Ирина Лагунина: Грузия вступает в заключительную фазу президентской кампании. Выборы, напомню, назначены на 5 января. Наблюдатели говорят о том, что это – первое в стране после развала СССР голосование, результаты которого сложно предугадать. Досрочные выборы главы государства отчасти спровоцировали ноябрьские демонстрации, а жесткий ответ на них со стороны правительства, в свою очередь, заставил раздробленную и разношерстную грузинскую оппозицию вырабатывать новые политические платформы и объединяться. Тинатин Хидашели – один из лидеров объединенной оппозиции, член правления республиканской партии. С ней встретился в Тбилиси Андрей Бабицкий.
Андрей Бабицкий: Что оппозицию не устраивает в политике действующего президента? Почему так остро стоит вопрос о его замене?
Тинатин Хидашели: Самая главная проблема, о которой мы говорим с первых месяцев президентства Саакашвили – это проблема дисбаланса во власти. То есть в феврале 2004 года конституционные изменения, которые были проведены Саакашвили и тогда триумвиратом Бурджанадзе, Жвания, Саакашвили, мы уже тогда оппонировали очень серьезно. Эти изменения, уже тогда говорили, что если в Грузии будет такая конституционная система, то ожидания того, что правительство Саакашвили и методы правления Саакашвили будут авторитарными - это было очень ясно с того момента. Само собой желание того, чтобы быть неконтролируемым президентом означало, что у него были амбиции авторитаризма и были очень точные намерения, куда он пытался вести страну. После этого были очень серьезные проблемы. В феврале 2004 года закрылись все политические ток-шоу во всех грузинских телеканалах. Они закрылись как раз из-за тех дискуссий, которые шли по поводу конституционных изменений. После этого закрыли целую телекомпанию 1 апреля 2004 года - 9 канал, который считался самым сбалансированным и самым независимым телевидением. После этого у нас было в июле вторжение в Цхинвали в 2004 году, реакция всего мира была адекватна на это, и после этого пошло и пошло. Уже в ноябре 2004 года первая жертва появилась полиции. Само собой то, что Амиран Рубакидзе был убит полицией - это во всех странах такое случается, полиция нередко совершает такие ошибки. Но проблема в том, что весь режим, включая президента, встали на защиту этого полицейского. Потому что тогда была идеология, что престиж патруля был более важным, чем жизнь 19-летнего мальчика и свобода пятерых его друзей, которых держали в тюрьме шесть месяцев и попросили от них показания, что у них было оружие, что они сопротивлялись с оружием полиции во время перестрелки, случилось то, что случилось. Хотя на сегодняшний день всем ясно, потому что была экспертиза, этот мальчик стоял руками вверх, у него пуля была под мышкой. Невозможно, что он стрелял и у него пуля там, где она была. Но самый большой кризис для Саакашвили и самая большая проблема - это было убийство 27-летнего банкира два года назад в январе, когда в этом деле стало всем ясно, что были замешены очень высокопоставленные чиновники министерства внутренних дел. Но что самое главное, близкие друзья Саакашвили. Главным и важным были не их посты, а их близость к Саакашвили. Парня убили, оставили на кладбище в минус 12 градусов. И вот тогда был большой протест, вышло много людей на улицы. Самая большая проблема для грузинского правосудия, все вместе навалилось, что два-три года держалось, тогда все стало ясно.
Андрей Бабицкий: У Саакашвили, насколько я понимаю, есть какая-то поддержка, люди с ним связывают представления о стабильности власти в Грузии, скажем так, на низовом уровне. Насколько я понимаю, очень серьезные успехи в борьбе с коррупцией. Развивается деловое законодательство, по индексам международным сегодня Грузия одна из лидирующих стран.
Тинатин Хидашели: Я согласна, что коррупция на низком уровне, почти уже коррупции нет, можно в абсолютной терминологии об этом говорить. Самое плохое или самое нетерпимое для нас были те оценки, которые Грузия получала от Мирового банка или других международных финансовых институтов. Потому что подход был очень односторонний. То есть они всегда говорили о том, где был прогресс, но никогда не говорили о другой стороне этой проблемы. Например, если посмотрим индекс экономических свобод, там очень интересно то, что в первой части говорится о либерализации законодательства, которое да, я тоже подтверждаю, было очень серьезное. Говорится о налоговой системе Грузии, которая стала более прогрессивна, чем до этого была. Говорится о таможенном законодательстве, которое тоже прогрессивно и стало либеральным. И индекс выходит от этого. А потом на других страницах, где говорится о других вещах, которые не считаются во время подсчета этого рейтинга страны, там уже говорится о том, что серьезные проблемы у права собственности. И здесь у нас есть фундаментальный вопрос, что если право собственности не защищено, какой имеет смысл, какой у тебя налоговый тариф или какой имеет смысл, какова процедура регистрации, например, медикаментов в Грузии. Потому что каждый день какой-то чиновник может зайти просто в твой дом, к сожалению, у нас до этого дошло, в твой бизнес и просто закрыть его и отнять его у тебя. На самых примитивных вещах у нас нет никакого прогресса. Права человека, права собственности, права того, чтобы не подвергался пыткам, права того, чтобы в тебя просто на улице полиция не стреляла и потом кого-то наказывали. В этих сферах у нас серьезные проблемы. А там в законе что-то хорошо записано. Например, у нас в криминально-процессуальный законе все очень хорошо записано, гораздо лучше, чем при Шеварднадзе, нет никаких споров об этом, по этому вопросу. Но в то же время у нас полиция стреляет на улицах в людей. Плюс к этому почти все приватизационные сделки, которые произошли в Грузии за последние годы, документально можно подтвердить, что за этими сделками стоят очень конкретные люди в правительстве. И что самое главное, если процентно подойти к приватизации, для меня самый большой дискомфорт в том, что почти 70% объектов были переданы прямым способом, а не через аукционы, через конкурсы, через нормальный демократический свободный процесс, когда несколько конкурентов приходит, идет обыкновенный конкурс и кто-то побеждает. А вот просто так президент подписал, сказал, что это хороший человек, даем контракт ему.
Андрей Бабицкий: Тина, на что вы рассчитываете, что показывает предвыборные опросы, каковы ваши собственные подсчеты, есть ли у оппозиции какой-то шанс на этих выборах?
Тинатин Хидашели: Я бы сказала, что оппозиция такое слово, я не могу говорить о других и обо всех, но то, что я точно могу сказать, что Леван Гачечиладзе по всем опросам, которые мы проводим или неправительственные организации проводят, он лидирует во всех больших городах, но не в остальных регионах. В остальных регионах у Миши гораздо больше рейтинга, то есть в сельской местности Саакашвили лидирует, нет сомнений. Но во всех остальных городах Саакашвили политически не существует, в Тбилиси, в Батуми, в Кутаиси, даже в Телави, где традиционно трудно для оппозиции. Сейчас наша задача как раз то, что мы начали ходить по селам, если до этого мы ходили в основном в больших городах, сейчас у нас пять групп образованы, которые по всей стране ходят, начали работать с сельскими.
Андрей Бабицкий: А вы примерно рассчитывали, если, скажем, Саакашвили использует свой административный ресурс, какой процент голосов ему это даст?
Тинатин Хидашели: Максимум 25% голосов, включая административный ресурс, который он может набрать без вмешательства. То есть если не будет фальсификации во время выборов, если не будет вторжений в этом процессе, то его максимум ресурс 25%. Проблема у Саакашвили в том, что он не может вырастить, у него стабильная поддержка с административным ресурсом или без административного ресурса от граждан Грузии. У Нателашвили больше, у Нателашвили уже десять лет, что есть, то есть. Это не меняется ни меньше, ни больше. Для сравнения, Леван Гачечиладзе три месяца назад как политик не существовал, у него никакого рейтинга не было, потому что он четыре года не появлялся на экране. Сейчас то, что хорошее случилось с нами – это то, что в нем аккумулировалась поддержка всех нас. Мы очень довольны после опросов, которые мы проводим, это то, что наши голоса не исключают, например, мы либеральная партия и с нами левая или центристская партия. Если в обычной ситуации, например, в прошлом году, когда мы проводили опросы, наш избиратель говорил, что если вы будете с ними, то мы не будем голосовать, сейчас этого не случилось. То есть эта идея того, что мы вместе стали, что у нас нет кандидата, который из одной партии, эта идея, что мы перешагнули политические амбиции, это хорошо работает. И как раз в Леване это все аккумулировалось, потому что от него не ожидают то, от чего, я бы сказала, большинство тех, кто против Саакашвили, очень недовольны. В Грузии всегда так, и при Шеварднадзе люди так думали. Проблема не в Саакашвили, а в его партии. С Леваном плюс в том, что один, чистый человек, у него нет никаких долгов перед политическими соратниками и коалиция разноцветная, что конкуренция будет очень большой и поэтому монополизация не произойдет ни с одной из партий, ни одного конкретного плана - это очень хорошо работает. И конечно, мы к этому апеллируем, что один из плюсов кандидата в этом. А второе то, что все четыре года где-то сидит в голове, что, например, в 2003-2005 люди не выходили на улицу из-за того, почему у Саакашвили узурпирована власть, протесты не случаются, но это люди помнят. А сейчас, когда мы начали говорить о том, что Леван идет в правительство из-за того, чтобы деконцентрировать власть, это вызвало адекватную реакцию не потому, что люди массами понимают, в чем разница между парламентской и президентской республикой. Но они поняли, что это как раз то, из-за чего случилось то, что случилось с Саакашвили. Поэтому они поддерживают идею. В прошлом году был опрос, за парламентскую или президентскую, 97% говорили, что они за президентскую власть. В сентябре делали опрос, 97% голосов говорили, что за президентскую, а сейчас за два месяца буквально смогли повернуть радикально и сейчас почти, я не могу сказать, что больше за парламентскую власть, но в разных опросах разные цифры, с 37% до 50, кто поддерживает парламентскую республику. За два месяца это очень большой успех.
