Марина Тимашева: Петербург всегда был городом литературным и продолжает оставаться таковым, несмотря на все сложности нового времени. Писатели, филологи и издатели немало сделали в прошлом году и уже успели составить планы на будущий год. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Понятно, что всю литературную жизнь Петербурга не охватить в одном обзоре. Такой задачи и нет. Кроме живущих здесь литераторов, кроме издательств, выпускающих книги и залов, где устраиваются литературные вечера, в городе есть уникальное явление – Пушкинский Дом, именем которого Блок предлагал перекликаться в наступающем мраке. И есть толстые журналы, которые лучше, чем книжные прилавки, отражают литературный процесс. Без этих двух явлений, я полагаю, литературный Петербург представить нельзя. Тем более, что в 2008 году Пушкинский Дом собирается уделить самое серьезное внимание издательской деятельности. Говорит директор Пушкинского Дома Всеволод Багно.
Всеволод Багно: Сейчас у нас идут отчеты и я припоминаю свои юные аспирантские годы, это был самый любопытный момент, потому что ты можешь планировать свою жизнь на последующие годы. Для творческого человека не столь приятно осуществлять, как придумывать. Дай Бог, чтобы у всех получалась хотя бы часть того, что он придумал. Но придумывать всегда интересней. Отчеты произвели ошеломляющее впечатление. Каким образом может сделать столько маленький коллектив!
Татьяна Вольтская: Что же самое ошеломляющее из того, что Пушкинский Дом собирается издать?
Всеволод Багно: Это второе издание Достоевского, которое все знают, знаменитый тридцатитомник, который издан был уже давно, а сейчас мы можем начать готовить второе издание. Не новое издание Достоевского, а, как минимум, второе издание и, как максимум, исправленное и дополненное, чтобы осуществить издание к великому юбилею Достоевского в 21-м году. Если мы начнем это лет через пять или десять - работу не сделать. Потому что не все, кто нас слушает, понимает, насколько трудоемка академическая работа. Издать десятитомник, даже уровня «Худлита» - на это много времени не понадобится. И коллектив маленький, и времени мало. Для того, чтобы сделать академическое издание, или сделать исправленное и дополненное, которое сделано было нашими великими предшественниками, нужно, как минимум, десять лет. Это я понимаю, несмотря на то, что я, к сожалению, не отношусь к числу текстологов, как многие из моих замечательных коллег.
Недавно у нас был Ученый совет. Это была не наша инициатива, а инициатива Музея «Абрамцево» - первое академическое совместное издание, а на самом деле, проект более грандиозный, Аксаковых. Так что, как первая ласточка, это собрание академическое нашими силами, но при их поддержке и при привлечении людей со стороны - Бориса Федоровича Егорова, предположим, как председателя редколлегии, Сергея Тимофеевича Аксакова. Я очень рад, что это состоялось, это идея, которая осуществится. Я знаю своих коллег, которые этим заинтересовались, я хорошо и давно знаю Бориса Федоровича, мне чрезвычайно понравился директор музея. Такое сочетание музея и академического института, двух разного типа учреждений из двух разных мест России - блестящий пример. И это можно сделать очень небольшим коллективом, не отвлекая от других проектов сотрудников. У нас слишком много того, что еще не завершено и того, что еще просто не прозвучало. Мы, конечно, будем издавать уже и сами, если сможем, поскольку теперь Россия точно это может - и средства найти можно, и издательская база уже есть. Лет пятнадцать тому назад, когда Дмитрий Сергеевич Лихачев задумал факсимильное издание Рабочих тетрадей Пушкина, Россия не смогла бы это сделать одна. Понадобились деньги из Англии, издательская база – итальянская, материалы и высококлассная работа - моих коллег. Теперь это делается здесь, у нас есть несколько замечательных проектов факсимильных изданий. И Рукописного отдела, и Древлехранилища, и Музея. Факсимильный, как минимум, следующий цикл, который давно уже ждет осуществления - пушкинский, болдинский. Мне чрезвычайно дорог проект, это не факсимильное издание, это альбомы, но высокого качества, альбомы из нашего Фонограммархива – Русский Север. Первое, что на очереди, если это Древлехранилище, то это серия Русский Север и, по-моему, первыми должны быть подготовлены лицевой Апокалипсис и лицевое Евангелие. Те, кто знают наше Древлехранилище, знают, что это, в основном, библиотеки старообрядцев. То есть это Русский Север, где находили и до сих пор находят рукописи. Но, чаще всего - поздние. Но, если это лицевые, о которых мы говорим, то они красоты невиданной, и некоторые из них на меня, когда я увидел их впервые, произвели сильнейшее впечатление, потому что это некое предощущение, с точки зрения живописной, русского авангарда начала 20-го века.
Татьяна Вольтская: То есть Пушкинский Дом заботится о вечном. Литературный журнал «Звезда», в общем, забоится о том же, но, в несколько ином преломлении. О том, что будет напечатано в ближайшее время, говорит соредактор журнала Андрей Арьев.
Андрей Арьев: Первый номер у нас традиционно открывается стихами, и так получилось, что в последние годы в каждом первом номере - один из самых известных современных поэтов Александр Кушнер. В этом же первом номере будет, тоже один из самых известных писателей наших, Даниил Гранин со своими воспоминаниями и размышлениями под названием «Листопад». Кроме этого, будет один из самых, по-моему, интересных в мире философов натуралистов Лорен Айзли. Будет напечатан его рассказ «Самый чудесный день в году». И еще будет напечатана очень интересная вещь, документальная, Евгении Мирославской-Маркон под названием «Автобиография перед расстрелом». Это действительно автобиография, рассказанная перед расстрелом во времена Соловков. Она была на Соловках. Поразительной судьбы человек. Она из очень интеллигентной дворянской семьи, принципиально в советские годы, чтобы не участвовать в строительстве социализма, пошла на путь криминальный – стала профессиональной воровкой. Вела себя совершенно независимо, но при этом занималась всяческой уголовщиной. Ее, в конце концов, приговорили к расстрелу там же, на Соловках, и она написала свою «Автобиографию перед расстрелом», поразительный документ.
Татьяна Вольтская: Правильно я понимаю, что при том, что явно остыл интерес к истории недавней, к лагерям, к репрессиям, «Звезда» методично, из номера в номер, продолжает эту историю публиковать, раскрывать?
Андрей Арьев: Да, потому что мы считаем, что ничто не устарело. Нужно знать, что были ликвидированы члены партий, которые были до революции, выпускники, скажем, Училища правоведения. То есть гражданское общество, которое существовало в России, было ликвидировано. И знать об этом, на наш взгляд, необходимо. А еще совершенно замечательная будет публикация рассказов так называемых истинно православных христиан. В советские времена, да и до сих пор, их называют представителями «катакомбной церкви». В катакомбы их вынудили уйти. Это последователи патриарха Тихона, которые категорически не принимали новую церковь, я уже не говорю об обновленцах, даже митрополита Сергия, который в 43-м году станет патриархом, ни советскую власть, ни колхозы - ничего. Прожили вот так, по правде, как им казалось, не подчиняясь никакому насилию. Разумеется, силы у них были невелики, потому что все они пошли по лагерям, по ссылкам. Мало кто из них выжил. Но, тем не менее, те, кто остались, они в 90-е годы рассказали просто на магнитофон о своих жизнях. Это совершенно потрясающая история, абсолютно безыскусная. А также, я думаю, что очень интересна будет всем нашим читателям большая публикация, я думаю, что всю первую половину года она у нас займет, публикация Игоря Ефимова под названием «Грядущий Аттила» – прошлое, настоящее и будущее международного терроризма. Это история всего терроризма во всем мире.
Татьяна Вольтская: Наверное, Андрей Арьев прав, действительно, история и литература, литература и современность неотделимы – ни в Пушкинском Доме, ни в литературных журналах.
Марина Тимашева: Липецкий драматический театр принимал у себя Московский театр музыки и поэзии Елены Камбуровой.
Впервые Камбурова выступала в Липецке в 2002 году. Тогда приглашение исходило от управления культуры. Теперь ее пригласил православный клуб «Экклезиаст». Рассказывает Андрей Юдин.
(Звучит пение)
Андрей Юдин: Песенный спектакль, эксцентрика и фарс, трагедия и ирония, музыка звучащей строки в стиле французских шансонье 20-го века - все это представил на суд зрителей Театр музыки и поэзии Елены Камбуровой. Ощущение от исполнения фрагментов моноспектаклей такое, что пространство воображения переносит зрителя из одной эпохи в другую, а действие происходит вовсе не на сцене муниципального театра, а как бы в Москве 80-х, на Таганке.
(Звучит фрагмент спектакля)
Художественный руководитель Театра музыки и поэзии, народная артистка России Елена Камбурова второй раз в Липецке. Театральные встречи для нее - очередная возможность поделиться хорошей поэзией со зрителем.
Елена Камбурова: Все эти песни предлагают мне театральные условия существования. У меня много песен-характеров, при каком-то другом общественном климате у меня этих потенциальных зрителей могло бы быть в неисчислимое количество раз больше, умеющих чувствовать и слышать.
Андрей Юдин: По мнению Елены Камбуровой, переоценка культурных ценностей в обществе повлияла на качественный уровень нынешнего зрителя.
Елена Камбурова: Зритель немножко растерян, потому что крушатся идеалы, крушатся системы координат, и только очень сильная личность может жить по календарю вечного времени с его вечными ценностями.
(Звучит фрагмент спектакля)
Андрей Юдин: Гитарист Вячеслав Голиков, пианист, аранжировщик и музыкальный руководитель театра Олег Синкин, они создают звуковое оформление, созвучное поэзии Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы, Марины Цветаевой, Бродского, Мандельштама, Набокова, Блока, поэзии 18-го века и эти композиции, по мнению музыкантов, звучат, в исполнении Елены Камбуровой, с ее актерской и певческой индивидуальностью.
Олег Синкин: Актриса, которая выражает себя в песне. Каждая песня это, конечно, спектакль. Смысл того, что она делает – настоящее русское шансонье. Не русский шансон, который присвоили себе ребята, которые поют блатные песни, а именно шансонье. Смысл традиции французских шансонье - Бреля, Брассанса, романсы тоже, песня 16-го века. Все, что не попса, все может быть в нашем репертуаре.
Андрей Юдин: Многие зрители, послушав Елену Камбурову, открыли для себя что-то новое в душе, в театре, в музыке и поэзии. Теперь они с нетерпением ждут очередной встречи с актрисой.
Зритель: Необычно, проникает внутрь, редко слышишь такое. Хорошо все очень было.
Зрительница: Такой стиль своеобразный.
Зритель: Очень редкое явление. Это останется в памяти, в отличие от того, что развивается повсеместно.
Зрительница: Впечатление потрясающее от голоса, пластики, ритма всех песен, совершенно необыкновенных и неповторимых.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Разделяю любовь Андрея Юдина к Елене Камбуровой лично и к ее театру вообще.
В Москве завершился фестиваль детских театров «Пролог-2007». О нем расскажет Наталья Кашенцева.
Наталья Кашенцева: Завершился театральный фестиваль детских любительских театров «Пролог-2007». В России подобных фестивалей немало: «Бумборамбия», «Веснушки», «Волшебство театра» и прочие. Об особенностях «Пролога» рассказал руководитель Детского Музыкального Театра Юного Актера Александр Фёдоров.
Александр Федоров: Фестиваль «Пролог» собирает под своей крышей лучших представителей театров, где играют дети. Мы стараемся выбирать самые сильные коллективы, с каким-то интересным заделом на будущее, в которых чувствуется самостоятельная идейная направленность. Мы хотим, чтобы это была наша фирменная марка – именно профессиональность работы детских коллективов и профессиональная работа с детьми.
Наталья Кашенцева: Любопытная ситуация: всё чаще работать с детьми идут именитые актёры. Они создают театральные коллективы, набирают кружки в школах и полностью посвящают себя им. Член жюри «Пролога» заслуженный артист России Юрий Васильев уже 10 лет работает с детьми в одной из московских школ, и как никто знает, о методах работы с детьми.
Юрий Васильев: Я очень не люблю, когда немножечко навязывается режиссерское видение взрослого детям. Нужно не чтобы там двадцать четыре васильевых ходило по сцене, а чтобы это были Люба, Таня… Разбудить в них, чтобы они говорили то, что они думают. Здесь это существует. Удивительное жюри. Споры такие! Это же дети играют, а идет такая оценка, потому что уровень поднимается в некоторых спектаклях до такой степени, что он обсуждается как на нормальных фестивалях взрослых.
Наталья Кашенцева: Для юных артистов фестиваль – недетское испытание. Одно дело - играть спектакль в родных стенах театральной студии для мам и пап, совсем другое - перед настоящими зрителями, на большой сцене. Здесь всё по-взрослому: беспристрастное жюри, соперники, и награды.
Открыл фестиваль спектакль «Дюймовочка» театра-студии «Дали». Знакомую всем сказку Ганса-Христиана Андерсена рассказали языком пластики.
(Звучит сцена из спектакля)
На сцене совсем юная актриса, исполняющая роль Дюймовочки, кружится в танце с персонажами, населяющими сказку Андерсена. Жаба и ее Сын устраивают малютке настоящую «квакханалию» и учат задорным танцам, мышь заставляет её маршировать, мотылёк показывает элементы художественной гимнастики. Танцы, музыка, снова танцы - каждый номер длится долго, и от этого спектакль кажется монотонным. Только после выхода Майского Жука зал оживился и приветствовал героя аплодисментами. В итоге спектакль все же получил приз за лучшее пластическое решение, а руководитель театра Антон Луценко - за театрально-педагогическую работу с юными артистами.
Не остался без наград и «Ритм-театр», созданный при музыкальной школе имени Гнесиных. Спектакль «Город Пень» получил приз за оригинальную постановку и за дебют самым юным артистам, которые еще даже не учатся в школе.
(Звучит музыка)
Действие спектакля происходит в городе под названием Пень. Думаете, на карте страны появился ещё один город? Нет, это место выдуманное и сказочное. На бал собираются всякие лесные существа. В самый разгар веселья появляются злые пауки, они решают испытать на прочность волшебную паутину. На тропу войны выходит и Плесень. Различить, кто есть кто, и разобраться в происходящем без либретто сложно. В спектакле много танцев и музыки. В том, что на музыкальных инструментах ученики школы имени Гнесиных будут играть превосходно, никто не сомневался. Приятно удивило, что многие юные актёры, они же музыканты, исполняли произведения собственного сочинения.
Детский музыкальный театр юного актёра показывал две премьерных постановки: спектакли «Том Сойер» и «Маугли», отчего-то названный «Независимым театральным проектом». В чём же заключается его независимость, объяснял руководитель театра Александр Фёдоров.
Александр Федоров: Это собственность театра, поэтому это независимый проект. И еще он не зависел от воли главного режиссера театра. Я только наблюдал со стороны, через щелочку дверную. Очень много было давления со стороны сотрудников театра, которые говорили: «Что он делает?!». Я сказал: «Все! Независимый он!».
Наталья Кашенцева: На самом деле, «Маугли» в Детском Музыкальном Театре Юного Актера впервые был поставлен в конце 80-х годов. Теперь его восстановил режиссёр Юрий Урнов, раньше – в предыдущей версии - он сам играл роль медведя Балу. Он использовал то же либретто и музыку, но уже в современной обработке. Юрий Урнов рассказывает.
Юрий Урнов: Мы работали без всякого расчета на то, что это будет спектакль для детей младшего школьного или дошкольного возраста. Мы его продвигаем как проект для тинэйджеров. Мне очень бы хотелось, чтобы эти люди пришли, потому что мне кажется, что для совсем детей еще что-то делается, для взрослых тоже делается достаточно много. А для одной из самых интересных зрительских групп – тинэйджерской - для нее не очень много спектаклей. Хочется живого диалога 16-17-18 летних людей на сцене и в зале, поскольку этот спектакль, в первую очередь, сделан не про Маугли, а про тех людей, которые в этом спектакле играют, про их проблемы, про их способ мышления.
Наталья Кашенцева: Юрий Урнов называет свою работу «Книгой джунглей, прочитанной в эпоху перемен».
Юрий Урнов: Мне на самом деле больше всего интересно работать с этим людьми, потому что они все родились после 90-го года. Они вошли в эту жизнь в один из самых странных, хотя и самых интересных, периодов нашей российской действительности. Они росли в 90-е. С одной стороны вроде как никому не пожелаешь. А с другой стороны опыт, который люди получили в это время, когда не было вообще никаких ориентировок, он дал очень интересное поколение - очень свободное, очень независимое, со своими минусами, но при этом свободомыслящее, вольнодумающее и не стесненное даже теми рамками в их фантазии, в их сознании, которыми было стеснено поколение мое.
Наталья Кашенцева: На стене висит большой экран, на который проецируется старый советский мультик «Маугли». Декорации простые: лестницы, железные перегородки. Маугли - крепкий юноша, в джинсах, с рюкзаком, с шапкой, натянутой почти на глаза. В его руках - плеер, надеты большие наушники, в них играет ритмичная музыка. Похож на современного юношу, которого можно встретить в метро. Но, как в сказке Киплинга, «человеческий детёныш» борется за выживание, за авторитет в стае, за уважение к себе. Только вот те, с кем борется, представляют не стаю, а группировку. На противниках Маугли чёрные массивные ботинки, узкие джинсы, чёрные плащи, а в руках биты. Пластика изумляла: если бой, то бой с битами, если борьба, то бразильская капоэйра. Атмосфера накаляется с каждой сценой. Всё очень ярко, динамично. Но спектаклю не хватает лирики. Вышло, что поколение 90-х почти ничего не умеет, кроме как рвать друг другу глотки за место под солнцем. Но жюри все же отметило спектакль двумя призами: за лучший актёрский ансамбль и за музыку к спектаклю, написанную Игорем Кадомцевым.
Марина Тимашева: 7 января в Большом зале Московской консерватории состоятся российская премьера «Рождественской Оратории», написанной епископом Венским и Австрийским Иларионом. В декабре мировая премьера прошла в Кафедральном соборе Вашингтона. «Рождественская оратория» - второе сочинение Епископа Илариона, которое услышит Москва. Первое – «Страсти по Матфею» - было представлено в России и в Италии весной 2007 года.
(Звучит фрагмент исполнения)
Марина Тимашева: К сожалению, у меня нет возможности дать вам послушать саму «Рождественскую ораторию», ее записи пока не существует, поэтому в передаче я использую именно «Страсти по Матфею», чтобы вы сами могли составить впечатление о том, как звучат сочинения епископа Илариона. Он сам на встрече в Издательском Совете Русской Православной Церкви рассказывал:
Епископ Иларион: Я убежден в трех очень простых вещах, может быть, даже очень примитивных вещах. Что в музыке, во-первых, должна быть мелодия, во-вторых, в ней должна быть гармония, а, в-третьих, она должна быть доступна людям. Когда композитор пишет музыку, он не ставит перед собой какую-то идеологическую или даже миссионерскую задачу. На нотную бумагу ложится то, что созрело у него в душе, то, что накопилось у него в сердце. Причем накапливаться это могло в течение долгого времени. Мы ведь знаем, что композиторы работали очень по-разному: одни писали ежедневно, другие писали с очень большими перерывами. Мне кажется, что в музыке всякого композитора, помимо профессиональной подготовки, будет отражаться и какой-то внутренний опыт или недостаток этого опыта. В моем случае произошло так, что я на довольно раннем этапе своей жизни расстался с музыкой. Я ее бросил, как я предполагал, навсегда, ради того, чтобы служить церкви. И в течение 15 лет Муза меня не посещала вообще. Никаких признаков того, что она когда-либо меня посетит, в моей жизни не было, и для меня самого было неожиданным то, что на сороковом году жизни я начал писать музыку. Причем никаких условий для этого, естественно, мой образ жизни не создает, потому что время расписано буквально по минутам - очень много поездок, командировок и управления епархиями. Специального времени на сочинение музыки нет вообще. Но когда человеку приходят какие-то музыкальные идеи, он выкраивает какие-то минуты для того, чтобы записать это на бумаге. Я хорошо помню, как создавались некоторые части моих музыкальных произведений. Что-то писалось в самолете, что-то писалось в аэропорту Шереметьево, в Женевском аэропорту, во Фрайбурге, в ожидании встречи со студентами. Такие промежутки времени, которые являются просто паузами, которые обычно проходят у человека бесполезно, они пропадают. И вот так все это писалось урывками, без достаточных для этого условий. У меня не было, и нет сейчас, музыкального инструмента, поэтому я пишу сразу из головы на бумагу. И так вот были написаны «Страсти по Матфею». Могу сказать, что я в него вложил очень многое из того, что я пережил за годы своего служения священником. Потому что жизнь священника это, прежде всего, служение Христу, и священнослужитель это человек, который ежедневно находится в каком-то прямом контакте с Христом. То есть молитва его обращена к Христу, служение литургии, все это сконцентрировано вокруг личности, прежде всего, и учения Христа. И вот в жизни священнослужителя Христос, как личность, имеет совершенно особое значение. Я много лет живу с этой историей рождения Христа, его служения на земле, его страданий. И мне хотелось свои переживания, которые я испытываю, когда я думаю об этой истории, истории, в общем-то, очень простой и, казалось бы, даже ничем не уникальной, потому что вот мы смотрим на икону Рождества Христова, мы видим младенца в яслях, мы видим мать, то есть мы видим какую-то жизненную ситуацию, которая вновь и вновь возникает в опыте миллионов людей. И практически вся земная жизнь Христа это была жизнь каждого из нас. И нам потому, может быть, так дорога эта история, что она, с одной стороны, абсолютно уникальна, но, с другой стороны, она абсолютно обыденна. И все то, что происходило в жизни Христа, в той или иной степени происходит в нашей жизни. Кроме того, когда ты думаешь о личности Христа и его учении, то есть какие-то вещи, которые можно передать словами, а есть вещи, которые словами передать вообще невозможно. Это то, что происходит на уровне чувств, на уровне сердца и здесь мне очень помог язык музыки, потому что оказалось, что какие-то вещи, которые на словах я бы, наверное, не сказал, может быть, их и невозможно сказать словами, я попытался передать людям через музыку.
(Звучит музыка)
Марина Тимашева: Еще до «Страстей по Матфею» епископ Иларион написал Всенощную и Литургию, говорит, что из практических соображений.
Епископ Иларион: Потому что я 20 лет служу литургию и просто, честно говоря, меня всегда раздражало, что в алтаре происходит какое-то одно священнодействие, а на клиросе происходит что-то совсем другое. То есть в алтаре идет некая единая, непрерывная молитва, а на клиросе берется каждое произведение - вот это - одного автора, это - другого, это - третьего - как серия каких-то разрозненных концертных номеров. Для человека, который служит литургию, все это слышит, это очень отвлекает. Я очень долго надеялся, что появится такая цельная литургия, где от начала до конца она была бы проникнута каким-то общим настроением. Причем настроением такого внутреннего покоя, внутреннего мира, который необходим для служения литургии и для участия в литургии. И я бы сказал, что я эту музыку писал для себя, чтобы мне было комфортно и удобно под эту музыку совершать литургию. Я даже там по времени рассчитал какие-то вещи. Например, «Тебе поем, …» у меня длится четыре минуты. А четыре минуты оно длится потому, что четыре минуты этот тот момент, когда после «Преждеосвященных даров» священнослужителю нужна какая-то пауза, ему нужно в молчании две минуты постоять перед престолом. Этих двух минут никогда нет, потому что хор закончил, пауза, все ждут продолжения, и некогда просто помолиться священнику от себя. Поэтому я сделал так, чтобы была возможность этой паузы. В какой-то степени я вложил в эту музыку свой литургический опыт.
Марина Тимашева: И вот новое сочинение - «Рождественская оратория», которое прозвучит 7 января в Большом зале московской Консерватории
Епископ Иларион: «Рождественская оратория» отличается от «Страстей по Матфею» по сюжету, по общему настроению, и по исполнительскому составу. Потому что история «Страстей» это история, которая требовала очень аскетического состава исполнителей - это струнный оркестр и хор. То есть как бы два хора – хор человеческих голосов и хор струнных инструментов. Здесь, в «Рождественской оратории», я позволил себя использовать полный состав симфонического оркестра с духовыми, деревянными, медными, с ударными инструментами, и два хора – хор мальчиков и хор взрослый. Идея заключалась в том, чтобы эти два хора символизировали человеческий род и ангельский лик. И хвала родившемуся в Вифлееме Христу возносилась от этих составляющих частей этой мысленной Вселенной, то есть от людей и ангелов. И, конечно, Рождество это праздник, поэтому в сочинении много праздничной музыки, хотя это праздничность не такого рождественско-колядочного сорта. Вот в этой радости, которую мне хотелось предать через музыку, в нее мне хотелось вложить и богословское содержание. Прежде всего, чтобы каждое слово, и каждый звук все-таки напоминали о том, что Рождество - это не просто Рождество, а это Рождество Христово. Это празднование пришествия в мир Господа Спасителя, то есть событие, которое перевернуло всю человеческую историю, и которое переворачивает жизнь миллионов людей в наше время. Сочинение начинается с такого ветхозаветного пролога, первая часть написана в форме пасакалии, на слова «Придите, поклонимся и припадем Христу». Это такой вступительный хор, и далее следует чтение из Книги пророка Исайи. То есть это ветхозаветное пророчество о Христе, и затем шестиголосная фуга, где все инструменты оркестра вступают постепенно, один за другим. И вот уже после этого пролога ветхозаветного начинается новозаветное повествование о Благовещении, о Рождестве Христовом, и здесь евангельские чтения чередуются с различными музыкальными номерами для оркестра, для хора, для хора с оркестром, солистов с оркестром, для солистов с хором и все это приходит к заключительной части, где два хора поют: «Слава в Вышних Богу» в сопровождении оркестра. То есть общая динамика, это, я бы сказал, от мрака к свету. По музыкальному языку это сочинение будет довольно существенно отличаться от «Страстей по Матфею». Там, конечно, была очень очевидная и намеренно задекларированная в названии ориентированность на барочные модели, баховский стиль, а также и опора на традиции русского церковного пения. В этом новом сочинении, я думаю, гораздо немее заметны вот эти опоры и на барочную традицию, и на традицию русского церковного пения. Она присутствует только в некоторых номерах, а самое главное, что я хотел бы, чтобы через эту музыку те, кто ее услышит, вновь пережили бы историю Рождества Христова и вновь осознали бы смысл этого удивительного события, которое является не только событием человеческой истории, но и духовным событием для многих из нас.
Марина Тимашева: Две премьеры отличаются друг от друга не только городами и странами, но и составом участников - разные солисты и разные оркестры. Мужской хор Третьяковской галереи и московская хоровая капелла мальчиков репетировали сперва с одним оркестром, а потом – с другим. В Москве "Рождественскую ораторию" исполнит Большой симфонический оркестр под руководством Владимира Федосеева, а в Вашингтоне она была представлена силами оркестра Министерства обороны под управлением Валерия Халилова. На мой вопрос о соотношении канона с творческой свободой Епископ Иларион отвечал.
Епископ Иларион: Во-первых, если говорить о церковной музыке, то там есть определенный ярко выраженный канон. Церковная музыка в нашей теперешней ситуации должна быть такой, на мой взгляд, чтобы человек не стоял и не слушал музыку в течение всей службы, а чтобы он молился. То есть ему должно казаться, что это музыка, которую он слушал, может быть, много лет уже, она должна естественно ложиться на его слух и не отвлекать от молитвы. Это требование именно к чисто церковной музыке для церковного клироса. Когда же композитор пишет музыку для концертного зала, то здесь, по сути дела, никакого канона нет, и здесь, наверное, в известной степени, композитор может сам для себя создавать канон. Допустим, в «Страстях по Матфею» и в «Рождественской оратории» каноном для меня было чередование евангельского чтения с музыкальными номерами, которые выдержаны в некоей определенной, достаточно строгой манере. Какие-то рамки, безусловно, нужны, тем более, что всякий музыкант и композитор знает, что, помимо вдохновения, в музыке важную роль играет просто работа и правильное структурирование музыкального сочинения, потому что, скажем, тема для фуги может прийти сама, но то, что ты с ней сделаешь, это продукт твоего труда, и эту тему нужно иногда, как в математике, рассчитывать. То есть, где она должна появиться так, где она может быть в обращении, в увеличении или в уменьшении, или где ее вообще надо убрать, где должна быть кульминация. И здесь уже какое-то сочетание, с одной стороны, интуиции, но, с другой стороны, и очень точного расчета. Что меня всегда абсолютно ошеломляло в музыке Баха, это то, что она слушается, как будто она льется с неба, а когда ты смотришь ноты, ты видишь, что там все просчитано как будто на электронно-вычислительной машине. Искусство фуги, например, если взять. Это абсолютно поразительное сочетание идеальной формы, идеального мастерства и, в то же время, вдохновения, которое через эти звуки передается каждому слушателю.
(Звучит музыка)
Марина Тимашева: Недавно у нас был репортаж на тему «историки шутят», а сегодня Илья Смирнов подобрал святочные шутки из книги, выпущенной Институтом мировой литературы имени А.М. Горького, это сборник научных статей «Россия и Запад в начале нового тысячелетия», «Наука», 2007.
Илья Смирнов: В филологию меня занесло не корысти ради, а токмо в ответ на вторжение филологов в историческую науку. Не такое, конечно, массированное, как со стороны математика, осчастливившего нас «новой хронологией», но тоже довольно радикальное. Намерение всерьез поосмыслять исторический опыт человечества заявлено уже в названии книги. А во введении сформулирован принцип подхода. «В 90-х годах минувшего столетия особую популярность в гуманитарных науках снискала имагология - направление, исследующее отношение к действительности как к некоему образному тексту, когда сам образ понимается не только как элемент, часть и даже способ изучаемого текста, но и как общее представление о мире, странах, городах, их обитателях и т.д.» (5). Понимаете? «Элемент текста» это в то же самое время его «способ» (кстати, «способ текста» - что бы это значило по-русски?) и заодно «общее представление о мире» и об обитателях различных городов. На практике эта новая методология раскрывается в первой же статье под названием «Россия и Запад в исторической перспективе». Оказывается, призвание варягов – этот «главный миф Киевской Руси до сих пор остается предметом научных споров». «В постсоветской России ряд ученых и общественных деятелей тоже с негодованием опровергают эту теорию…» (13) Вообще-то «норманизм» с негодованием опровергали при Сталине. Как разновидность космополитизма. А последние открытия археологов – как раз «постсоветские» - свидетельствуют о самом активном участии скандинавов в формировании древнейшей Руси HYPERLINK "/ library / id _105. html " http :// scepsis . ru / library / id _105. html . Может быть, коллеги филологи знакомы с какими-то сверх-новейшими работами Новгородской, Смоленской или Староладожской экспедиций? И точно – заявление-то не голословное, а подкреплено ссылкой, как и положено в научной литературе. Знаете, на что? На газетную статью. Причем в газете, которая активно рекламирует в качестве «историков» то Олега Платонова, то Юрия Петухова.
И сразу же вслед за «мифом» о варягах – еще одно заявление, уже не патриотическое, а как раз наоборот: «В действительности монголы опережали русские племена – и не только в военных технологиях, но и в области администрации и финансов. Монгольское владычество способствовало становлению на Руси новой (монархической) государственности». Тут уж просто: хоть стой, хоть падай. Почему опережали? И до Батыя какая была государственность у Рюриковичей? Неужто либеральная?
Это, Петька, наука имагология, «когда элемент понимается как общее представление». Или как отсутствие такового.
Заинтригованный, открываю последний материал сборника. Там монгольская тема продолжается. «В принципе, нет кардинального различия между империей Батыя и его потомков…и, скажем, империей Карла Великого» (281). Вообще-то, об особенностях кочевых империй написаны толстые монографии. Филологи не обязаны ими интересоваться, но тогда не надо и публиковать размашистых обобщений на сей предмет. Дальше. «Идея социализма-коммунизма (именно так, через черточку, будто бы одно и то же) и определенные опыты практического ее осуществления характерны для всей истории человечества, начиная с древнейших цивилизаций Европы, Азии, Африки и Америки» (299). Ну, ладно бы, сослались на первобытный коммунизм как «определенный опыт практического осуществления», хотя какая была на сей предмет «идея» у охотников на мамонта, науке не известно. Так ведь нет – «начиная с древнейших цивилизаций», характеризовавшихся вообще-то крайними формами социального неравенства. Причем «древнейшие» – все сразу, как предписывает имагология. И опять же ссылка. Нет, не на газету. Намного солиднее. «Это убедительно, с опорой на многочисленные и многообразные исторические факты, показано в труде Игоря Шафаревича» (316). Ура. Эксперт по всем цивилизациям сразу - Игорь Шафаревич - принял в компартию фараона Хеопса, Саргона Аккадского и Агамемнона.
Ну, и главное, уже не про шумеров, а про Россию. «…В России существовал своего рода единый «инородный» стержень, пронизывающий власть (в самом широком смысле этого слова) сверху донизу – от членов ЦК партии Ленина до командиров пулеметных отделений». И рекомендация: «…Нет сомнения, что громадная роль и иностранцев, и евреев в русской революции ещё ждет тщательного и основательного изучения» (292). Понимаете? Изучения только ждет. Но сомнения уже нет.
Таким юмором пересыпана вся книга. «Революция устранила само название «Россия» с карты мира» (64). Интересно, а как же она называлась, наша бедная безымянная страна после революции? Не помните? Подсказываю: «Российская Советская…». Или вот ученая сноска: «термин «Нерусь» взят мною у философа Ивана Ильина» (75) – повторяю, если кто не расслышал: «термин «Нерусь». Вообще-то коричневые в разных странах изобрели много оскорбительных кличек для людей неправильной национальности HYPERLINK " http :// www . baznica . info / pagesid -3206. html " http :// www . baznica . info / pagesid -3206. html , но я и не подозревал, что это философские термины. Век живи, век учись. Ещё: «Спор славянофилов и западников в Х1Х столетии ушел в прошлое и сменился в ХХ в. революционными течениями, в том числе марксизмом –ленинизмом, исламским фундаментализмом и др.» (206). «Спор сменился течениями». И главное, никого не насторожило, что «революционный» и «фундаментализм» как-то плохо сочетаются. А вот прямо по специальности, о литературе. «…Лидия Чарская, несмотря на всю ее популярность, была также вытеснена такими «высококультурными» (в уничижительных кавычках) законодателями детской литературы, как Чуковский» (139). Действительно – что такое Чуковский по сравнению с Лидией Чарской?
Видишь, вроде бы, поставлен интересный вопрос: об особенностях женского литературного творчества. Если бы удалось достоверно установить его отличия от мужского… Но для этого нужна исследовательская методика, сродни той, которую разработал Юрий Евгеньевич Березкин для американского фольклора. А тут вместо методики – случайный подбор произведений, который венчается, с позволения сказать, выводом: «такое понимание «женской прозы» высвобождает возможный модус ее бытия: через «конституирование… чистой возможности среди чистых возможностей». В литературном произведении восхождение к «некоему в чистом смысле возможному ego (автора, героя, читателя – А.Б.), к одной из чистых возможностей… фактического ego“ происходит именно через актуализацию самых разных переживаний, обретающих статус эстетических и претворяющих ментальную данность в идеальную…“ (153). Больше не могу. Филология – это, между прочим, наука о языке.
Конечно, не все работы, включенные в издание Института Горького, таковы. Я обнаружил, по крайней мере, две статьи – Петра Васильевича Палиевского о Маргарет Митчелл и Феликса Феодосьевича Кузнецова о Шолохове - не уполномочен их оценивать как специалист, но как читатель отмечаю, что поставлены конкретные проблемы, они основательно разобраны, сделаны выводы, и все это изложено по-человечески, без „ментальных данностей“.
Но общего впечатления от книги – какой-то мистификации, панк-шоу в академической упаковке – эти статьи не меняют. А потом скажут, что нужно давать больше бюджетных средств на академическую науку. На всю сразу, не различая биохимиков, разрабатывающих новые вакцины, и специалистов по „имагологии неруси“.
Взять, что ли, и мне написать для следующего сборника статью об общих тенденциях литературного процесса: что нет кардинального различия между поэзией Антон Палыча Маяковского и Льва Николаевича Тютчева.
