Это – человек-шагающее дерево. Он высотой в три с половиной метра…
Огромная толпа детей, как, впрочем, и взрослых…
Вы сейчас увидите то, чего, наверное, никогда в жизни не видели… Все по-своему обращают на него внимание…
Ирина Лагунина: Это – коллаж из новостных репортажей о человеке-дереве. Я нашла его через интернет-сайт Программы ООН по окружающей среде. Огромный человек, из тела которого торчат корявые сучья, а изо рта – зеленая листва. Он страшный, но все-таки не очень. Он появляется на торжествах, маскарадах, шествиях и просто на улицах. Он раздает семена деревьев. Я позвонила человеку-дереву в Калифорнию, где он живет.
Клиф Спенджер: Я выступаю в роли дерева с 1996 года. И однажды я прочитал заметку о профессоре Вангари Маатай. Ее идея была настолько заразительной, что я решил связаться с движением «Зеленый пояс». И вот так я попал на тот сайт, о котором вы говорите.
Ирина Лагунина: Клиф Спенджер, так зовут человека-дерево в мирской жизни, упомянул профессора Вангари Маатай. Это – удивительная женщина в Кении, член парламента, активист экологического движения и движения за права женщин.Ей принадлежит фраза: «Когда мы сажаем деревья, мы сажаем семена мира и надежды». В 2004 году она получила Нобелевскую премию мира за движение, которое организовала и назвала «Зеленый пояс». Леса – это зеленый пояс планеты. Интервью с профессором Маатай запланировано у нас на начало 2008-го года. В конце 2007-го разговору помешали выборы в Кении. Ну а пока о профессоре Вангари Маатай рассказывает Исполнительный директор Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП) Ахим Штайнер.
Ахим Штайнер: Профессор Вангари Маатай – женщина, которую отличают удивительное воображение и упорство. Когда она впервые заговорила о том, что мы должны попытаться убедить людей во всем мире посадить миллиард деревьев, многие из нас в Программе ООН по окружающей среде и в Мировом центре агро-лесных хозяйств подумали, что это – слишком завышенные обязательства. И все-таки, когда мы начали эту кампанию – посадить миллиард деревьев – мы хотели, во-первых, призвать мир относится к проблемам изменения климата серьезно, а во-вторых, дать людям это чувство, что они сами могут что-то сделать за то время, пока международное сообщество вырабатывает новое соглашение, которое заменит Киотский протокол. За несколько дней до открытия декабрьской конференции по глобальным климатическим изменениям на Бали мы, ЮНЕП, совместно с профессором Маатай и принцем Монако Альбертом – покровителями нашего движения – смогли торжественно объявить, что к ноябрю было посажено более миллиарда деревьев. В последние дни перед конференцией случилось нечто непредвиденное – счетчик на нашем сайте начал крутиться быстрее, и мы обнаружили, что миллиард преодолен, что люди присоединили свой голос и показали, что можно что-то сделать на практике и так сказать политикам, что мир готов к действиям, чтобы противостоять изменению климата. Люди готовы к действию, и они ищут возможность лично участвовать в этом процессе.
Ирина Лагунина: Президенты Мексики, Эфиопии и Турции лично вышли и посадили деревья. Счетчик на сайте ЮНЕП – это не аллегория. Это, действительно, отсчет посаженных деревьев. На данный момент посажено 1,619,844,651 дерево. И до конца года люди обязались посадить еще 400 миллионов. А цель в 2008-м – 2 миллиарда 700 миллионов. Вернусь в Калифорнию, к Клифу Спенджеру. Как люди реагируют на ходячее дерево?
Клиф Спенджер: Реакции самые разнообразные – на обоих полюсах эмоционального спектра. Я отношусь к этому как к большому зеркалу – кто-то говорит, ой, как красиво, кто-то покрывается мурашками. То есть это всегда определенный шок – О! Но шок и О! – это не всегда плохо. Мне кажется, что это заставляет людей проснуться.
Ирина Лагунина: Но люди понимают, какое послание вы хотите до них донести? Вы говорите с ними?
Клиф Спенджер: Да, вообще создать этот костюм дерева меня подтолкнул образ «зеленого человека». Этот сказочный герой присутствует в человеческом сознании уже около 5 тысяч лет. Он проходит через многие культуры, и чаще всего это чудище с человеческим лицом и туловищем и руками-сучьями дерева. Еще это бывает человеческое лицо с сучьями, торчащими изо рта. Или лицо, полностью сложенное из листьев. Но в любом случае в мифологии «зеленый человек» символизирует нашу связь с природой. Так что когда люди видят меня, у них подсознательно возникает это ощущение, что мы связаны с природой. А именно это я и хочу донести: мы с природой – одно целое.
Ирина Лагунина: Вы пытаетесь убедить людей, что они – каждый из них – должны посадить дерево? Вот это движение ООН – миллиард деревьев – в этом году посадило больше полтора миллиардов?
Клиф Спенджер: Это так хорошо, правда? Это просто замечательно. И да, мое послание – чтобы люди сажали деревья. Я просто делаю это через общение с человеком – один на один. А в последнее время я начал раздавать семена деревьев. И очень рад, что начал это делать. Потому что если вы сажаете дерево, то это хоть немного изменяет ваше отношение к деревьям.
Ирина Лагунина: Клиф Спенджер, человек-дерево. По данным ученых, уничтожение и сжигание лесов – источник номер один загрязнения в мире. 20 процентов всего углекислого газа попадает в атмосферу из-за истребления легких планеты. Это больше, чем вред от наших машин и самолетов. И в первую очередь это касается тропических лесов. В фильме лауреата Нобелевской премии за 2007 Эла Гора – фильм называется «Неудобная правда» - есть такие кадры: съемка с самолета границы между Гаити и Доминиканской республикой. С одной стороны – со стороны Гаити – выжженная черно-бурая земля, с другой – в Доминиканской республике – тропические лесные заросли. Уничтожение лесов – это вопрос политики государства. И еще из фильма «Неудобная правда».
Вот исследование, проведенное в Нидерландах. Пик возвращения перелетных птиц 25 лет назад приходился на 25 апреля. А наибольшее количество птенцов вылуплялось 3 июня, как раз в то время, когда появлялись гусеницы. Так задумала природа. Но двадцать лет глобального потепления привели к тому, что гусеницы стали появляться на две недели раньше. Птицы попытались приспособиться к этому, но не смогли. И вот так птицы попали в беду. Есть миллионы экологических связей, которые страдают от изменений абсолютно таким же образом. /…/ Это происходит и здесь, в Соединенных Штатах. Вы слышали о проблеме лубоеда-стригуна? Лубоедов-стригунов раньше убивали холодные зимы. Но сейчас меньше морозных дней. И поэтому хвойные леса уничтожаются этими насекомыми. Есть города, которые возникли только из-за того, что они находились по высоте над уровнем обитания комаров. Могу привести в пример Найроби или Хараре. Сейчас, с глобальным потеплением, комары поднимаются на более высокий горный уровень. Появились новые распространители инфекций, и это не только комары. За последние четверть века зарегистрировано около тридцати так называемых «новых» заболеваний.
Ирина Лагунина: Организация «Всемирный свидетель» в Лондоне уже долгое время ведет расследование того, как браконьерская вырубка лесов связана с конфликтами и коррупцией, особенно в развивающихся странах. Года три назад я делала серию передач о том, как варварски уничтожались леса в Бирме – военная диктатура отдавала наделы под вырубку повстанцам взамен на перемирие. Да и сами генералы немало подзаработали на том, что направляли бесплатную рабочую силу в виде солдат на вырубку тиковых рощ. Из тика получается замечательный паркет и мебель. Но подумайте о том, что еще пару лет назад большая часть вывозимого из Бирмы тика была нелегальной. Мы беседуем с Патриком Аллей, специалистом по коррупции, конфликтам и лесам.
Патрик Аллей: Проблема с тропическими лесами – и я хочу ограничить дискуссию именно этой категорией лесов, - состоит в том, что в целом лесная промышленность известна своей коррупцией, а в случае с тропическими лесами это сочетается с коррумпированными правительствами. Для этих стран характерно плохое управление, вырубка лесов обычно производится в отдаленных и труднодоступных районах, где за этим процессом очень сложно наблюдать. То есть получается, что производство древесины в основном проходит бесконтрольно. Более того, оно не приносит экономических дивидендов этим странам. То есть уничтожение лесов и связанная с этим деградация районов ничего не давали взамен людям. И мы в какой-то момент пришли к выводу, что все разговоры о деревообрабатывающей индустрии не имеют смысла, но вдруг этот вопрос был вновь поднят в связи с изменением климата.
Ирина Лагунина: Насколько я понимаю, здесь есть две проблемы – лес и конфликты и лес и коррупция. Если говорить о конфликтах, какие страны представляют проблему?
Патрик Аллей: С точки зрения конфликтов и вырубки лесов – Бирма, которую вы уже упомянули, Камбоджа во времена «красных кхмеров», в середине 90-х, Либерия, где торговлю древесиной контролировал Чарлз Тейлор, Зимбабве – вмешательство этой страны в Демократическую республику Конго, само по себе Конго, где леса вырубались отдельными повстанческими группами. Если же говорить о коррупции, то список можно расширить, добавить к нему Камерун, Республику Конго, и еще пару стран.
Ирина Лагунина: И в какой стране дела обстоят хуже всего?
Патрик Аллей: (Смех) На этот вопрос практически невозможно ответить. Я могу вам сказать, какая страна представляет собой наибольший вызов. Это Демократическая республика Конго. В Конго сейчас второй по величине лесной массив в мире после долины Амазонки. Смешно, но конфликт в этой стране, который идет с 1996 года, на самом деле помогал сохранить леса, потому что проводить вырубку было слишком опасно. Плюс к тому не было дорог, не было инфраструктуры, так что лесная индустрия практически не работала. Но сейчас эта страна со вторым по величине лесным запасом в мире выходит из конфликта. Там очень слабое правительство, страна исключительно бедна, денег в бюджете практически нет. И при этом все лесодобывающие международные компании хотят получить там свою долю и хотят там работать. В потенциале эта ситуация может привести к полной анархии. Но, по-моему, Конго – как раз та страна, которая может предоставить человечеству возможность наладить механизмы, во-первых, контроля над деревообрабатывающей индустрией, а во-вторых, сохранения леса в интересах борьбы с глобальным потеплением. Так что это страна с фантастическим потенциалом и с фантастическим риском.
Ирина Лагунина: Но давайте как раз и поговорим о международном сообществе и мерах, которые оно может предпринять. Ведь в деревообрабатывающей индустрии нет такого механизма контроля, какой создали – не без международного нажима – алмазодобывающие компании. Алмазы маркируются, и сама эта отрасль не допускает на рынок так называемые «кровавые камни», то есть камни, добытые нелегально в странах, где идут конфликты. Ничего подобного процессу Кимберли в лесодобыче нет.
Патрик Аллей: Одна из проблем деревоперерабатывающей индустрии – и мы над этой проблемой работаем в последнее десятилетие – состоит в том, что в настоящий момент импорт нелегально добытой древесины не является нелегальным, причем нигде в мире. Например, по некоторым подсчетам, около половины ввозимой в Европу древесины из тропических лесов произведена нелегально. Около 40 процентов древесины, ввозимой в страны Большой Восьмерки, произведены на нелегальных вырубках. Но нет законов, которые могли бы это остановить. Это кажется диким, это не вмещается в сознание, но это именно так. ЕС начал разрабатывать систему, которая может привести к соответствующему законодательству. В США проект такого закона уже находится в Конгрессе. Так что, может быть, законы все-таки будут приняты. И это будет прекрасно, но настоящий момент никаких ограничений на торговлю нелегальной древесиной нет.
Ирина Лагунина: Давайте вернемся к Демократической республике Конго. Так что делает международное сообщество. Мы все понимаем, что, возможно, единственный способ для стран, подобных Конго, выйти из бедности – это рационально и выгодно для себя использовать богатейшие природные ресурсы, которые у них в избытке имеются.
Патрик Аллей: Всемирный банк около трех лет назад вышел с оценкой лесных запасов Конго и предложил в этом документе начать разработку лесов именно как способ выхода из бедности. Но когда мы увидели этот документ, мы сказали: Одну минуту! Это – парадигма, которая существует в последние 40-50 лет для всех стран с тропическими лесами. Да, леса представляют собой блестящую возможность очень быстро встать на ноги экономически и развить общество. Но если посмотреть на опыт других стран, то нет ни одного примера того, чтобы индустриальная вырубка тропических лесов принесла экономическое процветание, потому что за этой индустрией очень сложно вести контроль – где леса вырубаются, какие леса, той ли толщины деревья срезаются, платятся ли налоги, а если платятся, то куда – в казну или в карманы коррумпированных чиновников. А как я уже сказал, эта отрасль – исключительно коррумпирована, так что большая часть денег обычно оседает не в государственной казне, а где-то. И это происходило во всех тропических странах. Так что мы предложили альтернативное использование лесов в Демократической республике Конго.
Ирина Лагунина: Что значит: альтернативное использование лесов?
Патрик Аллей: Мы предложили – но этого пока не произошло – провести международную встречу, которая включала бы в себя лесничих, знающих лес как никто другой, политиков, неправительственные организации, ученых и экономистов, чтобы они посмотрели на такие вот лесные запасы, как в ДРК и прикинули, как лучше использовать этот лес. Проблема состоит в том, что никто пока не знает ответа на эти вопросы. Но чтобы дать вам представление об альтернативном использовании леса, приведу следующий пример. В той же Демократической республике Конго лес уже стоит миллиарды долларов – но на уровне местного производства. Местные люди производят вырубку, обменивают древесину на сельскохозяйственные продукты, на сельхозтехнику, оно охотятся в этом лесу. И они все на местном уровне получают выгоду от этого леса. Хорошо, может быть, это тоже наносит ущерб окружающей среде, может быть, этот процесс тоже стоит регулировать. Но это – один возможный способ использования леса. Можно рассмотреть также вопрос об оплате услуг по охране окружающей среды. Понимаю, что это звучит не слишком привлекательно, но на практике это означает, что леса как таковые представляют собой определенную ценность – они сохраняют экологические системы, они служат фильтром воды, то есть запасы воды, сельское хозяйство находятся в прямой зависимости от лесных массивов, от тех услуг, которые предоставляет лес. Это стоит денег? Кто за это должен платить за то, чтобы эти услуги по-прежнему оказывались? Ведь если лес срезать, то это окажет воздействие и на запасы воды, и на ирригацию, и на многое другое. Вот я вам дал только несколько примеров.
Ирина Лагунина: Патрик Аллей, сотрудник неправительственной организации «Всемирный свидетель». «Защита окружающей среды – это не удовольствие, это обязанность»! – таков лозунг Вангари Маатай, лауреата Нобелевской премии мира за 2004 год и основателя движения «Зеленый пояс». А вот ее жизненное кредо:
Вангари Маатай: Дерево живет. Оно прекрасно. Оно вдохновляет. Оно растет. Оно приносит тень. Оно возвращает жизнь. И дерево для людей становится символом надежды, что они могут что-то сделать для себя. Нельзя сдаваться, нельзя оставлять себя на произвол системы эксплуатации. Надо найти в себе силы, надо разорвать круг. Даже если вы начнете с такого простого первого шага – выроете ямку и заложите в нее дерево – вы уже посадите надежду в своей жизни и в жизни ваших потомков.
