». Я пришел к этому человеку. Я только к нему домой зашел, у него фашистская каска лежит, где должны шапки лежать, со свастикой. Я смотрю, у него там бюст Муссолини, какие-то книжки Гитлер, Сталин «Майн Кампф». Ну, я попал! Наверное, не выйду вообще, с моими взглядами! Мы с ним посидели, нормально попили пива, поговорили. Он понял, кто я такой, я понял, кто он такой. Мы с ним пообщались. Но, кстати, статью все равно потом не поставили.
Елена Рыковцева : А что вы должны были с ним решить, с точки зрения редактора?
Дмитрий Флорин : Он мне начал говорить, вот это чуть-чуть не так, как ты пишешь. Действительно, русские, на нас наезды постоянно, нас везде прессуют, нас никто не любит. Кругом одни враги и так далее.
Елена Рыковцева : Я прочитаю сообщения, которые уже пришли.
«Известно высказывание, - пишет слушательница Савельева, - человечество выживает, благодаря мудрости немногих, и по глупости большинства оно страдает и бедствует. Исходя из этого, порядочные люди, к которым относятся и честные журналисты, не могут не выступать против зла, даже если есть угроза их жизни».
«Для журналиста в любой стране и в любые времена отстаивание прав и свобод человека – есть вы высшая и благородная цель, за которой он, несмотря ни на что, должен идти на смертный бой», - так считает Александр из города Сызрань.
«Я считаю, за правду нужно награждать премией, потому что правда – это не ложь. Холодов, Политковская рисковали собой», - пишет Станислав Павлович. Да, Анна Политковская была одним из лауреатов этой премии, потом также членом жюри вместе с Игорем Найденовым. Вы же были в одном жюри. Она была лауреатом премии 2002 года. Потом в 2005 году вы стали. И вы уже были вместе какое-то время.
Игорь Найденов : Да. Кроме всего прочего, хочу сказать, что, как мне кажется, основная проблема журналистов заключается не в том, что его подстерегают с битой вечером за углом, а в том, что написать можно обо всем на свете. Опубликовать очень трудно. Мы говорим об этом из года в год. Что я заметил, в прошлом году и конкурсанты, и номинанты, и победители говорили о том, что московским журналистам легче работать, чем региональным. Потому что у московских журналистов есть корочки, они защищены юридическими службами и прочее, и прочее. Сейчас снова нам пришли 50- или 60 работ, это примерно 200-250 статей, из регионов. Мы их прочитали насквозь и заметили, что, во-первых, нет совершенно работ с Северного Кавказа, с Кавказа вообще, в отличие от всех других предыдущих конкурсов. Очень мало, практически тоже нет работ из Москвы.
Я, например, для себя делаю такой вывод, что формат премии – правозащитный. Люди приходят с такими материалами, подобным тем, что пишут Евгений или Дмитрий. А им главный редактор обычно говорит – нам это не надо, читать это сейчас никто не будет. Я думаю, что тем газетам, которые публикуют такие материалы – «Утро России» и «Поколение Р» - мы правильно даем грамоты. Они также «повинны» в том, что эти материалы публикуются, как и наш сегодняшний победитель. Им большие аплодисменты, я думаю.
Елена Рыковцева : Евгений Павлович, Дмитрий, я бы хотела вас обоих спросить, все-таки как вы обозначаете ту причину, по которой не публикуют ваши материалы? Вы, Евгений, написали материал о зверствах в армии. Казалось бы, все доказано. У вас есть на руках письма солдат, совершенно конкретные показания очевидцев. Даже дело не в том, что боится газета попасть под судебный процесс. А в чем?
Игорь Найденов : Вдогонку вопрос. Евгений, вот тот материал, тот цикл материалов, который вы опубликовали во владивостокской газете «Утро России», смогли бы вы его опубликовать, как вы думаете, в каком-нибудь московском федеральном издании?
Евгений Шолох : Дело в том, что не пробовал, насчет московских федеральных изданий.
Игорь Найденов : Но по вашим ощущениям.
Евгений Шолох : Скажу так, что когда я столкнулся с четырьмя нашими изданиями, которые отказались под разными предлогами (один товарищ вообще сказал – ну, что, ну, бьют, везде сейчас бьют, один матрос застрелился)…
Елена Рыковцева : А, ничего особенного! Вот в чем мотив.
Евгений Шолох : Это в одном, к примеру. В другом издании сказали, что ты хочешь нашу газету разорить, тебя заслали.
Елена Рыковцева : Все-таки боятся иска.
Евгений Шолох : Боятся, да. Они ждали, кто примет на себя первый удар, а уже потом стали писать все абсолютно. Вот когда кто-то на себя принял удар, тогда они все подключились. Они заняли такую позицию. Но у меня был вариант. Слава тем людям, которые поддерживали меня и были рядом на всякий случай. Был вариант еще обратиться и в одно из московских изданий. Мне, в общем, подсказали, что там ребята должны взять. Если уже на местном уровне все откажут, хотя и говорили сразу – обратись, потому что на местном уровне, вообще, не решится этот беспредел волчий, шакалий… Я сказал, что попробую сначала на местном, а потом будет видно. В конце концов, Дамир Задынович Гайнутдинов, редактор «Утра России», сам старый солдат, очень сочувствует этим пацанам, которых забирают вроде бы как родину защищать, а получается, что их для издевательств забирают и все. Самое обидно, что кого-то забирают, а кто-то сам добровольно идет. К примеру, у меня сын добровольно пошел, хотел он, сам просился. Дзюдо занимался. И вот с таким столкнулся. Причем, такой гадкофины не было. По-флотски «гадкофина». По-флотски я выражаюсь, так как сам служил. Была на почве всеобщей ненависти к этим извергам-офицерам, они объединялись. И вот такое запало в душу. Человек хотел служить, такие есть. Я верю, что парни хотят служить. Но потом это отталкивает. Те же офицеры отталкивают, которые их командиры. Там же по инструкции написано – как что, обращайся к офицеру, но это когда тебя обижает старослужащий. А когда офицер глумится? Когда прокуратура не реагирует? К кому обращаться тогда?
Игорь Найденов : Главные редакторы тоже совершают поступки в таких случаях.
Евгений Шолох : Я считаю, что Дамир Зардынович… Я говорю – может быть, ты откажешь. Мы давно знаем друг друга. Он даже не просил документы показать. Он сказал – я тебя давно знаю, поэтому никакие я не буду проверять у тебя бумаги, давай за пацанов вступимся. Я благодарен ему. Его такая позиция старого солдата. Он еще в 60-х годах служил на Чукотке. Так что, есть еще, конечно, люди. К сожалению, это единицы.
Елена Рыковцева : Дмитрий, вы нам только что рассказали о том, почему сложно публиковать материалы, связанные с проблемой фашизма. А вот проблемы армии, солдат, вернувшихся из Чечни, о чем вы тоже пишете, с этим попроще, с этой тематикой?
Дмитрий Флорин : Если никого там сильно не затрагивает, то, может быть, поставят. Хотя есть, например, статья одна, ее ни в одну газету не взяли - «Гуманитарка». Это я писал о том, как возят гуманитарку тем, кто в Чечне находится, как ОМОН приезжает на рынок, строит всех кавказцев, трясет с них продукты. Как-то мы ездили, у нас там еды не было вообще. Здесь ребята, которые находятся в Чечне, мы ездили, находясь в Рязани, в колхоз убирать картошку, чтобы им туда отвезти. Картошку еще прятали, чтобы никто не видел. Потому что говорят из руководства колхоза – вот я вам разрешил, чтобы никто не видел, вы эту картошку спрячьте. Короче, дурдом полный. Но когда я эту статью написал с фамилиями, с именами, с высказываниями, со всеми должностями, мне объяснили: да, материал классный, шум будет. Но кому от этого будет лучше? Как бы ты ни на что сильно не повлияешь, но будут очень большие проблемы. На фиг тебе это надо? Ни денег на этом не заработаешь, ничего, только голову тебе отвертят, или у нас какие-то проблемы будут. У всех все повязано – с УВД проблемы будут, с прокуратурой. В итоге у нас какие-то маленькие договоренности есть, все это рухнет, и мы ни с кого информации не возьмем, постоянно будут какие-то претензии. В общем, это никому не надо, получается. Так что, лучше что-нибудь другое напиши.
Елена Рыковцева : То есть одни неприятности.
Дмитрий Флорин : Да, только неприятности от этого будут.
Игорь Найденов : Но вот Евгений захотел, и получилось. Это внушает, собственно, оптимизм.
Елена Рыковцева : Да, но попался ему такой главный редактор. А здесь не попался.
Евгений Шолох : Это не раз бывает. Я писал о расхищении кораблей из вспомогательного флота, Тихоокеанского флота – танкера и прочее. Я работал тогда в Дальневосточном представительстве (это лет 10 назад было) одной из газет московских. Не буду называть ее. Редактором попался бывший представитель органов, скажем так. Я все это сделал с документами, как всегда, потому что знаю, что самому тоже нельзя подставляться. Вроде бы такой убойный материал. А он отказал. Сказал – нет, никаких.
Елена Рыковцева : Своих не трогаем.
Евгений Шолох : Пошел в другую газету. А их как раз уже выселяли, потому что прошлый губернатор у нас, как люди говорили, мы, как с гимном, утром в 6 часов встаем с его именем и ложимся с его именем. Вот их и выселяли за всякие критические статьи. Я пришел к Андрею и говорю – вот так и так. «А что, если ты у себя такой убойный материал поставишь, тебя не накажут?» - «Оставь». - «Ты посмотри, может быть, ты тоже откажешь». – «Нет, я тебя знаю». И не глядя… Так, наверное, не делается, потому что я бы посмотрел материал, если бы мне кто-то принес. А Андрей Калачинский тогда возглавлял редакцию в «Московском комсомольце», Дальневосточное представительство, сказал – оставь. Выходит этот материал, как расхищался танкер. Потом возбудили дело. Степашин, Счетная палата занималась. Привлекли и адмиралов тоже. Правда, как водится у нас, там пшиком все закончилось – условно.
Елена Рыковцева : Ну, хоть пошумели.
Евгений Шолох : Да. Ну, вот попался такой Андрей Калачинский, который сказал – я тебя знаю и все, беру, все равно нас выселяют, гонят.
Елена Рыковцева : Первое условие – смелый журналист, второе условие – смелый редактор, который возьмется опубликовать.
Игорь Найденов : Нет, третье условие.
Елена Рыковцева : Какое же?
Дмитрий Флорин : Вот «МК» Дальневосточное отделение – подчинены Москве. А все региональные газеты, так или иначе, зависят от местной администрации. Очень часто бывает, что администрация является и учредителем.
Евгений Шолох : В той первой газете тоже было представительство московское, то есть на Дальнем Востоке.
Елена Рыковцева : Но, тем не менее.
Евгений Шолох : Но там отказали.
Елена Рыковцева : Это тоже было центральное издание.
Игорь Найденов:Если администрация – учредитель газеты, там гораздо сложнее опубликовать критический материал в ее адрес.
Елена Рыковцева : Это понятно. Но вот нам рассказал Евгений о двух равных ситуациях, где один поставил материал, а другой – нет.
Евгений Шолох : У нас практически, можно сказать, нет тех газет, где учредитель какие-то администрации.
Игорь Найденов : У вас заповедник значит.
Евгений Шолох : Редкое исключение, скажем.
Елена Рыковцева : Но зависимость все равно есть, даже если нет прямого учредительства, то зависимость, конечно, есть.
Евгений Шолох : Там другая ситуация. Вы знаете, что там делятся: одни, скажем так, легли под одну власть, другие – под другую.
Игорь Найденов : Это обычное дело.
Евгений Шолох : Вот такое расслоение. Потому что говорят, что нам надо выживать. Кто-то за мэра, кто-то за губернатора, кто-то вот так. В итоге проблем лишних не надо. Поэтому здесь, скажем, журналистика… Я как-то Сашу Политковского слушал, где-то с полгода назад, выступал он. Он сказал, по сути, это та журналистика, которая начиналась на заре наших добрых надежд и прочего, кончилась. Я согласен с этим. Это наше субъективное, конечно, мнение, наблюдение, но я согласен с его мнением.
Елена Рыковцева : Честная журналистика кончилась и журналистско-расследовательская тоже. Это все эпизоды, это все случаи то, о чем мы сегодня говорим, к сожалению.
Игорь Найденов : Стечение обстоятельств.
Елена Рыковцева : Стечение обстоятельств, что такие люди еще есть.
Слушаем звонки. Бислан, Чеченская республика. Здравствуйте, говорите, пожалуйста!
Слушатель : Добрый день! Если бы я был журналистом (это моя большая мечта), я бы даже без всякой гарантии на жизнь первым полетел бы на Марс для того, чтобы, во-первых, людям показать более подробнее условия на Марсе, а, во-вторых, для того чтобы, если там есть марсиане, порекламировать мою любимую радиокомпанию, где я работаю.
Елена Рыковцева : А вы ее назовите. Вы на Марсе собираетесь рекламировать, а здесь не хотите. Где вы работаете?
Слушатель : Я же не работаю, к сожалению. Есть конкретный телеканал, который может надеяться на мои услуги. Но это все шутки, ребята. Я хочу сказать, что, безусловно, риск оправдан. Я обожаю таких журналистов, преклоняюсь перед ними, которые рискуют, снимают качественные и сенсационные репортажи.
Елена Рыковцева : Бислан, скажите, а вы живете прямо в Чечне? Вы чеченский избиратель?
Слушатель : Я гражданин Чеченской республики.
Елена Рыковцева : У вас есть публикации, у вас есть журналисты, которые разбирались с тем, почему у вас, в Чечне, явка 99 процентов была на выборах, а также голосование за «Единую Россию» 98,9? Есть такие материалы журналистские, расследовательские? Или это никого не беспокоит и считается, что, наоборот, это нормальный, замечательный результат?
Слушатель : У нас две государственные телерадиокомпании. И там никто, соответственно, не разбирается. Говорят – 99, значит – все.
Елена Рыковцева : Спасибо, Бислан, за звонок. Лариса Дмитриевна из Москвы, здравствуйте!
Слушатель : Во-первых, то, что восхищена вашими журналистами, это нет слов. Второе. Мои тетя и дядя ветераны войны, после войны служили в Славянке. Эту публикацию, к сожалению, дяди уже нет, тете отправила. Они просто потрясены были! В заграницу, в Штаты, я отправила эту публикацию. Третье. Знают ли они о судьбе офицеров, которые должны были быть осуждены за убийство офицера в Питере Павла Марданя? Нигде нет информации.
Елена Рыковцева : Спасибо, Лариса Дмитриевна. Вижу, что никто не знает. Игорь наверняка теперь этим займется и узнает, хотя бы для своего журнала. Любопытно, что же там происходило. Узнаем.
«Сердечно поздравляю номинантов и лауреатов. Вчера на фестивале «Сталкер» посмотрела полный вариант фильма «Убить журналиста. Анна Политковская». Ваша профессия очень опасна. Берегите себя. Для меня самой яркой фигурой является Андрей Пионтковский. Но он живет за рубежом», - пишет Ирина. Андрей Пионтковский тоже стал одним из дипломантов этой премии. Он приехал получать ее, Игорь?
Игорь Найденов : Мы вручили.
Елена Рыковцева : Приезжает же он.
Игорь Найденов : У нас с ним связь очень и очень тесная.
Елена Рыковцева : Вручили премию. «Мир жесток. Армия не институт благородных девиц. Вспомните слова Анжелики из одноименного фильма. Я слишком люблю своих детей, чтобы их жалеть», - пишет Геннадий. Вот Геннадий из тех, которые считают, что так и должно быть. Это в порядке вещей. Под этим предлогом тоже отказывали в публикации этого текста, Евгению.
«Жаловаться бесполезно. Двое-трое извергов за борт, другие задумаются. Тот, кто против мордобития в армии, разваливает Россию. И это святая правда. Империя зла по-другому существовать не может», - пишет Владимир Киселев из Междуреченска.
«Журналисты, погибающие за свободу, идут в рай. Подвиг стоит того», - Вячеслав из Верхотурья. Будем надеяться, что не погибают журналисты, а все-таки продолжают бороться, и дело их правое, и победа будет за ними.
«Нет, не оправдан этот риск. Вам не изменить институт воспитания молодежи в духе суверенной демократии. Механизмы подавления шлифуются. Удар в основание черепа мелкого хулигана – и нет проблем», - вот так описывает ситуацию Иван страшно.
Александр пишет: «Представляете себе мушкетера новобранца Д’Артаньяна, ставшего жертвой «дедовщины» со стороны старослужащих мушкетеров Портоса, Атоса или Арамиса или капитана де Тревиля? «Дедовщины» не бывает в действующей армии, в частях, где солдат имеет постоянно на руках оружие». Кстати, Евгений подчеркивал в своих публикациях, что это не обычная заурядная «дедовщина», а именно издевательства офицеров над солдатами.
Евгений Шолох : Это офицерская дедовщина. Именно офицеры издевались. Причем, говорю, не просто ударил, а просто шло глумление. Зачем надо было ток подключать? Зачем в железный ящик закрывать и ледяной водой заливать? Это как называется?! Пусть они ратуют за то, что не бывает без трудностей.
Елена Рыковцева : Дедовщина – это когда служащие над служащими. А тут офицеры! Вот в чем дело!
Евгений Шолох : Причем, молодые. Они даже не испытали на себе. Ребята за них служат, а они в училищах. Я вам скажу. Я кое-что прошел и знаю. В училищах они в тепличных условиях. Не дай бог, в училищах на них руку поднимет офицер-воспитатель. Они в парниковых условиях стали офицерами. Они не прошли, потому что любой нормальный мужчина, который прошел срочную службу, учился в военном училище и стал офицером, скажут, что это две большие разницы. Потому что со срочника семь шкур снимают, за человека не считают, а это вроде как барчата, баринами их воспитывают. А потом они приходят и начинают гнуть пальцы, как сейчас молодежь говорит, над этими пацанами, которые тянут лямку срочной службы. Я говорю, даже, может быть, я бы понял, когда просто ударил в горячке, но когда идет глумление, садизм целенаправленный, это уже…
Елена Рыковцева : Москва, Вадим, здравствуйте!
Слушатель : Конечно, такими журналистами можно только восхищаться и сказать им – огромное спасибо! Когда узнаешь, что такие люди есть, то и самому хочется что-то сделать, хотя бы чуть-чуть похожее на то, что делаете вы. Но у меня вопрос. Почему мы, действительно, очень мало знаем о таких публикациях? Ведь жюри должно взять за правило, хотя бы в Москве, в Питере как можно больше сделать так, чтобы об этом стало известно. Одно условие этого жюри, правило этого жюри должно быть – добиваться, чтобы об этих публикациях, об этих журналистах, которые в отличие от московских тележурналистов, действительно герои. На наших уже смотреть неприятно.
Елена Рыковцева : Спасибо, Вадим! Это вопрос к Игорю.
Игорь Найденов : Конечно, надо пиарить себя для того, что о работе сахаровской премии знали. Но мы сталкиваемся точно с такими же трудностями, как и сталкиваются журналисты при попытке опубликовать свои материалы. Часто бывает так, что в текущий раз к нам человек не смог приехать из Самары, номинант нашей премии, потому что он был под подпиской о невыезде. Его не выпустили из Самары, хотя он обратился к следственным органам, с просьбой, чтобы его отпустили. Но именно в тот момент, когда ему надо было приехать в Москву, они взяли и назначили ему допрос. Обычно такая история. Были случаи, когда люди получали наши премии, находясь в заключении. Мы с ними разговаривали по телефону.
Елена Рыковцева : Евгений Павлович, а можно рассказать о вашей реакции на то, когда вы узнали, что вас зовут в Москву премию вручать? Или вы сами расскажете? Или вы не хотите?
Евгений Шолох : Да, почему. Могу рассказать. Просто это все необычно. Здесь, кстати, слушатели откликались, что за премии или как-то. Я, допустим, на своем конкретном примере могу сказать, что получилось так. Никуда я ничего не посылал. Как говорится, трудился тихо, черное называл черным, белое – белым. Но так сложилось, что проблемы со здоровьем возникли, и длительное время я находился в больницах, всю осень практически. Как раз в день выписки, в обед меня выписали, ребята привезли домой, а вечером внезапно раздался звонок из Москвы, и говорят – вы представлены на премию имени Андрея Дмитриевича Сахарова. Я, конечно, человек не наивный такой. Сразу почему-то мысль такая мелькнула, что или розыгрыш это, кто-то меня разыгрывает, или провокацию кто-то из недругов решил…
Елена Рыковцева : Заманят в Москву, и…
Евгений Шолох : Заманят, не заманят, но, думаю, что-то… Я так на контакт пошел, общался, но держал в уме, что неспроста. Потому что я никуда ничего не посылал, своих публикаций. Меня со стороны заметили, отметили и все. Я ни на каких врагов… Я сам по себе работал. Потом уже, когда представитель московский правозащитной нашей организации Анна Селезнева позвонила буквально минут через 15 после этого. Я понял, что это не провокация, что это не розыгрыш, что, действительно, заметили мой скромный вклад в наше дело, и поверил. Говорю – в общем-то, я, наверное, даже не поеду, несмотря на то, что это высокая честь, конечно, и неожиданная. Вообще-то, сначала не собирался ехать, но, в конце концов, тут разные люди убедили, что все-таки надо съездить.
Елена Рыковцева : И правильно, хорошо, что приехали. И к нам, слава богу, пришли.
Дмитрий, вы ведь, конечно, не подумали, что провокация, потому что не первый раз участвуете в этой премии. Скажите, пожалуйста, это хоть как-то страхует то, что вы стали дипломантом премии, это прибавляет веса вашим публикациям?
Дмитрий Флорин : Нет, про эту премию я особо никому не говорю. Про нее мало, кто знает. В прошлом году, когда я сюда, в Москву, ехал, я на премию так и не попал по некоторым причинам. Меня по SMS уволил редактор. А в этот раз перед отъездом я зашел к своему редактору. «Мне надо ехать, пригласили». Он мне – лимит исчерпан и так далее. Я говорю – ну, увольняй меня тогда, а я все равно поеду. Он мне все грехи вспомнил. Короче, я должен сидеть возле его ноги и заниматься тем, что мне скажут. Нельзя никуда и ничего. А я говорю, что все равно поеду, что хочешь, то и делай.
Елена Рыковцева : Еще одному риску себя подверг - поехал премию получать.
Дмитрий Флорин : Да, может быть, меня опять бы уволили. А так, я просто никому не говорил.
Елена Рыковцева : Все понятно. Мария Николаевна из Москвы, здравствуйте! Говорите, пожалуйста.
Слушатель : Здравствуйте! У меня сын служил в свое время в армии. И то, что я сейчас слышу об этом беспределе… Мне много лет. А он служил на Дальнем Востоке в морфлоте 5 лет. Оттуда он приехал… Сына я похоронила. До сих пор я с этими ребятами поддерживаю отношения. Я хочу сказать, как мать, что этот беспредел или безнаказанность, которые сейчас в армии, происходит только оттого, что для нашего руководителя государства только военная выправка и шаг характеризуют его, как военного.
Елена Рыковцева : Хорошо, Мария Николаевна, спасибо вам за звонок. Закончу двумя сообщениями, которые пришли на пейджер.
«Счастье России, что были, есть и будут такие люди, как вы», - пишет Раиса.
«То, что мужества вам не занимать, вы уже доказали. Поэтому премия Сахарова накануне дня его памяти получена вами заслуженно. Берегите себя, успехов», - желает вам Николай.
