Ирина Лагунина: В прошлых передачах мы рассказывали о частном музее «Парк ледникового периода», в котором выставлена коллекция представителей мамонтовой фауны. Огромная коллекция ископаемых плейстоценового возраста, собранная в музее, позволяет вести уникальные научные исследования. Особый интерес вызывает изучение мягких тканей ископаемых животных. О научной работе этого музея рассказывает его создатель и директор Федор Шидловский. С ним беседуют Ольга Орлова и Александр Марков.
Ольга Орлова: Вы хотели первоначально создать музей для обывателей, но потом все-таки в музее заработали научные программы. Расскажите о научных работах музеях и научно-исследовательских проектах.
Федор Шидловский: Есть такой великий музеолог, признанный всем миром Тэнод Хадсон и этот человек сказал так: музеи слишком важны, чтобы их доверить культурным работникам. Так получилось, что не только за последние десятилетия наша наука недофинансировалась, и многие научные центры мировые шагнули далеко вперед и в плане точных датировок находок, и в плане современных изучений ДНК этих животных. Поэтому сегодня сотрудничество с передовыми научными центрами как происходит: мы предоставляем свой материал, а они предоставляют нам результаты исследования на таких приборах, на таких установках, которых в России просто нет.
Ольга Орлова: С кем вы сотрудничаете?
Федор Шидловский: Сегодня это, конечно, целая плеяда ученых из Копенгагена, это Германия, где мы по хищникам занимаемся. Это у нас Оксфорд - это один из руководителей лидеров доктор Листер. Это и штат Аризона это и университет Беллари.
Александр Марков: Вы им посылаете какие-то материалы, фрагменты мышц, шерсть?
Федор Шидловский: Так и есть. В основном интересуют материалы мягкой ткани, иногда костные останки, особенно редких животных.
Александр Марков: Сейчас научились даже из волос. Была статья, что у десятка мамонтов митохондриальные геномы прочли по материалам из шерсти.
Федор Шидловский: Шерсть из них была из нашего музея на основе фондовых находок наших. Мы нашли отдельный, другой вид мамонта. Представляете, когда мы анализировали ДНК шерсти, получилось, что внутривидовое разнообразие, разница в 20-30 аминокислот, а мы нашли разницу в 200-300.
Александр Марков: Такого одного нашли мамонта или нескольких?
Федор Шидловский: Одного. Один комок шерсти дал такой результат. Это надо перепроверить. То есть надо информацию дать. Но все эти исследования финансово затратные. Сегодня наш музей не в состоянии выделять отдельные деньги на эти исследования. Поэтому мы в 2006 году получили 10 анализов ДНК, в 2007 году тоже надеемся, что получим 10 анализов. Это очень много. Для нашего музея мы имеем в фондах две с половиной тысячи экспонатов, которые не экспонируются. О носорогах тоже результат фантастический. У нас в коллекции сегодня 80 экспонатов рогов носорога, они делятся на лобные и носовые рога. Каждый музей оригинальных рогов мечтал бы иметь хотя бы один. У нас их 80. Это не просто крупнейшая коллекция, я вам сейчас такую статистику дам. Всего в России сегодня вне фондов нашего музея находится четыре лобных рога носорога и два за рубежом, то есть шесть лобных рогов и 16 у нас. Я хочу сказать другое, что когда ученым попадает такой редкий материал, и они его исследуют, в чем ошибочность может быть их исследований? В том, что материала мало. Сегодня высока вероятность, что наряду с общепринятым видом шерстистого носорога, который водился на всем евроазиатском континенте, за Уралом водился еще один вид шерстистого носорога. Сегодня на основе исследований ДНК этих рогов мы к такому идем выводу.
У нас сегодня есть уникальный экспонат – лошадка, билибинская лошадь, ее уникальность заключается в том, что если мы своим поисковым отрядам двигаемся и находим находки в положительных температурах, когда вечная мерзлота разрушается, то эта находка была найдена под самый новый год. Артель готовила полигон, снимая грунт торфяников до золотоносных слоев, в зимнее время это очень хороший метод, к сожалению, редко старатели артелей частных к этому идут, потому что просто техника нужна хорошая. Одно дело, когда ты летом жижу таскаешь, очень много пустой работы, а когда земля не совсем промерзла до конца, температура самая идеальная, когда подмороженная, ее снимаешь и снимаешь. И вот была найдена лошадь при минус 18. Она была при минус 18 доставлена и хранится у нас при минус 18. Когда мы ее продатировали в Оксфорде, получилось, что она старше 59 тысяч лет. Она хранится в специальном ледяном саркофаге, который имеет стеклянные стены. И я хочу сказать, что уникальность этой находки заключается в том, что когда мы находим при плюсовых температурах, есть микромир и мир грибов, тот современный, который на эту находку наслоился, то вот та находка уникальна тем, билибинская лошадь, что простейшие и бактерии, и грибы, все там то, которое тоже было 59 лет назад.
Александр Марков: Причем, может быть даже живые какие-то бактерии сохранились.
Федор Шидловский: Мы очень долго настраивались оперировать эту лошадь. Нужно было, во-первых, на патологию исследовать, потому что мы могли бы возможно заболеть, мы же не знаем, какие болезни были в тот период, присутствовала ли там сибирская язва или еще что-то. И мы долго думали, как мы будем перевозить из института, в институт, и мы решили ее оперировать прямо у нас в музее. Мы закрыли зал резного искусства на неделю, и ученые работали с научно-исследовательских институтов нашей страны и из-за рубежа приехали, они работали на ней. Для меня, человека не ученого, скорее всего я поисковик или путешественник, я хочу сказать, для меня было поразительно. Когда мы ее оперировали, мы нашли крупные сосуды, в которых находится кровь, пусть в мерзлом виде, но она там находится. Мы нашли легкие, мы нашли причину гибели этой лошади.
Александр Марков: Какая причина?
Федор Шидловский: Была сильная травма головы. Прекрасно, наверное, слово не совсем годится, но все-таки сублимирование тканей происходит, происходит выщелачивние жиров. То есть она сама консервируется, это вроде как выделанная кожа, такая консервация в мягких тканях происходит непосредственно в вечной мерзлоте за многие тысячи лет. Поэтому когда находка обнажилась, очень часто нужно понять и правильно ее хранить. Для некоторых находок отрицательные температуры может быть более вредные, чем нормальные условия. Поэтому если вы придете к нам в музей, вы увидите, что часть мягких тканей у нас находится просто под стеклом, имея нормальные условия 25-20 градусов и влажность. Там есть тоже блок позвонков от мамонта, если его, допустим, в кипящую воду опустить, то все эти высохшие мышечные ткани наберут форму первоначальную, только вместо жиров заполнятся водой. Я пробовал кушать мамонтятину, давно, в 91 году, где-то часа четыре готовили и попробовали. Ничего интересного не было. А вот для таких животных, как волки и бурые медведи, они очень привлекают.
Ольга Орлова: Не прочь отведать мамонта.
Федор Шидловский: Они его отведывают, но тоже для них, как для нас «Доширак». То есть когда ничего хорошего нет, то можно и это. Я как-то на одной выставке палеонтологической в США был поражен: одна дама посетила выставку для того, чтобы своим двум собачкам показать этот мир многообразия. Я взял блок позвонков с мягкими тканями и этим собачкам поднес. Какое было оживление у них! Вот этим носиком они сразу всю политуру начали изучать запахов, все остальное.
Ольга Орлова: Это же для них новые запахи. Все-таки ваши зарубежные коллеги в этом смысле, насколько они удачливы? Я имею в виду, у них какой процент добычи?
Федор Шидловский: Вы знаете, пока на Аляске была золотодобыча и другие виды деятельности по недропользованию, то они собирала около полутора-двух тонн бивней мамонта и даже у них была найдена уникальная находка голубой бизон, с мягкими тканями, практически сохранившееся небольшое животное, которое вошло в лучшую пятерку всех находок за последние четыреста лет. Но несколько лет назад правительства США запретило. Сегодня Аляска используется как большой регион для туризма. И как только прекратилось недропользование, то и количество материала свелось до минимума. Но я хочу сказать, что и на территории России концентрация животных неравномерна. Допустим, на Таймыре, если мы посмотрим с вами карту запасов этих остатков, на Таймыр приходится при огромности территории полуострова один всего лишь процент мировых запасов не фоссилизированных останков, в вечной мерзлоте хранящихся. А допустим, такие районы прибрежные Якутии, как небольшие территории, как Усть-Янский районы - 14% мировых запасов, Нижнеколымский район 17% мировых запасов, западная Чукотка 4% мировых запасов костей.
Александр Марков: Это уже вы насчитали больше 50%.
Федор Шидловский: Абсолютно верно, я же вам сказал эту цифру, что порядка 97% находится на территории нашей страны.
Ольга Орлова: Скажите, кроме России, Крайнего Севера и Аляски, какие страны еще добывают?
Федор Шидловский: Я каждый раз пытаюсь поправить и говорю: не фоссилизированные, находящиеся в вечной мерзлоте. Ведь останки мамонтовой фауны находятся под Москвой на любых карьерах, берегах речек. Конечно, есть захоронения на территории США колумбийского мамонта, Южная Дакота.
Александр Марков: Есть места массовых охот на мамонтов, где массовый забой проводился.
Федор Шидловский: Меня всегда удивляют немножко ученые американские, они всегда умеют создать историю. Просто-напросто то, чем я занимаюсь, оно настолько удивляет без приукрашивания. У нас музее есть книга пожеланий, предложений, как в любом другом месте. И мне очень приятно, что ни один экспонат не обижен. Одним нравится полные скелеты мамонта, другим нравится реконструкция животным, третьим нравится вот яма, четвертым зеркальная эмблема. Ни один экспонат не обижен. Мы сегодня говорим и я такой оптимистичный, хороший. Но иногда если говорить о нашем предприятии, не как о музее, а как о коммерческом предприятии, я не бизнесмен, я говорю о том, что мы все время на грани банкротства, все время ситуация критическая. Конечно, мне бы хотелось, чтобы государство немножечко. Есть закон, часть моей экспозиции вошла в музейный фонд России и там же прописано законом, что обязательно выделяются от государства деньги на охрану, на издательство полиграфии, но прецедентов этого нет у государства.
